Reeder, ну точно, припоминаю такое.

Странный человек был Александр Исаевич...
1.Писал с фронта на фронт другу письма, зная, что цензура шмонает каждое. Дописался. Взяли автора и адресата. Друг погиб в заключении.
Даже в армии Конго, узнав, что офицер письменно, клав на особые отделы, высказывает несогласие с режимом, на стороне которого он ведет войну, будет принято решение о его немедленном аресте. Нах мне на передовой офицер с тараканами в голове? Учитывая тогдашние и последующие умонастроения Соженицина - до поступления ефрейтором в "армию" Власова -- просто не сложилось. Вовремя профилактировали. Често говоря, с учетом всех обстоятельств, не дурак же был клинический, история со "свободолюбивыми" письмами попахивает подсознательным "самострелом". Такой очень интеллигентный способ слинять с передовой в тыл. И при этом страдануть.
2. Восемь лет лагерей за такие понты в условиях фронта -- просто чудо. Могли бы "ограничиться" штрафбатом. Было бы больше пользы.
Но и в лагере, как принято у "светочей в темном царстве", работал стукачом. Т.е. исправно и страдая в душе выявлял неблагонадежных и склонных к побегу на благо того же режима, кои только что хаял в "письмах к другу".
3.Вклад в русскую словестность слабо определяем. Зато на идеологическом фронте отработал, как Покрышкин в небе.
Так "жить не по лжи" получается только у Михалкова. В вечной фронде, но вечно з а м е ч е н властью. "Вечный зэк", но максимально удален от параши жизни. Ожидал ареста на даче Ростроповича, после ареста оказался в Вермонте на гранте правительства США. В "вынужденной иммиграции" (по-русски "допизделся") под мостом не жил и на кусок хлеба таксистом не зарабатывал. По приезде, обставленном не хуже, чем возвращение Горького, от "демократического правительства России" получил загородный дом, перебрав 5(!), выбрал подходящий, потребовав провести капремонт.
Встречался в ВВП, душевно и назидательно поговорим о проблеме вырубаемых лесов. Оба расстались, прослезившись и посветлев лицами. Типа вышел Пушкин от Николая...
Не знаю, как на счет увековечивания себя в названии улиц и площадей, неверное, как само собой разумеющееся просто не упомянул, но в завещании велел себя похоронить рядом с выдающимимся людьми России. Не сомневался, что власть последнюю волю "старца всея Руси" уважит непременно. Ахули... Мог бы и Мавзолей потребовать освободить. И на это бы согласились. Ибо Старец был не менее удобен власти, чем патриарх Алексий.
Короче, даже можно не пробовать, не получится.
4. По таланту самопиара Старец заткнул за пояс Аллу Борисовну Киркорову-Галкину.
Ради интереса юзни Гугль на предмет фоток "нобелевской прогулки" Солженицина на Стокгольму. Образ -- Джон Леннон и Шемякин в одном флаконе. Бушлат, офицерские сапоги, кепочка, бородка... "Звезда в шоке".
Последующий образ -- "Лев Толстой без плуга" и "Достоевский без бесов". До шага к портретам в школьных кабинетах литературы -- одни шаг. Указание премьер-президента. Что и свершилось.
Кому он нужен? Очевидно, только тем, кто отметился у гроба. Власти и ее карманной фронде. О последней без слез нельзя.
Цитирую из "Новой газеты": главы в развороте о безвременно ушедшей Совести нации -- "Некоторые обязаны жить вечно", "Он многое расчистил в России", "Последний оракул", "Зрячая любовь". Плач Ромео над Джульеттой -- отдыхает.
Думаю, школьникам, вкусившим Пелевина и Поланника -- дедушка Исаич нахер не вперся. Но учить будут. ЕЭГ, все-таки...