ПАМЯТЬ КРОВИ СИЛЬHЕЕ ПАМЯТИ УМА

    Искусство никого ничему не учит. Оно выражает. По пословице "У кого  что болит, тот о том и говорит". Это закон.Закон этот равно  верен  для  любого произведения, неважно, что думает по этому поводу автор, неважно, что говорят о его произведении.

    То же и Янкины песни. Hе декларация, не прокламация, а "детский крик  за углом"-- вот образ  этой  поэзии.  Да,  поэзии;  а  почему  русская  поэзия 60-70-80ых-...годов приняла вот такую форму - вопрос отдельный. Да, детский
крик, детский плач, не от ума, не от большого сердечного опыта, а,  скорее, от болезненности его. не плач ребенка, у которого отняли шоколадку,  а  адский вопль из квартиры, в которой висит только что  убивший  маму  папа,  а
орущее существо не может дотянуться до замка, чтобы выйти.

    Русская поэзия 60-х -- 70-х выразила  надежду.  Русская  поэзия  80-х  и дальше выразила... нет, не отчаянье,-- похоронный плач. По убитой  и  самоубитой и доедаемой Родине, которую не вернет нам ни поп-шлеп под балалайку,
ни театрализованная пляска на костях запорожцев.

    Эта поэзия названа "рок", но имеет мало общего с тем, западным,  который умеет блевать и плевать, но не умеет плакать. Ему нечего оплакивать, потому что они не имели того, что мы потеряли.

    Русь постигла судьба Атлантиды. Мы перешли в другой эон. Колокол  теперь звучит не в городе, а над ним. И мало тех, кому он что-то говорит. Мы забыли, мы потеряли, у нас утонуло, сгорело все, но память крови сильнее памяти
ума, и поэтому мы воем, ноем, кричим, скрипим зубами, потому что потеряв -- не обрели. Мы не знаем сами, о чем кричим,  и  мало  кому  из  нас  удается вспомнить. Обломки разбросаны между Питером, Иерусалимом, Парижем и Тверью.

                                                                                                               Б.Г.

Порой умирают боги -- и права нет больше верить

Порой заметает дороги, крестом забивают двери
И сохнут ключи в пустыне, а взрыв потрясает сушу,
Когда умирает богиня, когда оставляет души
Огонь пожирает стены и храмы становятся прахом
И движутся манекены не ведая больше страха
Шагают полки по иконам бессмысленным ровным клином
Теперь больше верят погонам и ампулам с героином
Терновый венец завянет, всяк будет себе хозяин
Фолклором народным станет убивший Авеля Каин
Погаснет огонь в лампадах, умолнут священные гимны
Не будет ни рая, ни ада, когда наши боги погибнут

Так иди и твори, что надо, не бойся, никто не накажет
Теперь ничего не свято...

                                                (1985)

Классический депресняк

Кругом души от покаяний
Безысходности без движений
Неподвижности без исходов
Неприятие без воздействий
Нереакция до ухода
Неестественность черных фобий
Легкомыслие битых окон
Светлоглазые боги глохнут,
Заражаясь лежачим танцем
Покрываясь стальной коростой
Будут рыцарями в музеях
Под доспехами тихо-тихо
Из-под мрамора биться долго
Обреченности и колодцы
Подземелья и суициды
стынут реки и ноги мерзнут
Два шага по чужому асфальту
В край раздробленных откровений
В дом, где нету ни после, ни вместе
В рай без веры и в ад без страха

                              (июнь 1987)

Только дождь вселенский нас утешит
Только страх реальный нам поможет
Душезаменитель нам спасенье
Мы не вспомним -- нас забудут тоже
        Наши слезы -- камни по макушкам
        Акт любви в большой холодной бане
        Только ветер в рукавах и шапках
Только дом, в котором очень тихо
Желтый мир, которого все больше
        Вечный путь до края и не дальше
        Сонный страх проситься со слезами
Очень просто в море тонет остров
Очень верно, если безответно
        Очень в точку, если в одиночку.

                                   (июль 1987)