Предлагаю вашему вниманию один интересный рассказ Джошуа Харриса. Конечно в нем есть доля аллегории, но все равно наталкивает на глубокие мысли....
Однажды между сном и явью, я оказался в комнате. Ничто в этой комнате не привлекало взгляда, кроме стены с выдвижными ящичками. Это были ящички, подобные библиотечному каталогу, который перечисляет названия книг по алфавиту. Но этот каталог простирался от пола до потолка и казался бесконечным во всех направлениях. На этикетках были самые разные надписи. Когда я приблизился к стене, первым, что привлекло моё внимание, была надпись Девушки, которые мне нравились. Я открыл ящичек и начал перебирать карточки. Прочитав с десяток, я захлопнул ящичек, осознав, что узнаю имя на каждой карточке. Никто мне того не говорил, но я понял и без подсказок, где я нахожусь. Эта безжизненная комната, полная маленьких карточек, была огромным каталогом моей жизни. Тут были записаны события каждого мгновения моей жизни, маленькие и большие, в деталях, которые моя память была не в состоянии вместить. Чувства удивления и испуга перемешались во мне, когда я начал открывать ящички и исследовать их содержимое. Некоторые карточки вызывали радостные чувства и сладостные воспоминания, другие чувство стыда и сожаления, такое сильное, что я даже оглядывался: не смотрит ли кто на карточки через моё плечо. Ящичек с надписью Друзья стоял рядом с тем, что был назван Друзья, которых я предал. Обыденные названия чередовались со странными: Книги, которые я читал, Ложь, которую я говорил , Мир, который я дарил , Шутки, над которыми я смеялся. Некоторые поражали своей точностью. Вещи, из-за которых я кричал на своих братьев. Некоторые мне не хотелось тут видеть. Вещи, которые я сделал в порыве злости, Фразы, сказанные родителям в сердцах. Я не хотел бы ознакомиться с их содержимым. Часто в ящичках было больше карточек, чем я ожидал. Иногда меньше, чем я надеялся. Я был ошарашен объёмом жизни, которую я прожил. Возможно ли за двадцать с лишним лет совершить то, о чём говорят эти тысячи, миллионы карточек? Но каждая из них повествовала правду. Каждая была написана моим почерком. Под каждой стояла моя подпись. Тогда я вытащил ящичек, названный Песни, которые я слушал. Я осознал, что он вырос, чтоб вместить всё содержимое. Карточки были набиты плотно, но даже через полтора метра ящика я не обнаружил ни малейшего намёка на то, что он когда либо закончится. Я закрыл этот ящичек, устыжённый не столь тем, какие песни я слушал, сколь тем огромным количеством времени, которое я на них потратил. Я подошёл к ящику с табличкой Похотливые мысли и почувствовал, как мурашки пробежали у меня по спине. Я выдвинул ящичек на пару сантиметров, не желая знать, сколько карточек находится в нём, и вытащил первую попавшеюся запись. Насколько детальным было её содержание! Меня бросило в жар от одной только мысли, что такой момент моей жизни мог быть записан. Внезапно я почувствовал звериную ярость. Одна мысль вертелась в моей голове: Никто не должен увидеть эти карточки! Никто не должен узнать про эту комнату! Я должен уничтожить их! Я резко выдернул первый попавшийся ящичек ( его размер уже не имел для меня ни малейшего значения). Я должен был опорожнить его и сжечь все карточки. Начав вытряхивать их на пол, я обнаружил, что ни одна карточка не покидает своё место. Тогда я вытащил одну карточку и, попытавшись разорвать её, понял, что она крепче стали. Поверженный и беспомощный, я вернул ящичек на место. Упёршись лбом в стену, я издал долгий жалостливый вздох. И тогда я увидел ещё один ящичек. Заголовок гласил: Люди, с которыми я поделился Благой Вестью. Ручка была светлее и новее, чем у ящичков вокруг, - казалось, что этим ящичком никогда не пользовались. Я потянул за ручку, и пятидесятисантиметровый ящичек упал мне на ладонь. Карточки в нём можно было пересчитать на пальцах одной руки. Слёзы хлынули из моих глаз. Хлюпая носом, я опустился на колени и горько зарыдал. Зарыдал от переполняющего стыда за всё это. Таблички на ящичках завертелись хороводом в моих полных слёз глазах. Никто не должен знать об этой комнате. Я должен закрыть её, а ключ потерять. Когда слёзы иссякли, я увидел Его. Нет, только не Его! Не здесь! Кого угодно, только не Иисуса. Беспомощно я смотрел, как Он открывает ящички и просматривает карточки в них. Я не находил в себе сил взглянуть в Его глаза. В те редкие моменты, когда я бросал взгляд на Его лицо, я ощущал, как скорбь переполняет Его сердце. Скорбь, которая была во много раз глубже моей собственной. Казалось, Он интуитивно выбирал наихудшие ящички. Зачем Он это всё читает? Он не должен этого делать! Наконец Он развернулся и посмотрел мне в глаза через всю комнату. Он смотрел на меня с безграничной жалостью, и я почему то вспомнил, как когда то в детстве мне было жалко собаку, которую сбил автомобиль, и она тихо умирала, лёжа на грязной обочине. Но жалость в Его глазах не злила меня. Я уронил голову, закрыл лицо руками и вновь заплакал. Он подошёл и просто обнял меня за плечи. Он мог сказать мне так много. Но Он не сказал ни слова. Он сидел и плакал вместе со мной. Потом Он встал и пошёл назад к картотеке. Начиная с конца комнаты, Он вытягивал ящички и одну за другой подписывал карточки поверх моей подписи. Нет! - закричал я, подбегая к Нему. Всё, что я мог сказать, было: Нет, нет! Я вырвал карточку из Его рук. Его Имя не должно быть на них. Но оно там было, такое яркое, такое живое, такое красное. Имя Иисуса покрыло моё. Оно было написано Его кровью. Он забрал карточку назад и, усмехнувшись грустной улыбкой, продолжал подписывать карточки. Я не думаю, что когда-либо пойму, как Он закончил всё так быстро, но вскоре Он закрыл последний ящичек и приблизился ко мне. Он положил руку на моё плечо и сказал: Я закончил. Я встал, и Он повёл меня прочь из комнаты. В двери не было замочной скважины, были карточки, которые предстояло написать .
