Дешевые авиабилетыВыгодные цены, удобный поиск, без комиссии, 24 часа. Бронируй сейчас – плати потом!
Tv программаПрограммы Тв
Photoshop onlineДля того чтоб отредактировать картинку совсем не обязательно иметь фотошоп на комьпьютере. Это можно сделать с помощью приложения online photoshop =)
Какие подарки от русского народа забрали союзные государства |
Русофобия коммунистов
Когда большевики пришли к власти, для них было главным покончить с «русским великодержавием», развалить Российскую империю, чтобы потом собрать её вновь, но уже без государствообразующей роли русского народа. Провозгласив «право наций на самоопределение вплоть до образования своего государства», коммунисты-ленинцы старались так нарезать границы новых советских республик, чтобы в них попало как можно больше земель, населённых русскими.
Русские в этих республиках должны были быть поставлены в положение людей второго сорта. На это ориентировал Ленин в своих рекомендациях о том, как строить Советский Союз:
«Интернационализм со стороны угнетающей или так называемой “великой” нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически… Нужно возместить так или иначе своим обращением или своими уступками по отношению к инородцу то недоверие, ту подозрительность, те обиды, которые в историческом прошлом нанесены ему правительством “великодержавной” нации» («К вопросу о национальностях, или об “автономизации”», декабрь 1922).
За сто лет до того, как «потомков рабовладельцев» в США заставили извиняться перед «потомками рабов», аналогичную процедуру извинений перед «угнетёнными народами» заставили проделать русских. Русские в СССР должны были вечно платить и каяться за своё имперское прошлое. Кое-кто считает, что должны и теперь…
Как нарезались границы
В переписи населения 1897 года отдельно учитывались великороссы, малороссы и белорусы. Территории Херсонской, Таврической, Екатеринославской и Харьковской губерний (ныне это девять регионов юга и востока Украины плюс российский Крым) были заселены по большей части великороссами. Однако при распаде Российской империи двадцать лет спустя украинские буржуазные националисты из «Центральной Рады» явочным порядком включили эти области (кроме Крыма) в «самостийную Украину».
Большевики, создавая Украинскую ССР, старались показать себя в большей мере украинскими националистами, чем сам Петлюра. Они не только оставили эти территории в составе советской Украины, но и сделали к ней прирезки в районе Донбасса. А уже в 1954 году Н.С. Хрущёв подарил Украине ещё и Крым, на который самостийники не посягали даже в 1918-1920 гг.
В 1919 году большевики провозгласили Литовско-Белорусскую ССР на территориях Минской, Виленской, Гродненской и Ковенской губерний. После окончания войны с Польшей в 1920 году под контролем Советов осталась тут одна Минская губерния, и республику пришлось переименовать в Белорусскую, исключив название Литвы.
В 1926 году по инициативе Сталина Белорусская ССР была увеличена более чем втрое. К ней оказались присоединены входившие ранее в РСФСР Витебская, Могилёвская и Гомельская губернии. Так за счёт подарка России были сформированы современные восточные границы Беларуси.
|
Вот так большевики повернули штыки во внутрь Российской империи |
Как же сволочи боятся Путина. Им очень хочется Россию на куски разорвать. Оставив ей только Московскую область, как когда-то обобрали Россию после подписания Лениным Брестского мира.
Советская республике в кольце фронтов
5 (18) января 1918 года на заседании политической комиссии генерал Гофман предъявил конкр
|
Для революционной войны нужна армия, а у нас армии нет… Несомненно, мир, который мы вынуждены заключать сейчас, — мир похабный, но если начнётся война, то наше правительство будет сметено и мир будет заключён другим правительством.В. Ленин Кюльман предъявил советской делегации категорическое требование немедленно подписать мир на германских условиях, сформулированных следующим образом: «Россия принимает к сведению следующие территориальные изменения, вступающие в силу вместе с ратификацией этого мирного договора: области между границами Германии и Австро-Венгрии и линией, которая проходит… впредь не будут подлежать территориальному верховенству России. Из факта их принадлежности к бывшей Российской империи для них не будут вытекать никакие обязательства по отношению к России. Будущая судьба этих областей будет решаться в согласии с данными народами, а именно на основании тех соглашений, которые заключат с ними Германия и Австро-Венгрия» |
Условия Центральных держав — они представляли собой карту бывшей Российской империи, на которой под военным контролем Германии и Австро-Венгрии оставались Польша, Литва, часть Белоруссии и Украины, Эстонии и Латвии, Моонзундские острова и Рижский залив.
|
Демонтаж тверских табличек о замученных поляках. Демонтаж очередной фальшивки. |
Бурную реакцию со стороны российской либерды вызвал демонтаж тверских табличек о «замученных поляках», состоявшийся перед Днём Победы. Редакция издания «Коммерсантъ» накатала обширную публикацию, в которой собрала все ранее запущенные в обиход антисоветские агитки. А сделано это для того, чтобы подчеркнуть, что власти России по-прежнему замалчивают «преступления НКВД».
В День Победы на канале PolitRussia вышел мой материал, посвящённый борьбе против нагромождения исторических фальсификаций. Речь, напомню, шла о снятии незаконно установленных в начале 90-х годов табличек, с надписями о «тысячах замученных поляков».
Этот материал вызвал широкий отклик со стороны наших подписчиков, и я не могу не продолжить тему. Особенно, на фоне публикации, которая вышла в известном либеральном издании.
«Прямо накануне празднования Дня Победы в Тверской области произошёл скандал международного уровня, связанный с фальсификацией истории Второй мировой войны. По требованию местной прокуратуры и при одобрении городской думы были демонтированы мемориальные таблички, установленные 30 лет назад в память о репрессированных советских гражданах и расстрелянных польских военнопленных.
После этого СМИ, принадлежащие областному правительству, напечатали одинаковые материалы о том, что демонтаж табличек «стал одним из шагов по восстановлению исторической правды». В этих текстах «Катынское дело» названо «фальсификацией Третьего рейха», а вина за расстрел польских военнопленных возлагается на Германию».
|
Грандиозный бал-маскарад в доме Романовых: раритетные снимки 1903 года - в цвете |
|
Подвигу 6-й роты псковских десантников исполнилось 20 лет! |
Дневник |
|
Без заголовка |
Серия сообщений "СТ.ПР. муз Сюжеты":
Часть 1 - Рабиндранат Тагор.Аль Квотион.А. Н. Ибрагимов.Виктория Дорн.Инна Мень Я лечу
Часть 2 - утро. музыка.рамочки
...
Часть 10 - Зимняя тема.Девушка.Пары. Рождество и новый год деко. 2020
Часть 11 - Без заголовка
Часть 12 - В. О. война . Афганистан (ссылки)
Часть 13 - музыка
Метки: Война . Афганистан (ссылки) |
Елизавета Петровна – русская императрица |
Елизавета Петровна
1709 - 1761
Российская императрица, младшая дочь императора Петра I и Екатерины I.
Родилась в 1709 году, за два года до официального вступления в брак в феврале 1712 года своих родителей. Во главе государства стояла в период с 1741 по 1761 год.
Биография
Елизавета Петровна была любимой дочерью императора Петра Великого. Даже торжества по случаю победы над Карлом XII в Полтавской битве он отложил и вместо этого повелел праздновать рождение дочери. Кроме этого, имя «Лизетт» носила шнява (небольшое парусное судно), которую он построил по своему проекту, и именины дочери пришлись на 5 сентября, день праведной Елизаветы, матери Иоанна Предтечи.
6 марта 1711 года она получила титул царевны, а в 1721-м – цесаревны.
Елизавета Петровна, как отмечалось в источниках и в свидетельствах очевидцев, была красива и отличалась большим умением в танцах. Красиво писала и в совершенстве владела французским языком. Дочь великого императора любила охоту, верховую и лодочную езду. Очень заботилась о своей красоте. После ее смерти остался гигантский гардероб всевозможных нарядов.
Планировалось, что она выйдет замуж за Карла-Августа Голштинского, но брак так и не состоялся в связи со смертью последнего. Больше попыток выйти замуж Елизавета не предпринимала.
|
Иисус этому не учил. Как крестоносцы Иерусалим «освобождали» |
7 июня 1099 года крестоносцы во время Первого Крестового похода осадили Иерусалим.
В конце XI века император Византии Алексей I Комнин, оказавшийся перед угрозой захвата Константинополя туркам-сельджуками, обратился за помощью к Папе Римскому Урбану II.
Урбан II, человек незаурядного ума, увидел в этой просьбе способ решения сразу нескольких проблем – восстановления христианского контроля над Святой землей, повышения авторитета и восстановления единства христианской церкви, избавления Европы от тысяч шатающихся без дела вооруженных молодых представителей знати. Под последними подразумеваются младшие сыновья знатных родов, которые в условиях утверждения принципа единонаследия не получали земель своих родителей, достававшихся старшим братьям.
Собор в Клермоне. Миниатюра Жана Коломба из книги Себастьена Мамро «Походы французов в Утремер» (1474). Источник: Commons.wikimedia.org
|
39-е Международные Ганзейские дни Нового времени в Пскове |
Дневник |
| Ежегодно в одном из городов Новой Ганзы проходит международный фестиваль. В 2009 году «Ганзейские дни Нового времени» впервые прошли в России - праздник отгремел в Великом Новгороде. Ровно через десять лет европейских гостей принимает Псков. 27-30 июня центр Пскова превратился в настоящую столицу праздника, - многоголосую и многоликую с обилием зрелищ и угощений В общей сложности в 39-х Ганзейских днях приняли участие 72 европейских ганзейских города из Германии, Норвегии, Бельгии, Латвии, Эстонии, Нидерландов, Польши, Исландии, Эстонии, Исландии, Швеции, Франции, Польши, Беларуси и 17 российских городов. Работу мероприятий сопровождали более 760 волонтеров. |
Флаг Новой Ганзы от Пскова передан городу Брилон (Германия), где в следующем году состоятся 40-е Международные Ганзейские дни Нового времени.
 На сцене более тысячи хоровиков
|
|
Памяти Александра Захарченко |
|
|
"22 июня". |
|
|
ВСТАВАЙ, СТРАНА ОГРОМНАЯ... |
Дневник |
|
Запад против Ивана Грозного: первая информационная война против России |
Сегодня информационная война стала едва ли не самым главным средством борьбы Запада с Россией. Это не новый метод, им эффективно пользовались наши соседи более четырех столетий назад, создавая выгодный им отталкивающий образ Московского государства.
Зачинателем информационных войн против России можно считать польского историка Мацея Меховского, который в своем трактате «О двух Сарматиях» (1517 год),пользуясь изрядным воображением, описывал земли Московии, открытые, с его слов, «войсками польского короляи теперь известные всему миру». В своем труде Меховский нарочито создавал образ России, как «враждебного варварского государства», которое поляки намерены окультуривать.
Однако развернутая информационная кампания против нашей страны началась с момента вступления Московского государства в Ливонскую войну в 1558 году, когда западные типографии стали тиражировать листовки о зверствах русских войск, подкрепляя текст соответствующими картинками:
«Весьма мерзкие, ужасные, доселе неслыханные, истинные новые известия, какие зверства совершают московиты с пленными христианами из Лифляндии, мужчинами и женщинами, девственницами и детьми, и какой вред ежедневно причиняют им в их стране. Попутно показано, в чем заключается большая опасность и нужда лифляндцев. Всем христианам в предостережение и улучшение их греховной жизни писано из Лифляндии и напечатано. Нюрнберг 1561», – сообщалось в одной из листовок.
Австрийский историк Андреас Каппелер обнаружил в архивах 62 «летучих листка» различных по содержанию, относящихся ко времени Ливонской войны. Царь Иван IV, как и все русское общество в них представлены в весьма негативном свете – это варвары, несущие угрозу просвещенной Европе. Как установил Каппелер, такая информационная продукция отпечатывалась в походных армейских типографиях, которыми заправлял польский дворянин Лапчинский.
|
Как Николай Карамзин исказил историю России |
Николай Михайлович Карамзин (1766-1826) знаменит, прежде всего, своей эпической 12-томной «Историей государства Российского», которую писал с 1803 года (и не успел завершить последний, 12-й том). Он был первым, кто внятно и интересно для читателей изложил всю историю России с древнейших времён до начала XVII века, как она в ту пору была известна науке. Вышедшая ещё в середине XVIII столетия «История Российская» Василия Никитича Татищева также была не завершена, но отличалась нагромождением фактов без системного изложения, вдобавок её язык к началу XIX века уже устарел. Поэтому она не пользовалась популярностью у публики.
Для образованного русского общества первой трети XIX столетия «История» Карамзина стала настоящим откровением. А.С. Пушкин назвал Карамзина «Колумбом, открывшим для своих читателей древнюю Русь». Карамзин был официальным придворным историографом императора Александра I. Всё это вместе придало его сочинению непререкаемый авторитет и способствовало укоренению в историографии его версий и оценок исторических событий. До сих пор мнения, противоречащие концепции Карамзина, часто подвергаются у статусных историков поношению и обструкции, даже если они вполне обоснованы.
Карамзин не был творцом этого мифа. Его ввёл в научный оборот немецкий учёный А.Л. Шлёцер, работавший в 1761-1767 гг. в России и издавший с комментариями «Повесть временных лет» (ПВЛ). Несмотря на то, что он подверг её научной критике, он, тем не менее, положил в основу древнерусской истории её сведения. Правда, его методы «научной критики» привели к её своеобразной интерпретации. ПВЛ говорит о том, что варяги, которых призвали на княжение в Новгород, жили на южном берегу Балтийского моря. «Научная критика» Шлёцером ПВЛ перенесла варягов на северные берега Балтики и отождествила их с норманнами. Так зародилась пресловутая «норманнская теория» (норманизм), связавшая возникновение русской государственности с «цивилизаторской» миссией скандинавов-германцев.
Карамзин своим авторитетом придал этой гипотезе характер непреложной истины. Расцветив своё изложение массой вымышленных художественных деталей (в чём он обвинял Татищева, но чем грешил, по сравнению с ним, гораздо сильнее), Карамзин убеждал своих читателей в том, что могло быть только так и не иначе. Авторитет Карамзина способствовал укоренению норманизма среди западных учёных. Те могли с полным основанием указывать: смотрите же, самый знаменитый русский историограф – и тот признал, что государство у восточных славян основали германцы.
Справедливости ради, Карамзин нигде не употреблял бессмысленного термина «монголо-татары». В его время он ещё только начинал входить в научный оборот. Придумал его в 1817 году немецкий историк Х. Крузе, чей Атлас истории европейских народов был издан на русском языке только в 1845 году. Карамзин лишь отождествляет монголов и татар средневековых источников. Это отождествление восходит к XIII веку, к книге папского легата Плано Карпини «История монгалов, именуемых татарами». Карпини в 1244-1247 гг. совершил миссию к великому хану в Центральную Азию.
Следует отметить также, что Карамзин употребляет название не монголы, а моголы, по имени царствовавшей в Индии в XVI-XIX вв. мусульманской династии. До сих пор непонятно: то ли династия отождествляла себя с потомками Чингисхана, то ли это отождествление принадлежит уже европейцам, открывшим для себя Индию.
Но самое главное, что со времени Карамзина любые попытки разобраться в этой терминологии и раскрыть, кто скрывается в истории под именем «монгалов» Карпини, «моголов» позднейших европейских историков и «татар» древнерусских летописей и современных им европейских хроник, встречаются исторической наукой в штыки. Их принято отождествлять, не утруждаясь доказательствами. Версия Карамзина снова оказывается догматической «истиной».
Необходимо сказать, что такому положению дел весьма способствовали в недавнее время изыскания по «новой хронологии» А.Т. Фоменко и Г.В. Носовского. Теперь всякий критический взгляд на общепринятую концепцию «монголо-татарского нашествия» отметается навешиванием ярлыка «фоменковщины».
|
Экскурсия в Саласпилс |
|
Полоцк и княжна Рогнеда Рогволодовна |
|
Убили...но не победили! Скорбим! |
Дневник |
|
Метки: Донбасс Захарченко |
НАРОДЫ, ПОПРОСИВШИЕ ПРИНЯТЬ ИХ В СОСТАВ РОССИИ |
|
Без заголовка |
|
Солженицын и русский народ: любовь или ненависть? |
Солженицын и русский народ: любовь или ненависть?
Произведения Солженицына направлены на то, чтобы русский народ был вечно виновным и вечно обязанным каяться за свою историю.
Другими словами, из народа-победителя стал народом-пораженцем, народом, вечно стоящим на коленях
Основным посылом Солженицына, его постоянно декларируемым главным устремлением была «любовь к русскому народу и забота о нем». Этими любовью и заботой он объяснял все свои действия.
До сих пор Солженицына принято считать русским националистом. Но так ли это на самом деле?
Как люди говорят о предмете своей любви и заботы? На мой взгляд — с любовью.
Народ — понятие многомерное, многостороннее и многоликое. Показывать его можно и должно с разных сторон.
Давайте же посмотрим, как показывает народ Солженицын.
Приведу несколько цитат.
Оцените переход от общих рассуждений о народе к его конкретному «художественному» описанию.
Например, в недописанной книге «Люби революцию» показано начало войны. И заодно — отношение главного автобиографического героя Нержина к народу: «Преображенскую заставу нельзя было узнать. Еще не была досказана речь, а обезумевшие — наши, советские! — люди уже неслись в сберкассы, на бегу выворачивая из карманов сберкнижки; звенели стекла разбиваемых зеркальных дверей; в густой духоте магазинов качались от прилавка к прилавку толпы вспотевших яростных мужчин и женщин, разбиравших все, что можно было положить на зубы, — от свежих золотистых батонов до запыленных пачек горчицы. Однако дух спартанской доблести, дух республиканского Рима курился в комнате ровесников Октября. Даже не гнев, а отвращение вызывало у них это свино-человеческое месиво в магазинах. И они — жили среди этой темной толпы? И эта толпа, как и они, смела называться гражданами Союза? Тех, внизу, на улице, и выше, на площади, было много, ужасно много, но их, идейных, тоже были миллионы, — и на первой линии фронта должны были сказать свое слово эти, а не те»
1 Как вы понимаете, ровесники Октября — это главный герой произведения и его сверстники-студенты.
Он, как обычно, говорит не «я», а «мы», добавляя без спроса других людей к себе.
На самом деле, говоря о «курившемся духе спартанской доблести, духе республиканского Рима», он описывает свое личное состояние или состояние, о котором он думает, что оно у него было.
Притом что через некоторое время он будет яро ненавидеть всё, что связано с революцией.
Ну, а остальные, не спартанцы-студенты, — это, понятно, народ.
Явно «с любовью» народ именуется тут «свино-человеческим месивом».
Между «спартанцами» и этим «свино-человеческим месивом» — непреодолимая грань.
Так и хочется спросить: а как же равенство и братство, гражданин Солженицын?
Вот отрывок об общении Нержина-учителя даже не с самим народом, а со своими учениками. В момент, когда нацисты ведут наступление и в умах и душах людей — разброд и шатания. Казалось бы, тут «спартанцу» и подарить свое мужественное слово людям, но куда там.
Отрывок показательно называется «Утлое».
«Оставались темные вечера для бесед с учениками — однако замкнут был Нержин для бесед: такими случайными, затерянными и предназначенными скоро раствориться были и эти ученики, и этот колхоз, и эта морозовская школа.
2 Не нужен был Нержину колхоз. Не нужна была школа. И не нужны были ему ученики, часть народа. Случайными они были. А он вроде как бредил фронтом. Сражаться хотел. Ну вот призвали... Пришла пора проявить доблесть. Посмотрим на знакомство интеллигентного, домашнего мальчика, только что получившего университетское образование, с народом. Тут главное не сам факт знакомства, а реакция «спартанца».
Глава показательно названа «Печенеги».
«Никогда еще в жизни Нержин не испытывал такого безсилия и такой раздавленности, как в этот осляклый день на полу, потягивающем холодком, меж нескольких сот незнакомых ему людей, а друг друга знающих и стянутых по землячествам. Прожив двадцать три года то с матерью, то с женой, или в понятном школьном, студенческом кругу, первый раз Нержин оказался в странном ему, безстройном мужском сборище с какими-то первобытно сильными законами, с какой-то насмешливой жестокостью к себе и к другим и с обилием крайне мрачных предположений».
3 Начинаете понимать, какой «герой» перед нами?
Сесть на грязный (!) пол, да еще и просто оказаться рядом с незнакомыми людьми не его круга — это уже рухнул весь мир.
Надо просто помнить о таких вещах, когда читаешь солженицынское описание лагеря.
Если сесть на грязный пол — мир рухнул, то какая угодно мелочь в лагере должна была вызывать близкое к предынфарктному состояние и вселенскую панику.
Оно и вызывало.
Делать во всем из мухи не слона, а огромные стада слонов — в этом, на мой взгляд, стихийное свойство Солженицына.
При первом же соприкосновении на призывном пункте с реальностью «спартанец», никогда не понимавший, что такое Спарта и как там воспитывали таких, как он, лоботрясов, этот рафинированный интеллигент, проживший с няньками и мамками до 23 лет, начал обижаться на весь свет за то, что мир, оказывается, построен, не так, как ему хочется.
Но продолжим.
Вот слова Солженицына о народе. То бишь о «печенегах». Цитата из той же главы: «Так шли долгие-долгие часы, а мобилизованных все подбывало, Нержин уже перетиснулся со сквозняка поглубже, поел без аппетита рязмятые крутые яйца, уже зажглись высокие верхние слабые лампочки в зале — но не только смотреть ему не хотелось на своих соседей — костеняще не хотелось ему ни думать, ни жить. Где была та молодая краснофлагая страна, по которой он носился доселе? Если б эти люди не говорили по-русски, Нержин не поверил бы, что они его земляки.
Почему ни одна страница родной литературы не дохнула на него этим неколебимым, упрямо-мрачным, но еще какую-то тайну знающим взглядом тысяч — еще какую-то тайну, иначе нельзя было бы жить!
Наблюдатели, баричи! Они спускались до народа, их не швыряли на каменный пол.
Как же он смел думать писать историю этого народа?»
4 Вы поняли, что главное тут?
*"Он яйца поел без аппетита!" Вот! Чувствуете глубину нравственных переживаний героя?
** Ему так были отвратительны соседи, тот самый народ, что он не только на них не хотел смотреть, но не хотелось из-за них ни думать, ни жить.
*** Почему ему подменили страну? Где его «краснофлагая» страна? Верните ее вместе с его идеальным местом в ней!
**** Как смела «родная» литература не предупредить его, каков на самом деле этот народ?
Народ-то оказался не тот!
И до сих пор он «не тот» в определенных кругах.
Что либеральных, что националистических.
Вы поймите, читатели, что те люди, на которых у Солженицына такая аллергия, — это наши с вами прадеды, деды, дяди, отцы.
Поймите, до какой степени он отторгает народ!
Физически и морально отторгает — и всё это сладострастно и беззастенчиво описывает.
Вот описание пришествия опять-таки автобиографического героя в онкологическое медицинское заведение в известном романе «Раковый корпус».
Описание, как чванится сам больной и его жена, выговаривая себе особые условия, я опущу.
Нас ведь в данном случае интересует только описание народа. Верно?
Вот оно. Больные в коридоре.
«Павел Николаевич ощущал слабость и хотел бы сесть. Но скамьи казались грязными, и еще надо было просить подвинуться какую-то бабу в платке с сальным мешком на полу между ног. Даже издали как бы не достигал до Павла Николаевича смрадный запах от этого мешка. И когда только научится наше население ездить с чистыми аккуратными чемоданами!»
5 Ну, ясное дело, народ не тот.
Он «хотел бы сесть», а тут какая-то баба с неправильным мешком жить мешает...
«Снаружи вошел какой-то мужик, перед собой неся поллитровую банку с наклейкой, почти полную желтой жидкостью. Банку он нес не пряча, а гордо приподняв, как кружку с пивом, выстоянную в очереди. Перед самым Павлом Николаевичем, чуть не протягивая ему эту банку, мужик остановился, хотел спросить, но посмотрел на котиковую шапку и отвернулся, ища дальше, к больному на костылях: — Милай! Куда это несть, а? Безногий показал ему на дверь лаборатории. Павла Николаевича просто тошнило».
6 Нет, не тот народ, не тот.
Надо этот народ куда-то деть, а другой из закромов достать и герою его обеспечить. Чтобы прятал анализы интеллигентно. Медсестра.
«Там стояла сестра Мария. Ни улыбки, ни привета не излучало ее смуглое иконописное лицо. Высокая, худая и плоская, она ждала его, как солдат, и сразу же пошла верхним вестибюлем, показывая куда.
Отсюда было несколько дверей, и, только их не загораживая, еще стояли кровати с больными. В безоконном завороте под постоянно горящей настольной лампой стоял письменный столик сестры, ее же процедурный столик, а рядом висел настенный шкаф, с матовым стеклом и красным крестом. Мимо этих столиков, еще мимо кровати, и Мария указала длинной сухой рукой: — Вторая от окна. И уже торопилась уйти — неприятная черта общей больницы, не постоит, не поговорит».
7 В общем, виновна в плоскости, неприветливости, непоговорении.
Соседи по палате.
«В этот первый же вечер в палате за несколько часов Павлу Николаевичу стало жутко. Твердый комок опухоли — неожиданной, ненужной, безсмысленной, никому не полезной — притащил его сюда, как крючок тащит рыбу, и бросил на эту железную койку — узкую, жалкую, со скрипящей сеткой, со скудным матрасиком.
Стоило только переодеться под лестницей, проститься с родными и подняться в эту палату — как захлопнулась вся прежняя жизнь, а здесь выперла такая мерзкая, что от нее еще жутче стало, чем от самой опухоли.
Уже не выбрать было приятного, успокаивающего, на что смотреть, а надо было смотреть на восемь пришибленных существ, теперь ему как бы равных, — восемь больных в бело-розовых, сильно уже слинявших и поношенных пижамках, где залатанных, где надорванных, почти всем не по мерке. И уже не выбрать было, что слушать, а надо было слушать нудные разговоры этих сбродных людей, совсем не касавшиеся Павла Николаевича и неинтересные ему. Он охотно приказал бы им замолчать, и особенно этому надоедному буроволосому с бинтовым охватом по шее и защемленной головой — его просто Ефремом все звали, хотя был он не молод. Но Ефрем никак не усмирялся, не ложился и из палаты никуда не уходил, а неспокойно похаживал средним проходом вдоль комнаты»
8 Вот народ: «восемь пришибленных существ, теперь ему как бы равных», «сбродные люди».
«Он охотно приказал бы им замолчать».
Одна проблема — советская власть мешает.
Поэтому Ефрема не удалось усмирить.
То ли дело сейчас, когда нет советской власти. Такие Ефремы в большинстве своем вообще до профильной больницы не добираются.
Ну, и завершим цитирование рассказом «Пасхальный крестный ход», написанным в 1966 году.
Напомню, что еще в 1963 году «советский писатель» Солженицын обращался к помощнику Хрущева Лебедеву с такими словами: «Я глубоко взволнован речью Никиты Сергеевича Хрущева и приношу ему глубокую благодарность за исключительно доброе отношение к нам, писателям, и ко мне лично, за высокую оценку моего скромного труда. Только прошу не рассматривать мое обращение, как официальную просьбу, а как товарищеский совет коммуниста, которому я доверяю. Мне будет больно, если я в чем-либо поступлю не так, как этого требуют от нас, литераторов, партия и очень дорогой для меня Никита Сергеевич Хрущев».
Лебедев передал Хрущеву слова Солженицына: «Писатель А. И. Солженицын просил меня, если представится возможность, передать его самый сердечный привет и наилучшие пожелания Вам, Никита Сергеевич. Он еще раз хочет заверить Вас, что хорошо понял Вашу отеческую заботу о развитии нашей советской литературы и искусства и постарается быть достойным высокого звания советского писателя».
Вот так.
А теперь посмотрим, как описывает «советский писатель» Солженицын советский же народ, на этот раз молодежь, в 1966 году.
«Девки в цветных платочках и спортивных брюках (ну, и в юбках есть) голосистые, ходят по трое, по пятеро, то толкнутся в церковь, но густо там в притворе, с вечера раннего старухи места занимали, девчонки с ними перетявкнутся и наружу; то кружат по церковному двору, выкрикивают развязно, кличутся издали и разглядывают зеленые, розовые и белые огоньки, зажженные у внешних настенных икон и у могил архиереев и протопресвитеров. А парни — и здоровые, и плюгавые — все с победным выражением (кого они победили за свои пятнадцать–двадцать лет? — разве что шайбами в ворота...), все почти в кепках, шапках, кто с головой непокрытой, так не тут снял, а так ходит, каждый четвертый выпимши, каждый десятый пьян, каждый второй курит, да противно как курит, прислюнивши папиросу к нижней губе.
И еще до ладана, вместо ладана, сизые клубы табачного дыма возносятся в электрическом свете от церковного двора к пасхальному небу в бурых неподвижных тучах.
Плюют на асфальт, в забаву толкают друг друга, громко свистят, есть и матюгаются, несколько с транзисторными приемниками наяривают танцевалку, кто своих марух обнимает на самом проходе, и друг от друга этих девок тянут, и петушисто посматривают, и жди как бы не выхватили ножи: сперва друг на друга ножи, а там и на православных. Потому что на православных смотрит вся эта молодость не как младшие на старших, не как гости на хозяев, а как хозяева на мух. <...> Татары наверное не наседали так на Светлую Заутреню.
Уголовный рубеж не перейден, а разбой бескровный, а обида душевная — в этих губах, изогнутых по-блатному, в разговорах наглых, в хохоте, ухаживаниях, выщупываниях, курении, плевоте в двух шагах от страстей Христовых. В этом победительно-презрительном виде, с которым сопляки пришли смотреть, как их деды повторяют обряды пращуров. Между верующими мелькают одно-два мягких еврейских лица. Может крещеные, может сторонние.
Осторожно посматривая, ждут крестного хода тоже. Евреев мы все ругаем, евреи нам бесперечь мешают, а оглянуться б добро: каких мы русских тем временем вырастили? Оглянешься — остолбенеешь. И ведь кажется не штурмовики 30-х годов, не те, что пасхи освященные вырывали из рук и улюлюкали под чертей — нет!
Это как бы любознательные: хоккейный сезон по телевидению кончился, футбольный не начинался, тоска, — вот и лезут к свечному окошечку, растолкав христиан как мешки с отрубями, и, ругая «церковный бизнес», покупают зачем-то свечки».
Так что опять народ — «зверята», «перетявкнутся», «выкрикивают развязно», «плюются», «матюгаются», «выпимши», «пьян», «курит», «плевоте», «прислюнивши», «марух», «выщупывания», «сопляки». Иначе говоря, русский народ, за исключением священников и верующих, «оглянешься — остолбенеешь». Хуже евреев, в общем.
Хочу только сказать вам, уважаемые читатели, что речь в этом рассказе вновь идет о ваших дедах или родителях.
Согласны ли вы с такой их характеристикой? Они у вас такими были, как показывает Солженицын?
Понятно, что якобы таким скверным народец стал в результате большевистской порчи.
Но считаете ли вы, что обязательное изучение этого писателя в школе дает вам самим возможность «утверждать права и свободы человека, гражданский мир и согласие, сохранять исторически сложившееся государственное единство, исходя из общепризнанных принципов равноправия и самоопределения народов, чтить память предков, передавших нам любовь и уважение к Отечеству, веру в добро и справедливость», как написано в действующей Конституции РФ?
Теперь посмотрим, что же предлагал Солженицын в 1973 году, отправляя пресловутое «Письмо вождям Советского Союза»?
Позволим себе эту длинную цитату, необходимую для понимания смысла его предложений.
«Две опасности смыкаются, — но от обеих счастливым образом рисуется единый выход: отбросить мертвую идеологию, которая грозит нам гибелью и на путях войны и на путях экономики, отбросить все ее чуждые мировые фантастические задачи, а сосредоточиться на освоении (в принципах стабильной, непрогрессирующей экономики) русского Северо-Востока северо-востока Европейской нашей части, севера Азиатской, и главного массива Сибири.
Не будем греть надежд и не будем подгонять того сотрясения, которое, может быть и зреет, может быть и произойдет в западных странах. Эти надежды могут так же обмануть, как и надежды на Китай в 40-х годах: если на Западе создадутся новые общественные системы, они могут оказаться к нам и жестче и недружелюбнее нынешних.
И оставим арабов их судьбе, у них есть ислам, они разберутся сами. И оставим самой себе Южную Америку, ей никто не грозит внешним завоеванием.
И оставим Африку самой узнать, каково начинать самостоятельный путь государственности и цивилизации, лишь пожелаем ей не повторить ошибок «непрерывного прогресса».
Полвека мы занимались: мировой революцией; расширением нашего влияния на Восточную Европу; на другие материки; преобразованием сельского хозяйства по идеологическим принципам; уничтожением пометных классов; искоренением христианской религии и нравственности; эффектной бесполезной космической гонкой; само собой вооружением, себя и других, кто просит оружия; — чем угодно, кроме развития и благовозделания главного богатства нашей страны — Северо-Востока.
Но не предстоит нашему народу жить ни в Космосе, ни в Юго-Восточной Азии, ни в Латинской Америке, а Сибирь и Север — наша надежда и отстойник наш.
Скажут, что мы и там много делали, строили — но не столько строили, сколько людей губили, как на «мертвой дороге» Салехард-Игарка, да уж не будем тут все лагерные истории перебирать. Так строить, чтоб затоплять Кругбайкальскую железную дорогу, а обходную бессмысленно гнать горами, сжигая тормоза; так строить, как целлюлозные комбинаты на Байкале и Селенге, поскорей к выручке и к отраве, — так лучше бы и повременить. По темпам века мы сделали на Северо-Востоке очень мало.
Но сегодня можно сказать — и к счастью, что так мало: зато теперь можем делать все разумно с самого начала, по принципам стабильной экономики
Еще сегодня — к счастью, а в близком завтра уже будет к беде.
И какая ирония: с 1920 года, полвека, мы гордо (и справедливо) отказывались доверить иностранцам разработку наших природных богатств — и это могло выглядеть обещающими национальными чаяниями.
Но мы тянули, тянули, но мы теряли, теряли время, и вдруг именно теперь, когда обнажилось истощение мировых энергетических ресурсов, мы, великая промышленная сверхдержава, подобно последней отсталой стране, приглашаем иностранцев разрабатывать наши недра и предлагаем им в расплату забирать бесценное наше сокровище — сибирский природный газ, за что через пол-поколения наши дети будут нас проклинать как безответственных мотов. (У нас было бы много других хороших товаров для расплаты, если бы наша промышленность тоже не была бы построена главным образом на... ИДЕОЛОГИИ. И тут поперек дороги нашему народу — идеология!)
Я не счел бы нравственным советовать политику обособленного спасения среди всеобщих затруднений, если бы наш народ в XX веке не пострадал бы, я думаю, больше всех народов мира: помимо двух мировых войн мы потеряли от одних гражданских раздоров и неурядиц, от одного внутреннего «классового», политического и экономического, уничтожения — 66 (шестьдесят шесть) миллионов человек!!! Такой подсчет произвел бывший ленинградский профессор статистики И. А. Курганов, вам принесут в любую минуту. Я не ученый статистик, не берусь проверять, да и вся же статистика скрыта у нас, тут расчет косвенный, но действительно: нет ста миллионов (именно ста, как и предсказывал Достоевский!), на войнах и без войн мы потеряли треть того населения, какое могли бы иметь сейчас, почти половину того, которое имеем! Кто еще из народов расплачивался такою ценой? После таких потерь мы можем допустить себе и небольшую льготу, как дают больному отдых после тяжкой болезни.
Нам надо излечить свои раны, спасти свое национальное тело и свой национальный дух.
Достало бы нам наших сил, ума и сердца на устройство нашего собственного дома, где уж нам заниматься всею планетой!
И опять-таки, по счастливому совпадению, весь мир от этого — только выиграет.
Другое нравственное возражение могут выставить — что наш Северо-Восток не вовсе-то русский, что при овладении им был совершен и исторический грех: было уничтожено немало местных жителей (ну, да несравненно с нашим недавним самоуничтожением) и потеснены другие. Да, это было, было в XVI веке, но этого исправить уже никаким образом нельзя. С тех пор малолюдными, даже безлюдными лежат эти раскинутые просторы. По переписи всех народностей Севера — 128 тысяч, они редкой цепочкой разбросаны по огромным пространствам, освоением Севера мы нисколько их не тесним.
Напротив, сегодня мы естественно поддерживаем их быт и существование, они не ищут себе обособленной судьбы и не могли бы найти ее. Изо всех национальных проблем, стоящих перед нашей страной, эта — самая мягкая, ее и нет почти.
Итак, наш выход один: чем быстрей, тем спасительнее — перенести центр государственного внимания и центр национальной деятельности (центр расселения, центр поисков молодежи) с далеких континентов, и даже из Европы, и даже с юга нашей страны — на ее Северо-Восток».
Оставим за скобками тот низкопоклонный стиль, которым пронизано «обращение к вождям», — будем считать, что это было принято и писатель подлаживался, дабы быть услышанным.
Оставим и уничижительные слова в адрес Российской империи, неспособной сделать то, что большевики сделали рывком пятилеток, которые недвусмысленно выписаны в начале данного политического «эпистолярия» собственной рукой кумира нынешних воздыхателей по утерянной монархии
. Обратим внимание на другое.
Как мы видим, Солженицын в своем письме предлагал некий весьма странный проект «развития» России.
Данный проект предполагал отказ России от каких-либо крупномасштабных мировых проектов и имперских амбиций, от развития космоса, военной сферы, от всех союзников по соцлагерю — и ее развитие «самой по себе». Идея, как мы знаем из будущего, когда все это осуществили Ельцин, Гайдар и Ко, совершенно губительная.
Мотивировалось выдвижение данного проекта якобы наблюдавшейся усталостью страны от сталинских репрессий, давно к тому времени отошедших в прошлое, лживые цифры которых назывались по перебежчику к фашистам проф. Курганову.
При этом центральная идея письма Солженицына — перенос центра расселения русского народа на северо-восток страны.
Это, если кто не знает, Таймыр, Эвенкийский национальный округ, Якутия, Магаданская область, Камчатка и Чукотка. То есть область, где преобладают тундра, лесотундра, горы, болота и тайга.
Все это полосы чрезвычайно сурового климата. Кроме Камчатки, где он просто суровый.
В 1973 году начинать массово переселять туда людей мог предложить или сумасшедший, или враг народа.
Даже сейчас, в XXI веке, жить там десяткам миллионов людей просто невозможно и абсолютно бессмысленно.
Добавим, что основные безусловно положительные образы людей из народа у Солженицына — это бандеровцы, власовцы, прибалтийские лесные братья и баптисты.
Оценка людей Солженицыным строго обратна советской.
Те, кто в СССР — преступники, у Солженицына — герои.
Поэтому и Гитлер у него фактически свой человек, который правильно напал на СССР, чтобы его уничтожить, но совершил ошибку при наступлении 1941 года. Надо было хитрее поступать.
Обещать русскому народу «освобождение от большевизма», а вешать... вешать не сразу, а потом.
От прочтения произведений Солженицына не в состоянии интеллигентского антисоветского дурмана волосы встают дыбом.
Ужасает то, что эти писания до сих пор вливают в мозг подрастающих поколений яд ненависти к собственной стране и собственным предкам.
Мое личное мнение: Солженицын ни русский, ни какой-либо другой народ не любил. Положительное отношение к народу лишь декларируется у него общими словами, а вот художественные описания, если его тексты можно таковыми называть, показывают обратное.
Его отношение к народу можно выразить в понятиях: пасущий и пасомые, правитель и управляемые, пророк и толпа.
Народ для Солженицына — объект воздействия, эксперимента
Это своего рода прогрессорство, ставшее основной фишкой других кумиров нашей интеллигенции — Стругацких.
И отрывок о переселении на северо-восток об этом прямо говорит.
Не зря Солженицын возил с собой портрет Троцкого.
Когда Солженицына сравнивают с Львом Толстым или Достоевским, меня физически передергивает.
Насколько же нужно не понимать великих писателей, чтобы допустить подобные сравнения.
Делающие это люди сознательно или бессознательно смешивают вместе добро и зло, любовь и ненависть, бескорыстие и холодный расчет, талант и эпигонство.
Тем самым они пытаются разрушить идентичность народа, который их вскормил и дал им возможность проводить такого рода умственные эксперименты.
К сожалению, так получилось, что взгляды Солженицына были частично реализованы на практике.
К чему же это привело?
Выполненные в 90-х гг. поклонниками Солженицына действия по созданию из России «северной Швейцарии самой для себя» привели народ к разделению, вооруженным конфликтам, нищете, болезням, массовым самоубийствам и деградации.
Все это не преодолено до сих пор.
Мало того, пока неясно, будет ли при нынешней организации общества и государства этот регресс в принципе преодолен.
Страна живет, проедая советское наследство.
Что будет, когда это наследство будет проедено до конца, — даже страшно подумать.
Произведения Солженицына направлены на то, чтобы русский народ был вечно виновным и вечно обязанным каяться за свою историю.
Другими словами, из народа-победителя стал народом-пораженцем, народом, вечно стоящим на коленях.
Таков результат воздействия писаний Солженицына на наш народ.
Такова цена его «любви и заботы».
Автор: Игорь Кудряшов
|
