«Перед глазами все время стояли еврейские девушки…»: Воспоминания, которые преследовали фотографа Освенцима до конца дней

узников, как ты? О своих чувствах по этому поводу он потом не раз рассказывал…

В августе 1940-го его доставили в Освенцим. Его участь была, казалось бы, предопределена: умереть в концлагере от зверств эсэсовцев. Однако судьба приготовила этому узнику другую роль – стать свидетелем и документалистом тех страшных событий. Сын полячки и немца Вильгельм Брассе вошел в историю как фотограф Освенцима. Каково это – ежедневно фиксировать на фотопленку мучения таких же  узников, как ты? О своих чувствах по этому поводу он потом не раз рассказывал…

Концлагерю нужен был фотограф

Вильгельм Брассе научился фотографировать в фотоателье своей тети, расположенном в городе Катовице. Там юноша и практиковался. Как отмечали клиенты, у него это отлично получалось: на снимках они выходили естественными, непринужденными. Да и общался он с посетителями очень обходительно.

Когда фашисты оккупировали юг Польши, Вильгельму было чуть больше двадцати. Здоровые крепкие юноши были очень нужны немецкой армии. Эсэсовцы потребовали от Брассе, как и от некоторых его соотечественников, присягнуть Гитлеру. Тот наотрез отказался. Вильгельма избили и отправили в тюрьму на несколько месяцев. А когда он освободился, твердо решил бежать из страны.

Вильгельма схватили при попытке пересечь польско-венгерскую границу, после чего определили в концентрационный лагерь. А полгода спустя в судьбе узника произошел неожиданный поворот.
 

В Освенциме фашисты обратили внимание на то, что он отлично владеет немецким. Когда же они узнали, что Вильгельм работал фотографом, его отправили в идентификационно-криминалистический отдел Освенцима. Брассе вместе с четырьмя другими узниками, тоже владевшими навыками фотосъемки, попросили сделать несколько фотографий. Вильгельм легко справился с заданием, к тому же, он имел опыт работы в фотолаборатории. Отметив это, фашисты приняли решение прикомандировать его к отделу криминалистики для фотосъемки поступающих заключенных. С этого дня он стал по сути штатным фотографом Освенцима.
 

Через некоторое время Брассе представили лагерному врачу-садисту Йозефу Менгеле, который лично осматривал вновь прибывающих заключенных и выбирал из них «подопытных кроликов». Менгеле сообщил фотографу, что теперь тот будет снимать еще и медицинские эксперименты над людьми.

Брассе фотографировал опыты немецкого врача, а также операции по стерилизации еврейских узниц, которые проводил по приказу фашистов врач-еврей (такой же подневольный сотрудник-заключенный, как и Брассе). Как правило, в результате таких манипуляций женщины умирали. «Я знал, что они умрут, но в момент съемки не мог им этого сказать», – сокрушался много лет спустя фотограф, вспоминая свою работу.
 

Очень часто Вильгельму приходилось снимать и немецких офицеров, на счету которых были десятки тысяч жизней. Эсэсовцам нужны были фото для документов или просто личные снимки, которые они отправляли домой женам. И каждый раз узник привычно говорил им: «Сядьте поудобнее, расслабьтесь, смотрите в камеру непринужденно и вспоминайте свою Родину». Словно дело происходило в фотоателье. Интересно, какие слова он находил для узников, которых фотографировал?

Фашисты высоко ценили работу Брассе и иногда давали ему продукты и сигареты. Он не отказывался.
 

За все время работы в концентрационном лагере Брассе сделал десятки тысяч фотоснимков – ужасающих, шокирующих, не поддающихся пониманию здравого человека. Узники шли нескончаемым потоком. Каждый день Брассе делал столько снимков, что для разбора фотографий была создана специальная группа из заключенных. Поражает то, с какой педантичностью и с каким цинизмом садисты документировали все свои зверства. Но что при этом чувствовал фотограф?

Как вспоминал потом Брассе, каждый раз во время фотосъемки у него сжималось сердце. Ему было одновременно и стыдно перед этими до смерти напуганными людьми, и очень жаль их, и совестно от того, что их ждет неминуемая смерть, а он – закончит свою работу и пойдет отдыхать. Но столь же сильным было и его чувство страха перед фашистами: ослушаться их он не смел.
 

Мог ли Брассе отказаться от этой «должности» и правильно ли он поступил с точки зрения морали, согласившись на такую работу? Выбор у него по сути был один: слушаться приказов фашистов либо умереть. Он выбрал первое. В итоге – оставил истории тысячи документальных подтверждений зверских преступлений и... мучился до конца своих дней.

«Кадры, которые я отснял в Освенциме, постоянно преследуют меня», – не раз признавался фотограф прессе после войны. Особенно тяжело ему было вспоминать съемку одного из знаменитых экспериментов фашистов по применению «Циклона-Б», в результате которого в 11-м блоке погибло не менее восьмисот поляков и русских.

А еще он все никак не мог забыть испуганное лицо девочки-полячки с кровоподтеком на губе: Чеслава Квока скончалась вскоре после фотосъемки в результате смертельного укола в сердце, сделанного ей лагерным врачом.
 

В январе 1945-го, незадолго до освобождения Освенцима советскими войсками, администрация лагеря, предвидя такой исход, велела Брассе сжечь все фотоматериалы. На свой страх и риск он решил этого не делать: уничтожил лишь малую часть снимков, остальные же сохранил.
«Я на глазах немецкого начальника поджег негативы, а когда он ушел, быстро залил их водой», – вспоминал Брассе через много лет.

Теперь уникальные документы, неоспоримо подтверждающие все масштабы преступлений администрации концлагеря, хранятся в музее «Аушвиц-Биркенау» («Освенцим-Биркенау»).
 

Жизнь после Освенцима

Узнику-фотографу не довелось увидеть собственными глазами, как наши войска освобождают заключенных Освенцима: незадолго до этого его переправили в концлагерь Маутхаузен. На тот момент, когда в мае 1945-го лагерь освободили американцы, Брассе находился в крайней степени истощения, лишь чудом не умерев от голода.

После войны он женился, у него были дети, внуки. До конца своих дней бывший фотограф концлагеря жил в польском городе Живце.
 

Поначалу Брассе пытался вернуться к своей прежней профессии, хотел делать портретные снимки, однако фотографировать больше не смог. Брассе признавался, что каждый раз, когда он смотрел в видоискатель, перед его глазами возникали картины прошлого – еврейские девушки, приговоренные к мучительной смерти.
 

Тяжелые воспоминания не оставляли Вильгельма Брассе до конца дней. Он умер в 94 года, унеся их с собой.