"Три несчастных человека на дощатом помосте"

(Предисловие переводчика)

Представляя пьесу "Торговцы резиной" одного из самых популярных израильских драматургов Ханоха Левина русскоязычным читателям, я вполне отдаю себе отчет в том, что эта смешная и горькая комедия может произвести на них шокирующее впечатление. Вольно или невольно взгляду прежде всего бросится ее непристойность: презервативы, совокупления, похабные песенки, циничность языка и ситуаций... Все это находится не в робких иносказаниях, не в подтексте, не в эпизодах, не на периферии произведения, но в центре его, или, вернее сказать, на его поверхности. Кондомы являются пружиной, приводящей в движение весь механизм пьесы, и само ее название можно было бы с той же степенью точности перевести "Торговцы презервативами", а не "Торговцы резиной". Может показаться, что цель Левина - эпатаж, игра в бесстыдство, желание оглушить публику "ударными" темами, придать пряность пьесе ароматом "клубнички". Но это не так. Драматург сдирает все покровы не для того, чтобы обнажить голые груди, но для того, чтобы показать голую правду. Препарируя острым скальпелем жизнь, разымая алгеброй гармонию и дисгармонию наших страстей и стремлений, лишая текст всякой интимности, теплоты и сантиментов, он как бы хочет сказать своей откровенностью, своим холодным, не знающим стыдливой морали анализом, что он ничего не скроет, ничего не утаит, все покажет так, как оно есть, без прикрас и оправдательных оговорок.

Да, это непристойно; но не скрывается ли иногда за тем, что называется пристойностью, наше лицемерие, ханжество, низость и мелкие темные мыслишки? Разумеется, нам не хочется в этом признаваться, и, может быть, потому пьеса Левина и ее жалкие персонажи вызывают в нас досаду и раздражение.

Герои Левина мелки. И все же они наделены страстной мечтой о лучшей жизни. Стремясь достичь ее, они движутся по одному и тому же кругу, вырваться из которого им не дает их трусость, вялость, похоть, убогость интересов и прежде всего жадность, жадность и еще раз жадность. Одна сцена сменяет другую, и вдруг то, что казалось грубым фарсом, оборачивается высоким философским обобщением. Драматург мыслит в категориях жизни и смерти, выявляя бессмысленность нашей суеты перед лицом вечности.

Парадоксальные пьесы Левина вовсе не похожи на то, что называют иногда “кусок жизни”, то есть на драмы, герои которых думают, говорят и поступают “как в жизни”. Персонажи и сюжеты таких пьес конкретны, индивидуальны, узнаваемы, нам легко представить, где и кем герой работает, сколько ему лет, какое у него образование, семейное положение и т. д. Левин отказывается от пахнущей нафталином традиции и создает свой мир, свою образную систему, - а это и есть главный отличительный признак настоящего драматурга. Театр Левина очень индивидуален, он может нравиться или не нравиться, но он непохож ни на что другое.

Ханох Левин не утруждает себя прописыванием мелочей и бытовых деталей. В его драмах нет действия, порой практически нет сюжета, нет психологической нюансировки (того, что Маяковский называл психоложеством), нет развития характеров и нет характеров вообще. Пьесы совершаются в некоей безвоздушной среде, лишенной, как правило, времени и пространства. Впрочем, у "Торговцев резиной", в отличие от некоторых других пьес Левина, есть структура, причем изящно и тонко построенная: во втором акте герои движутся точно по тому же замкнутому кругу, что и в первом. Выхода из этого круга быть не может: бессмысленный бег может быть остановлен только смертью.

Основная несущая сила пьес этого драматурга - энергичный, острый, жесткий, лишенный флера и на знающий пощады диалог. Язык его - внешне очень простой, как бы примитивный - на деле очень емок и доставляет немалые трудности при переводе.

Однако мое предисловие затянулось. Ведь вступительная речь, как и речь дипломата, должна быть похожей на юбку: достаточно короткой, чтобы привлечь внимание к предмету, но достаточно длинной, чтобы скрыть его сущность. Так что не стоит более писать о пьесе - ведь она перед вами.

Валентин Красногоров