Думаю, что для среднестатистической мамы шестнадцатилетней дочери, я много знаю о ней, хотя все время натыкаюсь на закрытые двери в самых разных сферах.

Она уже скорее вежливо терпит «обнимашки», чем радуется им; не выносит, если я подхожу к ее столу, когда она сидит в соцсетях; на всех девайсах стоят пароли, так что я даже ни разу не видела ее фотоальбома в айпаде. Не показывает.

Но я знаю, какую музыку она любит, а какую нет, как она относится к навязываемым до невроза обществом идеям «найти себя», «определиться» и «понять, кем ты хочешь стать», кто из одноклассников пьет вино, а кто водку, и когда закурил ее мальчик, с которым у них уже больше года виртуальный роман. Еще я знаю, какие книги вызывают у нее слезы, кто для нее авторитет в области философского мировоззрения, что «прикольно», и что – «отстой».

Когда она зовет меня послушать новую любимую песню, или скидывает цитату из «зацепившей» книги, или показывает новое фото своего мальчика, я радуюсь.

И надеюсь, что дальше мы будем скорее ближе, чем дальше, потому что подростковые кочки, по большей части, мы уже проскакали.

Вчера на фотовыставке мы с ней наблюдали еще одну пару «мама-дочь», мы двигались за ними из зала в зал, и отличная акустика музейного пространства доносила до нас даже шепот, впрочем, шепот этот был из тех, которые иногда звучат громче крика:

— Не шаркай, сколько можно тебе говорить! Не сутулься. Вот зачем ты напялила на себя эту гадость, придём домой, я эту кофту выброшу в помойку! Кто тебе сказал, что этот уродский балахон тебе идёт? Ну, что ты смотришь исподлобья опять? Набычится вечно, как папаша, и хлопает глазами. А тебе не приходило в голову, что эти таблички рядом с фотографиями тоже надо читать? Что толку, если ты посмотришь на картинки, не зная ни автора, ни о чем они? Сказала, не сутулься (тычок в спину).

Моя дочь сочувствовала ровеснице, а я думала о том, что и мне очень часто хочется транслировать точно такой же текст. Что меня тоже бесконечно раздражает эта дурацкая чёлка на один глаз, которую она упрямо отращивает уже полгода, ботинки с тупыми носами, похожие скорее на утюги, чем на «обувь девочки», а уж как меня выводит из себя манера не отвечать на какой-то вопрос сразу, будто бы он просто задан в воздух – так слов нет. А вечная невнимательность! А скомканные и брошенные на полку вещи! А то, что она может преспокойно пойти в мокрой обуви лишь потому, что не хочет надевать сухие, но «недостаточно красивые» сапоги! А элементарная лень и вечное откладывание «на потом»! А эти часы в соцсетях! Вместо уроков! А периодические забывание написать смс, когда я волнуюсь! Я думала о том, что, дай я себе волю, я бы критиковала ее в сто раз чаще. А дай мне еще больше воли, я бы с удовольствием залезла в ее личную переписку. И контролировала бы каждый шаг.

Это в трехлетних собственных детях нас умиляют даже сползшие колготки, а в подростках так многое раздражает. Они, по-моему, всегда «недостаточно опрятны», «недостаточно красивы», «недостаточно хорошо воспитаны». И почти каждый день мне хочется что-то исправить, подогнать, подстричь, выпрямить, сделать манеру речи более чёткой и чистой. Хочется тотальный фотошоп иногда, при этом, желательно, включающий фотошоп мозга и характера. Всё так.

Но.

Я знаю, какую музыку она любит, а какую нет, и когда закурил её мальчик, с которым у них уже больше года виртуальный роман. Знаю, потому что молчу. Хвалю. Слушаю. И снова молчу.

Давайте потерпим их несовершенство, и тогда они потерпят наши «обнимашки», и расскажут о том, что им снилось, и о чем они на самом деле мечтают.

Текст Лия Шарова