Это не ярость. Это внезапная злоба. Не злость. В понятиях самое ценное умение - не путаться. А иначе так и не поймёшь истинной природы вещей. Мои руки болят, глаза болят, зубы болят. Я лежу на мокрой железной трубе и смотрю вверх. Меня жгут места с содранной кожей. Небо после дождя бездонно-чёрное. Там некуда идти, не на что смотреть. В голове мерцают вспышки. Разряды тока едят меня насквозь, оставляя внутри пустые тоннели. Такое нереальное чувство удовлетворения и дрожь от холода. Такая нереальная для города тишина. Темно и отсутствующе. Я смотрю вверх, холод обнимает меня, окружает прикосновениями со всех сторон, касается меня под одеждой до болевых ощущений. Руки и ноги ноют от холода, спину прошивает. Сырость заползает внутрь через рот и нос, словно она вязкая субстанция, которой можно захлебнуться. Вдалеке слышно периодическое сердцебиение железной дороги. Моё сердце так же теряется на ритм. 

Дождь не скоро ещё сменится снегом. Обдираю сухие губы - поцелуи ветра посредственны. В глазах - песок. Боль медленно вспарывает. Я скучал, я голодал. Я удовлетворился. Из неистовой массы вывернутого человека я сворачиваюсь клубком в спящего тёплого зверя. В детстве мы хоронили кошек, найденных на улице, сворачивая их в клубок. Находили чаще по запаху. Запах разлагающейся кошки солоноватее иных  тел. До сих пор отличаю его от других. Мы хоронили их у корней деревьев, сворачивая тельца в клубки, облагая листьями и укрывая поверх земли цветами. Я не люблю собак, хотя и до сих пор глажу их на улицах, особенно по утрам.

Я не хочу идти в эту квартиру. Я хочу Домой. Но не могу решиться. Дурная вещь - привязка. Меня рвёт на части между городами и странами. Я опустошён, словно ты забрал все мои органы. Твоя рука всегда ледяная, как бы жарко не было. Ты тащишь меня за собою. А я... Я.

После ледяной улицы снимаю балахон, падаю под тёплый флис. Прошло 6 часов моего отсутствия. Джинсы в грязи. Майку с носками на пол. Под бок тёплое существо. Мне не о чем говорить. Но ведь это всего лишь дневник.