или "Дяденькам врачам лучше знать"

- Сколько лет мальчику? Четырнадцать.
Джонни сидит в углу кабинета и, состроив кислую мину, наблюдает, как женщина-врач, задиктовывает его личное дело врачу другой клиники.
- Джонни, ты можешь выйти на минутку? – она поднимает голову от стола и смотрит на мальчика через толстые стёкла своих противных очков.
- Мне и здесь хорошо, - грубо отзывается её пациент и отворачивается к окну.
- Джонни, выйди, пожалуйста, - повторяет она более настойчивым и покровительственным тоном.
«Да пошли вы все!» - хотелось сказать в ответ, но Джонни – мальчик разумный, а потому просто спрыгивает со стула, снимает с вешалки куртку и выходит из кабинета.

Как только притворяется за его спиной дверь, он некоторое время топает на месте, стараясь, чтобы с каждым разом его шаги звучали всё тише и припадает ухом к оставшейся между косяками щёлочке.
- Мальчик эмоционально не стабилен. Стандартная реакция отрицания. Он словно и не придаёт значения происходящему. Однако его мать говорит, что он кричит по ночам. Да, его мучают кошмары, но сам он это отрицает.
«Мама тоже кричит по ночам, но я-то этого никому не разбалтываю», - мысленно негодует Джонни.
Тем временем зануда-врач продолжает:
- Прошла всего неделя, но негативные перемены налицо. Он стал более раздражителен, не реагирует на внимание, на ласку. Мать говорит, что участились случаи мастурбации.
Джонни, притаившийся за дверью, вспыхнул, как рак.
«А это-то, чёрт возьми, ей откуда известно?!»
- Тяжёлый мальчик, - Джонни заглядывает в щель и рассматривает спину своей врачихи.
«Ну, ведьма!» - он сжимает кулаки.
Дурак, а ведь старался вести себя как можно приличнее. Старался быть вежливым, вышел из кабинета, как только эта мымра попросила. Да будь кто другой на его месте, ей бы силой пришлось выталкивать его в коридор. Курить, что ли, начать? Подбросить им ещё одну загадку.
«Ах, ах. Мальчик начал курить, пристрастился к алкоголю! Несчастного ребёнка совсем замучил тот маньяк!»
Сказать бы им всю правду, посмотреть на их испуганные рожи.
Но Джонни не посмел бы поступить подобным образом. Во-первых, установленного факта «контакта» им, кажется, вполне хватило, чтобы смело выносить самые нелепые диагнозы, а во-вторых, как бы ни был сейчас Джонни зол на своих родителей и весь окружающий мир заодно, но ему не хотелось расстраивать их ещё больше.
«Он целовал мне ноги», - пронеслось в голове мальчика и он моментально залился краской.
- Ну и что! – возражает он сам себе шёпотом, искренне не понимая, что в этом такого опасного. Разве что грибок какой можно подцепить, но ведь не Джонни же это грозило!
Мальчик снова припадает ухом к щёлке и слушает, как перемывает ему косточки эта противная тётка, ловко притворявшаяся милой и заботливой на их самой первой встрече.
- Я уверена, что скоро это даст осложнения, - говорит она, - страх таится так глубоко, что понадобится немало времени, чтобы..
«Страх?» - ой, как хотелось сейчас распахнуть дверь с ноги и, выхватив трубку из рук этой лгуньи, лично опровергнуть каждое её слово.
С чего они взяли, что Джонни чего-то боится?! – мальчик ещё сильнее сжимает кулаки, вонзаясь короткими ноготками в мягкую плоть кисти, - он сам никогда им этого не говорил. Он сто раз объяснял, что кошмары ему, если и снятся, то совсем иного рода, нежели доктора себе представляют. С ним всё, всё, ВСЁ, абсолютно всё хорошо.
Было..
Пока они не начали своего лечения.
И вот теперь ещё оказывается, что мальчик чего-то там боится!
Чушь собачья! Он самый смелый в классе, он быстрее всех бегает и отжимается больше остальных! Он первый и в литературе, и в математике. Он с пяти лет спит один и ему никогда не включали ночника, как его старшей сестре, которая до десяти лет мочила постель по ночам!
Эта дура за дверью сейчас врёт, как по-писанному, а несчастный мальчик даже сделать ничего не может, чтобы как-то себя оправдать!
- Может произойти задержка в развитии.. – мальчик ушам своим не верит. Она сама понимает, что говорит? Или это вовсе не про Джонни всё услышанное? Это, по - крайней мере, многое бы объяснило. Никто не имеет право так безнаказанно врать про малознакомого человека. Или его родня и тут постаралась, опережая Джонни в его о нём рассказе?
- медикаментозно, - слышит мальчик, прильнувший к двери и из ярко-красного становится белым, как полотно.
Таблетки?! Этого ещё не хватало. Он больше не может после каждого приёма этих мерзких на вкус пилюль бежать в туалет и выхаркивать их обратно: так и горло разодрать недолго, так и вправду можно заболеть.
Своим лечением они Джонни в могилу сведут, этой грёбаной заботой они ему однозначно подорвут психику, и он станет тем зашуганным параноиком, которым все его и пытаются выставить. Чёрт возьми, а не этого ли они хотят? Маленький Джонни против съехавшего с катушек мира. Нет – нет, слишком далеко всё это зашло, пора либо их изменить, либо самому измениться.
Джонни встал с корточек и отошёл от двери, словно внезапно потерял интерес к происходящему.
Их изменить? Это нереально, - мальчик садится на крайний стул, приставленный к ряду других, и опускает голову, разглядывая свои коленки.
Самому изменится?
Самому изменится, - Джонни поднимает голову и убирает от лица упавшую на глаза прядь волос, - это значит, согласится со всеми прочими и признать, что он чем-то там болен, что он чего-то там боится, что он теперь никогда не сможет стать «прежним», хотя, как он сам может объективно судить, он ни на сколечки не изменился после этого странного заточения у отчего-то влюбившегося в него мужчину.
Да, это, наверное, странно, что они некоторое время жили вместе. Даже нет, не так: просто пребывали рядом в одном доме. Спали иногда на одной кровати, ели из одной тарелки, мылись вместе, иногда касаясь друг друга там, где мама трогать себя категорически запрещает.
Ну и что? Это странно?
Джонни поднимает глаза и смотрит прямо перед собой, удивлённо моргая.
- Почему? – спрашивает он, искренне удивившись собственному внутреннему монологу, - он ведь не ударил меня ни разу.
И ни разу не закричал, Джонни.
Ни разу не причинил тебе боль.
Ни разу не заставил делать что-то, чего бы тебе делать категорически не хотелось.
Он не нанёс тебе вреда.
Мальчик согласно кивает в ответ на это утверждение.
Он говорил с тобой и говорил о вещах, с которыми ты не мог не согласиться.
В его словах не было той фальшивой интонации, той выводящий из себя лжи, которую мальчик наблюдал всё время, проведённое в больнице, школе, семье. После «похищения» он сам не изменился ни на капельку, но вот все прочие как будто с ног на голову попереворачивались.
- Попереворачивались, - бубнит себе под нос, пиная бугорок линолеума.
Попереворачивались, - хихикает за углом и звенит крошечным колокольчиком.
Мальчик оборачивается, пожимает удивлённо плечами и отходит подальше. На всякий случай…