«Чёрный человек».
Автор: Rina85.
Размер: миди.
Бета : нет.
Рейтинг: NC -17
Жанр: агнст
Саммари: история одной жизни.
Дисклаймер: Оригинальные персонажи
Условия размещения: Хотелось бы знать, где и когда.
Предупреждение: слабонервным не читать!
Глава 1.
Кап-кап… сижу на полу и смотрю на стену с облезшей краской… Кап-кап… думаю о том как больно жить… Кап-кап… я неудачник… Кап-кап… даже не смог нормально умереть… Кап-кап… это конечно смешно, когда в самый последний момент обрывается верёвка… Кап-кап… похоже на второй шанс на жизнь… Кап-кап… разнесу этот долбанный текущий кран к чертям собачьим!
Поднимаюсь и разглядываю себя в мутное зеркало. Да… Хорош, нечего сказать. На шее багровый след от верёвки и куча красных кровоточащих царапин от ногтей. А ведь в самый последний момент мне захотелось жить. Зачем?
Выхожу из ванной и заматываю шею шарфом, натянув куртку, выхожу из квартиры. Плетусь в магазин, от глупых мыслей спасает разглядывание трещин на стене . Хорошо, что магазин рядом с домом. Зайдя внутрь долго пялюсь на витрину, что поделать, я не специалист в области крепкого алкоголя. Пью в основном в компаниях и предпочитаю пиво.
Знакомая продавщица приветливо улыбается и спрашивает как у меня дела, активно строя глазки. Вымученно улыбаюсь и говорю, что всё нормально, забираю купленную бутылку водки и иду домой.
Пошёл снег, но я не прибавляю шаг. Ветер треплет мои порядком отросшие волосы, забирается под куртку. Меня прошибает озноб.
Захожу в квартиру и опять ощущаю запах дешёвого табака и перегара. Сколько ж соседи сегодня выпили? Судя по звукам из их комнаты, гульбище прошло удачно. Храп стоит на всю квартиру. Отпираю дверь в свою комнату, замок как всегда заедает. На ходу стягиваю ботинки. Куртка падает на пол, потом подберу.
Достаю стакан и наливаю чай в кружку. Вроде все приготовления закончены. Сажусь на шаткий стул(как он ещё подомной не развалился). При этой мысли начинаю тупо хихикать, а потом истерично ржать в голос и не могу остановиться.
Чтобы успокоиться бью себя по лицу. Помогло. Ну что ж, буду деградировать дальше. Сижу и напиваюсь в одиночестве. В моём слегка нетрезвом сознании рождается очередная «гениальная идея». Резко вскакиваю, опрокидывая стул, несусь к стенке, сдёргиваю с неё зеркало и ставлю на стол к стенке. Сам сажусь напротив. Ну вот, теперь у меня есть собеседник, который меня внимательно выслушает.
Закрываю глаза. Пытаюсь расслабиться. Переношусь мыслями в беззаботное отрочество, вспоминается школьный драмкружок. С него собственно всё и началось. Чтение стихов меня всегда успокаивало, может стоит попробовать? Щедро наливаю полстакана водки, выпиваю залпом, закашливаюсь, на глаза выступают слёзы. Кое-как отдышавшись, выпиваю весь чай из кружки.
Встаю, стул с грохотом летит в сторону. Долго всматриваюсь в своё отражение. Мда… похудел я сильно, хотя и раньше особенной полнотой не отличался. На бледном лице видны только большие синие глаза. Кошмарик…
Прокашливаюсь и, внимательно вглядываясь в глаза отражения, начинаю читать медленно, спокойно тихим полушёпотом.
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь.
Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
Черный человек
Черный, черный...*
Перевожу взгляд на губы своего отражения, стараюсь сделать препротивнейшую улыбочку. Но получается что-то больше похожее на оскал. Меняю тембр голоса, начинаю говорить более жёстко и прерывисто.
\"Слушай, слушай,-
Бормочет он мне,-
В книге много прекраснейших
Мыслей и планов.
Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных
Громил и шарлатанов.
В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Веселые прялки.
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой
И лучшей марки.
Был он изящен,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою".
Воспоминания накатывают волной, вспоминаю свою «женщину сорока с лишним лет», хотя ему всего двадцать пять и уж если быть откровенным, то «скверной девочкой» в нашей паре был я. Так… стоп! Не думать! Опять нацепляю безумную улыбку и продолжаю уже на тон громче.
"Счастье,- говорил он,-
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.
В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое высшее в мире искусство\".
О, да. Тут мой тёзка совершенно прав, но я так устал притворяться и делать вид, что у меня всё хорошо и замечательно. Это выматывает и вытягивает последние силы.
Делаю воинственный вид и бешеные глаза. Опять повышаю голос, но тембр меняю на свой собственный.
"Черный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе
Живешь водолазовой.
Что мне до жизни
Скандального поэта.
Пожалуйста, другим
Читай и рассказывай".
Черный человек
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Голубой блевотой.
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то.
Я не могу так большеее… Срываюсь и начинаю плакать, но я ведь упорный, нужно довести попытку до конца. Сквозь всхлипы продолжаю.
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Ночь морозная...
Тих покой перекрестка.
Я один у окошка,
Ни гостя, ни друга не жду.
Вся равнина покрыта
Сыпучей и мягкой известкой,
И деревья, как всадники,
Съехались в нашем саду.
Где-то плачет
Ночная зловещая птица.
Деревянные всадники
Сеют копытливый стук.
Вот опять этот черный
На кресло мое садится,
Приподняв свой цилиндр
И откинув небрежно сюртук.
Смотрю на своё отражение, на огромный багровый синяк, на царапины, на искусанные губы и влажные глаза. Во мне закипает ненависть не только к себе, но и к окружающему миру. Начинаю орать в зеркало, выплёвывая каждую фразу.
"Слушай, слушай!-
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам все ближе
И ближе клонится.-
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так не нужно и глупо
Страдал бессонницей.
Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно еще
Напоенному дремой мирику?
Может, с толстыми ляжками
Тайно придет "она",
И ты будешь читать
Свою дохлую томную лирику?
При строчке «Тайно придет "она"» начинаю гомерически хохотать. Опять бью себя по лицу. Собираюсь и опять вхожу в образ.
Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую,
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.
Не знаю, не помню,
В одном селе,
Может, в Калуге,
А может, в Рязани,
Жил мальчик
В простой крестьянской семье,
Желтоволосый,
С голубыми глазами...
И вот стал он взрослым,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою".
Чёрт! Какая в жопу девочка! Сука! Нужно было не напиваться, а пойти к нему и морду набить, да так, чтоб неделю на улицу выйти не смог. Урод! Ненавижу!
"Черный человек!
Ты прескверный гость!
Это слава давно
Про тебя разносится".
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
В переносицу...
И всё-таки я уже пьян в дым раз для пущего эффекта решил чем-нибудь кинуться. Правда промахнулся и вместо этого стакан и кружка полетели на пол, разбившись с громким дзынем. Последние строчки еле произношу заплетающимся языком. Сил на поддержание интонации и выразительности уже нет, так что получается глухое бормотание.
...Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один...
И - разбитое зеркало...
Сил хватает только на то, чтобы доплестись до дивана и не раздеваясь и не разбирая его , упасть ничком и провалиться в глубокий алкогольный сон.
Глава 2.
Проснулся я от холода и, как это не прискорбно, сушняка. Бля… так жить нельзя… И как мои соседи бухают каждый день? Бреду в сторону графина. С жадностью опустошаю его наполовину. И всё-таки наполовину пуст или наполовину полон? Да… башка раскалывается, тело ломит, изо рта воняет, а я думаю о всякой херне… Приехали… Серёженька, свет очей моих, тебе ещё только не хватает начать разговаривать с самим собой и всё – клиника. Хотя клиническим кретинизмом я уже страдаю, взять хотя бы вчерашнее поведение. Писец, дурдом на выезде, как вчера ещё соседи снизу ментов не вызвали? Хотя... Наверное, они подумали, что это мои соседушки, а к этим уже бесполезно, дохлый номер.
Собираюсь с силами и привожу комнату в порядок. Плетусь в ванну и пытаюсь привести себя в некоторое подобие человека. Хорошо, что сегодня не нужно ни в универ, ни на работу. Чем бы сегодня заняться? Самоедства хватило вчера с лихвой, к друзьям неохота. И что мы имеем в итоге? А в итоге имеют нас, точнее уже поимели и бросили. Пытаясь развеселиться, подхожу к зеркалу и декламирую стишок забытого автора.
Просыпаюсь с бодуна. Денег нету ни хрена.
Документы спёрли. Глаз заплыл. Пиджак в пыли.
Под кроватью брюки. До чего нас довели….
Да я сегодня просто гений мысли! Нет, нужно всё-таки куда-нибудь сходить, а то скоро за мной приедут санитары. Выбор не большой. Достаю трубу и набираю Игоря. Он долго не берёт трубку, а затем слышится отборный мат. Слушаю его с минуту, пока на том конце не выдохнутся, затем усталое:
- И что тебе не спится? Хвост, ты меня когда-нибудь доконаешь. Ты на часы вообще смотрел? По субботам в 10 утра люди спят, мать твою размать! Ты, конечно, у нас оригинал, но мне спать охота.
- Гоша, а ты чем сегодня занят? – спрашиваю я, приготовившись выслушать очередную тираду.
- Не знаю, ты меня разбудил. А что, есть предложения?
- Я думал, ты мне что-нибудь предложишь. Хотя сегодня вечером в клубе должен быть концерт, может сходим?
На том конце повисло задумчивое молчание.
- Ладно, поспать всё равно уже не обломится. Через час буду у тебя.
- Ага. Пока.
Кладу трубку и начинаю задумываться, чем бы занять руки и голову. Решил сделать хоть что-то полезное и занялся уборкой. Дожил.
Звонок в дверь застал меня в крайне интересном положении. А именно кверху попой ( я пыль из- под дивана выгребал). Больно приложившись головой и ругнувшись, пошёл открывать. Когда я открыл дверь, то глаза у Гоши стали аки блюдца. А челюсть нашла приют где–то в районе пупка. Бля… я ж с этой уборкой шею забыл прикрыть. Всё, тушите свет, сливайте воду, сейчас будет допрос с пристрастием.
- Проходи, чё вылупился. – Скрываюсь в дверном проёме. Игорь идёт вслед за мной. Справившись с шоком, он начал высказывать всё, что думает по этому поводу.
- Это кто так постарался? – подходит ближе и внимательно осматривает мою шею – Это Гордеев в гости заглядывал? Что на этот раз не поделили? А?
Вот уж не знаю, сказать правду стыдно, а соврать будет не честно по отношению к единственному другу. Да… Попал…
- Гош, ты ток сильно не ругайся… я хотел… повеситься, но верёвка лопнула – говорю на одном дыхании.
У него снова ступор, но если отойдет…
Получаю кулаком в живот, сгибаюсь пополам от боли.
- Ты чё, мудак, удумал! Совсем со своим Гордеевым крыша поехала! Ты совесть гражданскую имеешь! Как ты мог на такое решиться! Твою мать, Хвост, тебе лечиться пора! Да я тебя за такое сам лично удушу!
Отхожу от него на приличное расстояние, а то вдруг решит попробовать. Пытаюсь его успокоить.
- Гош, я передумал. Осознал и одумался. «Признаю свою вину, меру, степень, глубину.» – Неловко пытаюсь пошутить и улыбаюсь.
- Я всегда знал, что Хвостовский у нас не такой как все, но чтоб до такой степени! Давай, рассказывай. Что у тебя стряслось такого. Из-за чего весь сыр-бор.
- Ну… это.. как сказать… плохо мне было. В универе узнали про нас с Гордеевым, я теперь персона нон грата. Самое интересное, что узнали после того, как он меня бросил. Ну и ещё меня с работы выгнали. Вот. Если срочно не найду новую, то есть будет нечего, стратегических запасов не делаю, не с чего, сам знаешь. Да и накатило что-то. Сам не пойму.
- Бля, ну ты и дебил… ещё раз такое удумаешь, так по шее получишь, что мало не покажется. А может тебе авансом выдать, чтоб жизнь малиной не казалась? А? Как ты на это смотришь?
- Не надо, у меня после вчерашнего и так башка болит.
- А вот с этого места поподробнее. – Он ложиться на диван и смотрит на меня снизу вверх.
- Что рассказывать–то… Попытка не удалась, и я напился, выступал перед зеркалом. – От таких откровений у меня горят щёки и уши.
- Ну, артист, хотел бы я посмотреть на этот театр одного актёра. Всё своего Женечку забыть не можешь? – и ехидно так улыбается.
- Гош, ну а Сидоренко ты к чему приплёл? - Каюсь, грешен, до сих пор помню.
- Ну а как же. Первая любовь не забывается. У меня, между прочим, была психологическая травма, когда я застал вас в подсобке. Моей нежной детской психике был нанесён сильный урон.
- Конечно, нежная и детская… угу… охотно верю. А кто годом раньше развлекался с Самойловой, запершись в ванной, при этом так стараясь не шуметь, что краснели все собравшиеся на квартире?
- Ладно, проехали. Что делать собираешься, юная Офелия.
- Почему Офелия. Я ж не топиться собирался.
- А как мне тебя назвать, Дездемона, что ли?
- И вообще, я не баба, что ты мне всё женские имена пытаешься приклеить!
- Ладно, ладно. Не серчай. Ты у нас настоящий мужик. – Вот ведь гад, издевается ещё.
До вечера мы страдали всякой ерундой, а потом пошли в клуб. Шарф я не снимал по понятным соображениям.
Глава 3.
В клубе было как всегда темно и накурено. Разношёрстная толпа бесилась под какую-то альтернативную группу. А мне было до звезды. Гоша, выпив пива, осмелел, и уже вовсю клеил какую-то девчонку готичного вида. Мрак. Вдруг чья–то ладонь опустилась мне на плечо, и до боли знакомый голос шепнул на ухо, обдавая горячим дыханием:
- Развлекаемся? Почему такой красивый мальчик скучает в гордом одиночестве? Или ты меня ждал?
Разворачиваюсь и смотрю на своего неожиданного собеседника. За прошедший год он не изменился, всё такой же высокий, симпатичный брюнет с карими глазами. И всё такая же язва.
- Жень, тебе что-то от меня нужно? Или ты просто поздороваться подошёл? – У меня внутри всё трясётся, но голос мой звучит ровно и спокойно, хотя при таком шуме трудно различить.
- Пойдём, поговорить нужно. – Он хватает меня за локоть и тянет по направлению к выходу. Не сопротивляюсь. У меня шок.
Выйдя из клуба Сидоренко заталкивает меня на заднее сидение своей машины и сам садится рядом. Бережно берёт мои руки в свои и смотрит в глаза. Молчание тяжёлым облаком сгущается в салоне, ещё чуть-чуть и у меня начнёт звенеть в ушах.
Я чувствую себя кроликом перед удавом, опять меня затягивает в омут этих тёплых шоколадных глаз. Готов растечься лужицей у его ног. Прав был сегодня Гоша.
- Серж, ты всё ещё на меня злишься?- Странно, но кроме него меня никто так не называет. От звука его голоса по спине бегает огромный табун мурашек.
- Всё что было, то прошло. – Я горько усмехаюсь, вспоминая наш бурный и столь печально закончившийся роман.
Воспоминание.
Начало одиннадцатого класса ознаменовалось для меня двумя событиями: меня бросила девушка, и у нашего школьного драмкружка сменился руководитель. По поводу первого события я парился не очень сильно. Наташка мне нравилась, но не более того, мы встречались от скуки, а не из-за большой взаимной любви. С новым руководителем дела обстояли сложнее. Что-то было в нём такое, что заставляло меня смотреть на него неотрывно. А эти серьёзные карие глаза являлись мне в эротических кошмарах. Я старался занять себя чем угодно, только бы не думать о причинах своего странного поведения.
Так прошло два месяца, а потом… Потом я стал ловить на том, что затылком чувствую изучающий взгляд тех самых глаз, что не давали мне покоя. Игра в «гляделки» продолжалась примерно с месяц. Мне уже начало казаться, что у меня паранойя или шизофрения, но всё стало ясно на новый год.
После новогоднего концерта девчонки упросили Евгения Григорьевича (а именно так звали нашего руководителя) пойти с нами на квартиру, где мы всем классом собирались отпраздновать окончание полугодия и будущий праздник. Я был очень удивлён, узнав, что он всё-таки согласился.
В трёхкомнатной квартире Гоши было шумно. Сидоренко перестали стесняться уже после первой бутылки водки. Я говорил о том, что почти не пью спиртное, а тут меня развезло конкретно. Было шумно и весело. А я не мог оторвать от Жени взгляд. Под действием выпитого он казался мне самим совершенством. Наслаждался, наблюдая, как он говорит, как его губы изгибаются в улыбке, какие у него плавные и мягкие движения. (То, что он парень и такие чувства вызывать не должен, до моего пьяного сознания не доходило.)
Где–то в районе часа ночи все начали расходиться. Остался только я и Женя (пьяный и спящий в своей комнате хозяин квартиры не в счёт). Когда за последним гостем захлопнулась дверь, я почувствовал, как чьи-то руки придавили меня к дивану, а следом и тяжесть чужого тела.
- Ну что, Хвостовский, доигрался. – Женя выдохнул это, почти касаясь моих губ своими. – Я не святой, мало мне наблюдать как в школе ты постоянно вертишь передо мной своей соблазнительной задницей, так ты сегодня целый вечер пялился на меня, картинно облизывая свои потрясающие губки. (Надо мной, конечно, шутили в классе, что я похож на девочку. Правда это было до того как я сломал однокласснику нос, раз и навсегда доказав, что я парень. Но узнать, что у меня соблазнительная задница, было верхом откровения. )
Пока я размышлял об этом, его губы накрыли мои. И понеслась душа в рай… Казалось, что у Жени тысяча рук, они ласкали меня везде. Его губы что-то шептали мне между страстными поцелуями. Я превратился в оголённый нерв. Столько новых волнующих ощущений. Целоваться с Сидоренко было в разы приятнее, чем с Наташкой. Может всё дело в том, что я расслабился и отпустил тормоза, а может в том, что у Жени было больше опыта и знаний в данной области жизни. Но я извивался и стонал под ним, совершенно не стесняясь и не скрывая своего удовольствия.
Я плохо запомнил момент избавления от одежды, но когда наши разгорячённые и дрожащие от возбуждения тела снова соприкоснулись… Ощущение было такое, словно я держался за оголённый провод под напряжением.
- Ты мне позволишь? – спросил он срывающимся шёпотом. Сквозь мутное марево желания до меня всё-таки дошёл смысл его просьбы. Но всё что я смог это судорожно выдохнуть в эти горячие сладкие губы одно короткое слово «да», которое решило всю мою дальнейшую судьбу.
Покрывая поцелуями-укусами мои грудь, живот и бёдра, Женя как мог старался подготовить меня к дальнейшему действу. Когда его губы плотным кольцом обхватили мой член, я думал что кончу. Но пальцы, смазанные чем-то скользким и холодным, начали проникать в меня, и возбуждение немного поутихло. Когда на месте пальцев оказался член, я задохнулся от новых ощущений. Было больно, но вместе с тем, я получал какое-то странное удовольствие от осознания того, что он во мне. Каких же усилий стоило Жене скользить во мне нежно и бережно, а не сорваться в рваный быстрый ритм. Когда я почти привык к чувству заполненности, его рука обхватила мою плоть и стала двигаться в едином ритме с глубокими проникновениями.
Первым не выдержал я и, простонав что-то невнятное, излился себе на живот. Он отстал от меня на какие–то секунды. Я чувствовал, как содрогается Женин член, и что-то тёплое наполняет меня.
Утро ознаменовалось осознанием похмелья и опознанием чужого обнажённого тела рядом. От шока я резко вскочил с дивана. Ощущения в моей «соблазнительной заднице» напомнили о том, что вчерашнее мне не приснилось. Бля… Я переспал с Сидоренко… Бля… Меня поимел парень… Трындец…
Женя проснулся и посмотрел на меня ещё мутными от сна глазами. Со мной произошло то, что невозможно скрыть или объяснить как-то по-другому... у меня встал… Что вызвало ехидную ухмылочку у Жени. Я судорожно начал искать и натягивать свои вещи. А этот гад, не стесняясь меня, продефилировал к кучке нашей одежды и с умиротворённым видом начал одеваться. Тишина становилась гнетущей.
Женя долго смотрел на меня. А потом спросил:
- Ну и как ощущения и впечатления. – Сволочь ещё и улыбается во все тридцать два.
- Зашибись! – Зло отвечаю я.
- Ночью ты был другого мнения, не хочешь продолжить? – Как выглядело моё лицо в тот момент, я не знаю. Но Сидоренко не удержался и заржал в голос. Я обиделся.
- Чего смешного?! Может хочу! – истерично выкрикнул я и тут же закрыл рот рукой. Упс.
Он подошёл ко мне и мягко поцеловал в губы. Ох… Я таю как Снегурочка весной…
Отстранив меня и шлёпнув при этом по моей многострадальной попе, спросил:
- Оставишь номер своего телефона? – Я обалдел.
С этого дня моя жизнь стала напоминать какую-то страшную, но дико возбуждающую сказку. Страх того, что о нас узнают давил на меня тяжким грузом. Но когда смотрел в его глаза цвета тёмного шоколада, я чувствовал себя самым счастливым человеком на земле.
Расплата за запретное счастье настигла меня в середине лета. О том, что я встречаюсь с мужчиной, узнали родители. Откуда? Это до сих пор является для меня тайной за семью печатями. Мы не общаемся. Был громкий скандал, и выселение меня в коммуналку, в комнату, доставшуюся мне по наследству от бездетной тётки. Хотя я появлялся там редко, практически переехав к Жене. Он жил отдельно, хотя его родители были в курсе и не возражали. Как же я завидовал ему.
Не смотря на все проблемы с новой работой и универом, я был счастлив. Но как видно зря я, наивный индеец, уверовал в «долго и счастливо». Получилось как в одной из любимых песенок Гоши: «Только сказочка х*ёвая. И конец у ней не правильный. Змей Горыныч всех убил и съел. Обманули дурочка.» Этим самым дурачком я почувствовал себя в полной мере, когда прогуляв пары в первый день семестра, пришёл к Жене.
В квартире было тихо и темно. Раздевшись, я пошёл на кухню и увидел то, что потом ещё долго мне снилось. Женя стоял спиной ко мне и самозабвенно целовался с Наташкой. Первым моим желанием было подойти и дать ему в морду. Пока я решал, что же всё-таки сделать, меня увидела Наташка и громко вскрикнула. Женя развернулся и посмотрел мне в глаза. Что было дальше помню смутно. Собрав все необходимые вещи, я выбежал на улицу. Он не остановил меня ни словом, ни жестом. Я так мало для него значил?
Следующие полгода пронеслись для меня размытым пятном. Я что-то делал, куда-то ходил, что-то говорил. Но было всё равно. Гоша (он, кстати, единственный кто остался моим другом после той истории с родителями) пытался растормошить меня всеми возможными способами, пока не успокоился.
После сдачи летней сессии мы пошли в клуб. Музыка, алкоголь, девчонки, а мне было фиолетово. Нет, я не жил монахом, но и постоянных отношений ни с кем не было. В тот дурацкий вечер я и познакомился с Гордеевым, точнее он со мной. Приятный молодой мужчина тридцати лет. Звали его Женя. И, о да, его привлекла моя несравненная пятая точка.
Я вышел из состояния анабиоза, но легче от этого не стало. Отношения с Гордеевым принимали какой-то садомазохистский характер. Это он в запале буйный, а я просто платил тем же. Увы и ах, мой новый приятель оказался (барабанная дробь) женат.
Как известно всё тайное становится явным. Через несколько месяцев наших встреч обо мне узнала жена, а благодаря ей и весь универ. С работы меня попросили тоже не без её участия. Как она это сделала? Ума не приложу, но кто хочет, тот добьётся своего. У неё видимо была идея фикс. И как результат мы имеем, то что опять имеют меня.
- Серж! Серж, что с тобой?! – Женя обеспокоенно трясёт меня за руку.
- Всё в порядке. – Тихо отвечаю. – Я, правда, тебя уже давно простил.
- Поедешь ко мне? – Твой голос дрожит. И опять это моё короткое судьбоносное: «Да».
Глава 4.
Войдя в твою квартиру, мы начали целоваться как бешеные уже в коридоре. Не было нежности, была всепоглощающая страсть. Передвигаясь к комнате, мы оставляли за собой дорожку из одежды. Наши ласки и поцелуи были такими безумными и хаотичными, что казалось, мы хотим съесть друг друга. Оставшись совершенно обнажёнными мы рухнули на постель. С жадностью исследуя такое любимое и желанное тело, я периодически оставлял метки – засосы. Это было безумие. Это было так чудесно, чувственно, восхитительно, бешено.
На долгую прелюдию у нас не хватило ни сил, ни желания. Смазкой послужила моя слюна. И когда, наконец, почувствовал боль от вторжения в моё тело, я понял что я живой. Все мои чувства обострились до предела. Было болезненно сладко и потрясающе больно. Дав мышцам привыкнуть, я стал насаживаться на его член в максимально быстром темпе. Женя извивался подо мной и сжимал мои бёдра до синяков. А мне было в кайф. Такие острые неповторимые, ни с чем несравнимые ощущения. Так не могло продолжаться долго. И когда экстаз затуманил мой рассудок окончательно, я чувствовал, как он изливается внутри меня.
Утро наступило для меня резко и неожиданно. Проснулся от того, что кто-то держит меня в объятьях и гладит по спине. Воспоминания о вчерашней ночи заставили улыбнуться. Я открыл глаза и посмотрел на Женю. Он поцеловал меня со всей нежностью и осторожностью, на которую был способен.
- Доброе утро. Мне сейчас на работу, но ты оставайся, если хочешь.
- Я пойду домой, нужно кое-что сделать. Мой номер прежний, если что звони.
Утренний кофе и такое уютное знакомое молчание. Мы быстро собрались и вышли из дома. Женя предлагал меня подвезти, но я решил прогуляться. Быстрый поцелуй, и он скрывается в машине.
А я иду домой с совершенно безумной улыбкой на лице, так поглощён своими переживаниями и чувствами, что не замечаю как выхожу на проезжую часть. Резкий гудок сигнала, я оборачиваюсь и последнее, что вижу это перепуганное лицо водителя грузовика.
Конец.
*С. Есенин «Чёрный человек»
