Если число есть нечто самосущее(physis) и его сущность, как утверждают некоторые, не что иное, как число,то (1) необходимо, чтобы одно из них было первым, другое - последующим ичтобы каждое отличалось от другого по виду, так что либо [а] это свойственнопрямо всем единицам и ни одна единица не сопоставима ни с какой другой, либо[б] все единицы непосредственно следуют друг за другом и любая сопоставима слюбой,- таково, говорят они, математическое число (ведь в этом числе ни однаединица ничем не отличается от другой) либо [в] одни единицы сопоставимы, адругие нет (например, если за "одним" первой следует двойка, затем тройка итак остальные числа, а единицы сопоставимы в каждом числе, например: единицыв первой двойке - с самими собой, и единицы в первой тройке - с самимисобой, и так в остальных числах; но единицы в самой-по-себе-двойкенесопоставимы с единицами в самой-по-себе-тройке, и точно так же в остальныхчислах, следующих одно за другим.
Икроме того, есть причины по отношению друг к другу (так, занятиетрудом-причина хорошего самочувствия, а оно причина занятия трудом, но не водном и том же смысле а одно-как цель, другое-как начало движения) Далее,одно и то же бывает иногда причиной противоположного, а именно то, что,будучи в наличии, есть причина вот этого, мы иногда признаем причинойпротивоположного, если оно отсутствует, например: причиной крушениясудна-отсутствие кормчего, присутствие которого было причиной егосохранности, причем то и другое - и присутствие и отсутствие - суть причиныв смысле движущего.
Между тем им нельзя было бы так поступать,если никакая сущность (physis) в чувственно воспринимаемом не остается тойже, а всякая сущность всегда находится в движении и течет далее, если мывсегда изменяемся и никогда не остаемся теми же, то что же удивительного втом, что вещи нам никогда не кажутся одними и теми же, как это бывает убольных? Ведь и больным, поскольку они находятся не в таком же состоянии, вкаком они находились тогда, когда были здоровы, не одинаковыми кажутсяпредметы чувственного восприятия, причем сами чувственно воспринимаемые вещииз-за этой причины не причастны каким-либо изменениям, но ощущения онивызывают у больных другие, а не те же.
Таким образом, из сказанного ясно, что есть вечная, неподвижная иобособленная от чувственно воспринимаемых вещей сущность; показано также,что эта сущность не может иметь какую-либо величину, она лишена частей инеделима (ибо она движет неограниченное время, между тем ничто ограниченноене обладает безграничной способностью; а так как всякая величина либобезгранична, либо ограниченна, то ограниченной величины эта сущность неможет иметь по указанной причине, а неограниченной - потому, что вообщеникакой неограниченной величины нет ); с другой стороны, показано также, чтоэта сущность не подвержена ничему и неизменна, ибо все другие движения -нечто последующее по отношению к пространственному движению.
Убедительное должно быть таковым для какого-нибудь известного лица, ипри том один род убедительного непосредственно сам по себе убеждает ивнушает доверие, а другой род достигает этого потому, что кажется доказаннымчерез посредство убедительного первого рода; но ни одно искусство нерассматривает частных случаев: например, медицина рассуждает не о том, чтоздорово для Сократа или для Каллия, а о том, что здорово для человекатаких-то свойств или для людей таких-то; такого рода вопросы входят вобласть искусства, частные же случаи бесчисленны и недоступны знанию.
Еслистрадания, кажущиеся близкими, возбуждают сострадание, а те, которые былидесять тысяч лет тому назад или будут через десять тысяч лет, или совсем невозбуждают сострадания, или [возбуждают его] не в такой степени, ибо вторыхмы не дождемся, а первых не помним, то отсюда необходимо следует, что люди,воспроизводящие что-нибудь наружностью, голосом, костюмом и вообще игрой, всильной степени возбуждают сострадание, ибо, воспроизводя перед глазамикакое-нибудь несчастье, как грядущее или как свершившееся, они достигаюттого, что оно кажется близким.
Поэтому всякий раз, когда способное действовать согласноразуму стремится к тому, способность к чему имеет, и в той мере, в какой оноспособно, оно необходимо делает именно это; а способно оно действовать,когда претерпевающее налицо и находится в определенном состоянии; иначе онодействовать не может (а уточнять еще, добавляя "при отсутствии какого-либовнешнего препятствия", уже нет никакой надобности: ведь речь идет оспособности в том смысле, в каком она способность к действию, а такова онане во всех случаях, а при определенных условиях, одно из которых -устранение внешних препятствий: их исключает нечто, содержащееся вопределении [способности]).
Из существующего, одно говорится о каком-нибудь подлежащем, но ненаходится ни в каком подлежащем, например человек; о подлежащем - отдельномчеловеке говорится как о человеке, но человек не находится ни в какомподлежащем; другое находится в подлежащем, но не говорится о каком топодлежащем (я называю находящимся в подлежащем то, что, не будучи частью, неможет существовать отдельно от того, в чем оно находится); например,определенное умение читать и писать находится в подлежащем - в душе, но ни окаком подлежащем не говорится как об определенном умении читать и писать.
По отношению к лицам, против которых [совершаются преступления],[преступления] определяются двояко: то, что нужно делать и что не нужноделать, может касаться или всего общества, или одного из его членов;сообразно с этим и поступки, согласные с справедливостью и противные ей,могут быть двух родов: они могут касаться или одного определенного лица, илицелого общества; так человек, совершающий прелюбодеяние и наносящий побои,поступает несправедливо по отношению к одному определенному лицу, а человек,уклоняющийся от отбывания воинской повинности, поступает несправедливо поотношению ко всему обществу.
Частью называется то, на что можно так или иначе разделить некотороеколичество (ибо то, что отнимается от количества как такового, всегданазывается частью его, например: два в некотором смысле есть часть трех); вдругом смысле частями называются только те, что служат мерой; поэтому дна водном смысле есть часть трех, а в другом нет; то, на что можно разделитьвид, не принимая во внимание количество, также называется частями его:поэтому о видах говорят, что они части рода; то, на что делится или из чегосостоит целое - или форма, или, то, что имеет форму; например, у медногошара или у медной игральной кости и медь (т.
А так как среди этих начал числа от природысуть первое, а в числах пифагорейцы усматривали [так им казалось) многосходного с тем, что существует и возникает, - больше, чем в огне, земле иводе [например, такое-то свойство чисел есть справедливость, а такое-то -душа и ум, другое - удача, и, можно сказать, в каждом из остальных случаевточно так же); так как, далее, они видели, что свойства и соотношения,присущие гармонии, выразимы в числах; так как, следовательно, им казалось,что все остальное по своей природе явно уподобляемо числам и что числа -первое во всей природе, то они предположили, что элементы чисел сутьэлементы всего существующего и что все небо есть гармония и число.
) Поэтому имеет некоторое основание высказанное сторонниками Антисфена идругими столь же мало сведущими людьми сомнение относительно того, можно лидать определение сути вещи, ибо определение - это-де многословие, но каковавещь - это можно действительно объяснить; например, нельзя определить, чтотакое серебро, но можно сказать, что оно подобно олову; так что для однихсущностей определение и обозначение иметь можно, скажем, для сложнойсущности, все равно, воспринимаемая ли она чувствами или постигаемая умом; адля первых элементов, из которых она состоит, уже нет, раз при определенииуказывают что-то о чем-то и одна часть должна иметь значение материи, другая- формы.
Это не составляет задачикакого-нибудь другого искусства, потому что каждая другая наука можетнаучать и убеждать только относительно того, что принадлежит ее области, какнапример, врачебное искусство - относительно того, что способствует здоровьюили ведет к болезни, геометрия -относительно возможных между величинамиизменений, арифметика - относительно чисел; точно так же и остальныеискусства и науки; риторика же, по-видимому, способна находить способыубеждения относительно каждого данного предмета, потому-то мы и говорим, чтоона не касается какого-нибудь частного, определенного класса предметов.
Так как риторика имеет в виду решение - ведь и о предметах речейсовещательных составляют известное решение, и судебное дело есть такжерешение, - в виду этого необходимо не только заботиться о том, чтобы речьбыла доказательной и возбуждающей доверие, но также и показать себячеловеком известного склада и настроить известным образом судью, потому чтодля убедительности речи весьма важно (особенно в речах совещательных, азатем и в судебных), чтобы оратор показался человеком известного склада ичтобы [слушатели] поняли, что он к ним относится известным образом, а также,чтобы и они были к нему расположены известным образом.
Так как учение о природе также имеет теперь дело с некоторым родомсущего, а именно с такой сущностью, которая имеет начало движения и покоя всамой себе, то ясно, что оно учение не о деятельности и не о творчестве(ведь творческое начало находится в творящем, будь то ум, искусство илинекоторая способность, а деятельное начало - в деятеле как его решение, ибосделанное и решенное-это одно и то же); поэтому если всякое рассуждениенаправлено либо на деятельность или на творчество, либо на умозрительное, тоучение о природе должно быть умозрительным, но умозрительным знанием лишь отаком сущем, которое способно двигаться, и о выраженной в определении (kataton logon) сущности, которая по большей части не существует отдельно [отматерии].
Излишнепродолжать анализ стиля [и доказывать], что он должен быть приятен ивеличествен, потому что с какой стати [ему обладать этими свойствами] вбольшей степени, чем умеренностью, или благородством, или какой-нибудь инойэтической добродетелью? А что перечисленные [свойства стиля] помогут емусделаться приятным, это очевидно, если мы правильно определили достоинствостиля; потому что для чего другого, [если не для того, чтобы быть приятным],стиль должен быть ясен, не низок, но приличен? И если стиль болтлив илисжат, он не ясен; очевидно, что [в этом отношении] пригодна середина.
Вполне основательно выходит, что именно круговое движение едино инепрерывно, а не движение по прямой, так как на прямой определены и начало,и конец, и середина и она все заключает в себе, так что есть [место], откуданачинается движение и где оно кончится (ведь в конечных пунктах, откуда икуда [идет движение], все покоится); в круговом же движении ничто неопределено, ибо почему та или иная [точка] будет в большей степени границейна [круговой] линии, чем другая? Ведь каждая [точка) одинаково и начало, исередина и конец, так что [на окружности] всегда и никогда находишься вначале и в конце.
В этом случае первая двойка не будет получаться изединого и неопределенной двоицы, а затем и так называемый числовой ряд -двойка, тройка, четверка: ведь единицы, содержащиеся в первой двойке,возникают вместе - либо из неравного, как считает тот, кто первый сказал это(ибо они возникли по уравнении [неравного]), либо как-то иначе,-так как еслиодна единица будет предшествовать другой, то она будет предшествовать и тойдвойке, которая состоит из этих единиц, ибо когда одно есть предшествующее,Другое - последующее тогда состоящее из них также будет предшествующим поотношению к одному и последующим по отношению к другому.
В самом деле, в некоторых случаях одно и тоже бывает то в действительности, то в возможности, например вино или плотьили человек (это [различение] также совпадает с [различением] указанныхпричин, ибо сущим в действительности бывает форма, если она способна котдельному существованию, и составное из материи и формы, а также лишенностьформы, например темнота или больное; а в возможности существует материя, ибоона способна принимать [определенность] и через форму, и через лишенностьформы) по-иному вещи различаются как имеющиеся в действительности ивозможности, если материя у них не одна и та же, причем [и] форма у этихвещей не одна и та же, а разная; так, причина человека не только элементы -огонь и земля как материя, а также присущая лишь ему форма, но и некотораядругая внешняя причина (скажем, отец), и кроме них Солнце и его наклонныйкруговой путь, хотя они не материя, не форма, не лишенность формы [человека]и не одного вида [с человеком], а движущие [причины].
Другой вид качества - это то, благодаря которому мы называем людейискусными в кулачном бою или искусными в беге, здоровыми или болезненными, ивообще те качества, о которых говорится как о врожденной способности илинеспособности; в {13} самом деле, каждое из них называется таким не потому,что кто-то находится в каком-то состоянии, а потому, что он имеет врожденнуюспособность или неспособность легко что-то делать или ничего непретерпевать; так, кто-то называется искусным в кулачном бою или в беге непотому, что он находится в том или ином состоянии, а потому, что он имеетврожденную способность легко что-то делать, и здоровым - потому, что онимеет врожденную способность не поддаваться легко действию случайностей, аболезненным - потому, что он от природы способен сопротивляться действиюслучайностей.