Был час, когда коллективный разум пришел к правильному решению – пора отключаться. Сигнал импульсом стремительно разошелся в действие. Они гасили то, что называют светом. А я решила не замечать. Законы системы. Все смотрела на эти безжизненные застекленные квадраты и видела тысячи судеб, ролей и персонажей. Старых как мир. Таких, что лучше и не придумаешь. Вот уставшая Анна целует нелюбимого Шурика Каренина и желает ему покойной ноченьки. Она даже не подозревает, что завтра ее путь преградит проклятие амуроносного Вронского. И вот так лежат два чужих друг друга человека в одной кровати, притворяются, будто это не так и не могут заснуть. Оттого, что через стенку никак не угомонит правдивый эпатаж своей гитары молодой и бунтующий Базаров. Его пальцы разодраны в кровь. А висок пульсирует незримыми пьянящими истинами о свободе. И разрушении, которое ни к чему не приведет. Этажом ниже раскинулись душераздирающие реалии кафковского превращения. Отформатирована до правды утрированная угловатость образов, сведены на нет лишние детали. Потому что на этот раз всё слишком по-настоящему. Настоящие люди, настоящая жестокость, настоящее беспросветное одиночество. Грегор Замза уже совсем не жук. Просто он слишком состарился. Настолько, что стал бесполезен. А люди не могут без пользы. Они вампиры. Дед Замза для них не более чем обескровленная жертва. Всего лишь тень морщинистой, озябшей от сквозняка плоти. Лежит он на кровати, закрыв глаза, и слушает музыку тишины. Такой же одинокой, никем не замечаемой, внесюжетной частичкой необходимых декораций… А вот его сосед воплощенный Онегин. По закону жанра он немного злоупотребляет неразбавленным концентратом из скуки, лени и деградирующего чувства собственной гениальности. Ему не чуждо праздно томиться и считать себя самым несчастным человеком на Земле. Но близится час, когда он оступится, а потом пожалеет, снизойдя до безответной любви. И это тоже правда. 

Я зажигаю новую свечу. Старая, как и ДОЛЖНО БЫТЬ, вконец расплавилась и погасла. В такт с не дававшим покоя вопросом: неужели ничего нельзя изменить и все так предсказуемо? Я смирилась. Хотя и не хотела. Стала вглядываться в пляшущий огонек новой свечи, наслаждаясь его извечной гармонией жизни и смерти, нежности и жестокости. Вдруг услышала шепот. Это все она. Вечность. Слова правда никак не разобрать. Я подняла голову выше. И почему я только не заметила, что в одном окне продолжает гореть свет?! Свет неприкрытой, незашторенной жизни. Похоже на откровение. О, нет! Не может быть! Это Вероника (правда мужского пола) решает умереть. Человек стоял в проеме окна и смотрел вниз. Думал. Что же мне делать? Меня сковывали сомнения. В моей ли силе изменить сюжет одной мятежной человеческой жизни? Смогу ли я повернуть вспять все хитросплетения сложенной в единый ансамбль фабулы? Я слишком поверила погаснувшей свече. Напрочь забыв, что пламя вернулось… Но все же вопреки привычке я сделала наоборот и открыла оконный переплет. С улицы хлынул свежий, холодный воздух. Решительно встав на подоконник, я крикнула: «Не надо!» Человек удивленно поднял голову. Теперь мы смотрели друг другу в глаза. Скорей всего, мы думали об одном и том же. Я улыбнулась. 

Через несколько минут мы стояли на пустой дороге. Два чужих близких человека, играющих, нет, живущих в одной теперь уже связанной в новую пьесу фабуле. И не важно, каков ее исход и нравоучительная ценность… Иногда стоит принять ее такой, какая она есть. Мы, во всяком случае, приняли. Без слов, без смеха, без слез. И пошли, взявшись за руки, по одной дороге…