Эта история широко освещалась прессой и телевидением, а сама леди должна была написать книгу. Леди звали Эстер Адаме, дважды разведена, двое детей. Ей уже стукнуло тридцать пять, и можно было предположить, что увлечение это станет последним. Уже появились морщины, обвисла грудь, делались толще лодыжки и икры, возникли первые признаки живота. Америке издавна внушали, что красота свойственна только молодости, и особенно это касается лиц женского пола. Но Эстер Адаме была наделена печальной красотой безысходности и грядущей гибели. Ощущением грядущей гибели от нее веяло за версту, и это придавало ей некую сексуальную притягательность - так привлекает к себе доведенная до отчаяния увядающая женщина в баре, битком набитом мужчинами.
Эстер хорошенько осмотрелась, поняла, что от американских мужиков проку мало, и села в самолет, направлявшийся в Южную Америку. В джунгли она вошла с фотокамерой, портативной пишущей машинкой, утолщающимися лодыжками и белой кожей - и отхватила себе людоеда, чернокожего людоеда: Маджу Турупа.
У Маджи Турупа было чудесное выражение лица. Казалось, на его лице отразились ровно тысяча похмелий и ровно тысяча трагедий. И это чистая правда - он пережил ровно тысячу похмелий, а источником всех трагедий было одно: орудие Маджи Турупа, его огромное орудие. Ему отказывали все девушки селения. Двух девушек он разорвал своим орудием насмерть. В одну он проник с фронта, в другую - с тыла. Не важно.
Маджа был одиноким мужчиной, он пил и предавался раздумьям о своем одиночестве, пока не появилась Эстер Адаме с проводником, белой кожей и фотокамерой. После официальных представлений и нескольких стаканчиков у костра Эстер вошла в хижину Маджи, выдержала все, на что Маджа Туруп был способен, и попросила еще. Это было чудо для них обоих, и их сочетали браком на трехдневной племенной церемонии, во время которой средь танцев, колдовских заклинаний и хмельного угара были зажарены и съедены взятые в плен представители враждебного племени. А после церемонии, после того как рассеялись все похмелья, начались неприятности. Шаман, обративший внимание на то, что Эстер так и не отведала мяса жареных членов враждебного племени (гарнированного ананасом, маслинами и орехами), объявил во всеуслышание, что она вовсе не белая богиня, а одна из дочерей злого бога Ритикана. (Много веков назад Ритикана изгнали из племенного рая за отказ употреблять в пищу все, кроме фруктов, овощей и орехов.) Это заявление привело к расколу в племени, и двоих друзей Маджи Турупа немедленно умертвили за разговоры о том, что способность Эстер управляться с орудием Маджи - уже само по себе чудо, а тот факт, что человеческое мясо в ином виде она в рот не берет, ей можно простить, по крайней мере временно.
Эстер и Маджа сбежали в Америку, точнее в Северный Голливуд, где Эстер принялась хлопотать о предоставлении Мадже Турупу американского гражданства. Как бывшая школьная учительница, Эстер начала учить Маджу пользоваться одеждой, английским языком, калифорнийскими винами и пивом, телевизором и едой, купленной в соседнем магазине самообслуживания. Телевизор Маджа не только смотрел, он выступил по нему вместе с Эстер, и они публично объяснились в любви. После чего они вернулись в свою квартиру в Северном Голливуде и предались любовным утехам. Потом Маджа сидел посреди ковра со своими учебниками английской грамматики, пил пиво с вином, играл на бонгах и тянул на одной ноте родные напевы. Эстер трудилась над книгой о Мадже и Эстер. Книгу ждали в крупном издательстве. Эстер оставалось лишь все записать.
Как-то утром, часов в восемь до полудня, я лежал в постели. Накануне я проиграл сорок долларов на ипподроме "Санта-Анита", мои сбережения в Калифорнийском федеральном банке катастрофически таяли, и за целый месяц я не написал ни одной приличной статьи. Зазвонил телефон. Я проснулся, подавил рвотный позыв, прокашлялся, поднял трубку.
- Чинаски?
- Это Дэн Хадсон.
Дэн выпускал в Чикаго журнал "Пламя".
Платил он неплохо. Он был и редактором, и издателем.
- Привет, Дэн, мать твою.
- Слушай, есть работенка - аккурат по твоей части.
- Отлично, Дэн. А о чем речь?
- Я хочу, чтобы ты взял интервью у той суки, что вышла замуж за людоеда. ПОБОЛЬШЕ секса. Перемешай любовь с ужасами, понял?
- Понял. Я этим всю жизнь занимаюсь.
- Если успеешь до двадцать седьмого марта, считай, что пятьсот долларов у тебя в кармане.
- Дэн, да за пятьсот долларов я из Берта Рейнольдса лесбиянку сделаю.
Дэн дал мне адрес и номер телефона. Я встал, ополоснул лицо, принял две таблетки алка зельцер, откупорил бутылку пива и позвонил Эстер Адаме. Я сказал, что хочу осветить в печати ее отношения с Маджой Туру-ном как одну из величайших любовных историй двадцатого столетия. Для читателей журнала "Пламя". Я заверил ее, что это поможет Мадже получить американское гражданство. Она дала согласие на интервью в час пополудни.
Это была квартира на третьем этаже, в доме без лифта. Дверь открыла она. Маджа сидел на полу со своими бонго и пил из горлышка недорогой портвейн. Он был бос, в облегающих джинсах и белой футболке в черную полоску. Эстер оделась точно так же. Она принесла мне бутылку пива, я взял из пачки на столике сигарету и приступил к интервью.
- Когда вы с Маджой познакомились?
Эстер назвала дату. Кроме того, она точно назвала время и место.
- Когда вы впервые почувствовали любовное влечение к Мадже? Какие обстоятельства этому сопутствовали?
- Ну что ж, - сказала Эстер, - это было...
- Она любить меня, когда я давать ей штуковину, - сообщил Маджа с ковра.
- Он довольно быстро выучил английский, не правда ли?
- Да, у него блестящие способности. Маджа взял свою бутылку и сделал изрядный глоток.
- Я втыкать в нее эту штуковину, она говорить: "О боже мой, боже мой, боже мой!" Ха-ха-ха!
- У Маджи изумительное телосложение, - сказала она.
- Она также глотать, - сказал Маджа, - хорошо глотать. Глубокая глотка, ха-ха-ха!
- Я сразу полюбила Маджу, - сказала Эстер,- меня сразило выражение глаз, лица... столь трагическое. И походка. Он ходит, да-да, он ходит почти как тигр.
- Ебля, - сказал Маджа, - мы ебать еблю, ебливую еблю. Я уставать. Маджа выпил еще. Он посмотрел на меня:
- Ты ебать ее. Я устал. Она большой ненасытный туннель.
- Маджа обладает подлинным чувством юмора, - сказала Эстер, - это меня тоже в нем привлекает.
- Во мне тебя влекает одно, - сказал Маджа, - мой мочезарядный телеграфный столб.
- Маджа пьет с самого утра, - сказала Эстер, - вы должны его извинить.
- Может, я приду потом, когда он будет себя получше чувствовать?
- Да, наверное, это разумно.
Эстер назначила мне встречу на следующий день, в два часа дня пополудни.
Это ровным счетом ничего не меняло. Все равно мне были нужны фотографии. У меня был один знакомый спившийся фотограф, некто Сэм Джейкоби, который хорошо знал свое дело и взял бы за работу по-божески. Я привел его с собой. День выдался солнечный, слой смога был очень тонкий. Мы подошли к двери, и я позвонил. Ответа не последовало. Я позвонил еще раз. Дверь открыл Маджа.
- Эстер не дома, - сказал он, - она в магазин.
- Мы условились встретиться ровно в два. Я хотел бы войти и подождать.
Мы вошли и сели.
- Я играть вам на барабанах,- сказал Маджа.
Он сыграл на барабанах и спел несколько про-гяжных песен, рожденных в джунглях. Получаюсь у него весьма неплохо. На нем были те же тжинсы и полосатая футболка.
- Ебля, ебля, ебля, - сказал он, - это все, чего она хотеть. Она делать меня сумасшедший.
- Скучаешь по джунглям, Маджа?
- Главное - не срать против течения, папаша.
- Но она любит тебя, Маджа.
- Ха-ха-ха!
Маджа сыграл нам еще одно соло на барабанах. Даже пьяный он это делал неплохо.
Когда Маджа закончил, Сэм сказал мне:
- Как по-твоему, у нее в холодильнике может быть пиво?
- Вполне.
- У меня что-то нервишки пошаливают. Мне нужно пиво.
- Сходи посмотри. Возьми парочку. Я ей потом куплю. Надо было с собой взять.
Сэм встал и ушел на кухню. Я услышал, как открывается дверца холодильника.
- Я пишу о вас с Эстер статью, - сказал я Мадже.
- Не женщина, а большая яма. Никогда не заткнуть. Как вулкан.
Я услышал, как Сэм на кухне блюет. Он был запойным пьяницей. Я знал, что он пришел с похмелья. И тем не менее он был одним из лучших фотографов. Потом стало тихо. Сэм вышел. Он сел. Пива он не принес.
- Я снова играть на барабанах, - сказал Маджа. Он снова сыграл на барабанах. У него все еще получалось неплохо. Хотя и похуже, чем в прошлый раз. Вино возымело действие.
- Идем отсюда, - сказал мне Сэм.
- Надо дождаться Эстер, - сказал я.
- Идем, старина, - сказал Сэм.
- Ребята, хотеть немного вина? - спросил Маджа.
Я встал и пошел на кухню за пивом. Сэм увязался за мной. Я направился к холодильнику.
- Прошу тебя, не открывай! - сказал он.
Сэм подошел к раковине и вновь принялся блевать. Я посмотрел на холодильник. Открывать не стал. Когда Сэм проблевался, я сказал:
- Ладно, идем.
Мы вышли в переднюю комнату, где все еще сидел подле своих бонгов Маджа.
- Я играть барабан еще раз, - сказал он.
- Спасибо, Маджа, не надо.
Мы вышли, спустились по лестнице и оказались на улице. Сели в мою машину. Я отъехал. Что сказать, я не знал. Сэм не сказал ни слова. Мы находились в деловом районе. Я подъехал к бензоколонке и велел служителю залить полный бак обычного. Сэм вышел из машины и направился к телефонной будке звонить в полицию. Я увидел, как Сэм выходит из будки. Заплатил за бензин. Интервью я не получил. И недосчитался пятисот долларов. Я ждал, когда Сэм дойдет до машины.
