"- Как по-французски будет "Любить"?
- "Любить"? Aimer... Но это - ПРАВИЛЬНЫЙ глагол..."
Эрих Мария Ремарк. "Возлюби ближнего своего"

© Copyright: harry, 2006
К написанию этого рассказа меня подтолкнула "картинка", подсмотренная однажды на улице. Девочка лет десяти хотела забрать себе бездомного котёнка, который испуганно жался к ногам невысокой рыжей собаки. И собака, думая, что девочка хочет обидеть её товарища, защищала его, не давая девочке тронуть его...
Что случилось дальше со всеми ними? Попал ли котёнок в хороший дом и что стало с рыжей собакой? Не знаю. Мне неизвестно. Но вот о чём подумалось тогда: если даже кошка с собакой смогли найти общий язык, почему это бывает так трудно сделать нам, людям?.. И это для меня - самая большая загадка Мироздания...

Бродяжки

Рыжуня торопилась куда-то по своим собачьим делам. Два дня назад её выгнали из подъезда пятиэтажки, в котором она жила последние недели две, но это её пока не особенно волновало: был только конец августа, до наступления холодов было ещё далеко, а приближающиеся осенние дожди её не пугали – привыкла, знаете ли. Вот и сейчас на собирающиеся на горизонте низкие свинцовые тучи и глухо ворчавший гром она не обращала внимания.
Рыжуня была обычной беспородной псиной, каких много жмётся в подворотнях любого среднего города. На одних брезгливо покосишься и ускоришь шаги, другим – невольно улыбнёшься и потянешься потрепать по загривку. Рыжуня относилась к последним – не красавица, но с шармом. Когда-то были у неё и хозяева, и тёплый дом, и неплохая ежедневная кормёжка. Но хозяева, уезжая из города и не сумев подыскать собаке новый дом, как водится, выгнали её на улицу. С той поры прошло уже около трёх лет.
…Дождь застал Рыжуню у одного из городских долгостроев. Забившись под какой-то бетонный блок, она с интересом наблюдала за шелестящими струями воды.
«Дождь – он ведь такой же бродяжка, как и я, – думала собака. – Сегодня он здесь, а завтра – за много-много моих шагов отсюда, обнимает какую-нибудь другую псину… или даже человека. Ведь и среди людей бывают бродяжки! Они тоже живут под скамейками в парках и тоже голодны… Интересно, знает ли об этом дождь? Есть ли у него дом и что он любит есть на завтрак? Умеет ли он говорить?»
Рыжуня уже совсем собралась спросить обо всём этом у дождя, как вдруг где-то рядом раздалось слабое «Мяу-у-у!» Выглянув, она заметила неподалёку на пригорке котёнка, которого заливало водой – вокруг уже скопилось целое озеро, и вода продолжала прибывать. Рыжуня неторопливо выбралась из своего укрытия и побежала к нему. Она была довольно высокой собакой, но и ей в одном месте вода залила плечи. Рыжуня взяла котёнка зубами за загривок и понесла к себе, а он – надо же! — не испугался и спокойно висел у неё в зубах. Впрочем, не верьте словам о вражде собак и кошек! Бродяжки, даже если их называют непримиримыми врагами, сумеют найти общий язык намного лучше тех, кто вырос в тепле и неге.
Рыжуня опустила котёнка на землю в своей «времянке».
– Ты кто? – спросила она глазами, как умеют говорить только животные.
– Шарик, – тоже молча отозвался котёнок. – Бродяжка Шарик. Меня назвала так мама, потому что я очень пушистый. Сейчас я мокрый и этого не видно, а когда высохну – посмотришь, какой круглый стану!
– А где сейчас твоя мама? – Рыжуня принялась вылизывать его мягкую шёрстку.
– Не знаю, – Шарик грустно опустил голову. – Моя мама тоже была бродяжкой. Однажды у неё родились мы – я и четверо моих братьев и сестёр. Пока мы были маленькие, жили вместе в котельной, а когда подросли и научились кушать сами, нас растащили кого куда. Я сначала думал, что поодиночке нам будет легче пробиться… Может, думал, подберёт кто-
нибудь. А сам – уже третий месяц бродяжу. Рыжуня, подбери меня, а? Ведь даже бродяжить на двоих веселей!
– Для начала давай-ка выспимся, – улыбнулась в ответ Рыжуня, – а завтра решим, что делать!
Они забрались поглубже в свою нору; Шарик уснул, прижавшись подсыхающим боком к животу Рыжуни, а та, слушая его довольное урчание, вспоминала о том, с каким трудом давалась поначалу ей самой жизнь беспризорной бродяги. Как бежала она за машиной уезжающих хозяев, недоумевая, как же это: куда-то уехать – и без неё; как приползла потом, еле живая от усталости, в свой подъезд, решив дождаться их там; как выла на луну от обиды и страха, поняв, что хозяева не вернутся уже никогда; как гнали её отовсюду её бывшие соседи, ещё вчера казавшиеся лучшими друзьями и ласково трепавшие её по загривку…
Вдоволь наплакавшись, Рыжуня ушла тогда на недалёкую помойку. Понемногу привыкала к жизни побирушки, каких много бывает в любом большом городе – и больших, и поменьше, и о двух, и о четырёх ногах. Она всё ещё оставалась симпатичной собакой – лохматой, высокой и сильной. Только голова её всё чаще склонялась теперь от тоски низко-низко, к самой земле, да ушки, всегда стоявшие торчком, тоже поникли. Она научилась избегать людей, слишком часто пинавших её, если она подходила слишком близко, а в тёмных её глазах постоянно бились страх и недоумение. И ещё – обида: за что?! Люди, что сделала я вам, что вы стали такими злыми и жестокими? Кто научил вас обижать тех, кто слабее вас? Нет, Рыжуня не озлобилась и не стала сама такой же жестокой, каким был мир, окружавший её бродяжничество. Но она превратилась в угрюмого, замкнутого, не верящего никому зверя. Шарик стал для неё подарком судьбы: она вдруг почувствовала, что всё ещё может быть кому-то очень нужна. Рыжуня прикорнула рядом с котёнком, закрывая его собой от холода и дождя, и крепко уснула.

Серое утро разбудило бродяжек одновременно. Шарик, высохнув, действительно сделался круглым от покрывающей его густой шерсти, но Рыжуня всё-таки заметила, что он сильно исхудал. День обещал быть пасмурным, но тёплым; стряхнув остатки сна, собака повела своего нового друга к мусорным бакам возле недалёкой столовой – там, как она успела усвоить, всегда можно было разжиться парой косточек, а если повезёт, то и маленькой горсточкой мясных обрезков. Правда, слишком сильна была конкуренция, но Рыжуня могла постоять за них обоих.
– А где ты всё это время жил? – спрашивала она у товарища.
– Когда как, – отзывался Шарик, быстро перебирая пушистыми лапками. – Под скамейками, в подвале на трубах, в дупле дерева, на чердаке. А как-то два дня прожил у мальчика и девочки – они подобрали меня, принесли домой, накормили… Никогда больше так хорошо не ел!.. А потом приехала их мама из … как это?.. из командировки, и выгнала меня.
– У людей это сплошь и рядом, – грустно улыбнулась Рыжуня. – Они подбирают тебя, чтобы поиграть, а когда ты им надоедаешь, выбрасывают обратно. А многие ещё и слишком часто лгут – и себе, и другим. Проще всего, знаешь ли, с теми из них, кого остальные зовут странным словом «бомж». Ты знаешь, сколько таких? Намного больше, чем шерсти у меня на лапах. Вот, кстати, ещё один пример бесконечной жестокости двуногих: они выгоняют из дому не только нас, но и друг друга. Но именно они, эти беспризорные мира двуногих, частенько оказываются добрее всех остальных по отношению к нам, четвероногим бродяжкам. Потому что мы с ними одной крови. И они, и мы знаем об одиночестве и страхе намного больше других, потому что вся наша жизнь – одна большая тоска по теплу. Одна бесконечная дорога. И что ждёт нас за всеми её поворотами, не сможет ответить никто. Даже самые оголтелые из нас, которые, не мысля уже себя без этой вечной дороги, всё ещё верят во что-то…
… На столовской помойке уже копошились три-четыре угрюмые псины и два облезлых кота. Заметив новеньких, собаки навострили уши, но Рыжуня, прикрыв собой испугавшегося Шарика, оскалила крупные желтоватые клыки и угрожающе зарычала. Бродяжки вернулись к своим делам, а Рыжуня и Шарик, раскопав в мусоре кучку каких-то объедков, принялись за еду. Вдруг Рыжуня насторожилась; остальное население помойки тоже тревожно принюхивалось и заметно нервничало. И Рыжуня вдруг учуяла запах, долетевший до неё вслед за рокотом мотора какой-то большой машины – густой, неприятный запах, запах опасности. Плохой и очень страшный. Так пахнет беда. Мотор гудел всё громче, и в переулок свернул большой грузовик. И Рыжуня, поумневшая за годы своего бродяжничества, сразу поняла, почему от него пахнет опасностью – на таких грузовиках ездили те, кого четвероногие беспризорники называли «Те-Кто-Снимает-Шкуры» -- проще говоря, собачники. Переулок заканчивался тупиком, но коты сумели ускользнуть с помойки сквозь какие-то одним им знакомые щели, а собаки метались кругами, скуля от страха. Из кабины фургона вышли двое – один нёс дробовик, другой – большой сачок, а из задней двери столовой вышел толстяк в белом фартуке – видимо, повар. Рыжуня не растерялась – она схватила Шарика в зубы и, отбежав в сторону, засунула его в дыру под крыльцом одного из домов.
– Сиди и молчи, – сказала она котёнку, – что бы ты ни увидел. Если я не вернусь – сиди до темноты, а потом беги. И запомни этот запах! Держись от него подальше!
Сзади что-то ухнуло и Рыжуне обожгло бок; взвизгнув, она отскочила и оглянулась. Один из собачников успел подхватить сачком двух небольших бродяжек, а второй выстрелил из ружья в третью, бросившуюся бежать в сторону Рыжуни, и одна из дробинок вырвала клочок кожи из бока подруги Шарика. Человек с сачком, забросив пленников в грузовик, направился к ней. Повар подначивал его, крича что-то о бешеных собаках и заразе. Рыжуня присела на задние лапы, собираясь броситься на человека с сачком, как вдруг…
– Оставь мою собаку, живодёр! – раздался голос позади неё. Рыжуня шарахнулась в сторону, но тут же остановилась. Остановился и собачник.
«Мою собаку? – удивлённо подумала Рыжуня. – Что говорит этот человек? Или это – хитрость, и он – один из них?» – но, принюхавшись, она поняла, что это не так. Что-то очень знакомое было в осанке подошедшего мужчины лет пятидесяти в поношенном мятом пиджаке. Рыжуня уже много раз видела такие же поникшие плечи, ссутуленную спину и боль в глазах. И тут же её осенило: он тоже бродяжка! Он – один из них, такой же побирушка, как и она! Рыжуня завертела хвостом и прижалась к ногам человека. Собачники усмехнулись и, убрав ружьё и сачок, залезли в кабину грузовика. Машина развернулась и выехала из переулка.
– В следующий раз крепче привязывай свою скотину, – проворчал повар, скрываясь за дверью. – Поразвели зверья, житья от вас нет! – и дверь с треском захлопнулась.

– Ну, что ж, давай знакомиться, – сказал человек, присев перед собакой на корточки, – Я – Сан Ваныч. Так когда-то звали меня мои ученики, – в глазах его мелькнули грусть и обида. – А сейчас я – бродяга. Пойдём, пёс, ко мне – там тебе будет спокойно и тепло.
Сан Ваныч протянул руку, чтобы потрепать Рыжуню по загривку, но она отстранилась и зарычала – слишком глубоко въелся в её душу страх перед двуногими. Но, когда Сан Ваныч встал и, улыбнувшись, поманил её за собой , она медленно пошла следом. Но тут же спохватилась и, кинувшись к крыльцу, вытащила из-под него Шарика и понесла его в зубах. Сан Ваныч оглянулся и от удивления чуть не споткнулся.
– Вот это да! Так ты с товарищем?! Привет, Пушок! – Сан Ваныч протянул к котёнку руку. И снова Рыжуня, выпустив Шарика, зарычала – не тронь!
– Ну, хорошо! – улыбнулся Сан Ваныч. – Идём!
– Пойдём, Рыжуня! – попросил Шарик. – Хуже уже всё равно не будет! – и собака, испытывая странную тягу к Сан Ванычу, засеменила, держа котёнка в зубах, следом, держась, однако, на почтительном расстоянии – слишком уж часто её предавали.
Сан Ваныч вёл Рыжуню с Шариком куда-то к центральным улицам города, хорошо изученным мохнатой бродяжкой за время её скитаний. Там было меньше помоек (а, следовательно, меньше еды), но намного больше тех, от кого легко можно было получить пинок под рёбра. Рыжуня избегала этих кварталов, но, поверив своему новому двуногому знакомому, брела следом за ним с Шариком в зубах, не обращая внимания на удивлённые и иронические взгляды прохожих.
«Что ж, – думала Рыжуня, – может быть, действительно прав Шарик, когда говорил, что даже бродяжить намного проще вместе? Не потому ли меня вдруг потянуло к этому двуногому, что я просто устала от одиночества?..»
От раздумий её отвлёк какой-то средних лет мужчина в сильном подпитии и в наколках на руках, который, поглядев на странную процессию дикими глазами, схватил палку и забормотал, наступая на Рыжуню:
– Отпусти котёночка, не смей его душить… – но замолчал, заметив насмешливо-грустный взгляд Сан Ваныча.
– Если бы она хотела его задушить, то уже давно сделала бы это… Эти двое, как ни странно, добрые друзья, – проговорил он., а Рыжуня, опять прикрыв собой Шарика, зарычала на приостановившихся зевак. Но Сан Ваныч уже зашагал дальше, и собака с котёнком двинулись следом, держась теперь намного ближе к нему.
«Интересно, – думала Рыжуня, – куда мы идём? И как выглядит берлога двуногих бродяжек? Нам, четвероногим, это проще – залез под скамейку, и спи себе! Но ведь они-то – люди, хоть и нищие, и им мало травки под лавочкой! И где сейчас ученики и бывшие друзья Сан Ваныча? Почему никто из них не может помочь ему?..»
Конечной целью их пути оказался подвал одной из новостроек, заселённой пока только наполовину. Судя по всему, кроме Сан Ваныча, в этом подвале жили ещё четыре или пять человек. Это пристанище, хоть и временно, действительно было надёжнее других: немногочисленные пока новосёлы пока плохо знали друг друга, и разобраться, кто свой, кто чужой было сложно.
Человек провёл Рыжуню и Шарика в свой уголок, уселся на кучу тряпья, снял пиджак и шляпу и сказал:
– Располагайтесь. Сейчас вернутся остальные, тогда и пообедаем. Компания у нас разношёрстная, но дружная, сами увидите…
Тут раздались шаркающие шаги; Рыжуня встрепенулась и оскалилась, но успокоилась, узнав запах – так же пах Сан Ваныч.
«Это его соседи, – догадалась собака. – Интересно, какие они? И почему они бродяжничают? Кем они были раньше и как попали в этот подвал? Сейчас увидим…»
Вначале Рыжуня увидела стоптанные ботинки; поднимая голову, она заметила грязные полосатые штаны, холщёвую куртку и, наконец, густую копну седых волос, за которой пряталось худое измождённое лицо. Старик лет восьмидесяти с огромной белой бородой, за которую Рыжуня сразу окрестила его Карабасом – кукольным царём, которого однажды видела на картинке в книжке сына своих прежних хозяев, вёл за руку девочку лет шести в грязном сарафане, бывшем когда-то, очевидно, зелёным, но совершенно выгоревшем и засаленном. Плечи старика то и дело содрогались от душившего его кашля.
– Вот и Роман, – улыбнулся Сан Ваныч, – и Лизанька. Как удача?
– Маленько имеем, – хриплым, гулким голосом отозвался Старик Роман и вновь зашёлся в кашле. – Добрый вечер нашей хате! У нас новые соседи? – он кивнул в сторону Рыжуни и Шарика.
– Пусть живут, – улыбнулся Сан Ваныч. – и им, и нам теплее и веселее.
– Так я разве против? Лизе радость будет – она и так всегда тянется погладить каждую псину и приголубить всех бездомных котят. Правда, солнышко? – спросил Старик Роман у девочки, которая, впрочем, плохо слушала взрослых – она не сводила блестящих глаз с новых соседей. А набравшись смелости, боком придвинулась к ним и положила маленькую ручку на шею Рыжуни. А та – надо же! – не отшатнулась и не ощерилась, как случалось всегда, а доверчиво примостилась у её ног, а Шарик, тоже стосковавшийся по ласке, свернулся калачиком на её драном ботиночке.
Снова раздались шаги, и вошли ещё двое – высокий угрюмый человек неопределённого возраста и жалкое убогое существо, один взгляд на которое вызывал либо отвращение, либо жалость.
– А это на кой? – поинтересовался угрюмый, заметив Рыжуню и Шарика.
– Пусть живут! – строго повторил слова Сан Ваныча Старик Роман. – Садись, Васька, будем обедать и знакомиться с новенькими.
– Обедать… Коля – обедать… – забормотал убогий.
– И Коля тоже, согласился Сан Ваныч. – Садись, – и, обратившись к зверям, улыбнулся – присоединяйтесь, Рыжик и Шарик!
Рыжуня встрепенулась – то, что Сан Ваныч безошибочно угадал их имена, окончательно расположило к ней двуногого бродяжку. Пёс и кот осторожно придвинулись к «столу» – куску фанеры на четырёх кирпичах, наблюдая, как на нём появляются извлечённые из пакетов хлеб, варёная картошка, бутылка какого-то дешёвого пойла и ещё кое-какая мелочь.
– Ну, – заговорил Сан Ваныч после первого глотка из бутылки, – про вас, звери, я наверняка всё понял: были чьи-то, а потом начали мешать и оказались на улице. Хотите, теперь мы расскажем про себя?
Все бродяжки уловили шутливые нотки в голосе Сан Ваныча и заулыбались. Рыжуня, старательно подбирая с ладошки Лизы предложенный ей хлеб, завиляла хвостом.
– Валяй, рассказывай, – пробурчал Васька.
– Ну, что ж… У нас, как и у всех, по-разному. Васька – профессиональный нищий, бродяга с рождения. Если повезёт, разгружает ящики или подметает где-нибудь за гроши, да ещё играет на гармошке и песни поёт. Года полтора назад подобрал на помойке убогого, и теперь вместе ходят – Васька поёт, он танцует. Копеечное, конечно, занятие, а куда деться? И кто этот убогий, откуда – кто знает! Он и имени-то своего не знал, Колей его Васька окрестил.
Васька буркнул что-то сердитое, жуя картошку. Рыжуня перевела взгляд на Карабаса.
– Старик Роман бродяжит уже два с половиной года, – продолжал Сан Ваныч, – его подловили какие-то квартирные аферисты. Когда-то у него была хорошая двухкомнатная квартира, но очень маленькая пенсия; и решил он обменять свою жилплощадь на меньшую, чтобы разжиться копейкой, обратился по объявлению в газете, и – хлоп! Ни квартиры, ни документов, ни денег. Пробовал ходить по судам, да что толку – ищи теперь, свищи тех врунов! С тех пор побирается на базарах. Первое время, правда, по вокзалам ходил, щипачом работал… ты знаешь, мохнатая, что такое «щипач»?
«Конечно, нет! – удивилась Рыжуня. – Что это?»
– Это вор-карманник, – горько улыбнулся Старик Роман и вновь сильно закашлялся. – Если бы мне ещё года три назад сказали… Эх!
Сан Ваныч сжал его руку и продолжал:
– Да, так на вокзалах. Именно там он подобрал Лизу. Её выгнал из дому отчим – они с её матерью были профессиональными пьяницами; он посадил Лизу на поезд и сказал: «Если ещё раз здесь увижу – придушу!». Верно, Лизанька?
Девочка кивнула, и глаза её наполнились слезами. Рыжуня, утешая, положила голову к ней на колени.
– Я ехала на поезде день и ночь, – заговорила она впервые после возвращения в подвал, – а потом вышла здесь. Три дня ночевала возле туалета, там меня деда Рома нашёл.
– А ведь Старик Роман крепко болен, ему к врачам надо, – проворчал Васька. – Но кто его туда возьмёт без денег и документов! Вот и побираются вдвоём на базарах – там дают больше.
– Ну, и, наконец, я, – улыбнулся Сан Ваныч. – Я учитель из «горячей точки». Меня выгнали из дому, как «лицо некоренной национальности» три года назад. Во время военных действий сгорел мой паспорт, остался только диплом – но кому он нужен, если нет денег на новый дом и паспорта, чтобы в нём прописаться! Хожу, обиваю пороги разных учреждений с тех пор, как приехал сюда в товарном вагоне, да только всё без толку. Ну, а в свободное от унижений время побираюсь – прошу за Христа ради возле церкви. Там и подадут, и коркой поделятся.
– Кстати, об учреждениях, – прокашлял Старик Роман. – Ты бы сходил в квартирный отдел, там, как я слышал, новый «папа». В успех я, конечно, не верю, но вдруг вместе с «папой» поменялись и времена!
– Вот завтра и пойду. Ладно, соседи, у всех был тяжёлый день, так что всем спокойной ночи!
Бродяжки разошлись по своим углам. Шарик уютно устроился в шляпе Сан Ваныча, в которую вот уже три года сыпались медяки сердобольных граждан, а Рыжуня устроилась под боком у своего нового хозяина. В темноте до неё доносились глухое покашливание Старика Романа и бормотание убогого; гулко храпел Васька и улыбалась чему-то своему Лиза. И Рыжуня вдруг поняла, что впервые за всё время её бездомной жизни ей стало тепло. Рядом были близкие ей люди, которые, сами испытав на себе все прелести собачьей жизни, не были способны предать или обидеть слабого. Когда-то они были уважаемыми среди равных, но, выброшенные волею случая за борт жизни, стали теперь лишь тенями на помойке жизни.
«Раньше я всегда думала, что все двуногие на одно лицо, – думала собака, – и что их бродяжек не интересует ничего, кроме поесть и поспать, но… Сан Ваныч помогает мне, Старик Роман – Лизе, и все они – друг другу. И, раз так, то мне у них нравится!».
Рыжуня уткнулась носом в руку Сан Ваныча и крепко уснула.

Когда Рыжуня проснулась, Старика Романа, Лизы, Васьки и Коли уже не было. Шарик довольно урчал и умывался, а Сан Ваныч чистил пиджак и брюки.
– С утречком, Рыжик! – улыбнулся он. – Пойдём со мной? Посмотришь на большой дом, в котором решаются судьбы таких, как мы… – и Рыжуня в знак согласия завиляла хвостом.
«Дом Судьбы» находился недалеко – красивое здание с колоннами и мраморным крыльцом. Сан Ваныч и Рыжуня (Шарик по общему согласию остался в подвале) глядели на него странным взглядом, в котором смешивались любопытство, отчаяние и надежда.
«Здесь, наверное, живёт кто-то очень большой и сильный, – думала Рыжуня, – если от него зависит столько чужих судеб! Я как-то слышала, что у людей есть… как же их там зовут?.. кажется, Богусы. Я уже не помню всего, что слышала про них, но, вроде бы, они существуют для того, чтобы двуногие просили у них защиты и сваливали на них вину за все свои неудачи. Они, Богусы, тоже большие и сильные. Наверное, здесь сидит родственник или друг какого-нибудь Богуса с неба…»
Рыжуня с интересом рассматривала здание, расположившись сбоку от входа. Люди сновали туда-сюда, заходя внутрь и выходя снова; и Рыжуня вдруг вспомнила, как, будучи ещё щенком, разворошила носом большой муравейник у себя во дворе. Суета муравьёв вокруг их разорённого дома чем-то была похожа на эту – столько же бестолковой толкотни, лишённой, как показалось собаке, направления и всякого смысла.
Наказав Рыжуне ждать его под одним из деревьев возле здания, Сан Ваныч прошёл в хорошо знакомый ему кабинет, где его выслушали, как водится, без всякого энтузиазма.
– И какой же помощи вы ждёте от меня? – сделав сочувствующее лицо, поинтересовался толстяк за столом. – У вас ведь нет паспорта, а кто сможет подтвердить, что вы – это действительно вы? Нужно выехать к прежнему месту жительства и постараться там…
– Там, как вы знаете, стреляют… – Сан Ваныч невольно заговорил извиняющимся тоном. – Если бы я не волновался за свою жизнь…
Толстяк благожелательно развёл руками.
– Но, может быть, вы сможете направить туда официальный запрос…
– Боюсь, что уже упущено слишком много времени, – голос толстяка стал жёстче, – и, боюсь, что такое не в моей власти. Пригласите следующего посетителя.
Сан Ваныч плохо запомнил, как попал на улицу. Стало быть, опять мимо. Опять подвал, скудная еда на куске фанеры и сон на груде тряпья…
Горячий язык Рыжуни привёл его в чувство. Сан Ваныч наклонился и обнял собаку за шею.
– Ничего, Рыжик, – прошептал он, – прорвёмся! Ну, идём на «работу»!
Путь к паперти Сан Ваныча лежал мимо речки. И он, и Рыжуня любили смотреть на воду – она успокаивала их. Вот и сейчас они замерли у парапета набережной, вглядываясь в игру волн.
– Ты знаешь, Рыжик, – говорил Сан Ваныч, – я всегда хотел жить в городе с речкой. И иметь собаку. Я ловил бы рыбу, и мы вместе съедали бы её…
Рыжуня вдруг навострила уши и забеспокоилась. Наверное, в душе любой, даже самой испорченной собаки живёт любовь к людям, особенно к детям, и желание придти к ним на помощь. Учитель же Сан Ваныч просто не мог пройти мимо беды, приключившейся с ребёнком. И поэтому детский голос, позвавший на помощь откуда-то с середины реки, заставил вздрогнуть обоих. Через минуту они увидели мальчика, барахтающегося в воде.
– Там тонет мальчик! – как всегда беззвучно шепнула Рыжуня, а Сан Ваныч, не раздумывая ни о чём, скинул пиджак и шляпу, кинулся с парапета в воду и поплыл к тонущему.
«Опять без меня? – удивилась Рыжуня. – Не пойдёт!» – и прыгнула следом.
Доплыв в несколько взмахов до мальчика лет десяти, Сан Ваныч схватил его за воротник рубашки и поплыл к берегу. Подоспевшая Рыжуня поднырнула под них, и мальчик оказался у неё на спине. Так и достигли они набережной, где множество рук помогло им выбраться из воды, и несостоявшийся утопленник был возвращён матери.
– Спасибо, собачка! – прошептал мальчик, тряхнув Рыжуню за лапу. Сан Ваныч, не дожидаясь благодарности и разбирательств, протолкался сквозь толпу, держа в руках пиджак и шляпу, и направился дальше – «на службу». Рыжуня, лизнув мальчика в нос, засеменила следом.

…У церкви толпился народ. Из разговоров, подслушанных Рыжуней, она поняла, что сегодня случился какой-то праздник у всех людей, посещавших этот красивый дом с высокими блестящими крышами. Примостившись рядом с Сан Ванычем, который уселся прямо на землю во дворе, положив перед собой шляпу, собака с интересом осматривалась вокруг. Рядом с ними стояло несколько старушек, похожих на Сан Ваныча, которые с надеждой протягивали к проходившим мимо сложенные лодочкой ладошки, бормоча: «Подайте, Христа ради!», и им в руки, а также в шляпу Сан Ваныча сыпались маленькие круглые кусочки металла. Рыжуня уже знала, что на эти кружочки двуногие могли обменять в месте, называемом «базар», мясо и другие вкусные вещи.
«Интересно, – думала собака, – почему люди так любят эти кругляшки? Как их зовут? Наверное, они очень дорогие, раз все стремятся иметь побольше таких кусочков. А если их сделать треугольными, будут ли они такими же дорогими?..»
Рыжуня присмотрелась к церкви. Она никогда раньше не была здесь, и этот новый для неё дом понравился ей ещё больше, чем предыдущий. Здесь никто никуда не спешил, все двигались степенно и важно. Какая-то старушка вынесла и раздала побирушкам маленькие круглые хлебцы (Сан Ваныч незаметно скормил свой Рыжуне, чему она была только рада); из открытых дверей тенора и басы пели что-то торжественное, а люди вокруг чертили руками перед лицами кресты и что-то бормотали.
«Если где и есть дом человеческого Богуса, то это, наверняка, оно самое, – думала довольная Рыжуня. – Наверное, тот его друг, у которого сегодня был Сан Ваныч, не смог ему помочь, и мы пришли к Богусу просить помощи лично».
Тут, как назло, хлынул сильнейший ливень. Население как-то незаметно всосалось под навесы, крыши и внутрь церкви, и лишь Сан Ваныч, задумавшись о чём-то, остался на месте, не замечая ничего вокруг.
«Э, нет, Богус, так не пойдёт, – обиженно подумала Рыжуня, забиваясь под крыльцо, – мы пришли просить, а не мокнуть! Сначала речка, теперь дождь – Сан Ванычу это вредно. Выключи воду! Ну, пожалуйста!»
Но человеческий Богус не послушался собаку, и очень скоро вокруг Сан Ваныча получилась большая лужа. Рыжуня, выбравшись из-под крыльца, потянула его за рукав в сторону ближайшего дерева. Сан Ваныч не уходил; собака заметила, что её хозяин дрожит от холода. Тогда Рыжуня, заворчав, дёрнула его за пояс.
– Рыжик, что случилось? – очнувшись, спросил Сан Ваныч.
«Пошли домой, – просили глаза Рыжуни. – Пошли, хватит мокнуть! Сегодня нам уже ничего не достанется!»
И Сан Ваныч, казалось, понял её – он медленно поднялся с земли, и оба они поплелись к подвалу, казавшемуся отсюда тёплым и сухим. По пути Сан Ваныч завернул в одну из многочисленных в городе дверей, называемых – Рыжуня знала – «Магазин», и вышел с небольшим свёртком. Васька, Коля, Старик Роман и Лиза успели вернуться домой до начала непогоды, и теперь вместе с Шариком нетерпеливо ждали только их... На столе уже были разложены скудные припасы, к которым Сан Ваныч добавил их с Рыжуней добычу. Девочка сразу же обняла собаку, что-то лепеча ей, а Шарик забрался в шляпу Сан Ваныча; хозяин же Рыжуни, развесив на какой-то трубе мокрую одежду, подсел к столу.

Среди ночи Рыжуню разбудило встревоженное бормотание и глухой кашель. Подняв голову, она увидела Ваську и Старика Романа, сидящих возле Сан Ваныча. Почувствовав неладное, она подошла к ним и лизнула хозяина в щёку. Щека была горяча. Слишком горяча.
«Что-то не так?» – Рыжуня заглянула в лицо хозяину, и тут услышала тихий разговор соседей.
– Что с ним, как ты думаешь? – спрашивал Васька.
– Кто его знает, – отзывался Старик Роман . – С тех пор, когда я в последний раз был в больнице в качестве санитара, прошло столько лет… Как бы не пневмония.
– Пневемо… Чего?
– В больницу его надо, вот чего!
– Кому он там нужен без денег!
Старик Роман с минуту сидел молча. И Рыжуня заметила, что лицо его под огромной косматой бородой вдруг ещё сильнее постарело и осунулось, а в глазах отразилась боль.
– Ждите меня, – сказал он вдруг твёрдым голосом. И прибавил так тихо, что даже чуткая Рыжуня едва услышала его: – Если я не вернусь, позаботьтесь о Лизе!
Старик вышел в ночь. Собака, ничего не понимая, переводила недоумённый взгляд с Сан Ваныча на Ваську.
– Ну, что ты выпятилась на меня, лохматая? – Васька ласково провёл рукой за её ухом. И Рыжуня вдруг осознала, что все его грубость и хамство – напускные, что он тоже взволнован, напуган даже. – Заболел наш Сан Ваныч. И что же нам теперь делать?.. И куда это направился Старик?.. – Васька вдруг рывком выпрямился. – Ах, вот оно, что! Роман – бывший «щипач», и сейчас, чтобы помочь другу, решил… Не дай, Бог, чихнёт себе под руку – годы, всё-таки!..
В дальнем конце каморки заворочалась и захныкала Лиза. Васька как-то растерянно огляделся, совершенно не зная, как успокаивают малышей, и тут на помощь пришла Рыжуня. Она осторожно пристроилась рядом с девочкой, и та, обняв её и вцепившись ручками в её шерсть, вновь крепко уснула.

К утру Сан Ванычу стало хуже. Рыжуня осторожно выбралась из-под руки Лизы и уселась возле хозяина рядом с Васькой. Собака заметила, что Старик ещё не возвращался.
– Где же носит Рому?! – услышала собака бормотание Васьки, который, видимо, тоже подумал о нём, и тут послышались шаги двух человек. Одного Рыжуня сразу узнала по запаху – это был Старик Роман, но второй запах был незнаком собаке – какой-то странный и неестественный.
Рыжуня привстала и на всякий случай зарычала, заслоняя собой Сан Ваныча, когда следом за Стариком Романом в закуток вошёл человек с чемоданом, одетый в длинный белый балахон и с какими-то круглыми штуками на носу. Эти штуки почему-то произвели на Рыжуню особенно отвратительное впечатление. Она залаяла.
«Ты кто такой? – сердито спрашивала она. – Зачем пришёл? Я не знаю тебя, и поэтому лучше не подходи к хозяину – ему и так плохо!..»
Тут горячая рука Сан Ваныча легла её на загривок.
– Успокойся, Рыжик, не надо! – тихо прошептал он. – Это доктор, он нам поможет!
«Доктор? – удивлённо поглядел на Рыжуню Шарик. – Айболит? Я помню, дети читали мне про него книжку с картинками. Он и правда очень-очень добрый!»
Рыжуня слабо помахала хвостом и нехотя ушла с дороги врача, глухо проворчав что-то. Айболит быстро подошёл к Сан Ванычу, открыл чемоданчик, и собака увидела, что он полон каких-то блестящих железяк, бутылочек и иголок. Вынув какую-то, похожую на длинную, тёмную, круглую с одного конца и раздваивающуюся с другого змею, штуку, он приложил круглую часть к груди Сан Ваныча, а двойную вставил себе в уши.
«Что он делает?» – спросил удивлённый Шарик у Рыжуни.
«Наверное, он слушает его сердце, – отозвалась собака. – Я думаю, что люди не всегда умеют сказать что-то словами, и говорят сердцем. А эта двойная змеиная штука, наверное, помогает Айболитам лучше услышать, что же именно говорит человеческое сердце…»
– В больницу. Без вопросов, – отрывисто сказал Айболит, закончив осматривать Сан Ваныча. – У него воспаление лёгких.
– Это опасно? – тоскуя, поинтересовался Старик Роман. – А надолго?
– Когда как.
– У нас не так много денег…
– Оставьте себе свои гроши, – поморщился Айболит. – Того, что вы дали, вполне достаточно.
На его зов явились ещё двое, одетые в такие же балахоны, с какой-то кроватью без ножек в руках. Рыжуня зашлась в лае, когда на эту кровать положили её хозяина, но Сан Ваныч легко потрепал её по загривку и шепнул:
– Рыжик, подожди меня здесь! Позаботься о Шарике и Лизе… а о тебе позаботятся Роман и Васька, пока я буду болеть. Я скоро вернусь, жди меня!
Лиза, которую разбудила возня в подвале, обняла Рыжуню за шею, а двое помощников Айболита вынесли из подвала Сан Ваныча. Собака со слезами на глазах следила за ним.
«Опять меня бросают, – думала она. – Но почему-то сейчас я точно знаю, что это ненадолго. И откуда у меня такое чувство, что скоро должно случиться что-то прекрасное и удивительное?..»
Послышался приглушённый шум отъезжающей машины, и все бродяжки, не сговариваясь, повернули голову в его сторону. Молчание длилось довольно долго; Рыжуня с удивлением заметила, что у всех остальных, особенно у Лизы, глаза тоже на мокром месте. Она с благодарностью несколько раз лизнула девочку в лицо.
– Сан Ваныч… ушёл… Куда? Сан Ваныч – куда? – забормотал убогий, дёргая Ваську за рукав.
– Он скоро вернётся, – отозвался Васька. И, повернувшись к Старику, поинтересовался: – Как тебе это удалось? Его взяли без денег?
– Ну, не совсем… – тихо отозвался Старик Роман.
– Значит, я прав… Где работал? Тебя не засекли?
– Ну, раз я здесь… – Старик криво усмехнулся. – Малость повозился у одного кабака, где особенно много куркулей ошивается. Всё гладко. Пару раз, правда, макнули мордой в лужу, чтоб не путался под ногами, но особенно не обращали внимания – кому нужен старый побирушка вроде меня?!.
«Вот это-то и плохо! – подумала Рыжуня. – Почему можно так просто пройти мимо человека или зверя, которому нужна помощь, и не заметить этого? Интересно, так было всегда, или когда-то было иначе?»
– …Ну, а потом, – продолжал тем временем Старик Роман, – пошёл в больницу. Слава Богу, попал сразу на врача, и именно на этого. Он взял с меня только пару копеек, да и то только потому, что по современной жизни вынужден что-то брать. Так что, получи! – Старик вынул из кармана небольшую стопку бумажек и отдал половину Ваське.
– Лиза, к столу! – позвал Васька. – И вы, звери, тоже! Сегодня мы едим и пьём за здоровье Сан Ваныча!

Новый хозяин Рыжуни, чисто вымытый впервые за несколько лет, лежал в больничной палате, отдыхая от лечебных процедур. Сейчас, к вечеру, он чувствовал себя получше, но всё ещё был сильно измучен, и где-то в душе ворочалось беспокойство за соседей – друзей, оставшихся в подвале, и о Рыжуне с Шариком, которые, решив, что их в очередной раз бросили, могли попасть в какую-нибудь беду. В палате, кроме него, лежали ещё двое, но они почему-то не разговаривали ни друг с другом, ни с ним. И Сан Ваныч вдруг с тоской ощутил, что начал забывать, как живут те, у кого есть и дом, и семья, и работа, кому не надо сидеть на паперти с протянутой рукой и прятаться по углам и подвалам только потому, что однажды они потеряли всё, что имели.
Размышления Сан Ваныча были прерваны гулкими шагами и голосами в коридоре. Сан Ваныч удивился и слегка встревожился: время обходов и процедур прошло, был тихий час, во время которого всякое хождение по палатам и коридорам не приветствовалось.
В палату в сопровождении врача и стайки медсестёр вошёл человек, который, как определил Сан Ваныч, врачом не был. Вся свита, кроме настоящего врача, как всегда державшегося с достоинством, оказывала человеку всяческие знаки внимания.
«Но, позвольте, кто же он? – думал Сан Ваныч. – На врача не похож…»
– Вот-с, Вячеслав Николаевич, – врач сделал широкий жест рукой, – здесь, как видите, тоже всё сделано чисто, так что спасибо Вам за помощь.
«Теперь понял, – подумал Сан Ваныч, – это попечительский совет. Один из немногих куркулей, которые гребут не только под себя, но и помогает другим».
– Ну, если Вы довольны, то всё в порядке, – улыбнулся Попечительский Совет. – Вы лучше знаете, где что нужно применить, и я рад помочь…
Он вдруг запнулся, пристально глядя на Сан Ваныча. Потом, словно не веря глазам, медленно подошёл и коснулся его руки.
– Сан Ваныч?.. – пробормотал он. – Это не галлюцинация, это действительно живой Сан Ваныч…
Он усмехнулся, перехватив удивлённый взгляд Сан Ваныча, и, помолчав, присел на табурет возле кровати.
– Не узнаёте… Впрчем, это вполне нормально – у вас за всё это время были сотни таких, как я. Когда-то, лет двадцать назад, я был первым хулиганом той школы, где вы преподавали историю, и за все мои художества удостоился от вас прозвища «Дружище Кальтербруннер». А сейчас меня называют «Господин Костюк». Ну, теперь вспомнили?
У Сан Ваныча защемило сердце. Он привстал на кровати:
– Костюк? Слава Костюк?!
– Он самый. Послушайте, Сан Ваныч, а не прогуляться ли нам по коридору и не послушать ли о том, что случилось с нами обоими после того, как я закончил школу?

– …И вы всё это время жили в подвале и просили милостыню? – недоверчиво поинтересовался г-н Костюк, когда Сан Ваныч закончил свой рассказ.
– С тех самых пор, – отозвался старый учитель. – А куда денешься? Ни паспорта, ни дома, ни денег. Сбились в стайку – я и ещё четверо таких же бродяг – и держимся друг за дружку, впятером не так трудно.
Г-н Костюк некоторое время молчал, глядя в потолок.
– У какого именно начальника вы были?
Сан Ваныч назвал фамилию.
– Кто? – брезгливо поморщился г-н Костюк и поднялся, собираясь уходить. – Ждите меня и ни о чём не беспокойтесь… Но сначала – вот что!
Он вытащил из сумки небольшой фотоаппарат и сфотографировал Сан Ваныча, а потом выспросил у него все данные, которые обычно заносят в паспорт, и быстро вышел. Сан Ваныч вернулся в палату и крепко уснул, успев подумать:
«Надо же, как интересно! Три года я живу в этом городе, и ни разу за всё это время не встречался со Славиком… Впрочем, может, я и видел его, но не узнавал, как и сейчас, а он просто не смотрел на грязного попрошайку…»
…Г-н Костюк час спустя входил в тот самый кабинет, в котором Сан Ванычу так и не удалось добиться правды. Войдя без стука, он плюхнулся в кресло.
– Дружище, – без вступления обратился он к хозяину кабинета, – думаю, ты не забыл, что кое-чем обязан мне? Когда перед выборами тебе понадобилась некоторая помощь, ты ведь пришёл ко мне?
Чиновник кивнул.
– А тебе известно, что долги надо отдавать?
Чиновник задрожал.
– Не трясись, дружище, – ухмыльнулся г-н Костюк, – я не разорю тебя. – Он выложил на стол фотографии Сан Ваныча и листок со сведениями о нём. – Чтоб завтра у тебя был готов паспорт на этого человека, а когда я приду опять, ты пропишешь его по адресу, который я укажу.
– Но я… – начал было чиновник
Лицо г-на Костюка заострилось.
– Отгадай загадку, – мягко заговорил он. – «Кто это делает, тот это продаёт; кто это покупает, тому это не надо; а тому, кому это покупают, уже всё до лампочки».
– Будет сделано!
– Хорошо. И мой тебе совет – не заедайся. Шёл бы ты работать… дворником, что ли!.. Политика – грязное дело!
Г-н Костюк вышел из кабинета. У него было ещё много дел.

Сан Ваныч дремал, когда четыре дня спустя г-н Костюк снова пришёл к нему и снова вызвал в коридор. Они присели на скамейку, и ученик молча протянул учителю небольшую книжечку. Сан Ваныч открыл её и обомлел: всё было на месте – и фотография, и все даты, и даже прописка.
– Что это? – вопрос получился глупым, но других слов у Сан Ваныча не нашлось.
– Это ваш паспорт, – отозвался г-н Костюк. – Кроме того, у вас есть жильё, а когда вы поправитесь – очень скоро, уверяю вас – вы выйдете на работу. Ваша трудовая уже там.
– Слава… – Сан Ваныч поперхнулся, – то-есть… господин Костюк, я не могу…
– Во-первых, – перебил его бывший ученик, – я вам не «господин Костюк», а Славик. Или, в крайнем случае, «Дружище Кальтербруннер», как когда-то. А во-вторых, вы не только можете всё это принять, вы это обязательно примете. Всем, что я знаю и умею, всем, что у меня есть я обязан вам; ведь именно вы учили меня когда-то добру и любви, именно вы разглядели во мне человека – во мне, хулигане, которого собирались ставить на учёт в милицию и выгонять отовсюду, откуда можно! И именно вы помогли мне стать человеком. Я хочу отблагодарить вас за всё ваше добро, которым вы делились с нами… Что вы делаете?! Сан Ваныч, не плачьте!
Сан Ваныч обнял его и долго не разжимал рук.
– Как тебе это удалось? – прошептал он.
– Не важно. Жить, кстати, вы будете в том же доме, где находится ваш подвал, просто несколькими этажами выше него. Да, хочу повиниться перед вами – мне пришлось пойти в ваш подвал и забрать оттуда ваш диплом – вот он, возвращаю его вам.
Сан Ваныч мигом вспомнил об остальных.
– Как там моя собака? – вырвалось у него.
– Какая собака?
– Там со мной жили собака и котёнок… Рыжая такая… Собака…
– Котёнок был… маленький такой, круглый… А собаки не было!
Сан Ваныч поник. Но вдруг, встрепенувшись, вскочил и выглянул в окно, выходящее на ворота больницы… Под деревом у ворот сидела Рыжуня, глядя на окна с мольбой и надеждой. Увидев Сан Ваныча, она залилась радостным лаем и завиляла хвостом. Сан Ваныч выбежал на улицу и обнял собаку, которая принялась лизать ему руки и лицо.
«Дома» она весь день, когда забрали Сан Ваныча, отказывалась от еды, как ни старались накормить её Васька, Старик Роман и Лиза. Собака заметила, что Старик Роман выглядит ещё хуже.
«Его самого надо к Айболиту, – думала Рыжуня. – Интересно, а куда он забрал хозяина? Он там уже целый день, и опять без меня… Не пойдёт!».
И Рыжуня, наказав Шарику ждать её, выбралась из подвала и принюхалась. Запах Айболита и его машины ещё не рассеялся, хоть и стал уже очень слабым. Рыжуня, опустив нос к самой земле, уверенно пошла по следу и очень скоро оказалась возле большого дома со множеством окон, окружённого высокой крепкой стеной с широкими воротами. Рыжуня не знала, что это за место, но была уверена, что Сан Ваныч здесь.
«Это, наверное, дом всех Айболитов города, – думала собака. – Здесь они помогают тем, кто нуждается в их помощи… Знать бы ещё, за каким из этих окон находится Сан Ваныч!»
Она свернулась под деревом у ворот и как-то незаметно уснула. А проснувшись уже на следующий день, увидела, как во двор въезжает большая машина. Из неё вышел важный человек, которого сразу окружили Айболиты и их помощники, и вошёл в дом. Когда же, через довольно долгое время, он вышел вновь, Рыжуня встрепенулась: она ясно учуяла запах Сан Ваныча! Этот важный человек видел его, говорил с ним! У собаки открылось второе дыхание – она решила ждать, сколько придётся. Голод? Не важно. Важно сейчас – дождаться хозяина. Шарик – умный котёнок, он поймёт её, и о нём позаботится маленькая девочка, Лиза. А она будет ждать хозяина… И Рыжуня дождалась.
– Здравствуй, Рыжик, – шептал ей Сан Ваныч, – Здравствуй, дорогой! Неужели ты всерьёз подумала, что я могу бросить тебя?!
– Вижу, пропажа нашлась, – к ним подошёл г-н Костюк, – и я очень этому рад!
– А как там все остальные – Шарик, Роман, Васька, Коля и Лиза?
– Остальные?.. По-прежнему… – в голосе г-на Костюка мелькнула фальшь, тотчас замеченная чутким Сан Ванычем.
– А по-честному? – строго, как когда-то в классе, спросил он.
– Вчера ночью умер старик, – тихо сказал г-н Костюк. – Его уже похоронили.
«Мне жалко Старика Романа!» – подумала Рыжуня.
– Он был моим лучшим другом, – прошептал Сан Ваныч. – Именно ему я обязан нашей встречей – это он устроил меня сюда!..
– Я знаю, – отозвался г-н Костюк. И, помолчав, продолжил – Убогого я определил в клинику – в хорошую клинику! Туда же пристроил на работу Ваську – он парень крепкий, санитаром будет. Жить станет там же, в клинике, в подсобке. А девочка… Её отправим в детдом.
– Кстати, о девочке, – Сан Ваныч поглядел на бывшего ученика умоляюще. – Я знаю, что это уже хамство, но… помоги мне удочерить её! Не надо её в детдом!
– Сан Ваныч, – г-н Костюк был серьёзен, – я сделаю для вас всё, что вы только не попросите! Добро, Честность и Справедливость всегда будут занимать главное место в жизни. В любые времена и при любом строе. А самое главное место будет отдано Любви. Помните, как вы учили нас когда-то: чем больше добра ты сделаешь другим, тем больше его вернётся обратно. Вам не кажется, что сейчас к вам возвращается всё ваше? А чуть позже – как знать? – какая-то малая толика вернётся и ко мне. Это как цепная реакция, понимаете? Девочка останется с вами. Сейчас мне пора, но я заеду к вам послезавтра, когда вас будут выписывать, и отвезу вас к вам домой. А вот по этим телефонам – он протянул Сан Ванычу визитку – вы сможете звонить мне в любое время дня и ночи.
– Славик… Зайди ещё раз в подвал… забери котёнка и отвези их с собакой в… туда, где мы будем жить.
«У нас будет свой дом? – удивилась Рыжуня. – И мы будем жить в нём? Это он нам помог? – она поглядела на г-на Костюка. – Хорошо, мы с Шариком пойдём с ним в этот дом, если ты сам скоро придёшь туда!»
И снова Сан Ваныч, казалось, понял собаку. Он провёл рукой по её голове.
– Иди с ним, Рыжик, – шепнул он. – Славик отведёт тебя и Шарика к нам домой!
… В машине г-на Костюка Рыжуне было неудобно – наверное, потому, что она впервые в жизни каталась на машине. Она немного удивилась, когда они подъехали к дому, где был их подвал.
«Мы за Шариком!» – тут же догадалась собака и первой метнулась вниз. Г-н Костюк с улыбкой наблюдал, как она гордо вышла обратно, неся в зубах котёнка.
– Идём! – позвал г-н Костюк зверей и, поднявшись на третий этаж, отпер одну из дверей и впустил их в симпатичную, уютную квартирку, где они тут же устроились у холодной ещё батареи.
«Морозы наступят позже, намного позже!» – улыбаясь, сказала Рыжуня.
«Но нам они будут уже не страшны!»– отозвался Шарик.

… Наступила осень, а вместе с ней пришёл и новый учебный год. Распахнулись двери школ, и Сан Ваныч теперь, как когда-то очень давно, входил в класс с журналом под мышкой, встречая учеников знакомой с юности фразой: «Здравствуйте, дети, садитесь!». И начинал урок. А дома у окна его ждали Рыжуня и Шарик, высматривая его в уличной суете, и Лиза, которой только в будущем году предстояло пойти в первый класс, разогревала на плите чайник. И ни холод, ни голод больше не пугали Рыжуню и Шарика, потому что в их душах теперь было тепло. У них появились родные, близкие друзья, которые не выгонят в мороз на улицу и не обманут, а Честность, Справедливость, Любовь и Добро – далеко не самые последние в жизни слова. Даже для кота и собаки.