злит, ребятки.

[нежные] злят. впрочем, не нежные тоже.

злят духовно богатые девы, рассуждающие о творчестве Кафки, при этом делая грубейшие грамматические ошибки.

злят телочки, усиленно радующиеся тысячам эфемерных поклонников, обитающих (гипотетически) где-то у северных морей. книжки бы почитали.

 

поражает фраза: "Надо купить что-нибудь вкусненького покурить..."
мороженое гостовское шоколадное вкусное, пицца из пиццы мии, жареная картошка, вишнёвое варенье - вот это вкусно. а от сигарет блевать хочется, выхаркать всё нахрен,чтобы ничего не осталось. очень вкусно.

меня раздражает, что улицы наводнили позеры лет 12-13.

меня раздражает, что тепло, но жуткий гололед.

но зато меня радуют племянник и отец моего мужика. один перестал меня бояться, другой теперь не будет на меня гнать волну.

а еще я злой и страшный. я сую людям в рот острые предметы. и почему-то от этого дико смешно. я ж невменозник.

очень больно, когда тебе хочется убить себя, а рядом человек, который для тебя все.

хочется с разбега броситься из окна в холодный воздух. и так, чтоб фатально. впрочем, если живешь на шестнадцатом этаже, тут нет вариантов. а тут он говорит, что проклянет, если ты что-то с собой сделаешь.

чтобы не наделать лишнего, приходится лечь спать. даже если не спится. полтаблетки донормила, и засыпая, ты слышишь, как он стаканами пьет на кухне воду и тихо плачет.

она стоит перед нами за роялем, который заменяет ей одновремено дирижерский пульт, метроном и камертон. одной рукой она дирижирует, другой играет. на ее изможденном красивом лице с глубоко посаженными карими глазами читается усталость, которой лет едва ли не больше, чем мне; в старом шерстяном платье ее кожа выглядит желтой и тонкой, словно папиросная бумага. однако она еще не стара.

движением худых тонких пальцев она снимает звук и облокачивается на опущенную подставку для нот.

"Лет десять назад, когда это здание еще стояло в руинах, вышло постановление о том, что эта земля будет принадлежать нам. Так вот, тогда появилось огромное количество желающих получить ее.

Однажды меня не пустили к строящейся школе, сказав, что она принадлежит теперь другим людям. И дали адрес новых, якобы, владельцев. Красноармейская, 3.

Эта улица находится в центре города. Сейчас там находится красивейший жилой квартал, новые дома. А тогда... В общем, когда я приехала туда, там стояла избушка,. Частный дом. Там рыли какие-то котлованы.

Подойдя к этому дому, я увидела пришпиленную записку, где было написано буквально следующее: "Свистите, вас услышат".

Свистеть я всегда умела плохо. Поэтому решила тихонько постучать в дверь.

Стоило мне это сделать, как дверь открылась и из избушки на меня бросились три добермана."

есть такие унылые люди, которым нужно Интенсивное Внимание.

они вечно что-то в себе переделывают, чтобы стать лучше (как им кажется). и от этого все только усугубляется.

они не могут жить как живется. у них в заднице шило.

они бросаются рисовать, писать, петь, играть, выжигать по дереву, вязать салфеточки; а когда то, что они делают не становится предметом всеобщего восхищения, это становится еще одним поводом для продолжительного нытья. такие люди обычно вообще не способны к творческой работе.

они всегда всем завидуют. всегда. у них все валится из рук.

И сегодня они снова пошли играть в футбол. Парень среднего роста, боксер с восточными корнями. Его вечный друг, тоже боксер, высокий, широкоплечий. Некогда занимавшийся борьбой низенький пацан, постоянно с сигаретой в зубах. Тощий, похожий на хорька мальчик, яро зависящий от чужого мнения. Заучка, метр с кепкой, некогда недвусмысленно пристававший к одноклассникам. Несколько томный юноша с пушистыми темными ресницами. И в дополнение ко всему, весьма невысокий гибкий парнишка с пытливыми серыми глазами. Не хватало лишь двоих – высокого мощного почти уже мужчины и умницы-дзюдоиста, мечты некоторых девочек, которых оказывалось много в силу его незаурядных внешних и умственных данных.

В том году зима была снежной. Настолько, что в марте плотный наст на футбольном поле отказывался подтаивать. Чуть проскальзывая подошвами по ледяной корке, к футболистам подошел неопрятно одетый киргиз. Кажется, у него были серьезные вопросы к тем, кто находились на поле. Тот самый парень, у которого от происхождения остались лишь миндалевидный разрез глаз и горбинка на носу, долго пытался выяснить, что же нужно этому до отвращения неприятному юноше, и какие претензии он предъявляет конкретно к нему,  когда тот вскоре оставил свои обвинения и, по всей видимости, успокоился, немного отойдя в сторону…
 

Хруст ледяных осколков заставил мальчика-хорька поднять глаза. По направлению к ним шла горстка тошнотворно-одинаковых киргизов – намерения у них, судя по виду были не самые дружелюбные. Это заставило его вздрогнуть. Он, в приступе нарастающей паники, оглядывал своих приятелей, инстинктивно сомкнувших свои, незавидные по количеству, ряды… Его глаза метались с кучки друзей на толпу клонов, приехавших откуда-то с Ближнего Зарубежья. Их больше. Нас побьют. Они победят. Страшные мысли неслись в его голове со скоростью света. Нет-нет, он не хочет ходить с синяками под глазами или еще чем-нибудь. А если ему что-нибудь сломают? Что скажут родители? Или друзья, что они скажут, когда увидят, что его угораздило сломать себе, скажем, запястье?.. Нет-нет, он не будет драться. Это стыдно и больно. Интуиция его била во все колокола, он оглянулся назад, оценивая расстояние до подъезда типичного для того района серого высотного дома. Метров пятьдесят, не больше, а уж бегать он умеет быстро. Он снова окинул взглядом своих напряженных, внутренне сгруппировавшихся друзей. Он что-то искал. И он это нашел. Он увидел глаза мальчика-заучки, тщетно рыскавшие по полю и лицам одноклассников, в поиске поддержки.… И тогда он понял, что струсил не один. В его голове созрел план к отступлению. Дождавшись, пока он встретится с приятелем глазами, он подал ему знак. Заучка судорожно сглотнул и нервно-паралитически кивнул. Они очень медленно стали отступать назад, подальше от поля боя, напряженно провожая взглядом своего восточного друга, в котором не осталось ни следа от его привычной небрежной развязности. Как он в одиночку, по-восточному гордо, шагает навстречу толпе своих противников.

«Один на один» - с диковинным акцентом сказал задиристый киргиз. «Давай» - сказал боксер, небеспричинно уверенный в своей победе. Сосредоточенный взгляд направлен на противника, легкие боксерские прыжки, прямой точный удар прямо в грудь. Противник пошатнулся и чуть с замедлением упал. Развернувшись, боксер увидел лишь чей-то локоть, с силой ударивший его в скулу. Через сотую долю секунды он почувствовал невыносимую боль в затылке и, падая, он увидел восемь точно таких же киргизов, окруживших его. Удар. Еще удар. Он попытался встать, но град толчков и пинков окончательно свалил его на землю. Перестав адекватно ощущать действительность, он лишь смутно чувствовал, что кто-то сильный оттащил его туда, где не было никого и был чистый, белый до сумасшествия снег. Он закрыл глаза, залитые какой-то теплой густой жидкостью, подобно слезам, стекающей по щекам на снег. Больше он не помнил ничего, кроме слабого ощущения холода и как будто падения в черную, бездонную пропасть.

Внизу экрана уже пятнадцать минут мигает свернутое окно ICQ. На хозяина аськи посыпались сообщения, вот только он их не видит. Он сидит в соседней комнате с маленьким братом, дожидаясь спасительного звука поворачивающегося в двери ключа. Совсем скоро, буквально три минуты. И пора уже собираться на курсы английского, из-за которых он пожертвовал футболом.

Из подъезда сломя голову вылетел не то юноша, не то взрослый мужчина с загипсованным запястьем. Бежать, быстрее бежать.… До поля каких-то пятьдесят метров. Пятьдесят метров и около семи бесценных секунд...
 

Бежать, быстрее бежать… Кровь стучала в жилах заучки и хорька. Их гнал дикий страх, какой-то звериный инстинкт. Хорек лишь успел заметить, как его плечо столкнулось с чем-то твердым, тем, чего на пути не было. Козырек подъезда казался крепостью, оплотом двух мальчиков, которые просто не желали портить свои шкуры.
 

Перекрестный удар, еще один. Минус два. А осталось одиннадцать. Короткое дыхание. Киргизская братва начала отступать, с трудом понимая, что хозяева поля сильнее. Азиаты пятились, не решаясь вступить в поединок с коренастым, но высоким боксером, не простившим им крови своего друга. Он бросил короткий взгляд туда, где лежал его товарищ – рядом с его головой медленно расползалось алое пятно. Перед взглядом боксера мелькнула пепельно-русая прядь вьющихся волос гибкого, гуттаперчевого, но совершенно не сильного мальчика. В руке нападавшего на него азиата блеснул металл, через секунду этот металл с силой врезался в нижнюю губу дернувшегося в этот момент юноши. На блестящую корку льда брызнула темная теплая кровь. Боксер услышал за спиной какой-то странный жалобно рычащий звук. Обернувшись, он увидел своего давнего друга, не так давно начавшего заниматься джиу-джитсу, но делавшего большие успехи; он умело зажимал зачинщику бойни нервы так, что тот не мог и шевельнуться – острая боль прошила все его тело. Маленький, но сильный пацан отшвырнул сигарету и силой развернул подкравшегося к нему подлого человечка с темно-желтой кожей. Человечек упал, расшибив плечо и пошел на попятную. Томный в обычной жизни юноша-Аполлон сосредоточенно бил высокого монголоида под дых, расчетливо лишая его энергии. Азиаты отступали.
 

Нашли тоже, чем шутить.… По-мужски красивое лицо дзюдоиста исказило недовольство, он мог понять все, только не такие шутки. Все-таки, увечьями не шутят, слишком уж это больная тема, по крайней мере для него. Он скользнул взглядом по своему отражению в зеркале: шерстяной свитер, темные вельветовые брюки, многочисленные шрамы на лице… Только лишь когда он складывал учебники в сумку, запоздалая мысль стукнула ему по затылку. Он начал судорожно рыскать по комнате в поисках сотового. Дозвониться хотя бы до кого-нибудь. Узнать… Длинные гудки. Не отвечают. Черт. Впопыхах натянув куртку и схватив сумку, он вылетел из квартиры. Только бы не опоздать. И пока он перепрыгивал через четыре ступени, и несся по направлению к футбольному полю, только одна мысль сотнями маленьких молоточков стучала у него в голове. Бежать, быстрее бежать…

Пронзительная боль раздирала руку. Кажется, гипс уже бесполезен. Боль в некогда сломанном запястье отвлекала внимание, но это – его профессия, почти страсть, то, чем он занимается около двух лет. Усилием воли парень взял себя в руки, и только сжавшиеся в точку зрачки могли отразить его истинное состояние. Зачинщик драки пытался вернуть себе власть над конечностями, но тщетно, слишком точно было воздействие на нервные окончания. Киргиз корчился, пытаясь встать, но это лишь усугубляло его положение. «Да успокойся ты! Все равно отсюда не уйдешь!» - гневно прошипел юноша, сильней сжимая руку незнакомца. Достав из кармана лежавшей рядом куртки телефон, он быстро набрал 02, отчего киргиз, понимая серьезность ситуации, вновь слабо задергался. Скороговоркой сказав адрес, юноша положил трубку и неуверенно оглянулся на товарищей, сгрудившихся вокруг своего потерявшего сознание друга, принявшего на себя первый удар. Он увидел маленького курягу, который морщась, осматривал свои пальцы. Увидел коренастого боксера, старавшегося оставаться спокойным, но с безумным отчаянием в глазах смотревшего на своего никак не приходящего в сознание верного друга. Увидел маленького юркого мальчишку, зажимавшего окровавленной рукой рассеченную нижнюю губу. Увидел томного мальчика, который теперь с серьезной сосредоточенностью, как мог, помогал своим друзьям. А больше он не увидел никого. В драке он не заметил отсутствия двух героев пьесы. Повернув голову к своему дому, он увидел под козырьком подъезда два темных силуэта, взирающих на него. И тут он понял, почему им было так сложно отбиться. Понял, почему они так тяжело отделались. Понял, на что налетел, выбежав из подъезда, когда сломя голову, не разбирая дороги, несся на выручку своим друзьям. Он все понял. К горлу подступил комок, когда он, словно в тумане, набирал несложный телефон скорой помощи.

Опоздал. Дзюдоист сжал кулаки так, что до крови вонзил короткие ногти в ладони. Слишком поздно. Как завороженный, он смотрел на кровавое пятно на девственно-белом снегу. Увезли. Черепно-мозговая травма. Опоздал на те самые пятнадцать минут. Он поднял глаза на юркого юношу, стоявшего неподалеку.  Парень, задержавший виновника драки, принес ему из своей квартиры моток бинта, и теперь юноша зажимал ярко-красным куском ткани уже слабее кровоточащую сквозную рану. Рукава его куртки слегка заскорузли от крови, тонкой струйкой стекавшей с подбородка по руке. Сейчас они отвезут его в травмпункт, и все будет хорошо, обязательно. Ему обработают губу, зашьют, и он будет в порядке. Да, он будет в порядке… Дзюдоист постоянно думал о том, что случилось. Почему именно сегодня? Черт, почему сегодня и сейчас?! Он был готов закричать от безысходности и поглощающего чувства вины. Опоздал. Пойди бы он сегодня вместе с ними, все бы было по-другому. Просто не захотел. Не захотел…. Хаотичные мысли градом били его по больному месту, по совести и он вышел из транса, только когда кто-то положил тяжелую руку ему на плечо. «Ты ни в чем не виноват. Ты не мог знать.» - тихо проговорил басовитый голос. Дзюдоист повернул голову. На него мягко и чуть печально смотрел одноклассник, подоспевший к середине драки. «Да, конечно.» - горько улыбнулся. Слабо улыбается в ответ. Он не может понять его, он-то еще успел. Он хоть что-то сделал, сделал, возможно, ценой спортивной карьеры. Сломанное запястье было вывернуто под неестественным углом. «Он еще хоть что-то успел сделать. А вот я опоздал.» И юноша проводил взглядом киргиза, садящегося в милицейскую машину.

где эту гребаную весну черти носят.

меня до боли в затылке достало свинцовое небо и парафиновый снег.

а еще то, что подтаявшая слякоть подмерзла, и навернуться ничего не стоит.

а еще то, что даже в перчатках у меня замерзает второй палец левой руки. ощущение, будто его прищемило дверью. а ведь мне еще на виолончели играть.

а еще мерзкий ветер, из-за которого приходится ходить в шапке. иначе свалюсь в отитом. или ангиной. да мало ли холер.

а еще от постоянно меняющейся погоды у меня кружится голова.

 

хочется откусить весне пальцы ног.

 

 

 

1

-Что, уже вернулся? - не поворачиваясь, обратился кок к вошедшему в каюту. Вошедший, коим оказался Ророноа Зоро, сел на кровать.

- Это потрясающе, я уложился в предельно короткие сроки. Барбара засунула руку с кипящую кастрюлю. Там где-то еще кто-то должен прыгнуть со скалы и разбиться, но это не так интересно, как обваренная рука.

- Меня это безумно радует, – кок коротко поцеловал мечника губами, слегка отдающими табаком и клубничным соком.

- Радует, говоришь… - Зоро поднял усмехающиеся глаза. Санджи мог узнать этот взгляд из тысячи других. Под пряжкой ремня предательски потяжелело.

- Не то слово. – Голос едва заметно дрогнул. Обезоруживающе сильные руки мечника обвили его талию, отчего сердце забилось быстрее.

- Ну, тогда и я рад… - мечник впился поцелуем в тонкие жестковатые губы Санджи, от до боли знакомого горького вкуса терялось ощущение реальности, точно от хорошего саке.

Тем временем кок уже снимал с мечника одежду, слегка отстранившись, покрывал поцелуями его сильные мускулистые плечи. Зоро тоже не терял времени даром, совершенно не жалея дорогой одежды Санджи, разумеется, одетого «с иголочки»…

-Зоро, больно. Хоть бы растянул немного. Не мальчик ведь… - прошипел тот, стиснув зубы. Несмотря на имеющийся опыт, боль казалась адской, от нее хотелось кусать пальцы, рвать простынь, лезть на стену.

- Прости, родной. – Маримо запечатал губы кока нежным поцелуем. Нужно было дать ему время, чтобы расслабиться и привыкнуть. Впрочем, можно начинать. Зоро с трудом удерживался, чтобы не двигаться быстро и резко, однако, Санджи сам начал двигаться навстречу движениям мечника, насаживаясь до основания. От страсти начинало темнеть в глазах, сердце стучало не то в висках, не то на ладонь ниже пупа. Еще быстрее. Обычно такой невозмутимый маримо издал хрипловатый стон, запрокинув голову, кок беззвучно забился в его крепких руках, вцепившись тонкими холеными пальцами в простынь…

Море в эту ночь было неспокойным. Небольшое судно подпрыгивало на волнах так отчаянно, что на полках подпрыгивали книги, а на камбузе звонко бряцала посуда. Едва мечник прикрыл глаза, как в каюту влетел взъерошенный испуганный Чоппер. Влетел плечом вперед, и, по всей видимости, случайно.

- Ох, какие ребята. Чем обязаны? – Зоро не посчитал нужным даже взглянуть на вошедшего. Кок лениво повернул голову и насмешливо блеснул глазом из-под челки.

- А я ничего... Я случайно… – доктор попятился, едва не налетев спиной на дверной косяк, и закрыл дверь. Его охватило странное чувство, неясное подобие подозрения. Впрочем, этот бред следовало выбросить из головы. Если никто не болен и не ранен – значит, все хорошо.

 

2

- Санджи, добавки! – радостно завопил Луффи, за что немедленно схлопотал подзатыльник от кока.

- Тебе должно было хватить.

Капитан заметно погрустнел, и принялся, было за кружку саке, но с палубы донесся короткий испуганный вопль Чоппера. Усопп, сидевший у двери, втянул голову в плечи и впал в тихую истерику.

- Л-луффи. Ты сходи, посмотри кто там, на п-палубе. – почти шепотом прозаикался смертельно напуганный снайпер. Мугивара отважно шагнул к двери, размашистым движением открыл ее и трижды изменился в лице. Гримаска храброго вояки сменилась недоумением, а недоумение плавно перетекло в эйфорическую улыбку.

- Эйс! Ребята! У нас гости! – капитан спрыгнул на нижнюю палубу, где его брат недоуменно разглядывал доктора, как видно, испугавшегося внезапности появления мугивары-старшего.

- Привет, Луффи. – командир второго дивизиона пиратов Белоуса одарил капитана пиратов Соломенной Шляпы теплой, хотя и несколько стерильной улыбкой.- Давно не виделись…

Зоро выглянул в дверной проем, держа в руках кружку крепчайшего саке. Сдержанная улыбка коснулась его губ, он оглянулся на Санджи, заканчивавшего мыть посуду.

- Знаешь, кто к нам приехал? – деловито осведомился мечник. Реакция кока была флегматичной.

- Нет, я не знаю. Просвети меня.

- Эйс. Портгас Ди Эйс.

Кок закрыл воду, вытер руки о полотенце и закурил.

- Мило. Мы с ним увидимся за ужином. – Санджи выпустил тоненькую струйку ароматного терпкого дыма. Внизу, на палубе уже не было никого, кроме, может быть, пары чаек, неимоверная жара гнала мугиварцев, а с ними и Эйса в прохладные помещения корабля. Было бы оглушительно тихо, если бы не мерный рокот волн, да и этот гул воспринимался пиратами как неотъемлемая часть тишины. Кок, докурив, вплотную приблизился к мечнику…

- Ребят, а что это вы тут делаете? – снизу на кока и мечника любознательно смотрели глаза Луффи. Санджи неохотно отстранился от Зоро.

- Мы ждем, пока мясо к ужину разморозится – ласково ответил он. – Ты ведь хочешь мяса?

Капитан радостно закивал и бодрым шагом прошел к своей каюте.

 

3

В тот вечер мечнику не спалось. Санджи к концу дня свалился с головной болью, остальные были заняты чем-то уму непостижимым, впрочем, как и всегда. Но, судя по всеобщему молчанию, продолжал бодрствовать только он. Бархатно-черное ночное небо на горизонте смыкалось с синими атласными волнами моря. Маримо стоял у самого края палубы и не то задумчиво, не то отрешенно смотрел в темную даль. По сравнению с испепеляющим жаром дня, ночь казалась по-осеннему прохладной.

Неподалеку что-то вспыхнуло и тут же погасло. Зоро бросил быстрый взгляд в темноту. Очевидно, не ему одному не хочется спать сегодня, и он почти точно знал, кто пришел. Да, так и есть.

Вообще, если говорить откровенно, то мечнику никогда не было особого дела до брата его капитана. Зоро относился к нему довольно спокойно, а что до его качеств и прочего… Зоро не было до них ни малейшего дела.

Эйс молчал, сидя на палубе где-то неподалеку, но даже спиной Зоро чувствовал его насквозь пронизывающий взгляд. 

- Хорошая ночь сегодня, – решил таки нарушить насторожившее его гнетущее безмолвие мечник.

- Согласен, - вопреки всему, в голосе ответившего не было ничего, что могло бы вызвать подозрение, - не спится?

- Не спится, - согласился Зоро, - устал, как собака, даже спать не хочется. А ты почему здесь?

- Я выспался.

- Похоже на обоих братьев.

- Не совсем. Луффи может проспать намного дольше, чем я, и не выспаться. Мне вполне достаточно двенадцати часов, чтобы полностью восстановить силы, - интонации были совершенно ровными, и это заставило мечника успокоиться.

- Не принципиально, - Зоро, потеряв интерес к дальнейшему разговору, снова вперил взгляд в непроглядную тьму. Через долю секунды его спину слегка лизнуло пламенем. Едва повернув голову, он обнаружил, что Эйс стоит к нему уже почти вплотную; усыпленная, было, бдительность проснулась и судорожно запульсировала где-то в затылке. Мышцы рефлекторно напряглись ровно настолько, чтобы быть готовым к атаке.

- Да? – спросил он, чуть нахмурившись и смутно надеясь понять, что же надо мугиваре-старшему.

- Нет. – Коротко и невозмутимо парировал вопрос тот.

- Серьезно? – интуиция Ророноа Зоро била во все колокола. Ответ снова был краток.

- Понарошку.

- В каком смысле? – мечник все больше запутывался в значении вопросов и ответов.

- Без смысла.

- Так, что происходит? – в голосе зазвенел металл. Маримо развернулся и сделал пару быстрых шагов в сторону.

- Не-а, не происходит пока. И не так. – Спокойно заметил Эйс, словно из-под земли вырастая перед ним.

- Эй, какого черта ты творишь?! – гневно прошипел мечник, уже отчетливо понимая, что что-то идет не так.

- О, ты прав. Именно черта.

Едва Зоро успел осмыслить ответ мугивары-старшего, как почувствовал довольно-таки бесцеремонное прикосновение сильных рук. Словно с замедлением он ощутил на своих губах жесткий поцелуй, больше походивший на укус. В голове не осталось мыслей, немыслимость происходящего сковала тело стальными канатами. Такого просто не могло быть. Никогда.

Где-то за спиной открылась дверь кладовки, и, кажется, контроль над ситуацией был окончательно утерян. Как? Почему? Зоро судорожно пытался угадать ответы, одновременно пустив в ход силу. Он уже успел понять, что творится, и не собирался сдаваться просто так, но все яростные выпады были отражены с легкостью, лишь оставляя на теле жертвы едва заметные красноватые следы ожогов. Словно не замечая отчаянного сопротивления, продолжая кусать сжатые губы мечника, Эйс резкими размашистыми движениями срывал с него одежду, а маримо все не оставлял бессмысленных попыток вырваться, напоминая пленника, находящегося под пытками.

- Я не знаю, зачем тебе это нужно, но на твоем месте я бы лучше этого не делал, - злобно зашипел он, ощутив очередной обжигающий укус в шею.

- Молчать, родной, - Мугивара-старший резким движением развернул Зоро и вцепился в его плечи, не давая пошевелиться. Зоро, кажется, никогда не ощущал себя настолько беспомощным, он не мог двигаться, не мог сопротивляться. Но резкая недвусмысленная боль пониже спины была настолько сильной, что мечник до крови закусил губу, стиснув зубы.

- Т..ты… уб…людок… Тебе это с рук не сойдет, я клянусь, - взвыл он и снова дернулся вперед, пытаясь вырваться из захвата цепких пальцев.

- Я же говорил… Успо…койся… - резкий толчок, от которого, кажется, что-то взорвалось в голове и вдруг потемнело в глазах и у мечника, и у Эйса. Еще один. Зоро охнул и упрямо попробовал вырваться еще раз. Безрезультатно. Еще несколько минут грубых, жестких движений, еще несколько минут постепенно слабеющего сопротивления, и Эйс вошел на всю глубину, крепко прижал Зоро и хрипло выдохнул, после резко вышел. В кладовке воцарилась тишина.

- Я… я ненавижу тебя… - раздался срывающийся, хриплый шепот, так чудовищно непохожий на голос мечника.

- Я знаю. Думаю, извинения здесь бесполезны. Так же как и пафосные дуэли. Просто чтоб ты знал, ничего личного, - бесстрастно проговорил Эйс, застегиваясь. Казалось, он не испытывал ни малейших признаков сильных чувств по отношению к такому беспомощному сейчас мечнику, и что владело его сердцем сейчас не было известно ни богу, ни черту. В последний раз вскользь бросив взгляд на тело на полу, Огненный Кулак исчез.

 

Этого не может быть. Зоро сидел на полу, облокотившись на стену. Взгляд сухих, словно помутневших глаз был направлен в одну точку, руки рефлекторно сжимались в кулаки и разжимались обратно, оставляя на ладонях следы от впивающихся в них коротких ногтей. Этого не может быть. Пошатываясь и опираясь на стену, мечник медленно поднялся. Все тело ломило так, словно по нему прошла колонна танков, не меньше и, казалось, это было не так далеко от истины. Выпрямившись, он тут же поморщился – острая боль пронзила каждый нерв при первом же шаге. Но, в конце концов, кому-кому, а уж Зоро к боли было не привыкать. Сев обратно на пол, он медленно, как будто в трансе, не обращая внимания на ноющую боль, начал одеваться. Этого не может быть. Пошатываясь, он встал и снова оперся на стену. Нечеловеческим усилием воли мечник заставил руки перестать сжиматься. Заставил ноги перестать подкашиваться, даже заставил себя выпрямить спину. Но даже после этого он все равно продолжал чувствовать себя чем-то отвратительно одноразовым, уже использованным, и что теперь можно только выкинуть на свалку. Скрипя зубами и пошатываясь, мечник толкнул рукой дверь и вышел на палубу. Воздух, еще недавно казавшийся свежим и успокаивающим, теперь был холодным, почти враждебным и колким. Невыносимая, тугая тишина давила на уши, как будто пыталась придавить собой, отчего Зоро неловко покачнулся и был вынужден схватиться за дверную ручку, чтобы не потерять равновесие окончательно. На палубе не было ни души, чему он был втайне рад, если, конечно, можно было назвать это тусклое чувство радостью. Взяв, наконец, себя в руки, он кое-как добрался до своей каюты, затворил дверь и, сжав голову руками, медленно опустился на скрипнувшую кровать. Он просто лежал и разглядывал высокий дощатый потолок воспаленными, будто выпитыми глазами, абсолютно не представляя, что ему сейчас делать и как жить дальше с тем, что произошло полчаса назад. Вдруг, в одно мгновение, выйдя из себя от ярости, мечник изо всех сил врезал кулаком по стене.

- Черт! Черт, черт, черт!

Из-за стены раздался сонный голос Нами.

- Зоро… Ты пьян или китайский знаешь? – протянула она раздосадовано. Он промолчал.

Его снова начало крупно трясти, только на сей раз от сознания собственной слабости и унижения. Смертельно измотанный, неизбежно проваливаясь в беспокойный, тяжелый сон, он проклинал себя за то, что не смог дать достойного отпора, за то, что поддался наглому, эгоистичному, подлому, мерзкому.… В его голове один за другим возникали десятки оскорбительных эпитетов. Медленно, но, верно засыпая, мечник смутно понимал, что силы были явно неравны, но понимал словно издалека, понимание проступало, словно нечеткий образ на фотобумаге. Гордость фехтовальщика попросту не позволяла ему признать, что этим вечером он потерпел самое позорное и отвратительное из всех своих поражений.

 

4

Портгас Ди Эйс спокойно наблюдал из-под шляпы за тем, как проходил типичный для мугиварцев завтрак. Луффи радостно смел все, что было на его тарелке буквально за считанные секунды, Санджи мыл посуду с отстраненным видом, Чоппер и Усопп о чем-то радостно трещали, Нами уже собиралась уйти, а Робин томно потягивала кофе, параллельно читая толстую книгу в старинном переплете. Вот только поведение Зоро было нетипичным, он вообще ничего не ел, только пил большими глотками самое крепкое саке, которое только было на корабле. Прохладная жидкость казалась ему невероятно плотной и безвкусной, будто кисель. Ледяной взгляд мечника буравил деревянную столешницу так маниакально, что казалось, что стол должен был рассыпаться в мелкие щепки.

Маримо поднял глаза, встретив насмешливый взгляд Эйса. В этом взгляде, казалось, не было не то что сожаления, в нем не было ничего, этот взгляд казался каким-то полым, опустошенным изнутри, а вот в глазах мечника Огненный Кулак увидел гремучую смесь нечеловеческой боли, безмолвного укора, тщательно спрятанного страха, и при этом отстраненности, выжженности, почти мертвенности. Несколько секунд эти два взгляда будто бы были припаяны друг к другу, секунды тянулись годами, пламенная ненависть и спокойствие металла сплелись крепкой сетью, словно пустили корни друг в друга. В конце концов, Эйс встал.

- Оригато, Санджи-сан. – улыбнулся он.

- Да не за что… - предательски теплая улыбка растопила всю привычную флегматичность кока.

Мугивара-старший развернулся на пятках и ушел, Санджи проводил его влажными глазами, какие бывают у котов после валерьянки. Этот молодой человек определенно действовал на него странным образом, так, как действует огонь на мотылька, кок совсем не задумывался о том, что вполне может сжечь свои тонкие крылья у этого ослепительного пламени.

 

5

Над кораблем команды Соломенной Шляпы сгущались густые сумерки пополам с туманом, а значит, на Гранд Лайн, как всегда, внезапно обрушился вечер. Зоро осмысливал все, произошедшее за последние сутки, глядя в потолок. Санджи, видя опустошенно-убитое состояние мечника, и не найдя тому причин, решил оставить его в одиночестве хотя бы на этот вечер, и  надо сказать, тот был только рад этому.

На подоконнике зажглась черная восковая свеча, но маримо не видел этого, все глубже увязая в болоте липких, алогичных, тусклых мыслей. Он закрыл глаза, больше всего желая не увидеть через несколько секунд Огненного Кулака. Это было простым и логичным уходом от реальности, которая лезла изо всех щелей.

Вскоре пламя свечи вытянулось, разрослось, окутало окно, в нем стали проявляться неясные очертания, которые складывались в высокую точеную фигуру Эйса. Вскоре пламя погасло, оставив его на подоконнике, он спокойно смотрел на Зоро, лежавшего с закрытыми глазами. Разумеется, мечник знал о присутствии мугивары-старшего, вот только видеть его ему не хотелось. Темнота перед глазами будто спасала его от этого жестокого, беспощадного, низкого…

И все-таки, чувствуя обжигающий взгляд, продиравший его до костей, он с замедлением открыл глаза. С подоконника на него был направлен до безумия страстный, не в пример тому, как Эйс смотрел на него днем, физически обжигающий взгляд.

- Ты еще не успокоился? – Хриплым, севшим голосом спросил он, глядя исподлобья.

- Еще. – Спокойно парировал сын короля пиратов. Он откровенно развлекался, повторяя наименее значимое слово из произнесенной фразы.

- Проваливай отсюда. – маримо горько усмехнулся. - Я не вещь, которой можно попользоваться и выбросить. А потом подобрать и снова попользоваться.

Реакция была лаконичной:

- Потом.

Зоро начал терять терпение.

- Нет, не потом, а сейчас же. Ты и так уже вышел за все рамки.

- Еби себя стулом, из!

Мечник нервно расхохотался. Земля стремительно вылетала из-под ног.

- Твои фантазии пугают меня все больше. Иди и поеби стулом кого-нибудь другого.

Вместо ответа всполох пламени едва не лизнул его плечо. Эйс оказался совсем рядом, у изголовья кровати. Сердце Зоро пропустило удар, а после этого заколотилось втрое быстрее. Однако его вновь опущенные веки даже не дрогнули, а руки не сжались в кулаки.

- И касаться меня тоже не стоит…

Но он не успел окончить фразу, почувствовав властное прикосновение тонких губ мугивары-старшего, с силой прижимавшихся к его сжатым губам. А Огненный Кулак тем временем уже оказался сверху, жестко, бескомпромиссно раздевая Зоро, не давая ему и шанса на победу в этом негласном поединке. А тот продолжал безуспешные попытки освободиться, пытался бить под дых, разумеется, каждый раз попадая в огонь.

Через пару коротких, но внутренне растянутых, аморфных минут Эйс рывком вошел в мечника, с силой осадив его на себя, причиняя ему тем самым страшную боль – вчерашние раны еще не заросли, как физические, так и моральные. Зоро словно прошило разрядом электричества: по его позвоночнику прошла волна боли, которая врезалась в мозг тысячами осколочных мыслей. Что же вообще происходит?..

Он попытался отрешиться, максимально расслабиться, но его мучитель слегка изменил направление, целенаправленно доводя свою жертву до оргазма, а это значило - до морального поражения. И все-таки мечник не мог больше противиться – он кончил, застонав от унижения, боли и физического наслаждения, это чувство растекалось по его венам расплавом свинца, сжигая изнутри.

Дальнейшее он помнил смутно. Эйс куда-то исчез, будто сквозь землю провалился. На палубе было тихо, лишь где-то в отдалении были слышны шаги кока. Зоро начал было проваливаться в сон, но ему не давали покоя появившиеся невдалеке отголоски негромкого разговора Эйса и Санджи, начавшегося уже после того, как мечник приказал себе заснуть.

 

6

На палубе было темно и сыро, теплый влажный воздух, казалось, окутывал с ног до головы. Санджи стоял у самого края и курил, а под его ногами мерно плескались волны. Этот вечер не был для него чем-то особенным, по большей части все шло как всегда, разве что мечника не было рядом, но это ничего. Ему казалось, что все уже должны были лечь спать, но вдруг он услышал, как стучат по дощатой палубе тяжелые ботинки. «Наверное, это Эйс» - подумал он, и в районе его солнечного сплетения потеплело едва ли не до ломоты, а по телу разлилась пьянящая слабость.

 

Мечник не мог избавиться от звука этих голосов. Они то стихали, то снова начинали звучать то ли в его измученном мозге, то ли за стеной. Пересилив свое разбитое состояние, он наскоро оделся, еще раз прислушался и, убедившись в том, что ему не показалось, открыл дверь. За долю секунды до этого голоса смолкли…

Чувствуя, что что-то пошло не так, мечник резко подался вперед и по инерции вылетел туда, где стояли они. Он уже хотел было сказать что-то (он и сам не знал, что), но все накопившиеся слова застряли в его горле большим липким комом, надавливая на кадык, мешая дышать. Грудную клетку сдавило стальными обручами, легкие сковало горячим холодом, точно мечник сначала утонул, а потом его тело замерзло и теперь он лежит без дыхания. В голове пронеслись тысячи вспышек, осколочков, электрических разрядов; воспаленные глаза словно были обожжены кислотой. На палубе взасос целовались Эйс и Санджи.

Спустя невыносимо долгую долю секунды Зоро резким, грубым движением прервал их, откинув кока как можно дальше от Огненного Кулака и впился в последнего до неприличия горячо ненавидящим взглядом. Их глаза вновь встретились, встретились все те же лёд и пламя. Мечника перемыкало от желания убить, или, на худой конец, искалечить этого самоуверенного, жестокого, гнусного…

- Что ж ты делаешь, скотина? – голос Ророноа Зоро звучал то глухо и сдавленно, то громко, едва не срываясь на отчаянный крик. – Что же ты творишь, черт возьми!

На палубе, накрытой густой южной ночью воцарилось непродолжительное молчание. Санджи осмысливал происходящее, а Эйс не спешил парировать реплики мечника команды Мугивары. Он вообще не хотел отвечать и просто смотрел на мечника не то устало, не то насмешливо, словно испытывая его, но молчание затянулось, повисло в воздухе дамокловым мечом. Видя состояние почти обезумевшего мечника, Эйс лениво, еще больше, чем всегда растягивая гласные, с едковатой полуулыбкой ответил ему.

- Санджи не твоя собственность.

Он не вкладывал в эту фразу какого-то особенно глубокого смысла, и именно этим подлил масла в огонь, бушевавший, гудевший в душе Зоро, как в печи.

Его бесила наглая самоуверенность командира второго дивизиона пиратов Белоуса. Злость застилала глаза, кровь горячими волнами захлестывала сердце, болью прокатывалась по венам. Он прекрасно понимал, что Санджи для Эйса ничего не значит, он либо игрушка, марионетка, подпавшая под влияние всемогущего кукловода, либо (что немногим отличается, но более вероятно) орудие достижения какой-то цели. Но какой? Да и в любом случае мечник не мог допустить такого надругательства над человеком, с которым в его жизни связано слишком многое. Портгас Ди Эйс перешел все границы, вышел за рамки, преступил последнюю черту.

- Зачем ты это сделал? Можешь делать со мной что хочешь, только его не трогай. – Прорычал Ророноа Зоро так хрипло, будто невидимая сила крепко схватила его за горло. Огненный Кулак лишь усмехнулся в ответ, спокойно выслушивая его.

- Ты решил причинить мне боль таким образом? – не дождавшись ответа на откровенно риторический вопрос, продолжил мечник. – Да, ты этого добился!

Уже заканчивая произносить эту фразу, Зоро понял, что только что проиграл войну, если только Эйс действительно хотел его боли. Мечник команды Мугивар только что признал свое поражение, однако и терять ему было нечего. Даже Санджи уже не было. И от этого ощущения одиночества и подобия обреченности создавалось ощущение, будто мышцы начинали отходить от костей, причиняя дикие страдания; он схватился за голову, едва не вырвав прядь коротких зеленых волос.

- К чему все это? Ты все еще не насытился тем, как мне больно? Или ты таким образом самоутверждаешься? – прошипел мечник, слыша легкий стук шагов кока, удалявшихся от того места, где они стояли.

- Самоутверждаюсь? – механически повторил командир второго дивизиона, словно пробуя слово на вкус. Чуть помедлив, он уронил – Не мой случай.

- А что ты делаешь? – слова Зоро были резкими и хлесткими, они били в грудь наотмашь. Каждый звук был до краев пропитан медленным ядом; фразы были подобны пулям со смещенным центром тяжести, которые не только убивали, но и разрывали внутренние органы – столько в них было отчаяния. – Да что бы ты ни делал, ты добился моего унижения, ты ведь этого хотел…

Неожиданно для себя мечник истерически, безумно расхохотался. Непогрешимая до этого нервная система дала сбой, самообладание стремительно оставляла того, кто почти никогда до этого его не терял.

Эйс молча смотрел на своего обличителя и спокойно выслушивал его. На его лице невозможно было прочитать те или иные чувства, на нем застыла маска ироничного безразличия, только в глубине глаз читался намек на некое чувство, но невозможно было понять, какое именно, настолько плотной завесой оно было скрыто. Он стоял, облокотившись на мачту, и смотрел прямо в глаза Зоро, глядевшие на него с такой нечеловеческой тоской, что против его воли с его губ сорвалось

-А хочешь знать, в чем дело? – мечник промолчал в ответ. Возможно, ему было нечего сказать, а возможно, просто не хотелось. – Все дело в том, что я люблю тебя.

 

7

Голос Огненного Кулака звучал ровно, но говорил он с внутренним напряжением, чуть сильнее, чем всегда, растягивая гласные и проглатывая концы фраз. Зоро поднял отведенные глаза, ему показалось, будто он ослышался. Точно ослышался, такого просто не могло быть. Эйс продолжал.

- Люблю безумно и безнадежно просто потому, что ты никогда не уйдешь от Санджи, не предашь его, я знаю. – Он вздохнул, прервавшись на пару секунд. – Да, я сглупил, но как бы на моем месте поступил ты? И кстати, утром меня здесь уже не будет.  Я уеду. И все у вас будет как раньше. – Губы Эйса исказила странная усмешка. А может, ухмылка или улыбка, его было сложно понять.

Зоро вглядывался в эти темные без блеска глаза и не мог понять, новая ли это насмешка, или он сейчас говорит искренне. Словно читая его мысли, Огненный Кулак невесело покачал головой и негромко добавил

- Я сейчас серьезно. Ты можешь мне не верить, да и почему бы тебе... – голос дрогнул, и фраза прервалась на полуслове. Эйса словно окатило ледяной водой с головы до ног, стало очень холодно. Его руки начинали дрожать.

В душе мечника смешались самые противоречивые чувства, запутались в комок, словно разноцветные нитки; слова Мугивары-старшего ураганом пронеслись по его мыслям и оставили их в беспорядке. Ставший за эти дни привычным порядок вещей переменился в корне, перевернувшись с ног на голову. Бесчеловечный тиран, которому Зоро разучился доверять, стал вдруг безумно любящим и оттого нелогичным. Он причинял боль потому, что любил, как бы это парадоксально не звучало.

- Я люблю тебя, поэтому ревную бесправно, беспочвенно. Впрочем, какая теперь разница? – Эйс махнул рукой.

И Ророноа Зоро верил в искренность этих простых незатейливых слов. Такие жестокие поступки теперь были почти понятными, но с некоторой оговоркой. Он все же до конца не мог понять этой жестокости. Зачем? Эйс читал его мысли.

- Просто я не умею любить нормально, в этом плане я инвалид. Неправильный. Я физически не могу отпустить того, кого невзаимно люблю. Черт, прости меня, если захочешь. – промолвил он, едва заметно дернув уголком губ. Это было нечто вроде судороги между болью и

Сердце мечника затопило странное горьковато-сладкое чувство, разъедавшее изнутри, выжигавшее, доставляя изощренно-тонкое удовольствие. Страх и злость сменились каким-то другим жгучим, но ядовито-сладким чувством. Боль переродилась в чувство, отдаленно напоминавшее благодарность. Слова остались где-то между сердцем и гортанью, да и к чему они сейчас. На краткий миг воцарилось молчание, раскалывавшееся тугим стуком ветра в паруса и поскрипыванием мачты.

Зоро резало глаза от странного чувства, едва ли знакомого ему прежде. От него болела переносица и сердце билось быстро и неровно, точно ритм был разорван на части и сложен беспорядочно, в спешке. Этот чертов брат Мугивары вводил в болезненный транс. Или это не он, а сердце мечника, но какая разница. Нечто похожее до этого он испытывал к Санджи, только то чувство было в разы слабее и носило отпечаток чего-то рутинного. Любовь ли это – кто его знает. Если он любит Санджи, как ему казалось, то это могла быть болезнь, привязанность, сумасшествие, что угодно. Эйс смешивался с его кровью, проводя необратимые химические реакции, задевая нервные окончания, вызывая жестокую, возможно, смертельную зависимость, от которой сердце ломалось и отстраивалось заново в считанные мгновения. От этих ощущений голова кружилась, а в ушах гудели сотни маленьких пчел. Становилось до смешного страшно и до страшного смешно.

От переполнивших чувств мечник бросился на шею Огненного Кулака, плохо понимая, что и почему он делает. От странных чувств он совершенно потерял контроль над собой, точно был вусмерть пьян или болен. Где-то рядом с плечом Зоро гулко и мощно билось сердце Эйса, пропуская удары и вновь нагоняя их, напоминая поезд, сошедший с рельс. Чуть помедлив, тот приобнял его за плечи как можно более проникновенно, но через долю секунды чуть отстранившись. Сердце мечника оборвалось, в груди появилось тянущее ощущение, а глаза начинало резать, словно от песка. Чуть помедлив, Эйс отпустил талию Зоро, развернулся и побрел к своей каюте. В темноте сложно было различить какие-либо эмоции, да и зачем? Пусть искусанные соленые губы командира второго дивизиона пиратов Белоуса останутся на его совести.

                                                             8        

Эйс на следующее утро действительно отчалил, стерильно, но тепло попрощавшись со всеми. И никто, кроме Зоро, не мог знать, что получасом ранее случилось в каюте Огненного Кулака. Мечник смотрел на отплывавшего коммандера с затаенной тоской, чувствуя, что теряет один крупных осколков своей разбивающейся жизни, а значит, теперь ее уже не склеить, как было, так или иначе появится зияющая дыра, которую уже ничем не заполнить. Это точно была любовь, самая верная и чистая, какая могла быть. Ророноа Зоро мог сказать об этом с уверенностью.

Санджи провожал Огненного Кулака со смешанными чувствами. Он не мог избавиться от ощущения обманутости, но и не простить Эйса он тоже не мог. Чисто физически. Будто намагниченный, он не мог расстаться с этим может и жестоким, но слишком… Слишком… Нет. Он никогда бы не подобрал слова.

А Эйс был где-то в пути. Но где бы он ни был, за его спиной всегда был незримый, неосязаемый образ мечника команды Мугивары. Теперь он знал, для кого все его перемещения, идеалы, правила, битвы, во имя кого его короткая и неправильная жизнь так быстро утекает сквозь пальцы. Отныне он сгорал во имя Ророноа Зоро.

 

Наверное, я бы продал душу, чтобы быть таким, как он. Или чтобы просто хотя бы на день сбежать от себя, что почти одно и то же. Ему все дается, если бы он хотел, он бы смог все. Люди на улицах улыбаются ему, он само обаяние. Девушки оставляют ему килограммы бумажек с номерами телефонов, которые он теряет. У него приятный голос, правильное лицо и хорошо сложенное тело. Он музыкант от бога. Его даже когда-то приглашали петь в группе, но он отказался. У него ангелоподобный младший брат, у него, в конце концов, благополучная семья. У него не бывает сердечных приступов и астматического кашля. Он может есть сколько угодно и что угодно. Он может ходить хоть в холщовом мешке, и все равно он будет казаться красавцем.

Сейчас он спит рядом, а я уже вторую ночь не могу сомкнуть глаз. Где-то у диафрагмы меня сковывает невидимое, но прочное ледяное кольцо. Рано или поздно он найдет себе другую или другого, что для меня одно и то же. Я всегда этого боялся. Он найдет себе кого-то соответствующего. Умнее, успешнее, менее угрюмого, харизматичного… Такого, как он сам.

А я волоку ноги в кухню, открываю окно и сажусь на подоконник. Когда-то он меня отсюда снимал, говорил, что я простужусь. Он врач, а с врачом спорить бесполезно. Пожалуй, я не только простужусь, но и заполучу менингит. А какая разница. Когда мы появляемся в обществе вдвоем, все взгляды прикованы к нему; я становлюсь чем-то невидимым и бесплотным, смешиваясь с воздухом. И до какого-то времени меня это не тревожит. Я просто рад, что он позволяет мне быть рядом, задыхаться от любви, восхищаться и даже быть счастливым. «Даже» потому, что мне вообще несвойственно это состояние.

С шестнадцатого этажа сугробы и подмерзшая весенняя слякоть кажутся равномерно рассыпанной по асфальту сахарной пудрой. В четыре утра на улице пусто и оглушительно тихо. Еще не начало светать, в воздухе висит тягучая сырость.

Падать с большой высоты не так уж больно, за долю секунды до смерти ты уже отключаешься, чувствуя мучительную слабость. Утром меня найдут случайные прохожие. А может, дворник увидит красное пятно на грязном снегу. Не так уж важно. А он проснется еще не скоро. Меня к тому времени уже увезут.

а ведь я нехуевый по идее.
но сука. все всегда мимо меня.
люди мимо меня.
пользователи ресурсов мимо меня.
разнообразная херня мимо меня.
все договоренности мимо меня.
смехуечки и пиздохаханьки мимо меня.

не знаю. видимо, мне надо слишком много внимания.
хотя на самом деле мне просто надо научиться хоть что-нибудь делать достаточно хорошо.

Вот слушаешь/смотришь/читаешь одаренных людей и сокрушаешься, что у тебя руки из спины растут.

хорошо когда:
• ничего не болит,
• ничего не беспокоит,
• никому не завидуешь,
• ни к кому не ревнуешь,
• ни на кого не равняешься,
• никому не должен,
• никто тебе не должен,
• ни на кого не злишься,
• не хочешь никому оторвать ногти.

вот уж не знаю, зачем пишу. все равно никто не читает.
когда кожа болит от нервов это ни фига не хорошо. особенно когда у тебя и так внутреннее кровотечение.

ну это ж надо было навернуться и точно попасть боком на какую-то загородочку.

хорошо быть наблюдателем.
по крайней мере, можно безнаказанно оборжать косяки главных героев.
или порадоваться их успехам. зависит от отношения.
можно разобрать их поведение по косточкам.
можно скопировать их. или перекроить на свой лад. или переиначить детали. смотря как с фантазией.
только потом наблюдатель останется в одиночестве. и будет где-то в мыслях поминать незлым словом тот день, когда он перестал делать и начал просто смотреть.

иногда хочется разорвать себе рукой горло и то-что-там-дальше-по пищеводу.
хочется вдохнуть полные легкие воды.
сломать себе череп, или, на худой конец, ногу.
вырвать пинцетом ногти и прижечь корни, чтоб заново не отрастали.
и бла бла бла.

а вот хуй. вскоре ты перебесишься. наступит весна/осень/лето/зима, тебе станет легче. или ты до заворота кишок наешься шоколада. или кто-то начнет тебя холить и лелеять. да мало ли.

и в следующий приступ депрессии тебе станет стыдно за свое малодушие в прошлый раз. и это самое мерзкое чувство.

иногда хочется разорвать себе рукой горло и то-что-там-дальше-по пищеводу.
хочется вдохнуть полные легкие воды.
сломать себе череп, или, на худой конец, ногу.
вырвать пинцетом ногти и прижечь корни, чтоб заново не отрастали.
и бла бла бла.

а вот хуй. вскоре ты перебесишься. наступит весна/осень/лето/зима, тебе станет легче. или ты до заворота кишок наешься шоколада. или кто-то начнет тебя холить и лелеять. да мало ли.

и в следующий приступ депрессии тебе станет стыдно за свое малодушие в прошлый раз. и это самое мерзкое чувство.

иногда хочется разорвать себе рукой горло и то-что-там-дальше-по пищеводу.
хочется вдохнуть полные легкие воды.
сломать себе череп, или, на худой конец, ногу.
вырвать пинцетом ногти и прижечь корни, чтоб заново не отрастали.
и бла бла бла.

а вот хуй. вскоре ты перебесишься. наступит весна/осень/лето/зима, тебе станет легче. или ты до заворота кишок наешься шоколада. или кто-то начнет тебя холить и лелеять. да мало ли.

и в следующий приступ депрессии тебе станет стыдно за свое малодушие в прошлый раз. и это самое мерзкое чувство.