К рожденью, к свадьбе, к смерти. Одно и то же слово,

Сегодня дома сама хозяйка, и мама дома. Воскресенье. Шумит самовар.
Хозяйка раскладывает по блюдцам темные ломтики пареной свеклы. А Яне мама.
выдает к чаю настоящую конфету, в обертке с бабочкой. Если обертку.

замешательством, Колька хватает с блюда горсть свекольных ломтиков и.
запихивает в рот.
- Ты что. Соня, думаешь все-таки живой? - почему-то шепотом спрашивает.
- Колька свеклу таскает, - ябедничает Яна, но на нее не обращают внимания.
Тогда и Яна тянется к заветной тарелке.

- Выдвинь-ка, отопри сама.
‚кает сердце. Вот он ключ от заветного сундучка, откуда извлекала бабка.
Ксеня пожелтевшие фотографии, клубки разноцветных ниток, пуговицы и.
лоскутки, старые письма и другие хрупкие бумаги с печатями и без печатей,
отжившие бесполезные деньги, дешевенькие стеклянные сережки и бусы - чего.
только здесь не было! Вся Ксенина прошлая жизнь, перемешанная наугад, как.
колода карт, никому не интересная, кроме самой бабки, которая перебирала,
уходя, эту свою жизнь. Отзвуки, осколки, лоскуты когда-то пошитых платьев,
когда-то бывших с бабкой людей и минувших событий.

- Аркадия, тетя Ксеня, - повторяет мама. Бабка перестает кашлять.
- А то, может, за упокой?
- Во здравие, - мама храбро улыбается, она не выносит, когда ее жалеют.
Хозяйский Колька снова лезет за свеклой, но на этот раз получает увесистую.
оплеуху и ревет. Яна великодушно отламывает ему кусок конфеты.

- Во здравие воина Аркадия, - тянет бабка Ксеня.
Бабка Ксеня, скорчившись, ловит ртом воздух. Кашель ломает ее ж„лтое.
сухонькое тело, оно похрустывает, как осенний лист на ветру.
- Жар у меня, Яничка, - бабка по капле выжимает из пересохшего рта улыбку,
- худо. Огнь, огнь во мне. Може, Бог даст, помру.
Бабка переводит дух.

- А может, кто и назвал, - говорит бабка, - Может есть такой солдатик.
Ананий, а я его обойду. Как же, нельзя. А как называют-то?
- Ну Петр, Сергей, Владимир, Виктор.
- Аркадия помяните, - говорит мама.
Повисает над столом тишина, все смотрят на маму. Воспользовавшись.

- Так уж. Успокоится Ксения навеки, во гроб ее положат, как невесту, во.
всем белом, цветами засыплют, и улетят душа моя на серебряных крыльях.
Сияют бабкины глаза, она счастливо смеется.
- У меня уж все, Яничка, припасено. И платье белое, и туфли, и белье.

ЗAКАЗАТЬ МOЖНО НА ОФИЦИАЛЬHОМ МАГАЗИНЕ МAГАЗИНЕ

принадлежало владелице сундучка.
Наконец-то можно завладеть им целиком!
- В марлечке оно, с самого верху. приданое-то, - сипло втягивая в грудь.
воздух, наставляет бабка. - Ты уж тихохонько, гляди, не сомни. Подушку.
подсунь мне, подушку.

Яна была ее единственной благодарной слушательницей, ее подругой, и.
длинные бабкины рассказы о происхождении той или иной бумаги, вещицы,
фотокарточки - не самой себе, не в пустоту, а ей, Яне, видимо явились для.
бабки Ксени смыслом и благодатью ее последних дней.
Лоскуты, обрывки, осколки, то, что не имеет решительно никакой ценности у.
разумных взрослых, влечет к себе стариков и детей.
Яна лезет в бабкину жизнь всей своей ненасытной пятерней, боясь, как бы.
бабка Ксеня не передумала, не отобрала ключик - ведь прежде доставалось.
Яне бабкино прошлое лишь скудными порциями, причем право выбора.

Полулежа, в зыбком кольце света от коптилки, которое мечется по стенам, по.
лоскутному одеялу при каждом приступе кашля, бабка Ксеня раскладывает на.
коленях свое белое "приданое", любуется им, ласкает, разглаживает жаркими.
колючими пальцами, приглашая и Яну полюбоваться, восхититься.
Приданое.