Рим

Читать далее...

КОРОТКАЯ СПРАВКА о событиях 1941 - 1945 гг.

 

Жидовский комментарий: "Освобождение Пскова! Победа в Великой Отечественной войне! Эти яркие события войдут в анналы истории героического прошлого Пскова и Псковской земли. Горит Вечный огонь на Могиле Неизвестного солдата Мемориала Площади Победы..."

 Но, с жидовской символикой.

 

 

 

 

 

 

Читать далее...

Древние карты мира

Читать далее...

Германия не стала чемпионом из-за педерастов?

 

http://news.nswap.info/?p=35601#more-35601 

Германия не стала чемпионом из-за педерастов

15 Июл, 2010 15:48 

Михаэль Беккер, агент полузащитника сборной Германии по футболу Михаэля Баллака, в интервью немецкому еженедельнику Der Spiegel назвал причину, по которой, по его мнению, “бундестим” не сумела проявить должный характер в решающих моментах чемпионата мира в ЮАР.

 

По словам Беккера, в последнее время в сборной Германии при тренере Йоахиме Леве появился целый ряд игроков, имеющих нетрадиционную сексуальную ориентацию. Это повлияло на стиль игры национальной сборной, который стал более комбинационным и привлекательным взамен типичной агрессивной и грубой игры команды.

 

Он уверен, что прежней “бундестим” хватило бы характера, чтобы переломить ход неудачно складывающегося полуфинального матча ЧМ-2010 против испанцев. Агент добавил, что готов назвать футболистов-геев в сборной, но делать этого не стал.

  

 

 

Источник:

NEWSru.com

http://newsru.com/sport/15jul2010/gay.html

 

 

+   +   +

Романовы

Меня попросили обратить внимание на историю семьи Романовых в связи с рядом синхроний. Любопытно, что в это самое время мне пришла рассылка с одного сайта, и начиналась она со слов: «Сегодняшний день, 17 июля, отмечен в истории как день убийства последнего российского царя Николая II и его семьи», но обескураживает меня отнюдь не это. Две недели назад я видела сон, в котором передо мной предстали мои предки. Меня проводили в какой-то дом, убранство которого ясно говорило о высоком статусе его владельца. Однако дом производил впечатление покинутого  и походил, скорее, на музей. Все предки были мужского пола, что меня несколько удивило. Один из них повёл меня в комнату, на стенах её висели портреты. Очень хорошо помню центральную стену – три картины, в середине – портрет в золотой раме – мужчина, облачённый в царские одежды. Провожатый сказал что-то вроде: «Это основатель нашего рода. Гордись тем, что принадлежишь к нему». Воззрившись на картину, я опешила, признав в изображённом на ней мужчине первого царя из Дома Романовых. Я уже хотела сказать, что по материнской линии принадлежу к одному из княжеских родов России, но никогда не слышала ни от кого из своих родственников о связях с Романовыми, но мой предок был непреклонен и продолжил свои наставления. В ряду прочего он сказал, что я должна «помнить Кровь и Землю». Он неоднократно повторил «Кровь и Землю». Также он поведал мне о ком-то из моих далёких предков, что отличался, мягко говоря, скверным характером и такими же делами. Он даже произнёс его фамилию, но, проснувшись, я поняла, что помню лишь две первые буквы. Не успел мне присниться этот сон, как в моей жизни появился Нимрод де Розарио. Теперь, когда возникла надобность в изучении истории, я должна распределить своё время так, чтобы его хватало на всё: и на переводы, и на чтение, и на побочные дела, которых, увы, постоянно хватает с запасом. Купила «Царские судьбы»и огромный том по Российской Истории. Вроде бы пока удавалось всё гармонично совмещать, не снижая планку. Освежая в памяти события прошлого, я вспоминаю, что ещё в школе, впервые увидев портрет Николая II, я испытала нечто странное. На тот момент, девочка-подросток ничего не знала об убийстве царской семьи, но при взгляде на последнего царя, разрыдалась, чем удивила учителя истории. Меня на протяжении всей жизни тянуло именно к Николаю II. Думаю, скоро выяснится, почему.

Франческо I Медичи и его Палаццо Веккио...

Итальянские ученые, изучив останки Франческо I Медичи, великого герцога Тосканы в 1574-87 годах и основателя галереи Уффици, опровергли вековые слухи о том, что он и его жена Бьянка Капелло были отравлены. Исследователи пришли к выводу, что они умерли от малярии.

В костях Франческо был обнаружен белок, специфический для паразита Plasmodium falciparum, вызывающего малярию. Это первый пример успешного применения этой методики: до сих пор следы P. falciparum удавалось обнаружить только в мышечных тканях. В качестве контрольного образца использовались останки Козимо Медичи, отца Франческо, умершего в 1574 году от пневмонии, и Иоанны Австрийской, первой жены Франческо, умершей в 1578 году то ли от яда, то ли от падения с лестницы. Место захоронения Бьянки Капелло до сих пор не найдено, и о причинах ее смерти ученые не могут сообщить ничего нового. Франческо и Бьянка умерли в один день, 17 октября 1587 года. Оба почувствовали себя плохо вскоре после встречи с братом Франческо, кардиналом Фердинандом Медичи. Несмотря на то что официально причиной смерти была объявлена трехдневная малярийная лихорадка (одна из разновидностей малярии), слухи о том, что герцог с супругой были отравлены Фердинандом, появились сразу же.
Фердинанд после смерти Франческо стал великим герцогом Тосканы и правил до своей смерти в 1609 году. Его правление считается периодом относительной политической и финансовой стабилизации во Флоренции, поскольку Фердинанд, в отличие от остальных Медичи, уделял государственным делам куда больше внимания, чем покровительству искусствам и наукам, а также любовным и политическим интригам. Одной из главных его заслуг считается союз Флоренции с Францией (Фердинанд выдал свою дочь Марию Медичи за короля Генриха IV, основателя династии Бурбонов). В 2006 году другая группа ученых исследовала останки Франческо, эксгумированные в 2004-м, и пришла к выводу, что он действительно был отравлен: в костях обнаружили большое количество мышьяка. Нынешнее исследование было предпринято профессором Джино Форначьяри (Gino Fornaciari) из Университета Пизы, который не согласился с выводами первой судебно-медицинской экспертизы. По мнению Форначьяри, повышенная концентрация мышьяка в костях Франческо Медичи объясняется тем, что это вещество применялось при бальзамировании тела.

Читать далее...

Впечатления А. Кроули после посещения Москвы в 1913 году



В “The International” за январь 1918 года было опубликовано эссе “The Heart of Holy Russia”

Ниже сокращенный русский перевод

СЕРДЦЕ СВЯТОЙ РУСИ

Ив. Бунинъ.

...Лето семнадцатого года помню, как начало какой-то страшной болезни, когда уже чувствуешь, что болен смертельно, что голова горит, мысли путаются, окружающее приобретает какую-то жуткую сущность, но когда еще держишься на ногах и чего-то еще ждешь в горячечном напряжении всех последних телесных и душевных сил.
А в конце этого лета, развертывая однaжды утром газету как всегда прыгающими руками, - я жил лето в деревне и многое узнавал только из газет, - я вдруг ощутил, что бледнею, что у меня пустеет темя, как перед обмороком: огромными буквами ударил в глаза истерический крик: «всем, всем, всем!» - крик Керенского, крик «Сашки-Дезертира», как звали его тогда в деревне дезертиры же, который, не понимая творимого им, не ведая, что отныне его имя будет проклинаемого всей Россией до седьмого колена, крикнул urbi et orbi, городу и миру, что Корнилов - «мятежник, предатель революции и родины»...
А потом было третье ноября...
Третьего ноября Каин России, с радостно-безумным остервенением бросивший за тридцать серебреников уже всю свою душу под ноги дьяволу, восторжествовал полностью.
Москва, целую неделю защищаемая горстью юнкеров, целую неделю горевшая и сотрясавшаяся от канонады, сдалась, смирилась.
Все стихло, все преграды, все заставы божеские и человеческие пали - победители свободно овладевали ею, каждой ее улицей, каждым ее жилищем и уже водружали свой стяг над ее оплотом и святыней, над ее Кремлем. И не было дня во всей моей жизни страшнее этого дня, видит Бог, воистину так.
После недельного плена в четырех стенах, без воздуха, почти без сна и пищи, с забаррикадированными стенами и окнами, я, шатаясь, вышел из дому, куда, наотмашь швыряя двери, с ледяным, сырым ветром, уже три раза врывались, в поисках врагов и оружия, ватаги «борцов за светлое будущее», совершенно шальных от победы, самогонки и архискотской ненависти, с пересохшими губами и дикими взглядами, с тем балаганным излишеством всяческого оружия на себе, каковое освящено традициями всех «великих революций».
Вечерел темный, короткий, ледяной и мокрый день поздней московской осени, хрипло кричали вороны. Москва, жалкая, грязная, обесчещенная, расстрелянная и уже покорная, принимала будничный вид.
Поехали извозчики, потекла па улицам торжествующая московская чернь. Какая-та паскудная старушонка с яростно-зелеными глазами и надутыми на шее жилами стаяла и кричала на всю улицу:
- Товарищи! любезные! Бейте их, казните их, режьте их, топите их!
Я постоял, поглядел - и побрел домой. А ночью, оставшись один, будучи от природы весьма несклонен к слезам, я наконец заплакал и плакал буквально да самого рассвета, плакал такими страшными и обильными слезами, которых я даже и представить себе не мог...
- «Ах, мщения, мщения!» - как воскликнул однажды поэт Батюшков, заплакав при воспоминании о 1812 годе.
...А потом я плакал на Страстной неделе, уже не один, а вместе со многими их тех, которые поздними темными вечерами, среди темной Москвы, с ее наглухо запертым Кремлем, собирались, подобно первым христианам, па темным стареньким церквам, скудно озаренным красными огоньками свечей, и плакали, слушая горькое страстное пение:
- Волною морскою... гонителя, мучителя под водою скрыша…
Сколько стояло тогда в этих церквах людей, прежде никогда не бывавших в ней, сколько плакало никогда не плакавших!
А потом я плакал слезами и лютого горя, и какого-то болезненного восторга, - восторга освобождения, - оставив за собой и всю свою прежнюю жизнь, и развалины опозоренной Родины, перешагнув в изгнание из нее н о в у ю ее границу, границу в Орше, имя которой стало отныне для многих из нас символическим, - вырвавшись из этого разливанного моря страшных, несчастных, потерявших всякий образ человеческий, буйно и с какой-то надрывной страстью орущих дикарей, которыми были затоплены буквально все станции, начиная от самой Москвы и до самой «русской» Орши, где, во славу третьего интернационала, все платформы и пути были буквально залиты рвотой и испражнениями, ибо, очевидно, далеко не всегда «демократия приходит опоясанная грозой и бурей»...
...А теперь и слез нет. Четыре года, четыре года... Париж... «Вечные женихи революционной Пенелопы... вот те самые, отцам которых дал Герцен такую страшную характеристику, и доныне ничуть не утратившую своего страшного смысла:
- «Это - вечные женихи революционной Пенелопы, habitues революции... Неизбежные лица всех политических съездов, сборищ, демонстраций, грозные издали, как китайские драконы из бумаги... Люди особые, с ранних лет вжившиеся в политическое раздражение, любящие драматическую сторону его, о б с т а н о в к у... для которых все эти банкеты, демонстрации, протестации, сборы, речи, знамена - главное в революции... в большинстве очень недалекие и чрезвычайные педанты... неподвижные консерваторы во всем революционном, которые упираются на какой-нибудь программе - и ни с места дальше... всю жизнь толкующие о небольшом количестве политических мыслей и знающие лишь их риторическую сторону, лишь их священное облачение, общие места... Люди с малыми способностями, но с огромными претензиями, брошенные в агитацию легкостью, с которой всплывают в революционные времена знаменитости, приучившиеся к потрясениям и отучившиеся от работы, потому что жизнь в кофейнях увлекательна, полна движения и льстит самолюбию... Люди, постоянна недовольные всем... революционные Лаццарони, для которых агитация - цель и награда... которым процесс народных восстаний нравится, как процесс чтения Петрушке Чичикова... у которых всегда «самодержавный народ»... Революция пала, как Агриппина под ударами своих же собственных детей. Но они все не хотят снять ни увядших венков, ни венчального наряда, хотя невеста уже обманула, и продолжают жить в печальном самообольщении, в раздорах, в спорах, разъедаемые необузданным самолюбием... Как Двенадцать Спящих Дев, они продолжают день, когда заснули...»