ИЗ ДНЕВНИКОВ АЛИСЫ:

…Как он сегодня доехал до дома, мне неизвестно. Как дошёл до рынка и купил у бабушек молока в пластиковой бутылке, вообще загадка. Донес до квартиры только половину. Вся одежда в молоке. Еле держится на ногах.

Алиса, я люблю тебя, Алиса прости, Алиса, ты моя лучшая женщина, а я Твой мужчина. Всё прекрасно.
Я ночь не спала. Нервничала. Его телефон не отвечал. Подзарядка осталась дома.

Спросила, писали сценарий? Нет, оказывается, придумывали название. Молодцы! Гении!
А Карабейников прочитал то, что ты ему высылал? Нет. Чем вы тогда всю ночь занимались? Мне Игорь про свою жизнь рассказывал. Ты обещал не пить. Я не мог не пить. Тебе в рот насильно заливали? Нет. А писать сценарий вы будете? Будем. Когда?

Коля сейчас поспит три часа и сядет писать сценарий. Я в бешенстве.

Еле сдержалась, чтобы не сорваться на крик.

Фотография наша в ящике стола у Карабейнкова. Алкогольный бред. Нет сил.
Пьяный Степанков раздражает. Откуда она там могла взяться? Мы как затворники эти полгода существовали. Нас никто не мог сфотографировать.
Дурацкий вопрос Степанкова. Вдруг Игорь из ФСБ? Ага. Очень весело. Измученный кокаином гомосексуалист непременно разведчик.

Наверное, тоже пойду спать. Ничего пока не понимаю. И ни о чем не хочется думать…

ШЕСТАЯ ГЛАВА. ДЛИННЫМ КОРИДОРОМ.

Я приехал на очередную встречу с Карабейниковым. Для меня сделали пропуск на студию. Хотя студией три небольших кабинета с темнушкой назвать трудно. Но юридически ведь это студия?

Студия «New Lain first Blue Studio», которая находится на восьмом этаже девятиэтажного здания бывшего советского НИИ имени Филиппа Филлиповича Преображенского. В одном кабинете монтирует фильмы и всяческую рекламу Витёк. В другом сидит Ирина – девушка с большой грудью и толстыми губами. Там же еще пара-тройка человек. В том числе, второй режиссёр Роман Ермошин. Невысокого роста, широкоплечий мужчина сорока лет, с чёрными кудрями. Он мне регулярно на протяжении трех месяцев названил и задавал один и тот же вопрос:

- Сценарий готов?

Мелькали перед моими глазами и другие люди. Одна из них, пробегая мимо, сунула мне на подпись договор. И я, как часто бывает в России, на ходу, вслепую, не познакомившись, не прочитав толком, подписал. Второй, двадцатипятилетний парень с длинными немытыми волосами. Чем он занимался на студии, я так и не понял. Что-то вроде ассистента режиссёра.

В лучшем кабинете сидел Игорь Карабейников - персона номер ОДИН, который ничего не читал из того, что я писал дома. Будь то синопсис, сюжетник, сцены. Он изначально был убежден в том, что вместе мы напишем гораздо лучше. Вернее, как вместе? Под его бдительным руководством.

Для меня же, главной задачей оставалось - поскорее закончить проект и получить свои денежки. Ах вы деньги, деньги, деньги, рублики… Поэтому дома на днях я впахивал как бобик, сделал новую схему отношений, новые характеристики персонажей, опять набросал начало сценария и несколько сцен. Ведь в этом процессе самое главное начать. Как начнешь, так и будет. Хорошо начнешь – хороший сценарий получится. С натяжкой начнешь – твои проблемы, твой геморрой. Литературную землю перед написанием сценария важно вспахать, удобрить, потом грамотно засеять. Далее регулярные прополки, поливки, борьба с грызунами и паразитами. А потом можно и собирать урожай. Собирать урожай самое приятное и, по сути, самое легкое. То есть, к чему я веду. Написать сценарий легко. Дойти до написания – гигантский труд.

Я поднялся в тесном лифте на восьмой этаж. Вышел, иду по не ремонтированному с советских времен коридору, и у меня вдруг возникает ощущение, что меня там, в конце коридора ждут. Мне там рады. Я там нужен. Какое потрясающее ощущение! Ощущение собственной нужности, социальной востребованности. Оно так необходимо человеку ТВОРЧЕСКОМУ, по сути ОДИНОКОМУ. Любой человек немного ОДИНОК, каждый из нас по-своему ОДИНОЧКА.

Так вот. Иду я по коридору. А мне сегодня исполнилось ни много, ни мало тридцать три. Тридцать три года! Возраст Христа! С ума сойти! Михаил Юрьевич Лермонтов погиб годы назад. Федор Михайлович Решетников скоропостижно почил. Серёжу Есенина повесили три года назад. А я до сих пор хожу по земле пешком. Без своего угла, без регулярного дохода. Не написавший нужного людям романа. Два года назад, приехав в Москву, я думал, был уверен, что я драматург. Теперь я знаю, что я ПИСАТЕЛЬ.

Навстречу мне идет монтажер Витёк. Протягивает руку:

- Как дела?
- Зашибись, - бодро отвечаю я.

Я еще полон сил и энергии. У меня еще не затраханы мозги, не засрана душа, не попорчена кровь, не расшатаны нервы. Я не поддался на провокации, остался при своих принципах. Я натуральный натурал, моя жопа цела. Плюс ко всему, у меня есть работа. Я еще думаю о хорошем. Многое могу, на многое способен. И мне на многое глубоко насрать.

- Отличный ответ, - с улыбкой говорит Витёк.

Потом он ткнул пальцем и сказал:

- У тебя коза из носа торчит!

Я схватился за нос, стал шарить пальцами, искать. А он улыбнулся и сказал:

- Шутка юмора.

Потом хитро прищурился, как будто на чем-то меня поймал, и спросил заговорщицки:

- Ну? Как закончили? Успешно?
- Что?
- Ну. Тогда - ночью?

Во рту у меня стало плохо. Или из пасти Витька чем-то воньнуло. Я машинально достал из кармана джинсов пачку с жевательной резинкой, выдавил один прямоугольник, зажевал, чихнул от переизбытка ментола, ударившего в нос, и ответил:

- Нормально. Покреативили.

Витёк с прищуром подозрительно заулыбался. Я показал пальцем на его лицо и сказал:

- У тебя нос между глазами. А за ними - пустота.

Витёк не понял:

- Это что шутка, типа?
- Нет. Это, типа, правда.

Я натянуто улыбнулся ему и пошел в конец коридора, где базировалась студия.

Что Витёк имел в виду, когда спросил меня о том, как мы закончили? Может он думает, что я отдался Карабейникову? Ведь я не вылетел из проекта после первой рабочей ночи. Видимо, для натурала в этой студии – это нонсенс. Что я тогда нащупал у Игоря под волосами? Жировик или рожки? Боже мой, какие рожки!? Смешно, ей Богу!

Вспомнил слова Карабейникова:

«Он же медвежонок. Ты посмотри на него. Натуральный медвежонок Мишутка, - губы трубочкой и будто маленькому ребенку, - Ути, мой маленькой»

«Я думал, ты завалишь его на стол и прямо там, не сходя с места, отсосешь. Михасик, ты был такой дурачок. Медведь просто»

Да, нет. Это провокация. Провокация чистой воды. Может быть, на самом деле он еще и не голубой.

Я шел по длинному коридору НИИ дальше и снова размышлял о своей НУЖНОСТИ. Мне тридцать три. Спектакль по моей пьесе скоро поставят в РАМТе. И на Украине в городе Николаеве будет постановка. У меня сейчас есть работа. Есть немного денег. Я вижу впереди цель. Чувствую в себе силы. И я счастлив. Не совсем, конечно, не абсолютно. Ну так. Нормально.

Только мы с Алисой забрались черти куда. В самую жопу Московской области – в Егорьевск. Ну, даст Бог – сделаем там бизнес. Правда, пока никаких движений. Не выходит, блин. Тяжело начинать с нуля. В России без поддержки практически невозможно.

Навстречу мне вышла Ирина, директор по кастингу, с имплантантами и накаченными губами (?). Зачем так сильно накачивать губы? Люди становятся похожими на губошлепов или, того хуже, на гуимпленов. Им кажется, что толстые губы - это удивительно эротично. Да, это эротично. Только тогда, когда это гармонично. А то, часто бывает, носик пуговкой, глазки зернышки, а губы – губошлепы. С такими губами стоять на дороге – зарабатывать отсосом. По сто долларов за отсос. Пойдет. Нормально, сто долларов. А может полтинник. Одинокий бизон Великих равнин во мне не просыпался. Иногда так происходит. Одна и та же девушка в разные дни может выглядеть совершенно по-разному. Один день смотришь - и тебя поражает критический стояк. И ты думаешь – вот вдуть бы по самую цурепицу. В другой день она кажется тебе никакой. Почему-то. Толи губы не так накрашены, толи уголь на ней ночь напролёт возили, то ли флюиды её выдохлись.

- Здравствуйте, Николай! – первой поздоровалась Ирина.
- О! Здравствуйте! – опомнился я, как будто раньше не приметил.

Она широко улыбнулась. Она всегда широко улыбалась. Еще вот-вот и пройдет. И уйдет вдаль нескончаемого коридора. Бизон во мне спал. А каблуки по бетонному полу – цок-цок! цок-цок! Я начал быстро думать, что нужно ей что-нибудь сказать, сделать какой-то комплимент. Ну же… А каблуки по полу - цок-цок! цок-цок! А бизону по барабану. Ему не нужна случка. Он весь в творческом процессе. Его запрягли в плуг, и он из свободолюбивого бизона превратился в послушного буйвола. Он горбатится, пашет литературную землю для продюсерского российского кино.

Всё. Уже поздно. Она прошла, пашущий буйвол.

А в глубине коридора – цок-цок! цок-цок! По бетонному полу. Как подкованная лошадка.

Как раз в это время в метрах пяти от меня открывается дверь, выходит улыбающийся Игорь Карабейников. Встречает меня, распахивает объятья, изображает поцелуй в одну щечку, в другую и говорит:

- Привет, родной! Почему не улыбаешься?
- Не знаю. Работать же иду…
- Улыбайся. Работать же идешь. Работать надо в приподнятом настроении.
- Работать надо в рабочем настроении.

Игорь толкает меня к дверям:

- Заходи уже, Степанков.

И я вошёл. А там сидит сама Алла Борисовна Пугачёва. Блин!