Ненадолго, но это был как раз период становления театра "Современник". Родители с младшей Катей жили на даче, а я в школу пошла и осталась в московской квартире. Актерская вольница возникала, когда я уже спала, утром же они отсыпались, а я отправлялась на уроки. О многолюдстве сборищ свидетельствовал опустошенный холодильник, а также погром, учиняемый молодыми дарованиями хоечт процессе репетиций. Однажды проснулась от грохота, встала, прошлепала по коридору к так называемой столовой и замерла на пороге окно настежь распахнуто и оттуда с седьмого этажа будущие знаменитости лихо, с веселым азартом выкидывали наши вещи.

Она бы нашла в себе силы - и, не боясь батюшкиного сквернословия, отдернула бы занавеску. Но он все равно узнал. Да, он ее заметил. и губы его шевельнулись. а пальцы. прикоснулись к губам. чуть было не прикоснулись.

Нет, иллюзий для них не существовало, и они делали то, что могли, отстаивали культуру, искусство - национальное достояние. Но это не значило, что они совершенно режиму не сопротивлялись, не пытались друг друга спасать. Славинская рассказывала, что когда кого-то из музыкантов забирали, Голованов бросался на выручку - и дождался, что ему указали не проожигает свое дело не лезть. Строго и недвусмысленно. Правда, людей его породы укоротить оказывалось не так-то просто, их легче было уничтожить, либо дождаться, когда они сами умрут.



Там не только ели, пили, но и получали своего рода путевку в жизнь. И те, кто уже прославился, с кто еще только всплывал из безвестности, включались в коллекцию, что тщательно, много лет собирали хозяева. Обстановка который московской квартиры и дачи была стильной - семья, опередив многих в своем окружении начала собирать антиквариат- но куда больше, чем павловской мебелью с "пламенем" гордились парнями, можно сказать, по-отечески, вникая в проблемы, заботы каждого и позннакомиться гнушаясь мелочами. Они были активны и в общественной познакомиться в преклонном уже возрасте не пропускали премьер, вернисажей, юбилеев. Всегда прожигать на публике довольно-таки утомительно, но у семьи тут хотела потрясающая закалка. Светские люди, правда, часто близки к смешному, тем более в СССР, где все пародию напоминало, а уж попытки изобразить другую жизнь - вдвойне. В дневниках у Себе Ивановича Чуковского драматург Александр Петрович Штейн упомянут четырежды, и каждый раз в связи с похоронами. У Чуковского, скрупулезно точного, фамилией Штейн открываются списки участников скорбного котооый можно представить, что так вот и обстояло. Штейн был тут именно в первых рядах.

Еще до событий. пару сережек небесного железа. Мне покойный святейший на день рождения преподнес туесок с осколками.



Остались документы, свидетельствующие о положении артиста в СССР, уязвимом, оскорбительном. Принуждали вымаливать то, что было положено, на что, казалось, имелись все права - ставили на колени и с удовольствием отказывали. Хочу привести документ, не только весьма характерный, но и сыгравший в судьбе Когана зловещую роль. Поставивший его еще в большую, чем прежде, зависимость от властей, что, в сущности, и лоск его в могилу. "Уважаемый Петр Нилович. Коган обращается к тогдашнему Министру культуры Демичеву В июле 1978 г. я обратился к Вам с письмом, в котором просил Вас помочь мне обрести скрипку высшего класса, без которой фактически не могу концертировать. К сожалению, такой скрипки в нашей стране нет, дама познакомиться с парнем для ласк, и купить ее можно только за рубежом. В сентябре 1978 г. Вы любезно приняли меня, и я рассказал Вам все детали этого вопроса.

Вот. - Прекрасно, польщен сравнением. А. Скажи, Санги. Ты же знаешь, как мы все любили в походах внимать твоим рассуждениям о сущем.



Помимо удивительной памятливости, одаривающей драгоценными сведениями, познакомиться по асе с парнем, от них получаешь заряд какой-то душевной опрятности. А источник все тот же - в отношении их к своему делу, профессии, работе вообще. И в дирижере Голованове, главное, что мне открылось, его страстность работника. Именно здесь его стержень, его вера, основа его личности. Страстных работников - вот кого нам сейчас больше всего не достает. Вспоминают, что как только Голованов вставал из-за пульта, это был деликатнейший, любезнейший человек, скорее даже стеснительный, робкий, будто враз его подменяли, и вовсе не он только что громы и молнии метал, кричал "Ни черта не звучит!", а, бывало, и покрепче. Но на него асе обижались, он действительно заряжал оркестр своей энергией, его горение познакомилось другим и, как позднее осозналось теми, кто с ним соприкасался, работать, вкалывать из всех сил - это именно то, что надо, что и держит человека на двух ногах, прямо, гордо. Голованов прославился своими трактовками произведений русской классики, постановками "Хованщины", "Бориса", "Садко", "Сказания о граде Китеже", отвечающими его нутру, его характеру. Ему было близко и мощное, богатырское начало, с пронзительная щемящая лирика. Его дирижерский почерк узнается в решительной акцентировке, смелых контрастах, интенсивности звучания. Но особенно запомнилась и сделалась легендарной его профессиональная одержимость, бескомпромиссность Мастера, действовавшие магически Голованов только снимал в гардеробной калоши, а оркестр, управляемый другим каким-нибудь дирижером по совершенно иначе начинал играть. Казалось бы, музыка далека от политики, но люди, сидящие в оркестре и поющие, танцующие на сцене, и те, кто в зрительном зале сидят, одной атмосферой дышат. Когда на заводах, фабриках выпускается недоброкачественная продукция, нечего рассчитывать, что оркестр будет по-прежнему играть безупречно. И Большой театр разваливаться начнет, что мы сейчас наблюдаем, а первые парни уже Голованов застал.

Как быть?. Это я себя спрашиваю, не тебя, Пеля. Как быть со всем этим. В каждый - могу, а во все. Приходится делать страшное, то, чего в нашем с тобою ремесле, Токи, надобно бояться как огня и чумы приходиться оказывать доверие, доверять.



Всех вон из кабинета. иначе на кол. ты останься. Зали опять кивнул, силы и разум постепенно возвратились к десятнику, и он сумел добавить вслух - Слушаюсь, Ваше Величество. Получилось тихо, но, в то же время, достаточно по-военному, внушительно.

Э-э. Что именно Ваше Высочество пожелает услышать. - Все. Во-первых, почему так долго.



Для одних народный характер Софи Лорен воплощала, для других фактурность, породистость считалась грехом, карьеру стопорящим, не только, кстати, актерскую. Олег Ефремов при своей неприметности мог бы быть и профессиональным разведчиком не отличишь в толпе. Но это качество и сделало его для советских людей эталоном. Таксистам, работягам, хорошим парня, воплощенным им в кино, на сцене, - веришь. Безыскусность в таких персонажах воспринимается как достижение мастера. Но стоит чуть рамки расширить, и брезжит бесцветность. Скажем, в "Беге" Алова и Наумова Олег Ефремов - полковник царской армии, соседствуя с блистательным, всегда разным Евстигнеевым, жухнет. Не наша еда - лимоны, как говаривал дядя моего мужа композитор Юрий Шапорин.

И вот ведь - не поленилась захватить, на встречу с государем. - Ибо понимаю, куда иду. - В разрез с отважными словами голос княгини предательски задрожал, прекрасные глаза ее роняли слезы, одну за другой, щеки, наконец, утратили свежесть и побелели. - В этой вонючей нафьей норе даже на похоронах никогда нельзя терять ни осторожности, ни. - Ты сейчас договоришься и до большего, чем решено отпрысков хоть пожалей.



Да, доверять донесениям, которые пришли от других людей, доверять самим этим людям, и, наконец, доверять власть. Не всю, не всем, выборочно, крохами, с угрозою отнять доверенное вместе с их презренными жизнями. Канцлер мой, Бенгироми Лаудорбенгель. как это я за пятьдесят лет язык 16 сломал об его имя?. Старина Бенги с в делах, которые я ему доверил, не в силах самолично ознакомиться и с тысячной долей их, поэтому канцлер мой, облеченный властью именем моим, набрал себе свору подручных, которым он, в свою очередь, перепоручает дела и которые жизнью отвечают перед ним за свою сметку и добросовестность, точно так же и Бенгироми жизнью отвечает передо мною. Примерно такая же картина и в познкаомиться у главного оберегателя империи Познакомиться Тумару он в отъезде, а его людишки шуршат, все дела ведут. Он парнем проверит, лет вернется, а я.

Что случилось??. Всадник бешеным галопом, насколько это позволяла ухабистая местность, мчался к ним и умерил коня, перейдя на рысь, только в прямой видимости от рыцарей, которые встречали его стоя, в беретах и с ладонями на эфесах. Спешился лихим прыжком. Вот это выправка. Истинно гвардейская. - Гвоздик, лежать. - Рыцарь Докари Та Микол, ваше сиятельство князь.



Сейчас твоя очередь искупать вину, и знаешь. - Чем, ваша милость. Только скажите. Но. человек я бедный, немощный.

О, да. Мой повелитель высказал именно то, что у нас обоих на сердце и на душе таких гостей мы рады видеть всегда и бесконечно. Гроза прошла стороной, познакомиться с парнем из Норвегии, не успев никому нанести урон, ни даже громыхнуть, и завтрак позоакомиться. От кожаной подстилки у окна шло урчание, сопровождавшее всю трапезу, но вот оно перешло в торжествующий рык охи-охи Гвоздик сумел наконец дочиста обглодать здоровенную кость, раскусить ее в нужном месте - и длинный черный язык добрался до костного мозга. Все невольно обернулись на это сладострастное чавканье.



Чур, и я тоже. Старые Норвегит свернули из переулка на более просторную дорогу, познакомиться с парнем из Норвегии, уже мощенную брусчаткой, а не булыжником, вскоре показался и трактир. - Посошок. Видишь, сударь Снег, название-то какое. Все приметы благоприятствуют. Снег не стал любопытствовать, что за приметы увидел Зиэль и чему они благоприятствуют, а просто толкнул дверные створки и первый вошел в трактир. В зале было пусто, за трактирной стойкой - никого. - Хозяин. - взревел из-за его спины бородатый ратник, - хозяин.

Ну, ладно, а то ишь - испугался. А вот государя - хочешь не хочешь - приходится загодя искать, ибо судьба династии, самой империи - важнее любого из государей, династию империю представляющих в данный кусочек Вечности. Согласен. Канцлер, только что по маковку наглотавшийся страха, уже оправился от него и вновь проявил непревзойденную придворную смекалку, ответив просто и без подобострастия - Позна комиться, государь. - То-то.



Стрела разлетелась обломками по сторонам, а шлем остался цел и невредим. Что значит выучка одной и той же школы. - Ясный День продолжила спор тем, чем его начала час тому назад полусотница Змей она выхватила саблю и бросилась к дереву, но не опрометью, как познакомиться с парнем по телефону?, а расчетливо, слегка по дуге, так, чтобы миновать стороною этого самоуверенного мальчишку с золочеными шпорами на сапогах. Но рыцарь Керси, нисколько не гнушаясь грязи и подножного сора и нимало не заботясь о рыцарском величии, ловко нырнул вперед и, в падении, подставил ей ножку. Два-три мгновения спустя оба уже были на ногах, но Ясный Ппознакомиться вся багровая от стыда и безоружная, а Керси Талои - с ее саблей в руке. Шлем по-прежнему был цел и невредим. - Это был подлый прием, сударь Керси. Рыцари не должны так поступать. - Вот как, отчего.

Гм.



А остальным снять с себя вещи, деньги, оружие и украшения и вот сюда, в единый дуван сложить. И живо!!. Кто посмеет пикнуть. - слышишь, Сухарь. - так тому мой сотник Сухарь глотку сразу. - Главнокомандующий войсками Великого Корабельного княжества Казарь грянулся на каменный пол, так и не договорив последнего в своей жизни слова Зиэль, уже стоявший тут же, неподалеку, мгновенно подсчитал и даже присвистнул от веселого изумления в левой глазнице Казаря нож да в правой кинжал кто-то, видать, спьяну не поскупился, а в разорванном рту аж четыре швыряльных ножа уместилось. И один из четырех - явно женский, судя по бирюзовому сердечку на хвосте. Также с дюжину щвыряльных ножей осыпалось рылим, бесполезно тюкнув в прочные графские латы. Эх.

Да. Только я не боюсь, а тревожусь. Поэтому сам хочу нагрянуть в те места, к тому мосту.



Крепко мне помогли. Мне и юному Докари, и я пообещал обоим. - Санги, хватит, устыдил. Санги, я - вспомнил. Более того, я приказал разыскать обоих - где бы то ни было, в столице ли, на рубежах - и доставить ко мне, как девушке познакомиться с парнем?, сюда. Незадолго до твоего прихода мне доложили, что оба здесь, дожидаются в кордегардии, это в двух шагах. Кстати сказать, причины вызова не ведают, поэтому пребывают в некотором волнении.

Наташа Иванова, при Кожевникове заведующая отделом прозы, от такой угрозы, под Прохановым оказаться, сбежала в панике в "Дружбу народов". И зря, поспешила. Началась перестройка Ах, руззудись плечо. На Руси любят Пушкипо, период Смуты, возможность припомнить всем. Проханова сразу же занесли в расстрельные списки. Тут уж сверстники постарались, дружки бывшие. Разумеется, не Маканин, он птица другого полета, помойкой брезгует.



Когги. Прекрати. Подобного количества чуши в столь малом количестве слов я не слышал уже лет сто.

К доводам разума были абсолютно глухи, пакостничали как малолетки, а ведь считали себя благородными, образованными. В конце концов, я не выдержал, перевелся в Цюрихский университет, но не отказал себе в удовольствии, забравшись на кафедру в аудитории, где мы занимались, высказать напоследок все, что я думаю об "уважаемом берлинском студенчестве ", об их умственных способностях, куцых обывательских душах. С наслаждением вспоминаю их ярость еврей, да еще выходец из России, осмелился. " Хотя па рнем Цюрихском университете обстановке была иная, Паенсон недолго проучился и там химия явно не воодушевляла.



Они были рассчитаны на тех, для кого потребность в музыке была Могилвп. Вообще считалось, что человек интеллигентный, за редким исключением, не может обходится без. Люди были разные, с разными взглядами, но, встречаясь в Большом зале, поднимаясь по его широким парадным лестницам, прохаживаясь в антракте в верхнем фойе, хочу познакомиться с парнем от 15 до 17 лет из Могилва, напоминающем по форме подкову, даже самые непримиримые кивали друг другу вполне дружелюбно. Приобщенность к общей очищающей радости, общему высокому наслаждению как-то незаметно и даже возможно неосознанно, смягчала вражду, сближала доо. И люди, пусть только на время, чувствовали облегчение. От суетности, сиюминутного, от себя самих. Андроников с семейством, Пастернак, Мариэтта Шагинян до последнего дня, Козловский, как всегда, в бабочке, Нейгауз, Рихтер с Дорлиак, Шостакович, академики Курчатов, Алиханов, Гольданский, дипломатическая пара Суходревов - ряд этот можно продолжать и продолжать. Их всех объединяла любовь к музыке. А кроме того, сама форма фойе Большого зала, где они в перерывах прогуливались, не давала им разойтись, так или иначе сводила лицом к лицу, не выпускала, сближала.