Война, которая разворачивается сейчас на Украине — это наша война. Такой сильный тезис требует обоснования. Ведь россияне не объявили официальной войны даже Украине. Конечно, они воспринимают независимость этой страны, как бельмо на глазу, но формально они ее не оспаривают и не выдвигают никаких претензий к Польше. Почему бои, идущие в тысяче километров от нашей границы, вообще должны нас волновать? И, тем более, почему мы должны не просто вмешаться, но и считать их своим делом?

За что воюет Россия, а за что Украина

Проект Путина заключается в воссоздании советской сферы владений. Он опирается на имперскую логику, которая была движущей силой Москвы от начала ее истории.

Казалось, что после краха советской империи, Россия вступает на путь вестернизации, то есть модернизации по западному образцу: адаптации модели либеральной демократии, рыночной экономики и правового государства. Во всех выходивших из эпохи коммунизма странах эта трансформация сталкивалась с серьезными проблемами. В России — самом крупном мультиэтническом и мультикультурном государстве мира, эти проблемы умножились. Непоследовательные реформы, которые сопровождались раскрепощением номенклатуры и разгулом коррупции, нежелание признавать суверенитет народов, силой присоединенных к России, а также разрушение структур государства привели к эпохе новой смуты — хаоса. Она длилась относительно недолго — до 2000 года. Тогда к власти пришел Владимир Путин — бывший сотрудник КГБ, который окружил себя выходцами из бывших коммунистических спецслужб, занявших доминирующую позицию в государственных институтах и превративших их в орудие воссоздания великодержавной мощи.

Путин полагает (и открыто об этом говорит), что главным несчастьем XX века был распад СССР. Неудивительно, что он старается бороться со всеми последствиями этого распада. Новый автократ решил, что воссоздание империи уже невозможно обосновывать коммунистической идеологией (хотя он относится к ней с ностальгией), и лучше всего заменить ее великорусским шовинизмом, который и раньше был неотъемлемой составляющей советской пропаганды.

Резкий рост поддержки Путина, последовавший за нападением на Украину, демонстрирует популярность таких лозунгов в России. Они всегда были связующим элементом российской идентичности. Подкрепляемые этническими, религиозными или идеологическими соображениями они компенсировали жителям России отсутствие гражданских свобод и бытовые сложности. Чувство сопричастности к державе, перед которой трепещет мир, позволяло примириться с собственными унижениями. А экспансия всегда была двигателем функционирования государства царей.

Украина играет для России особую роль. «Без Украины Россия не будет империей», — повторяют все эксперты по российским реалиям вне зависимости от того, что внушает им такая перспектива: надежду или ужас.

Для соседних стран, в особенности Польши, имперская политика Москвы представляет смертельную угрозу. Если бы Россия отказалась от нее или была лишена возможности ее проводить, она бы стала для нас одним из соседей, с которым мы могли бы поддерживать самые хорошие отношения. Таким образом независимая Украина является для нас гарантом безопасности от России. И поэтому ставка в войне, которая разворачивается в тысяче километров от нашей границы, это в том числе наша безопасность.

Наивно полагать, что имперские аппетиты России ограничатся Украиной. И не только история доказывает нам, что это не так. Авторы современной стратегической доктрины Кремля формулируют одну из ее целей как «финляндизацию лимитрофа», то есть лишение суверенитета приграничных государств, к числу которых относится Польша. Таким образом Украина сейчас воюет за нас, поэтому и мы должны сделать все возможное, чтобы помочь ей в этой борьбе. Более того, у нас появился исключительный шанс поставить имперским притязаниям Москвы окончательный заслон.

Помощь Украине подразумевает все возможные формы: активность в международных организациях и в сфере экономики, создание коалиции в поддержку Киева. Польское государство должно не только поддерживать соответствующие общественные инициативы, но и действовать напрямую. Необходимо начать с кредитов для предпринимателей, о которых говорил (без реального продолжения) президент Коморовский (Bronisław Komorowski), но, конечно, в несравнимо большем масштабе, а также незамедлительно обеспечить украинцам экономическую помощь и стратегический план по содействию их государству. Следует организовать медицинскую помощь: направить нашим соседям необходимое оборудование и медикаменты, поддержать их систему здравоохранения, выслать на Украину медицинский персонал и госпитализировать в Польше раненых, которых нельзя будет вылечить на месте. Кроме того нужно поставлять украинцам оружие, обучать их военных, в том числе на украинской территории, а также направить к ним польских советников и экспертов.

Исторические угрозы и шансы

Происходящее на украинских рубежах имеет принципиальное историческое значение для всего региона. Речь идет не только о статусе России и Украины, но также о позиции нашей страны. Хотим ли мы превратиться в объект политики региональных держав? Или мы все же попробуем играть в ней активную роль? Второй вариант станет возможным, если мы решимся оказать Украине поддержку. Это позволит не только остановить Москву, но и заложить фундамент для союза всех стран региона, которым угрожает ее экспансия. Союза, в котором мы можем занять место лидера, разумеется, не в смысле доминирования, а в качестве центра, вокруг которого будет создаваться новая общность. Этот союз не должен ограничиваться противостоянием российской агрессии, ему следует стать активным политическим игроком и изменить современное положение вещей, при котором события в Восточной и Центральной Европе все чаще становятся результатом российско-немецких решений. Новый расклад сил должен гарантировать суверенитет и самостоятельность всех государств региона.

Российская агрессия на Украине — это для нас и угроза, и, парадоксальным образом, исторический шанс. Во-первых, действия Путина формируют украинскую идентичность. Все говорит о том, что она будет устойчивой, а ее связующим элементом станут антироссийские настроения или, по крайней мере, сопротивление кремлевскому империализму. Во-вторых, у украинцев и поляков появляется возможность победить исторический антагонизм и создать крепкий союз. Это может стать привлекательным предложением для государств региона, многим из которых, в особенности Румынии и странам Балтии, напрямую угрожают российские амбиции.

Все это может казаться сейчас мечтами о могуществе. Однако следует помнить, что история динамична. Три столетия, предшествовавшие краху коммунизма, не были для нашей страны счастливыми. Однако три предыдущих века были эпохой великих успехов и сильной роли нашего государства в регионе. Мы растратили впустую возможности последних 25 лет, но это не значит, что следует растрачивать следующее, в особенности перед лицом новых исторических вызовов, а, следовательно, и возможностей.

Польша лежит в таком месте, что без собственной активной политики она окажется зависимой от крупных игроков региона. Сейчас польское руководство, как кажется, не придает этому значения. Мифы о гарантирующих нам все наднациональных институтах, рушатся у нас на глазах. И если мы будем продолжать в них верить, пряча голову в песок, решения о нашей судьбе будут принимать другие.

Сейчас нашим приоритетом должны стать действия, нацеленные на содействие Украине, и в этом вопросе нам не следует оглядываться на ЕС, в котором ведущую позицию занимают страны с противоположными нашим интересами и иными отношениями с Россией. Мы, конечно, должны заставить Евросоюз оказать Киеву как можно более солидную помощь, однако нам не следует забывать, что Польша — суверенная страна, которая имеет право на собственную политику. Сейчас такая помощь обойдется нам не слишком дорого, но мы должны быть готовыми к максимальной активности, ведь то, что мы сейчас делаем, определит судьбу нашей страны на несколько поколений.

Нас убеждали (и мы убеждаем сами себя), что мы слабы и ни на что не способны. Согласие с этим тезисом означает безоговорочную капитуляцию. Наша хата не с края, как пытаются нас уверить: она находится в самом центре происходящей истории. События на Украине показали, что это история лишь на момент задремала.

Будем придерживаться принципов

Нашим национальным спортом стала жалость к себе и жалобы на несправедливости и предательства, сопутствовавшие нам в нашей истории. Можно согласиться, что основания для таких настроений есть. Опасность состоит в том, что многие сетующие на судьбу люди в итоге приходят к выводу, что норм в международных отношениях не существует, и следует руководствоваться в них исключительно текущим эгоизмом, то есть не вмешиваться в те дела, которые не дают моментального результата. Такой узко понимаемый утилитаризм самоубийственен. Отказ от норм в международном праве превращает его в кормушку для сильнейших. Можно, конечно, говорить, что именно так и происходит, но это не совсем правда.

Если бы Путин не боялся международной реакции, он не цацкался бы с Украиной или раньше с Грузией, а нанес бы по ним удар всей своей военной мощью. А недостаточность таких реакций позволяет ему обострять свои действия. И хотя нынешние санкции не слишком сильны, они оказывают на Россию влияние и заставляют задуматься кремлевских руководителей о дальнейших действиях.

Пренебрежение этической плоскостью международной политики также означает лишение самих себя права ссылаться на принципы, когда опасность подойдет к нашим границам. Премьер-министр иронично говорил о «романтических мечтах», а ему вторили «реалисты» с правого и левого фланга, заявлявшие, что причиной наших неудач было отсутствие политического прагматизма, понимаемого как эгоизм и замкнутость на себе. Но это не имеет ничего общего с реальной историей.

Для саксонского периода, то есть времени распада Польши, был характерен не политический романтизм, а убежденность, что нас не интересует ничего, кроме собственных дел. Именно тогда Польша лишилась независимости, что позже формально закрепили ее разделы. Отдалили ли нас от независимости восстания или, наоборот, приблизили к ней? Неужели военный подвиг Пилсудского и победа над большевиками не имели романтического характера? Можно ли вообразить себе польскую культуру без романтизма? И чего недостает нам сейчас? Неужели этого превозносимого прагматизма, на который ссылаются как польские руководители и их медиа-клакеры, так и все влиятельные экспертные центры этой страны, а также возрождающиеся национал-демократы? Прагматизма, который метафорически изображается, как наличие в кране горячей воды. Не такая ли политика обрекла нас на второстепенность и роль вассала региональных держав, не приведя при этом к существенному модернизационному скачку? Может быть, нам недостает чего-то совершенно противоположного: политического размаха, который позволил бы нам совершить не только экономический, но и политический шаг вперед?

Источник