Федор Шаляпин на картине Константина Коровина

23 декабря Израильская Камерная опера дала концерт, посвящённый 140-летию со дня рождения величайшего певца ХХ столетия Фёдора Ивановича Шаляпина, являвшегося обладателем мощного баса и известного также как реформатора оперы.

Они так непохожи: один — худой и подтянутый с карими глазами, другой — могучего телосложения с огромными серыми. И вера у них разная. Первый — двенадцатый сын в обыкновенной семье крымских евреев, второй — исповедовал православие, знаменит и вхож в самые именитые и модные салоны Петербурга и Москвы конца девятнадцатого века. Однако было нечто, что объединяло их.

… Природа Крыма столь прекрасна сколь и богата. И мнение о том, что только ленивый в Крыму бедный, вполне разделял глава многочисленного семейства Моисей Гершенович. Их род с незапамятных времен жил в этих местах, исповедуя древнюю религию, передавая из поколения в поколение еврейские законы и традиции, воспитывая детей на заповедях Всевышнего, выращивая виноград. Виноградники Гершеновича занимали огромное пространство от Ялты до Симферополя. Лучшие сорта Моисей Гершенович поставлял князю Голицыну в Судак, где производились шампанские вина. Князь весьма благосклонно относился к семейству Гершеновичей и можно предположить, что принимал активное участие в судьбе детей сударя Моисея. Так князь Голицын уважительно обращался к Моисею Гершеновичу, основному поставщику винограда для лучших голицинских вин.

Все восемнадцать, оставшихся в живых, детей Гершеновича получили образование. Учились в Севастополе и Симферополе в гимназиях, реальных училищах. По окончании учебы преподавали в гимназиях, служили акушерами, сестрами милосердия в городах черноморского побережья. Были даже народовольцы. Что поделать, беспокойный 19-й век с его брожением умов!

Дело отца продолжил 12-й сын Гершеновича, Лев. У него это получалось лучше других. Он сердцем чуял, на каких склонах какие сорта винограда лучше себя проявят. От отца Лев унаследовал любовь к земле и торговому делу. Доходы позволяли и он открыл сеть посудных магазинов в Ялте и Симферополе. Его посетителями и покупателями были состоятельные крымчане и заезжие гости, отнюдь небедные, которые охотно покупали изделия из фарфора, фаянса, хрусталя, серебра и золота лучших фабрик России и из-за рубежа.

Виноградники и торговля требовали немало сил. Однако у Льва было еще одно пристрастие, которому он отдавал много времени — музыка. Она его вдохновляла, успокаивала, погружала в состояние блаженства. Сначала он играл для себя дома, а позже в хоре балалаечников под управлением композитора и знаменитого исполнителя на балалайке того времени, одного из организаторов инструментального русского народного оркестра Бориса Трояновского. Ялтинский оркестр, или как его называли хор, состоял в основном из евреев. В какой-то период коллектив был достаточно популярным среди местного населения и гостей черноморского побережья. Игра на русской балалайке еврейской музыки удивляла и радовала одновременно. Это необычно и красиво.

Возможно, у Льва были более серьёзные намерения относительно музыки, но в конце 19-го века в еврейских семьях об этом не говорили. И вряд ли старый отец одобрил бы желание сына оставить торговлю и виноградники ради музыки, хотя ему было приятно, что Лёву выделяли среди остальных музыкантов за виртуозную игру на балалайке. Поэтому, когда у Льва появились свои дети и он понял, что у них есть талант и желание посвятить себя музыке, приложил все усилия, чтобы они научились играть на музыкальных инструментах.

Дочери Фане нравились пианино, а сыну Виктору — скрипка. Скрипка, которая с незапамятных времен была неотъемлемой частью еврейского бытия со всеми проявлениями характера, страстями, страданиями, радостями! Виктор станет знаменитым музыкантом!

Но все это и многое другое, что повергнет в шок человечество, будет позже — большевистский переворот в России, расстрел царской семьи, изгнание коренного населения Крыма в Среднюю Азию, Голодомор в Украине, уничтожение фашистами евреев полуострова. Из многочисленного семейства Гершеновичей эвакуироваться в Среднюю Азию удалось только внучке Моисея Фане с годовалой дочкой Лилей. Остальных расстреляли немцы во время Второй мировой войны 1941-1945 годов. Но в начале 20-го века на лазурный берег Крыма съезжается элита русской интеллигенции. Здесь отдыхают от городской суеты, ведут неспешные беседы, философствуют, спорят, пишут картины, сочиняют стихи, слушают музыку.

Однажды, тихим прохладным вечером, на концерт балалаечников под управлением Трояновского в ялтинском городском саду, пришел человек могучего телосложения. Он возвышался над публикой, аплодировал громче всех, а огромные серые глаза излучали искреннее удовольствие от игры. После он подошел к музыкантам лично поблагодарить за игру. Конечно же, ему представили солиста и он крепко пожал его нежную руку. Так познакомились и подружились торговец, виноградарь и балалаечник из Ялты Лев Гершенович и знаменитый оперный певец Федор Шаляпин. Эта встреча произошла, предположительно, в 1907-1908 годах, когда Федор Иванович стал уже всемирно известным оперным певцом.

Сын писца казанской земской управы, выходца из семьи бедного крестьянина Вятской губернии, Шаляпин с детства обладал прекрасным голосом, идеальным слухом и великолепной памятью, мог по достоинству оценить игру евреев-балалаечников. Федор Шаляпин мог бы стать сапожником, столяром или переплетчиком, чему успешно и охотно учился. Но в девять лет уже пел в церковном хоре, а в семнадцать — спел свою первую арию Стольника в опере Станислава Манюшко «Галька», в двадцать — дебютировал на сцене в тбилисском Казенном театре в партии Рамфиса в опере Верди «Аида». Затем был Мефистофель в Мариинке, гастроли с труппой Мамонтова.

Промышленник и меценат Савва Иванович Мамонтов содействовал в организации художественных мастерских, в которых трудилось немало еврейских умельцев, развивавшие традиции народного творчества и в создании Московской частной русской оперы. Именно с театром Мамонтова Шаляпин гастролировал на знаменитых нижегородских ярмарках. А затем он покорил Милан, где пел с Энрике Карузо, Рим, Берлин, Париж, Нью-Йорк.

Федор Иванович был великолепным рассказчиком и щедрым человеком. В память о проведенных общих вечерах Федор Иванович в знак глубокого уважения подарил Льву Гершеновичу деревянный столик с потайным дном, ручной работы крепостных мастеров 18-го века. Его бывшая владелица Фаина Львовна Шифрина, дочь Льва Гершеновича, не располагает информацией, как это деревянное изящество попало к Шаляпину — или он его купил, или получил в подарок от многочисленных поклонников и почитателей его таланта.

Декоративный столик, отделанный деревянной вязью, имеет форму большого и малого круга, соединенных тремя резными ножками. На верхнем круге рисунок из других пород дерева. Нижний круг, чуть поменьше, имеет потайное донышко. Кстати, только здесь в Израиле, Фаина Львовна случайно это обнаружила и открыла ящик. Там оказалась совершенно чудная фарфоровая настенная тарелка работы Кузнецовской фабрики.

Наша встреча с Фаиной Львовной и её дочерью Лилей состоялась несколько лет тому назад. К сожалению, Фаина Львовна не так давно умерла, но остались записи нашей беседы в иерусалимской квартире Гершеновичей.

* * *

На полках — книги авторов еврейской и мировой классики, бюсты Пушкина, Тараса Шевченко. На самом видном месте столик, который и стал причиной нашей встречи. Пьем душистый чай. Фаине Львовне тогда было 85. Возраст, который не скрывают, но гордятся. Она очень симпатичная и милая, с прекрасной памятью, чувством достоинства. Фаина Львовна рассказывает, как эта реликвия попала к ней.

- В нашу харьковскую квартиру столик Шаляпина, как мы его называем, попал после смерти моего брата Виктора Гершеновича, который жил и работал в Москве. Он был очень одаренным мальчиком, и еще в начале двадцатых годов прошлого века его игру на скрипке услышала Елена Фабиановна Гнесина. Она и взяла Витю на свои деньги в музыкальную школу в Москву. Елена Фабиановна Гнесина, сестра композитора и профессора Михаила Гнесина, вместе с сестрами Евгенией и Марией в 1895 году организовала эту школу. Затем школу преобразовали в музыкальное училище, а с 1944 года в музыкальный педагогический институт имени Гнесиных, профессором которого Елена Фабиановна была долгие годы.

У нас есть и письмо, датированное 1929 годом, где Елена Фабиановна дает высокую характеристику скрипачу Виктору Гершеновичу. Вообще, в нашем доме всегда звучала красивая музыка, классическая и еврейская, потому, что папа ее очень любил и не жалел ни времени, ни средств, чтобы воспитать и нас в таком же духе. После «гнесинки» Витя закончил консерваторию, учился у Давида Ойстраха. Его творческая судьба складывалась удачно. Почти 40 лет он проработал в эстрадно-симфоническом оркестре Всесоюзного радио и центрального телевидения под управлением Юрия Силантьева. Они были единомышленниками и большими друзьями по жизни. Они и умерли почти одновременно.

В доме Виктора было много красивых вещей, которые достались ему по наследству после смерти папы, моего деда, человека утонченного, интеллигентного и преданного еврейским традициям. У Виктора, моего брата, в Москве была огромная библиотека нотной музыки. Теперь она передана музею имени Глинки с другими вещами, в том числе, и скрипкой его жены знаменитой скрипачки Елизаветы Ковальской-Ярош. А столик по наследству достался мне.

Семья Гершеновичей в Израиль приехала из Харькова.

После революции у моего деда и отца отобрали все: землю, магазины, одежду, Они были лишенцы, то есть, их лишили всего, в том числе и права на образование и нормальную работу. Отец умер в 1935 году, но до этого многие годы работал председателем еврейского колхоза «Найдерф» под Евпаторией. Его нежные, музыкальные руки пахали землю и кормили семью. Дяди и тети разъехались по всему Крыму.

Я в 1939 году вышла замуж и мы переехали жить в Евпаторию. Через год родилась наша Лиличка, а еще через год началась война. Мой муж ушел на фронт добровольцем и не вернулся с войны. Все Гершеновичи, кроме нас с Лилей и Виктора, который жил и работал в Москве, погибли в Крыму. Вот мне удалось эвакуироваться в Ташкент. После войны меня разыскал брат моего мужа, Михаил. Он получил направление в Харьков на военный завод и мы с Лилей некоторое время жили в семье моего покойного мужа. После войны, когда мы попали в Харьков, 35 лет я работала на военном заводе в архивном отделе. Это была сверхсекретная служба, все конструкторские чертежи находились у нас. Когда я ушла на пенсию, поменяли стол, я его так протерла локтями. (Смеется).

- Как же вам удалось попасть на военный завод?

- Так, там же одни евреи работали! (Смеется).

Фаина Львовна так больше замуж и не вышла. Жила ради дочери: трудилась, чтобы дать ей образование, хорошее воспитание. Было не до себя. Да и не хотела. Так мало с мужем прожили, что не успели обидеть друг друга. Вот и боялась Фаина Львовна расплескать любовь ту первую.

- Мечтали ходить улицами Иерусалима?

- Что вы, — всплеснула руками.- И думать не думала. А вот мои мама с папой мечтали об этом, часто говорили. И если бы они могли знать, что я теперь здесь, как бы обрадовались!

* * *

Вот, пожалуй, и вся история. Хотя… Разве можно на нескольких страничках вместить всю историю рода Моисея Гершеновича — прекрасного виноградаря и хорошего человека. Фаина Львовна говорила, что в Крыму не осталось никого и ничего. Как знать… А земля, на которой эти люди жили, любили и умерли? Она осталась. Ее ведь нельзя уничтожить, как и память.


Светлана ГЛАЗ
http://isrageo.wordpress.com/