- Ой! А это что? А-а, горы... Ой, какие больши-ие!!... А это что за рожа? А-а, инструктор... Это что - на каждого? А-а, на всех... А это что за мешок? А-а, рюкзак... Это что - на всех? А-а, на каждого...
(спустя год)
- У-у, вот гора какая красивая! Но мне туда не залезть, наверное... О-о, а вон там вершина какая замечательная!... Ну-у, а вот эта стенка - наверняка только для самых больших мастеров...
(спустя ещё год)
- Сколько в районе пятитысячников? Три? Маловато...
(через год-два)
- Ну что, мужики, как тут у вас? Жрачка нормальная? Девочки ничего? Инструктор не зверь? Ну, отлично, живем!
(спустя ещё какое-то время)
- Значит, так: вот по тому леднику, потом по той вон стенке на седловину, проходим по тому гребню - и вершина наша! Вперед!"
(тут нить времени запутывается)
- Да-а, вон с той стенки Сашка и сорвался... А на том седле Володька замерз... А на этом леднике Лёха в трещину улетел... А под той вершиной... (глотая слезу) Танюшка осталась... Э-э-эх, пойти, что ли, малинки поесть...

(из альпинистского фольклора)

Категорически приветствую всех, кто оказался на этой странице! Здесь будут маленькие и большие, страшные и смешные истории из серых будней тех людей, которые по известной только им причине назвали себя альпинистами; байки из жизни небольшого альпклуба из города N и рассказы о непередаваемых ощущениях, которые нам дарят горные виды спорта.
Ваш Mountaineer

Цель, достигнутая дополнительными материальными, нервными и физическими затратами, оказалась промежуточной. Буквально сразу после моего прибытия и воссоединения с группой, я оказался втянутым в процесс подготовки к выходу в двухдневное акклиматизационное "кольцо" через долину и ледник Кундюм-Мижирги. Спустя три часа после того, как я переступил порог базы, раздалась команда «под рюкзаки», и мы начали набор высоты. Вполне естественно, что через час подъёма я был без сил, брёл последним и потерял группу из вида.

Темнота здесь наступает в девять вечера. Начиная с восьми часов перед вами происходит действие смены красок. Вершины принимают сначала золотистый, потом розовый и, наконец, густой малиновый оттенок; ледопад становится синим, и по нему бегут причудливые контуры теней; серыми становятся громады скальных бастионов. И вот в один момент ущелье приобретает свой ночной облик, холодный и неприветливый.

Тропа вышла на крупную осыпь. В хаотическом нагромождении камней не так просто отыскать правильный путь. Идущий впереди меня Сергей также сбился с пути. Мы оставили рюкзаки, достали фонари и пытались высмотреть дорогу. Ничего! Ни сигнального тура, ни хорошего прохода – лишь камни разных форм и размеров. Разведки вместе и порознь, крики, прерывистые сигналы фонарём – ущелье отвечало только леденящей тишиной да грохотами камнепадов. Мы решили вернуться к рюкзакам, одеться потеплее и подумать: заночевать или пробиваться дальше. Но найти место, где мы их оставили, оказалось ещё сложнее. Вокруг тот же однообразный пейзаж; можно видеть, где осыпь переходит в скальные сбросы. Ноги гудели, я с трудом перемещался с глыбы на глыбу, но стоило остановиться передохнуть, как всё тело пронизывал ветер. Наконец где-то внизу блеснул карабин, закреплённый на клапане рюкзака Сергея. Ещё через минуту была обнаружена тропа, а издали показался свет фонарей. Нам кричали. Ещё через час под дождём мы добрели до бивака. В спешном порядке устроились на ночлег. Из-за темноты, погоды и усталости я так и не успел понять, куда мы забрели.

А наутро, высунув голову из палатки, я увидел стену Мижирги с мощным ледопадом, скальные отвесы Дых-тау, рассечённые осыпными кулуарами… неужели кто-то осмелится пойти здесь на вершину? На гладкой плите табличка: «14 июля 2001 года при восхождении на вершину Дых-тау здесь погибли 3 человека». По узкому тёмно-серому кулуару на наших глазах прогремела лавина.

После ледовых занятий и перехода на правый берег на нас вновь опустился безенгийский туман. Мокрые, усталые, как ёжики мы брели вниз. Идти по тропе на автопилоте, как в Уллу-тау, не получается, обязательно натыкаешься на камни. Реки и ручьи вздулись. Запомнилась переправа через один из правых притоков Мижирги, добавившая мне седых волос. Скользкие неровные камни, несущийся ревущий поток, сбивающий упёртые в дно палки. Шесть шагов, но каждый шаг связан с риском. А руки страхующего тоже не железные. Без отдыха идём дальше. Ноги гудят, лямки рюкзака уже изрядно натёрли плечи. И, конечно же, мадемуазель горняшка. Время от времени носом сочится кровь.
Инструктор поставил меня первым. Психологически тяжело сдерживать более быстрых участников и слышать их шаги и дыхание за спиной. Водозаборная труба, мост через реку, последний подъём – на ступеньках домика я падаю без сил. Жизнь на пределе, которой я восторгался и к которой стремился, затянула по уши, не дав опомниться.

После дня отдыха мы забрасывались в местный «Тёплый угол» - ущелье Укю, вытянутое с востока на запад и освещаемое солнцем весь день. Уже на стадии расчета продуктов стало ясно, что за один раз всё не унести. Работать с тридцатью килограммами груза на четвёртый день на знаменитом шестисотметровом взлёте тяжеловато. Самые быстрые участники – Владимир и Сергей сделали по два рейса альплагерь-Укю-кош. Я шёл немного веселее, чем два дня назад, и всё же до конца с подъёмом не справился. Пришлось разгружаться на середине, где травянистый склон переходит в осыпь, затем делать ещё одну ходку.

Хижина Укю-кош расположена на высоте 3200 метров. Построена в начале восьмидесятых годов буквально на горбу альпинистов – тогда всем мечтающим о разряде давали задание таскать камни, доски, цемент на Зелёную поляну. Теперь здесь с комфортом может разместиться восемнадцать человек.

На следующий день наш первый боевой выход на пик Архимед по маршруту 2Б. Надо вспоминать и подъём в четыре утра, и быстрый сбор вещей параллельно с утренними процедурами и завтраком. Но всё у нас получалось традиционно по-мифистски. Дежурные проспали, завтрак к общему подъёму не готов, групповое снаряжение не упаковано. Ровно в пять инструктор вышел на маршрут. За ним с приличным опозданием, то нагоняя, то ещё больше отставая, стартовали и мы.

Осыпные кулуары, ледник-воронка, гребень. Перед ключом маршрута я решил остаться, чтобы не задерживать группу – недостаточная акклиматизация давала о себе знать. Мало ли где ещё прихватит гипоксия! И всё же группа задержалась и без меня. В течение пяти часов, что я провёл под предвершинным гребнем пика Архимед, погода сменилась пять раз. Меня поливал дождь, обдувал ветер, жарило солнце – не всегда так, как иногда хотелось. Скалы были пусты и безжизненны, и лишь изредка ругательства и команды инструктора напоминали, что группа ещё работает. Когда склоны массива Дых-тау окрасились в розовый цвет, я увидел наконец две спускающиеся связки. Вершина достигнута, все живы.

Дальнейший спуск проходил уже в темноте. Осыпные кулуары похожи, как две капли воды, а туров или иной маркировки в этом месте нет. Методом тыка нашли путь, вылезли на перемычку между вторым и третьим «переулком» и встали. Тропа вниз есть, но непонятно, куда она ведёт. В прямой видимости - огни лагеря «Безенги», но они сейчас так же недоступны, как звёзды на небе, горячий чай, пуховка и уютный спальник в хижине. Итог всех разведок – утро вечера мудренее, холодная ночёвка! С юга натягивает подозрительно-неприятные облака, но, слава Богу, без дождя.

Лежать на камнях на верёвке и рюкзаке – это непередаваемые ощущения. Все с нетерпением ожидали рассвета, беспокойно засыпая и просыпаясь. Небо на востоке даже не думало светлеть. Пять часов до рассвета тянулись невыносимо долго. Когда пришло время вставать, участники с невиданной доселе резвостью покинули место ночлега. Та тропа, которую мы вчера отвергли, оказалась правильной и вскоре вывела к марке-стрелке. Внизу виднелась зелёная крыша Укю-коша.

В семь утра, к первому сеансу связи, мы были на месте. Элементарнейшие вещи – пища и тепло позволили вновь почувствовать себя человеком. Спал я словно придавленный камнем. Время давно уже стало понятием относительным: светает – пять утра, темнеет – девять вечера. И хотя каждые три часа (в семь, десять, тринадцать, шестнадцать и девятнадцать часов) мы выходили на связь с базой, ориентироваться во времени это не помогало.

Во все дни отдыха стояла великолепная погода. Не издеваются ли над нами Безенги? Каждая группа, где бы она ни находилась, спрашивала у базы: «Что барометр?»

Ещё через день, седьмого августа, мы вышли на вершину Укю. Маршрут 3А довольно длинный, практически траверс всего массива, спуск по дальнему от нас гребню, так что обратного пути не было. Сомнения кружились в голове, но я шёл вверх. Одна часть группы прилично оторвалась, другие немного отстали. Вот она, прелесть самостоятельного восхождения! С выглянувшим из-за гребня солнцем появились и силы, и мотивация. Хоть на одной вершине я должен побывать! Вскоре вся группа собралась на перемычке Гидан-Укю. Отставание от графика – три часа. Впереди ключ маршрута – скальная стенка первого жандарма. А обратного пути нет. По обе стороны сбросы, осыпные кулуары, ледовые склоны. В работу все легко втянулись, очередные препятствия только раззадоривали, однако отставание от графика продолжало расти.

С гребня открывается потрясающая панорама Безенгийской стены, за ней виден Эльбрус – кажущаяся призрачной гигантская золотисто-розовая пирамида с кривым серым шрамом Ачкерьякольского лавового потока.

Навешивая перила и меняя состав связок, мы продолжали путь к вершине. Из-под рук и ног то и дело вылетали камешки и камни разных размеров, катились по склону и с шелестом и грохотом исчезали где-то внизу. Приходилось исхитряться, принимать неестественные положения и замирать в них, по-пластунски ползти под козырьком. Самое неприятное – глотать пыль на мелкой осыпи, – той самой, где один шаг вверх автоматически добавляет два вниз. Был участок, где два шага надо было сделать по льду на его стыке со скалами. Лидеры уже скрылись за поворотом, как напарница по связке поскользнулась. В долю секунды я успел заклиниться, потом ощутил лёгкий рывок. Пронесло.

После обеда было ещё одно приключение во время спуска на фирн. Скольжу я по верёвке на узле УИАА, стараюсь не сильно нагружать, чтобы не вырвать петлю станции. Сверху подходит вторая связка, я вижу град камней, слышу возглас «Камень!», прыгаю в сторону лицом в снег, и надо мной пролетает булыжник размером с мою голову.

Ещё несколько часов лазания по гребню, последний некрутой снежно-ледовый склон – всё, вершина! Только теперь стало ясно, насколько мы задержались. Назревала вторая холодная ночёвка подряд (на этот раз в рюкзаке была пуховка). Вниз отправились не на перевал Укю, а решили срезать по ближайшему осыпному кулуару напрямую на ледник Малый Укю. И всё равно темнота нас накрыла. Практически на ощупь спускались ещё несколько часов. Полночь. Мы на леднике. Сил нет, но есть палатка, продукты, запасы бензина, рядом течёт ручей. Веское слово Анатолия Григорьевича запрещает даже думать о ночёвке не в хижине.

Спустя двадцать один час после выхода мы вновь сидели у дверей Укю-коша. На часах десять минут третьего ночи. Горячий чай с лимоном, спирт – страшный стон действительно закончился.

А потом были два дня отдыха, которые помогли чуть-чуть восстановить физические силы, зато мой боевой настрой был сорван полностью. Если была холодная ночёвка на маршруте 2Б, если был скальный марафон на Укю, было несколько рискованных случаев, в которых мне просто везло, то что будет дальше? Стоит ли испытывать судьбу? Честно говоря, мне и этого хватило. Такие мысли роились в голове. Требовалась передышка.

На следующий по плану маршрут 3А на пик Архимед (через ледник Арбуз) я не пошёл. В хижине по причине натёртых ног остался Сергей, а затем с тропы вернулась и Вика. Предчувствие непогоды меня не обмануло, под вечер пошёл дождь. Заканчивался восьмой день моего пребывания на высоте 3200 м. Предстояло переносить лагерь ещё на тысячу метров выше, на перемычку между вершинами Думала-тау и Малый Урал. Две гребневые 3Б за два дня? На этот раз без меня. Как только хижина опустела, я собрал рюкзак, подмёл пол, вымыл все кастрюли и спокойным шагом пошёл в базовый лагерь. Мимо меня проходили неспешные группы туристов, бегом проносились "слоны"-спортсмены. Как всё же приятно ходить в одиночку, когда никто не подгоняет и не тормозит, никто не регламентирует количество и длительность остановок. Через несколько часов я был в лагере «Безенги».

Наши новички - в тот год их было трое - рассчитали продуктовую раскладку так, что у них оказалось больше продуктов, чем у нас на шестерых. Поэтому они жили при «коммунизме». На три с лишним дня я оказался принят в этот туристско-альпинистский рай. Кроме основного трёхразового питания по желанию – чай, печенье, сухари, пряники, конфеты – в неограниченном количестве. Те, кто хоть раз благополучно спускался с гор после трудного выхода, меня поймут.

Два дня простого сидения в лагере оказалось вполне достаточно. На третий день мне вновь хотелось действовать. Сезон совсем не окончен!

В описании маршрутов на пик Селлы есть такая фраза: «По Безенгийскому леднику… до Австрийских ночёвок… от альплагеря «Безенги» - 4 – 8 часов». На схеме можно видеть, как тропа под западными склонами пика Брно обрывается, затем возникает ниоткуда перед поворотом ледника в зоне трещин. От нашего инструктора по поводу этого маршрута можно было слышать несколько жёстких выражений, которые я не привожу по этическим соображениям.

Решено было выйти сразу после завтрака. Столовая «Дых-тау», с которой мы договорились, задержала нас на час от расчетного времени. А вот дальнейшее развитие событий в полной мере показало разобщённость группы.

Всё началось ещё с предыдущего вечера, когда Вика с Вольдемаром по мотивам прошлогоднего пиршества нажарили грибов с картошкой. Я лёг спать раньше, и поэтому участия в поедании не принимал. А утром каждому воздалось по делам его. Больше всех скрутило Вику; с желудком мучились все, кто так или иначе прикладывался к угощению. В общем, сборы затянулись до двенадцати. У инструктора уже не было сил ругаться. Воистину, кто бы ни пытался разными способами дисциплинировать нашу команду, повсюду натыкался на ожесточённое сопротивление. Наша безалаберность – это наша гордость. Забегая вперёд, скажу, что поставленная перед группой задача оказалась выполненной. Ещё одна загадка?

После первого часа пути стали понятны нелестные высказывания об этом месте. С левой по ходу стороны возвышался крутой осыпной склон с нависающими камнями. Движение - по самой кромке закрытого ледника. Но закрытого не снегом, как обычно понимают термин «закрытый ледник», а результатами долгой работы того самого склона. В самой нижней части, где появляется на поверхность река Черек Безенгийский, ледник напоминает пляж: песчаные языки, относительно ровные поверхности. Дальше, вплотную к склонам пика Брно – словно гигантская стройка. Однообразные серо-жёлтые гребни мелких камней, съехавшие сверху скальные плиты, просто хаотические нагромождения создают ощущение лабиринта. Иногда из-под песка и камней видны тёмные пасти трещин.
Угнетает такой пейзаж. Ходить в жару тяжелее и опаснее: в середине дня вероятность камнепада резко возрастает, а спрятаться некуда. Ощущение возможной беды помогло мобилизоваться, и вскоре мы вышли на ровный лёд.

Язык Безенгийского ледника образуется в результате слияния огромных ледовых масс с востока и запада, и потому моренные гребни у него идут не только по краям, но и по середине. Именно эта часть используется для движения групп, служит ориентиром и считается наиболее безопасной в плане трещин.

Итак, мы вырвались на простор. Прямо по курсу – Большая стена с треугольником Гестолы. Сейчас зачерпнём воды, разведём лимонную кислоту, поправим лямки рюкзака и бодро зашагаем в сторону грузинской границы.

Час, второй, третий… стена, кажется, не приближается ни на метр. Высота набирается плавно, без резких подъёмов. Может быть, у меня начались галлюцинации, но уже в четвёртый раз (до этого – под стеной Мижирги, потом на спуске в тумане, а ещё на Архимеде и Укю) появилось чувство существования меня в каком-то параллельном измерении. Проявлялось это в потере ориентации во времени. Интервалы движения были одинаковыми, но они казались то слишком малыми, то слишком большими. О пройденном расстоянии ещё как-то можно было судить по окружающим объектам, однако и эти объекты вели себя таким же странным образом. Лишь когда мы пересекли зону трещин, вышли на удобную площадку у озера, ясность мысли ко мне вернулась.

Мы находились на морене, идущей параллельно Большой стене. Пространство между ней и нами было заполнено глыбами льда. Два замёрзших потока – ледник Безенги с востока и Чегем-Безенги с запада сливались воедино, ступенью обрывались вниз и уходили далеко на север, насколько хватало глаз. На крутых, почти вертикальных склонах самой стены были видны многочисленные снежные «доски» и карнизы, готовые в любой момент смести дерзких восходителей. Гестола, Катын-тау, Западная и Восточная Джанги-тау, выступающая из-за неё Шхара подавляли своими размерами. Не то, что путь на вершины, сам подход к ним через ледник казался невозможным. Левее Джанги можно было увидеть нашу ближайшую цель – массив пиков Варшава и Селлы. Рыжую скальную, без единого снежного пятна, Варшаву и безупречно белую Селлу делила резкая вертикальная граница ледника.

С Большой стены каждые двадцать минут ухали лавины. Взошла луна, однако из-за гор её не было видно. Картины подсвеченных сзади скал, снежных карнизов и ледопадов были фантастическими. С грузинской стороны переваливали небольшие сгустки тумана, сползали по кулуарам и таяли где-то внизу.

Громко высморкавшись, Вика торжественно объявила мне, что завтра моё дежурство при её содействии. Ладно, отсыпаться буду дома.

В назначенный час были готовы каша и чай. Содержимое кастрюль растворилось по мискам и исчезло под тентами палаток. Во все открытые ёмкости ветер не замедлял добавить песочка.

Предрассветные часы, ледник Селлы. На стенке Западного гребня – ключевом участке нашего маршрута – следы двух предыдущих групп – условно «левые» и «правые». До основания стенки недалеко, но путь преграждают трещины. Выбирая обходные пути по камням, мы оказались прямо среди лабиринта ледовых глыб – без кошек и не связанные (да простит нас начальник спасательной службы). Назад идти нельзя – ледовый склон, прыгать через трещины – велик риск провалиться или привести в движение всё это застывшее нагромождение, о чём и думать не хочется. В безопасное место выбирались ползком: одна нога в одну трещину, другая - в другую. Доставать верёвки в таких условиях было уже поздно.

Потеряв не один десяток нервных клеток, мы добрались до начала маршрута. Голосованием решили придерживаться «правых» следов. Путь преграждал бергшрунд – ледовая трещина поперёк склона. После того, как я её перелез, понял, что обратного пути нет, как нет и права на ошибку. Зацепиться на тридцатиградусном ледовом склоне попросту не за что, и полёт будет продолжаться до самого ледника. Как раз в зону трещин. Впрочем, страх быстро уходит, когда начинается работа. Надо вовремя подготавливать идущему впереди партнёру верёвку для перил и свободные ледобуры. Передвижение – только на передних зубьях кошек; чтобы на промежуточной станции поставить ногу хотя бы на шесть зубьев, приходилось вырубать ступеньку. При этом не задеть напарников и не уронить чего-нибудь на нижнюю связку.

После восьми верёвок такого передвижения обычный подъём вверх по фирну давался с судорогой. Припекало солнце, от которого на вогнутой искрящейся снежной поверхности склона не спасал никакой крем.
Рядом с подъёмными следами зигзагом вились следы лыж. Ещё не проникнувшись темой ски-тура, бэк-кантри, фрирайда, я подивился тому, что кто-то захотел тащить сюда дополнительный спортивный снаряд.
Спуск мы совершили по осыпному кулуару с обходом пика Варшава с востока. Нечто похожее было и на Укю, только здесь неприятный участок оказался короче.

Девятнадцатого августа мы покинули Австрийские ночёвки. В пути нас подстёгивала гордость разрядников – желание обогнать отделение значкистов, вышедшее на час раньше. И мы сделали это! При переходе с середины ледника на правобережную морену, под склоны Брно, перед нами показался длинный-длинный «паровоз» из двадцати семи человек. Бывшая ранее монолитной, наша группа начала соревнование «кто быстрее добежит до лагеря». Одно только сознание того, что я разрядник, а на тропе – вчерашние новички, придавало силы и желание бежать с рюкзаком. Так незаметно для себя я перевоплотился в одного из тех «слонов», о которых упоминал вначале.

А потом была обычная суета со сбором вещей и утренним отъездом. Я остался ещё на два дня – дождаться трёх напарников, чтобы вместе отправиться на Эльбрус. Но это уже совсем другая история.

"Спасательные работы силами малой группы" - под таким названием скрываются действия, которые забавнее всего наблюдать со стороны. Особенно если это не реальные спасы, а имитация.
На такую тренировку альпклуба МЭИ вызвали нас с Димой Толстовым. Руководителем был наш инструктор Колганов, помогать ему хотел еще один инструктор из МЭИ - Шляпужников, известный своей любовью усложнять задачи. "Чтобы покорячились!" - его коронная фраза.

Дзержинский карьер - место, позволяющее ощутить себя одновременно у Боденского озера в Альпах, в песчаных дюнах и барханах Сахары, на боулдеринговых камнях Йосемитов, в Большом каньоне Колорадо и на пляжах Пицунды. При этом дико-пикникового лесочка с березками никто не отменял.

Основной состав альпклуба МЭИ ехал туда в субботу, и основной их целью было празднование дня рождения Сереги Макарова, студента Третьего меда и - по неотвратимой судьбе - клубного доктора.
Как была проведена суббота, особенно вечер и поздний вечер (совпавший с повсеместными выпускными балами), я мог слышать только уст очевидцев, каждый из которых рассказывал все по-своему. Факт: к моему приходу в лагерь около половины одиннадцатого утра из жидкостей оставалась только водка, вино и пиво. Запасы минеральной воды были уничтожены в корне. Про активное участие в тренировке никто не заикался.

Шляпужников хоть и объявлял, что будет собирать людей в воскресенье в десять утра в Кузьминках, но точного места не указал. Конкретно тоже никто не договаривался, поэтому подробное (пусть и не точное) описание маршрута до карьера, добытое у Мэри, мне помогло.
- Там связь плохая, поэтому когда выйдешь на тропу, пошли смс-ку, я выйду навстречу.
И правда, если не знать, найти нужные палатки нетривиально.
Мэри привела меня к лагерю, который с трудом просыпался. Виновник торжества Серега Макаров сидел хмурый за столом и наполнял пластиковый стаканчик вином.
- Здравствуйте, товарищи легко- и тяжелораненые!
- Здесь легких нет, все тяжелые! ...ой, отличная слышимость...
На столе, сделанном из двух дверей, среди грязевых и жирных разводов были засохшие цветные пятна от вина и пива. В них копошились черные муравьи, не реагируя на стук пластиковой вилки.
- ...выворачивается она...
- Ого, Макаров, какое слово выговорил!
- Я и не так могу! Мосгорсанэпиднадзор, во!
После подпаленных на костре сосисок и стаканчика вина Сереге стало получше, он даже попытался закурить.
- У тебя зажигалка есть?
- Нет. Спортрежим.
- Кошмар! Какой альпинист без зажигалки? И еще и некурящий!..
Прикурить от костра попытался Гора Барабанов, которому это занятие быстро надоело, и он нашел зажигалку.
Тем временем более или менее помятые лица показывались из палаток.
- А где Винтер?
- В дальней зеленой палатке... я тебе по секрету скажу, они здесь все зеленые!

Но вот появился Колганов на велосипеде, смогли поймать Диму Толстова, обошедшего почти весь карьер по периметру, и обстановка среди шестерых участников будущих сборов стала близка к рабочей. Остальные двадцать человек, покидав для разминки мяч, отправились купаться.

Северный берег карьера высокий и обрывистый. В некоторых местах затвердевший песчаник напоминает настоящие скалы. Пляжа как такового нет, склон подходит к самой кромке воды. Наверное, поэтому на пятиеилометровой береговой линии отдыхают не более пятнадцати человек. Что не мешает, впрочем, скапливаться кучам мусора.
На одном участке ребята катались на горных лыжах. По песку, тормозя у воды. Потом, работая на камеру, без поворотов прямо в воду.
Там же мы проводили занятия по спасательным работам. Ну а после просто кощунственным было не открыть купальный сезон. Полные кроссовки песка - бесплатное приложение к ползанию по стенкам карьера.

Иногда, когда не хочется вставать под трель будильника и ехать черт-те куда, достаточно дать возможность организму на автомате сделать первые шаги.

Если скалолазание - эротичный вид спорта, то спасработы - жесткая порнография. Упражнение номер один: спуск к пострадавшему, первая помощь, спуск пострадавшего с сопровождающим и подъем их обоих. По легенде "страдалец" без сознания, подозрения на черепно-мозговую травму и переломы, короче, сам двигаться не может, а сверху точно не знают, что с ним.
- Кто будет пострадавшим?
- Давайте я, я полегче.
Выполнять роль наглядного пособия на лекциях по медицине мне не привыкать. Но тут роль совсем иная.
- Можешь позагорать там, мы не скоро!
По крутому песчаному склону, где я висел, ребята ходили купаться, спрашивая у меня разрешения придержаться за веревку.
- Вообще-то я без сознания, но пока они возятся, проходи!
Сопровождающий для транспортировки должен пристегнуть пострадавшего к себе и разместить, как мешок. Остальная группа вытягивает. В учебнике есть безликие картинки, но как это происходит на самом деле, надо видеть своими глазами. Фото не прикладываю по этическим соображениям.

Моим сопровождающим была Наташа. То, как она взваливала меня себе на спину, без смеха смотреть было невозможно. Особенно сверху. Мои руки были перекинуты через наташины плечи, и чтобы они не оказались на шее, по совету Викентьева Наташа связала мне их репшнуром. Узлы и карабины впивались в бока. Думаю, от такого обращения в сознание пришел бы даже самый безнадежный пострадавший.
Наверх нас вытягивали несогласованно и рывками.
- Вам там хорошо?
- Да как вам сказать, девочки!..
На последних метрах я уже сам держался за веревку и упирался в склон ногами.
- Как пишут в сводках, "не приходя в сознание..." Кажется, такой метод немцы в войну применяли в качестве последнего способа?

Впрочем, потом справедливость восторжествовала. Пострадавшей назначили Мэри, сопровождающей - Настю. Пришла наша очередь смеяться.
- ...к слову о женской дружбе!..

Особая атмосфера альплагеря располагает к неожиданным встречам и курьезным знакомствам. "Ах, это вы - те, которые..." - одна из самых распространенных фраз. В 2005 году под руководством Карпова мы "засвечивались" холодной ночевкой на маршруте 2Б на пик Архимед, затем возвращением на хижину Укю-кош в два часа ночи. Забегая вперед, добавлю, что после нашего спуска с Австрийских ночевок, после трех успешных "троек", второе (после приветствия), что я услышал в лагере, было:
- А это вы схватили холодную на траверсе Селла-Варшава?
Так горы ответили на наш смех над историей отделения из Питера.

Расходный инструктор
13 июля у нас был день ледовых занятий в связках. После полудня погода довольно быстро испортилась, и мы, завершив программу, отправились на бивуак на Зеленой поляне. Долго засиживаться за обедом не хотелось (мокро, зябко), и ребята попрятались в палатки. Представить, что кто-то сейчас бродит по склонам, было трудно. Но вот из-за клочьев тумана показалась девичья фигура с рюкзаком.
- Здравствуйте! А вы откуда? Может, чайку? - обычно такими фразами начинаются все разговоры стоящих лагерем и проходящих мимо (про иное сочиняют анекдоты).
Читать далее

Привет снизу
С параллельным отделением АК МЭИ под руководством Льва Дорфмана мы никак не могли встретиться в лагере. То они на выходе, то мы, и все в разных углах района. На одном из сеансов связи начспас нам сообщил, что через Зеленую поляну будет проходить отделение новичков АУСБ "Безенги", а у Дарьи Матвеевой для нас есть посылка от Дорфмана.
Читать далее

Минский спецназ и Серая Борода.
Массовые альпинистские сборы от целого города, как в старые советские времена, ныне редкость. В наш коммерческий век все сколачиваются в клубы, на базе клубов создаются турфирмы, а в качестве завлекаловки всё чаще звучит слово "экстрим". До недавнего времени альпиниады на базе кавказских альплагерей проводила Кубань от имени всего региона, а теперь даже там четко выражено разделение на "Стремление", "Штурм", "Вершину", "Экстрем" и другие.
И вот исключение из правил - сборы минских альпинистов численностью 60 человек.

...эти ребята привлекли наше внимание на все той же Зеленой поляне. Форма одежды у них была не современная альпинистская, а старая туристская; парни же предпочитали камуфляж и берцы. В часы отдыха они не переставая резались в карты; проигравший должен был выполнить ряд физических упражнений. Десять отжиманий, десять подъемов туловища из положения лежа и десять кругов вокруг палаток с тяжелым камнем. Квалификация у ребят была на уровне "значка" - третьего разряда (возраст соответствующий - 18-20 лет). Развлечение это они себе придумали сами, вызывая даже удивление инструктора - довольно колоритного мужика по прозвищу Серая Борода (о нем я вскользь упоминал в одноми из предыдущих постов).
В какой-то момент Серой Бороде (официально - Сергею Рощину) надоело следить за ходом забав своих подопечных, и, заметив интерес с нашей стороны, он присоединился к нашему чаепитию.

"Спецназ ГРУ" тем временем продолжал свои забавы, проигравшими побывали все, кроме одного товарища, что породило сомнения в чистом везении.
- А самому удачливому на маршруте ведь будет тяжелее всех...

Забавно было узнать о политической и общественной жизни Беларуси. Как им удалось на равнине под Минском создать современный горнолыжный курорт, который не брезгуют посещать немцы.
- Слышали, что на брестской таможне конфисковали подъемники, что везли в Подмосковье?
Или про батьку Лукашенко:
- Я сэйчас занимаюсь пэрэтрахиванием правытэльства...
Но главное было все же не это. На базе мы жили в соседних комнатах, он часто к нам захаживал, и однажды одарил романом-переделкой "Евгений Онегин" на альпинистский лад. Мы пытались записать это выступление на диктофон; расшифровку записи я пока не получил. В печатном же варианте это творение не существует.
"Мы с Пушкиным - он был поэтом - поэмку как-то накропали.
Нам в этом также помогали Бунин Иван, Афоня Фет..."
"Онегин мой, инструктор хмурый..."

Ну и напоследок. Контора Госстраха СССР.
- Девушка, застрахерьте меня пожалуйста!
- Что?! Как вам не стыдно!
- Вы думаете, "застрахуйте" звучит лучше?

Начмед и Царь Гор.
Врач Владимир Иванович Матвеев - довольно известная личность в альпинистских кругах. Во время летнего отпуска традиционные места его "отдыха" - альпбазы "Безенги", "Уллу-Тау" и "Алибек". Как инструктор альпинизма, он водил мифиста Александра Сошникова, ныне серебряного призера Чемпионата СНГ по альпинизму. Мне же с ним познакомиться удалось в 2004 году в альплагере "Уллу-Тау", где Владимир Иванович читал нам, зеленым новичкам, лекцию по оказанию первой медицинской помощи.
Чуть-чуть истории
И вот нынешний сезон, в который я был однозначно настроен закрыть второй разряд. Одна из обязательных процедур для приехавших на базу альпинистов - медосмотр. Первым по алфавиту был я, и когда я переступил порог медпункта, встретился взглядом... да-да, именно с Владимиром Ивановичем!
В один из дождливых дней проводилась традиционная лекция по медицине, и вот когда подошла минута показывать реанимационные действия, а добровольцы не решались лечь на стол в столовой, Матвеев повелительным жестом вызвал меня.
- Это судьба! - шепнул мне Леха Тетерин.

В альпинистской среде есть традиции посвящения новичков в "значкисты". В советские времена в альплагеря приезжали по стандартным путевкам, людей готовили по стандартной программе на значок "Альпинист СССР" (ныне "Альпинист России"). Ритуалы были разные, но в основном вернувшихся после первой горы новоиспеченных альпинстов заставляли пройти дополнительную полосу препятствий на входе в лагерь; их ждала красная ковровая дорожка, клятва, целование ледоруба и прочие сакральные действия, а также торжественный ужин в столовой.
Традиции эти, как и массовые путевки, в большинстве своем утеряны, но кое-где бережно хранятся и даже возрождаются. Так благодаря Матвееву в альплагере "Безенги" обряд посвящения в значкисты превратился в красочное театрализованное зрелище.
За час до прихода лагерного отделения со свежеиспеченными альпинистами перед столовой царило оживление. Дети переодевались в костюмы чертиков и рвали пучки крапивы; старенький ЛуАЗ-969 (этакое корыто на колесах неопределенного цвета и со стертым до металла номерным знаком) украсили пестрым ковром и медвежьей шкурой; у дорожки зачем-то лежал здоровенный поливочный шланг.
Из дверей душа показался Владимир Иванович в костюме Царя Гор: в тельняшке, надетой на ноги, с накладной бородой, картонной короной на голове и светодиодным фонариком на лбу, со старыми солнечными очками, советской штормовкой на одно плечо и кошками ВЦСПС на босу ногу. Троном ему служил как раз тот "луазик", скипетром - веник, а державой - ржавый примус типа "Шмель".
Мучения новичков начались. "Чертики" их стегали крапивой по рукам и ногам, огромный Шмель размахивал деревянной дубиной, а главная повариха зачем-то взялась за шланг.
Отделение выстроили перед Царем. Тот взял громкоговоритель, картинно показал, что он не работает, и зычно приказал:
- НА КОЛЕНИ!!! (рюкзаки им снять так и не позволили).
После клятвы гнев Царя Гор сменился на милость:
- А теперь новоиспеченным альпинистам - ШАМПАНСКОГО!!!
Тут главный повар начала поливать всех из шланга. Народ стал разбегаться. Но напор был мощный, и от струи спаслись только те, кто остался на месте.

Юрия Сергеевича Саратова можно по праву назвать одним из символов альплагеря "Безенги". За шестьдесят лет он побывал во всех уголках Кавказа, совершил большое число первопрохождений новых маршрутов, а его знанию мельчайших деталей рельефа и памяти постоянно поражаешься. Это всплывает во время традиционных сеансов радиосвязи между группами, работающими на маршрутах, и контрольно-спасательным пунктом. Пять раз в день, с 7:00 до 19:00 с интервалом в три часа на частоте базы можно слышать:
- Работает "Сатурн". "Джанги", приём!

На моей памяти не было ни одного дня без забавных сообщений. Из-за сложного рельефа сигнал с маршрута может не доходить до базы, и тогда приходится задействовать соседние группы в качестве ретранслятора. Бывает, что группа слышит базу, а передать сообщение не может. Или наоборот, Юрий Сергеевич слышит всех, а сигнал доходит только до кого-то одного. А бывает, что группы не знают, что сказать в эфир.
- "Одесса", приём!
- "Одесса" на приёме!
- А должна быть на передаче! Докладывай обстановку!
А бывает ласково:
- "Щерба", приём! Ну, как у вас дела?

Группы, работая на сложных маршщрутах, имеют возможность "не отходя от кассы" проконсультироваться с начспасом, как двигаться дальше.
- Мы движемся по скалам, уже вечереет, хорошей полки под палатку нет!
- Куда вы там забрели? Возьмите левее, под большой рыжей "балдой" найдете место для шестерых человек! (это при том, что группу из лагеря не видно - прим.)

Ругань, хоть и ласковая, - отдельная тема. Высказывания Саратова входят в анналы истории и цитируются из сезона в сезон.
- Мы сидим в лагере, на маршрут не вышли... - докладывает группа.
- А чего так? - интересуется начспас.
- Плохие погодные условия...
- Замечательные погодные условия!!! Халтура...
У спасателей свой язык, культура общения и даже фразы в эфире.
- Кто там идет?
- Сорок чехов. Из города Брно (оценить шутку можно, прочитав мой пост о пике Брно).
Иногда можно услышать и о себе:
- "Энергия" там еще не подошла?

Вот так все события становятся достоянием альпинистской публики в считанные минуты.

За эту его сторону альпинизм ругают, проклинают и задают обоснованные вопросы "зачем?", на которые можно лишь опустить глаза. Да, бывает, восходители не возвращаются с вершин.

В каждом альплагере есть своя скала памяти, традиционный камень, к которому прикрепляют мемориальные таблички. В Безенги таких мест несколько: Миссес-кош, что у подножия Миссес-тау и самой высокой вершины района - Дых-тау, и Джанги-кош, напротив Большой Безенгийской стены.
Бьются ребята, к сожалению, каждый год.

Приехав в Безенги в начале июля и узнав, что все спокойно, мы было обрадовались удачному сезону, как средь бела дня обрушилась новость: на спуске с Джанги-тау (маршрут 4Б) сорвался и улетел на полкилометра чех. (Уже позже в Москве я прочитал об этом случае в "Вольном ветре"). Срочно организовали две группы для поисков... слово "тела" побоялся произнести даже Юрий Сергеевич Саратов.
А для транспортировки вызвали вертолет.

Свидетелями еще одного случая в Теплом углу стали наши ребята в августе. Тогда по кулуару слетели участник и инструктор - один тяжело травмированный, другой, увы... А насколько тонка эта грань, я успел убедиться на собственном опыте - на Суарыке в 2006-м и на Гестоле (об этом будет рассказано позже - прим.).

Еще одной целью наших сборов, уже не спортивной, была установка таблички в память о Татьяне Лобус, кандидате медицинских наук и альпинистке МЭИ, погибшей в июле 2006 года в лавине в ущелье Адыл-Су. В честь нее же теперь Альпклуб МЭИ проводит соревнования по двоеборью.

Так уж получилось, что самый суровый в альпинистском плане район Кавказа начали осваивать зарубежные восходители в начале ХХ века. Д.Фрешфильд, В.Селла, Х.Томашек - они оставили свои следы в виде названий вершин, перевалов и маршрутов. Это добавило нашим горам популярности за рубежом. До сих пор самыми частыми гостями являются поляки, словенцы, немцы, чехи. Так появились на карте имена пиков Варшава и Брно.
Пик Брно представляет собой большой массив, разделяющий долины ледников Безенги и Мижирги. В верхней части - осыпной гребень, увенчанный скальной "коронкой". Из-под первой ступени ледопада Кундюм-Мижирги эта "коронка" имеет почти правильную форму кучки. Простой маршрут 1Б идет по осыпным склонам как раз под эту кучку. Из-за неприятного хождения по таким склонам, характерной формы рельефа и буро-рыжего цвета камней острые языки прозвали гору "куча Брна".

Наш путь

Пик Селлы
В моей недавно начавшейся альпинистской жизни есть две горы, на которых я побывал несколько раз. Это Тютю-баши и пик Селлы. Первая - большой скальный массив с 600-800-метровыми стенами и пятью отдельными башнями-вершинами. Вторая - закованный в ледяной панцирь отрог большого хребта. Во время подхода можно увидеть четкую вертикальную ледово-снежную границу между Селлой и соседним скальным пиком Варшава.


Неинтересная техническая информация

- А откуда Селла получила свое название? - спросил Лёха Тетерин.
- По имени восходителя Виторио Селлы, что был тут в тридцатых годах.
- А кто ОНА была по национальности?
- Гм... это был мужик! Итальянец.

В 2005 году мне довелось сходить Селлу по 3А. Маршрут очень понравился: интересный, короткий и... снежно-ледовый! Исторически так сложилось, что это мой любимый вид рельефа.
Маршрутом на Селлу же я закрывал второй разряд. Это была 3Б "в лоб" по Северной стене.
Вид маршрута
Еще неинтересная техническая информация
Еще один маршрут - траверс Селла-Варшава (3А) или Варшава-Селла (тоже 3А). Подъем с Безенгийского ледника по юго-восточному гребню Варшавы - 2Б, довольно неприятная. Поэтому для "разминочной" 3А наш инструктор выбрал первый вариант, с подъемом на Селлу с юга.

Ледниковые цирки - этакие горные тупики в форме чаши, окруженные с трех сторон стенами гребней. Как правило, в таких уголках тихо и безветренно; если они обращены на юг, то превращаются в противень, подогреваемый солнцем, в северных же царит тень и холод.
Контраст севера и юга
Похоже, после гонки на подходе, я окончательно не восстановился. Подъем давался с некоторым трудом. Управиться планировалось за световой день, в связи с чем мы не тащили бивачное снаряжение и запас еды. Но судьба решила распорядиться по-иному...

Продолжение следует.

Ранний подъем и долгий монотонный подход - не самое лучшее сочетание. Но по мере продвижения солнца по небу настроение и боевой дух поднимались. В цирке Башхаауза мы нагнали группу, идущую по маршруту 2Б. Описание траверса гласило, что подъем из цирка по снежно-ледовому склону и простым скалам выводит на перемычку между вершинами Башхаауз и Селла. Но Колганов скомандовал идти за той группой.
Передвигаться в кошках по скалам, да еще разрушенным - занятие не из приятных. Если зимой снег является чем-то вроде цемента для отдельно лежащих камней, то летом, в подкисшем состоянии, создает дополнительные препятствия.

Спуск с Селлы в сторону Варшавы проходит по снежно-ледовому гребню. Белая поверхность имеет вогнутую форму, делая этот участок природной сковородкой. Запас воды подошел к концу, а мозги плавились от жары под каской. Щепотки снега, которые я пытался жевать, только усугубляли жажду. А еще надо было пролезть через скальный гребень, потом в сплетении осыпных кулуаров найти нужный путь спуска.

Лазание продвигалось медленно. Мы с Димой начали отставать. Зачерпнув еще пригоршню снега, я вскрыл пачку Регидрона, высыпал на язык, зажевал и поморщился:
- Страховка готова!
Хотя реально, какая там страховка? Петля из стропы на выступе, который лежит "вроде бы" надежно.
Читать далее
На утреннем сеансе связи мы слышали вопрос дежурному на Джанги-коше:
- "Энергия" там еще не пришла?
Приди мы в тот день в лагерь, мы были бы объектом внимания и предметом споров и рассуждений. Но по плану у нас были еще две горы, и к моменту триумфального возвращения страсти должны были улечься.

Продолжение следует.

Половина положенного по плану дня отдыха была истрачена на ту незапланированную холодную ночевку. Помянув еще раз не самым добрым словом советскую выдумку - траверс нескольких вершин, - мы начали готовиться к следующей "тройке Б". Она становилась для меня горой, закрывающей второй разряд и открывающей новые перспективы в альпинизме.
Перечитывая в двадцатый раз описание, мы пытались найти оптимальную тактику восхождения. Снова и снова слова "сто метров крутизной шестьдесят градусов" внушали уважение и даже какой-то трепет.
С этого маршрута только что пришла группа под руководством мастера спорта Льва Дорфмана.
- Ой, так понравилось! Мы прошли весь этот склон за четыре часа, практически нигде не останавливались. Одиннадцать веревок - все в удовольствие!
Занявшееся самобичеванием коллективное сознание объяснило, что они - монстры, а мы - неудачники. Но туда мы все равно полезем, потому что иного не дано.
Дорфман великодушно поделился с нами тактической схемой взаимодействия связок. По ней предполагалось использование в качестве перил одновременно двух веревок, что должно было сокращать время простоя на станциях.
Во время финальной беседы слово взял Колганов:
- Мы подошли к нашему важному рубежу. Нам предстоит завтра хорошая серьезная работа. Подготовка предыдущей группы посильнее нашей, поэтому за четыре часа мы скорее всего не управимся. Значит, все должны четко представлять схему передвижения. Веревки не должны путаться. Каждый должен знать, что ему в какой момент делать.
Воцарилась напряженная тишина.
- Да что вы так притихли? Ребята, все нормально, маршрут не сложный!

Выходить решено было в четыре утра, чтобы с рассветом начать уже работать первые участки.
Путь в северный цирк ледника Селлы в моей памяти с 2005 года отпечатался смутно. Возможно, по все той же причине очень раннего выхода. Когда на тропе слипаются глаза, а ватные ноги переставляются благодаря стадному чувству (которое любят называть коллективной солидарностью).

Читать далее...

Башхаауз-баши (4460 м) - массив-перемычка между "пятитысячниками" Главного Кавказского (Шхара) и параллельного ему Бокового хребта (Мижирги). Вместе с двумя гребнями-отрогами (Западный: Селла-Варшава, Восточный: Спартак-Двух бойцов-Аманкая) делит пространство между Большой стеной и Боковым хребтом на четыре сектора. Здесь берет начало крупнейший ледник Кавказа.
Первым восходителем на Башхаауз был чех Томашек в 1931 году (ему же принадлежит один из красивейших и сложнейших маршрутов на Шхару), и эта "классика" (по Северному гребню с перевала Селлы, 3А) была не самым простым путем. Позже были пройдены маршруты по Западному (от вершины Селла) и Южному (от перевала МВТУ) гребням (оба 2А к.сл.), 2Б по Восточному гребню, а в 1972 году - две 3Б по контрфорсам Северного и Западного гребня.

Выпускаясь на "боевые" "тройки", мы планировали сходить на Башхаауз с перевала Селлы. Описание гласило, что восходителей ждет разрушенный скальный гребень, местами заснеженный и обледенелый, что на пути высятся пять основных жандармов. На прилагаемой черно-белой фотографии этих жандармов можно было при желании насчитать десятка полтора.
- Э-э... а кто бы подсказал, что они считают жандармом, а что нет?
Колганов на этот счет был лаконичен:
- Думайте!
Читать далее...

Гестола (4860 м) в переводе с балкарского означает "видимая гора". В хорошую погоду эта вершина в виде правильного треугольника, окантованного снегом, видна за тридцать километров, от селения Безенги. Зрительно она производит впечатление самой высокой в Большой стене, но ее восточный сосед Катын или стоящий южнее Тетнульд выше Гестолы на сотню метров. Маршрут на Гестолу по Северной стене, хорошо просматриваемый с Безенгийского ледника, имеет категорию сложности 5Б (впервые пройден группой Михаила Хергиани). Сравнительно простой путь к вершине Гестолы лежит с запада (юго-запада), от перевала Цаннер и вершин Ляльвер и 4310 (пик Есенина). Точно по гребневой линии ГКХ проходит граница с Грузией. Подходы как с российской, так и с грузинской стороны длинны и трудны, природные условия суровы, поэтому погранпосты обоих государств находятся в зоне альпийских лугов, поближе к населенным пунктам.
Очень много текста и картинок

IV. Чот и Чат

В последний день июля нам предстояло открывать сезон восхождений. Мы выбрали «двойку А» на Чот-Чат по северо-восточному гребню (в каталоге стоит маршрут по северо-западному гребню, с подъемом через ВИАтау). Заполнение маршрутных документов и выпуск взял на себя Петя Униченко. Вместе с Колей Георгиевским они пошли представать перед светлы очи Кима Кирилловича. Дело было под вечер, чем-либо серьезным заниматься совершенно не хотелось.
Зайцев велел вызвать для допроса весь состав группы. Вначале мы сели на ряд кресел у стенки, оставив Петю один на один против начспаса. Конкуренции за свободные места за столом не наблюдалось, и я, сделав умное лицо, сел рядом с Петей.
- Так, студенты, значит, - начал Ким. – И где находится вершина Чот-Чат?
- Вон она, - показал я через открытую дверь учебной части.
- А «шхельда» - вон она, - палец Кима указал в сторону приземистого одноэтажного здания. – Траверс восьми толчков.
- В отроге Главного Кавказского хребта, между вершинами Гумачи и ВИАтау.
- Вот, уже грамотнее. Куда можно уйти с вершины в тумане?
- В ущелья Адыл-Су или Адыр-Су.
- Сколько вас? Шесть человек? В штурмовой аптечке противозачаточные средства есть?
- У нас все мужики.
- Это хорошо, до вас тут группа с четырьмя барышнями выпускалась. Бабизм побеждает альпинизм!
В общем, вечер – не самое удачное время для общения с начспасом. Хотя… Над питерцами среди бела дня он издевался так:
- Кто из вас пойдет на Чот, а кто на Чат?
Читать далее...

Ким Кириллович Зайцев и Юрий Иванович Порохня – неразлучная пара альпинистских начальников «Уллу-Тау» уже не одно десятилетие. Баек и легенд о каждом из них хватило бы на многотомник, но выбор тем всех историй крайне скуден: горы, женщины и алкоголь.
Отличить трезвого начспаса от слегка навеселе – задача не из легких. Не всегда дает однозначные результаты такой тест, как консультация и выпуск на маршрут. Ким обязательно расскажет все в мельчайших подробностях и не упустит случая поиздеваться. Вот как раз степень издевки и соответствует неким непонятным образом связана с количеством выпитого. Ибо Зайцев может уважительно беседовать с младшими разрядниками и тут же сравнять с землей матерых кандидатов в мастера («подмастерья вы!»)
- Так, на «двойку А» на ВИА-тау собрались? А знаете, как расшифровывается название горы?
- ВИА… Вокально-инструментальный ансамбль?..
- Эх, вы! Военно-инженерная академия!
Ходят легенды и про прозвище «Ким Перилыч» - мол, хоть Зайцев и побывал на всех окрестных вершинах, но преимущественно таким способом.
Вот о женщинах Ким Кириллович любит поговорить всегда, даже на посту. Многие отмечали, что в «Уллу-Тау» большое число представительниц прекрасного пола, альпинисток и не очень. Когда наши ребята ходили на Чегеттау, я после каждого сеанса связи доставал Кима расспросами:
- «Ток-47» на связь выходил? Как там наши?
- Ты мне анекдот напомнил. К комиссару полиции в Париже подбегает заместитель и докладывает:
- Господин комиссар, на площади Бастилии проститутки с педерастами дерутся!
- И как наши?
- Не знаю, как ваши, а наши пока держатся.
Все вышеописанные отклонения от служебного формализма объясняются наличием третьей компоненты.
Выбор алкоголя в «Уллу-Тау» довольно скуден. Пара сортов пива «Терек», еще какие-то изделия нальчикского ликероводочного завода, водка местная самопальная и водка фирменная с подозрением на самопальное происхождение. Благородные экземпляры, завозимые в подарок начальству, не рассматриваются, ибо учету не поддаются и распространению не подлежат.
Зайцев по образованию химик, начальник учебной части Порохня хоть и не последователь Менделеева, но сознательную жизнь провел в альплагере «Химик», а потому тоже к нижеследующему причастен.
На пару этими двумя начальниками был создан оригинальный фирменный коктейль «Зайцев – Порохня» или просто «Запор». История создания, идея, а также рецепт – тайна за семью печатями. Известно лишь, что это мутноватая жидкость коричневого цвета, вышибает из человека лишнюю спесь и настраивает на философский лад. Применяется в самых разных случаев – перед спасработами, до спасработ, в день рождения лагеря и День памяти, по случаю приезда дорогих гостей, а также в других случаях, не установленных автором. Действие на разных людей сего напитка также различно. Одни духовно просвещаются, другие еще больше духовно просвещаются, входя в транс и достигая дзэна, третьи совершают иногда продолжительное паломничество на «шхельду», а четвертые (как я)… четвертые никогда не пробовали «Запор» и сочиняют о нем разные глупости. Ибо только Посвященные знают смысл изречения, лежащего под стеклом Кима Кирилловича: «Шведский стол ведет к запору!»

Первое августа – заслуженный день отдыха – был заполнен блаженным бездельем. Заодно подошла наша с Лёхой очередь дежурить по кухне. А поскольку выход на следующий день был запланирован на послеобеденное время, для приготовления не требовалось вставать затемно, такая вахта была самой легкой. По предварительным расчетам, мы должны были третьего и четвертого августа пройти «тройку А» и «тройку Б» на Тютю, попробовать к вечеру спуститься в лагерь, так что подъем в три утра нам вроде бы не грозил.
В один из часов моральной подготовки к «тройке» - чтению книги Тура Хейердала – появилась новость, что наша группа будет увеличена на одного человека, вернее, на одну Ирину Пчелкину. Наши выпускники оживились.
- А что, мы не против, - говорил Петя. – Если у нее есть снаряга, и жумарить она умеет…
- Пойдем сегодня на Скалы спасателей? – предложил Сергей.
Варка супа была в самом разгаре. На мне висела готовка, остальные собирали железо и веревки. Работа спорилась, вода кипела, порезанные овощи уже заняли свое место в кастрюле. Я взял нераскрытую пачку риса, вознамерившись ловко и аккуратно открыть ее пальцами. Хрясь! Упаковка разошлась пополам, и добрая часть содержимого рассыпалась по бетону. Не найдя нового достойного пристанища для уцелевших остатков, я бухнул их все в суп. Но не оценил объема… Через какое-то время раздался характерный аромат подгоревшего риса. Я откинул крышку… Боже мой! Куда ушла вода? Сколько я насыпал? Ребята к тому времени ушли лазить, не дождавшись окончания стряпни. Получилась гора несоленой пригоревшей рисовой каши со вкраплениями овощей и рыбы. Миску этого я кое-как съел. Вскоре подошли гонцы со скал забрать обед. По возвращении основной группы я увидел, что съедено было совсем немного. Даже вечером усталые и голодные новички после двухдневного перевального похода не смогли осилить больше двух-трех ложек. Мне еще долго вспоминали этот рис. Но я отвлекся.
Траверс массива Тютю с востока на запад мы собирались идти третьего августа группой в девять человек. У инструктора это энтузиазма не вызывало, а нам пока море было по колено.
Читать далее