Рэй!  Спасибо за приглашение на твой день рождения! Я путешествую только по очень важным причинам, а твой день рождения - как раз такая.
И хотя тысяча миль отделяет твой дом от моего, я отправлюсь в путь, потому что хочу быть с тобой. Путешествие я начал в сердце Колибри,
с которой и ты и я знакомы давно. Колибри была, как всегда, дружелюбна, но когда я сказал ей: "Маленькая Рэй растет, и я направляюсь
на ее день рождения с подарком", она удивилась. Долго летели мы в тишине, и затем Колибри сказала: "Я плохо понимаю то, что ты говоришь,
но я совсем не понимаю, что значит "НАПРАВЛЯЮСЬ" на праздник"."Конечно, направляюсь на праздник, - ответил я. - Разве это трудно понять?"
Колибри замолчала, и лишь когда мы прибыли к дому Совы, она сказала: "Могут ли расстояния разделить нас с друзьями? Если ты хочешь быть с Рэй,
разве ты уже не с ней?"
"Маленькая Рэй растет, и я направляюсь на ее день рождения с подарком", - сказал я Сове. После разговора с Колибри, слово "НАПРАВЛЯЮСЬ" звучало странно, но я все равно произнес его, чтобы Сова меня поняла. Сова долго летела в тишине. Эта тишина была дружелюбной.
Когда Сова приблизилась к дому Орла, она сказала: "Я плохо понимаю то, что ты говоришь, но я совсем не понимаю, почему ты называешь свою подругу МАЛЕНЬКОЙ". "Конечно, она маленькая, - сказал я, -потому что она еще не взрослая. Разве это трудно понять?" Сова посмотрела на меня глубокими янтарными глазами, улыбнулась и сказала: "Подумай об этом".
"Маленькая Рэй растет, и я направляюсь на ее день рождения с подарком", - сказал я Орлу.
Теперь, после разговора с Колибри и Совой, слова "НАПРАВЛЯЮСЬ" и "МАЛЕНЬКАЯ" звучали странно, но я повторял их, чтобы Орел меня понял. Мы летели вместе над горами, играя с горными ветрами. В конце пути Орел сказал: "Я плохо понимаю то, что ты говоришь, но я совсем не понимаю
слова "ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ". "Конечно, день рождения - сказал я. - Мы будем праздновать час, с которого началась Рэй и до которого ее не было. Разве это трудно понять?" Орел сложил крылья, и мы опустились на гладкую площадку среди песков пустыни. "Время до начала жизни Рэй? Не кажется ли тебе, что скорее жизнь Рэй началась до того, как появилось время?"
"Маленькая Рэй растет, и я направляюсь на ее день рождения с подарком", - сказал я Коршуну.
И хотя после разговора с Колибри, и Совой, и Орлом слова "НАПРАВЛЯЮСЬ" и "МАЛЕНЬКАЯ", и "ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ" звучали странно, я опять повторил их,
чтобы Коршун меня понял. Далеко над нами разливалась пустыня. В конце пути Коршун сказал: "Ты знаешь, я плохо понимаю то, что ты говоришь, на я совсем не понимаю слова "РАСТЕТ". "Конечно, растет, - сказал я. - Рэй все ближе к тому, чтобы быть взрослой, и на целый год дальше от детства. Разве это трудно понять?" Коршун приземлился на тихий пляж. "На год дальше от детства? Это что-то непохоже на взросление!" Он поднялся в воздух и исчез.
Чайка, как я знал, очень мудра. Когда я летел с ней, я обдумывал все очень тщательно, стараясь подобрать верные слова. Мне хотелось, чтобы Чайка, когда я заговорю с ней, поняла, что я чему-то научился. "Чайка, - сказал я, наконец, - почему ты несешь меня к Рэй, если знаешь, что я уже с ней?"
Чайка сделала круг над морями, над холмами и улицами и мягко опустилась на твою крышу. "Потому, что очень важно, -сказала она, - тебе самому понять истину. Пока ты не поймешь ее сам, ты будешь жить только частью истины, прибегая к помощи машин, людей, и птиц. Но помни, - сказала она, - истина, даже не понятая тобой, не перестает быть истиной". И Чайка исчезла.
Теперь настало время открывать твой подарок. Время быстро приводит в негодность дары из ткани и стекла, и они уходят из нашей жизни. Для тебя у меня есть подарок получше. Это кольцо, которое ты сможешь носить всегда. Оно искрится особым светом. Это кольцо нельзя забрать и нельзя уничтожить. И только ты сможешь видеть кольцо, которое я тебе дарю. Так же, как я, потому что, когда кольцо было моим, я был единственным, кто мог его видеть. Это кольцо даст тебе новую силу. Нося его, ты сможешь летать вместе с птицами. Ты сможешь видеть мир их золотистыми глазами, ты сможешь касаться ветра, что проносится сквозь их шелковистые перья, ты сможешь познать радость парения над миром и его заботами. Ты сможешь оставаться в небе, сколько пожелаешь, всю ночь до рассвета, а когда ты захочешь вернуться, на твои вопросы найдутся ответы, и все тревоги исчезнут. Как все, до чего нельзя дотронуться или увидеть глазами, твой дар будет набирать силу, если ты им будешь пользоваться. Сначала ты могла бы попробовать его на природе, видя тех птиц, с которыми летаешь. Но позже, если ты научишься им пользоваться, ты сможешь летать с птицами, которых ты не видишь. И наконец ты обнаружишь, что тебе уже не нужно ни кольца, ни птицы, чтобы летать над безмолвием облаков. И когда этот день придет, ты должна будешь отдать свой дар тому, кто сможет ему научиться, кто сможет понять, что все важные вещи в этом мире сделаны из истины и радости, а не из ткани и стекла.
Рэй, это последний раз, когда я прихожу к тебе в этот праздник, постигая вместе с тобой то, чему учат друзья-птицы. Больше я не приду к тебе, потому что я уже с тобой. Я не могу тебя назвать маленькой, потому что ты уже выросла, играя, как и мы все, среди своих жизней, просто радуясь бытию. У тебя нет дня рождения, потому что ты жила всегда; ты никогда не рождалась, и никогда не умрешь. Ты не ребенок тех людей, которых ты зовешь матерью и отцом, а их спутник в путешествии к пониманию вещей. Любой подарок друзей - это пожелание счастья, таким является и это кольцо.Лети свободно и счастливо вне рождений в вечность, и мы будем встречаться сейчас и потом, когда пожелаем, среди праздника, который не кончается никогда.

Ричард Бах. Далеких мест не бывает
There's No Such Place As Far Away

Перевод Ирины Третьяковой "Путь к себе", N4, 1992 г.

Те, кто сказали «нет», они просто не поняли того, что сказав «да», они бы ничего не приобрели, и не потеряли бы, сказав «нет». Всё равно, по большому счёту! Равнодушие к ранам души. Я не помню ни одной. Всё прорастает розами! Розами! Алыми и любящими!
(с)Артём Киракосов

Если бы в то время меня попросили дать определение настоящему страданию, то я, не задумываясь, ответил бы - физическая невозможность существовать. Теперь же я знаю, что настоящее страдание - это апофеоз эгоистического существования. Гнойник эгоизма назрел и должен был либо лопнуть, принеся исцеление, либо застыть и превратиться в хроническую, бестолковую пытку, или же, продолжая зреть, привести непременно к трагическому финалу. Я все время пытался бежать от страдания - в любовь, в поэзию, в алкоголь, вместо того чтобы погрузиться в него полностью и увидеть его причину.