Увы, но я не в состоянии изменить прошлое - как не в состоянии изменить настоящее - именно из-за периодически возникающих в жизни моментов дежавю мне приходится мириться с тривиальным и досадным чувством повторения, и в коей мере я не могу повелевать чувствами собственными, так же я не могу равнять слагаемое в унисон с жизненным и присущим внутренне с проникновенным мотивом в искусстве выражения душевных глубин Гения, а дежавю существует и следует собственному пути независимо от моих действий и предугадывания его: я просто позволяю бытию повторяться. И, знаете, оно уже было вчера; его же испытать мне довелось и два дня назад; три дня назад – не помню, а вот дней пять назад память от души так хлестанула по щекам… (И в этой парадигме, запись выступает, как обращение в прошлое, и никак не в будущее.) И когда тебе семь лет, и оно хватает тебя за грудки, когда тебе одиннадцать лет и повторяющееся событие, словно рассерженная мама, волочащая дитя за руку из погреба, чтобы спасти остатки варенья, хватает за рукав, за рубашку и вносит в бывшее тебе знакомым неуловимое ощущение этого же самого повторения; раз за разом, из недели в неделю, из года в год: детство, отрочество, юность – приходится мириться с тривиальным; и тебе не семь лет, чтобы жалеть о том, что ты не уподоблен Артюру Рембо и ты никогда не станешь вторым Гюго, и ты не можешь описать, что именно ты испытываешь, ты не обладаешь искусством донесения чувств словом. Понимаешь, читатель, просто,… я слишком долго желал завершения этого повторения, что минорное, страдальческое, так же выскальзывающее из весёлого и добродушного, а порой и набожного, но чистого и поистине светлого; или же менуэт Кригера – в бестелесном, не имеющем форму, именно в том, - которое способно, как сито улавливать память, именно в нём я ищу желания, которые не дают,.. которые не позволяют желанию одному осуществиться: желанию, заключающемся в стремлении оборвать жизненное кольцо. Улавливаемые мотивы, словно порция воздуха после долгого погружения в жизнь, неизбежную от начала и до конца, где известна суть начала и суть конца. И я не удивителен, удивителен Гений в своих возможностях; в том, как он чувствует природу, и человека в том числе. Удивительно так же ощущение благодарности, которое рождается внутри, когда слышишь, порой веющие прохладой, порой легкомысленные, но – всё волшебные мотивы: словно, понимаешь, что здесь ты у истока, знаменующего близость к грани с переменчивым углом отражения, и ты поймал это отражение, нет, Он поймал тебя в этом отражении и заставляет понимать, что - не один, что не одинок; этими струнами Гений заставляет отдаляться, уносить тебя в бесконечность, которая - там, где-то далеко внутри - там - есть островки, куда способны долететь лишь мечты и ты чувствуешь, что тот Воздушный змей желаний, который был когда-то, когда ты ещё совсем не повзрослел, отпущен и он всё ещё летит, огибая неведанные миры, и он ловит чьи-то взгляды; хоть этот змей уже не твой, будто и не был создан тобой, но чей-то взгляд от него отразился сейчас, и ты его уловил, ты осознал его, и внутри рождается чувство благодарности присущее, близкое тебе: оно без адресата, потому что неуловимое может быть поймано лишь неуловимым.