ПАМЯТИ РАБОВСКОЙ НАТАЛЬИ КАРЛОВНЫ

     от Рабовской Н.К.
     Домашний адрес:
     г. Москва, II5I9I, Б.Тульская ул.,


                                                      ЖАЛОБА

На Московском заводе "Красная Пресня " я проработала 11 лет /с апреля 1989 по июнь 2000 года/ инженером по охране окружающей среды, ответственным за природоохранную деятельность предприятия. Неофициально я совмещала обязанности начальника сек¬тора охраны окружающей среды, инженера-химика и лаборанта. Большую часть рабочего времени я находилась в своем рабочем кабинете, расположенном в здании одного из цехов завода, и лишь изредка мне приходилось работать /одной/ в помещении бывшей центральной заводской лаборатории, все сотрудники которой в 1995 году были уволены в связи со свертыванием производства, перепрофилированием предприятия и остановкой многих цехов.
Утром 14 сентября 1996 года в мой заводской рабочий кабинет позвонил Л.А.Кричевский /зам. директора завода "Красная Пресня"/ и попросил зайти к нему "на разговор". В кабинете у Кричевского, помимо самого Кричевского, сидели зам. начальника отдела кадров завода Н.И.Чеботарева и технолог Л.И. Мармалева.
" Мы тебя вчера обыскались! В милицию звонили, в морг! Мармалева ездила к тебе домой! Хотели взламывать дверь в твою квартиру! Ты представляешь, что бы это было, если бы взломали дверь? ТЫ МОЖЕШЬ ПРОПАСТЬ! " - сказала мне зам. начальника отдела кадров Н.И. Чеботарева.
" Я могу ПРОПАСТЬ? Вы меня вчера обыскались? Странно! Вчера в течение всего рабочего дня я находилась в заводской лаборатории и никуда с завода ни на минуту не уходила! Вчера ко мне в лабораторию многие заходили и видели меня там!» - ответила я Чеботаревой удивленно.
" Никто тебя не видел! " - сказала мне Чеботарева, и в ее глазах, смотрящих на меня в упор, я отчетливо прочла устрашающее, зловещее: " МЫ ХОТИМ, ЧТОБЫ ТЫ ПРОПАЛА!" При этом сидящий рядом с Чеботаревой Кричевский утвердительно кивнул головой в подтверждение сказанному мне Чеботаревой. Далее Кричевский достал из ящика своего письменного стола 400 рублей - мою долгожданную заработную плату, выплачиваемую с задержкой в 5 месяцев, - и с мерзким, скабрезным выражением лица вручил мне их. Я вышла из кабинета Кричевского, потрясенная вызывающим откровением Чеботаревой: "ТЫ МОЖЕШЬ ПРОПАСТЬ! МЫ ХОТИМ, ЧТОБЫ ТЫ ПРОПАЛА!" Причины желать моего исчезновения, избавления от меня всеми правдами и неправдами у Л.А.Кричевского конечно же были: неоднократно я открыто выражала Кричевскому свой протест по по¬воду его откровенно наплевательского, цинично-равнодушного отношения к делу, наносящему вред предприятию.
Хочу привести здесь несколько эпизодов, дающих полное представление о моих деловых взаимоотношениях с Кричевским Л.А.: " Вы виноваты, Лев Абрамович, в том, что договор завода с «Мосводоканалом» своевременно не был переоформлен, несмотря на то, что я Вам неоднократно докладывала о том, что это срочно необходимо сделать. В результате долг завода за сброс сточных вод в горканализацию, согласно счетам, предъявленнным предприятию " Мосводоканалом ", оказался на 300 миллионов рублей превышающим фактически, в действительности причитающуюся с завода сумму платежа! " - сказала я как-то Кричевскому, в ответ на что Кричевский только спросил у меня: "А живете Вы где? " - и далее, дополнил свой вопрос словами, не произнесенными им вслух, но хорошо читающимися на его одутловатой, омерзительной физиономии: "Тебя выселят из квартиры!". Подписание договора завода с предприятием " Мосводосток " Кричевский также затянул. Когда я принесла подготовленный мною договор на подпись Кричевскому и объяснила ему, что этот договор нужно срочно подписать, иначе завод потеряет несколько миллионов рублей, Кричевский с дьявольски циничным удивлением мне заявил: " Так мало завод потеряет? " - и намеренно затянул подписание этого договора на месяц. Если я всегда старалась изо всех сил, во чтобы то ни стало сэкономить каждую заводскую копейку, то Кричевскому Л.А. такое наивное стремление к экономии чужих денег, сначала - государственных , а после 1993 года - денег ОАО " Красная Пресня " , было, мягко говоря, абсолютно не свойственно , что вызывало у меня глубокую неприязнь к этому человеку .
По вине Л.А. Кричевского остался не согласованным важнейший заводской документ - " Экологический паспорт предприятия " / над которым я работала несколько месяцев /, поскольку Кричевский, обычно совершенно не жалеющий заводских, денег, почему-то вдруг отказался внести мизерную, обязательную плату за экспертизу " Экологического паспорта " Краснопресненскому Райсовету народных депутатов, где мой "Экологический паспорт" был рассмотрен и получил хорошую оценку. Без отметки же в " Экологическом паспорте " о его экспертизе в Райсовете, сотрудники " Москомприроды " его не согласовывали, а отсутствие отметки в " Экологическом паспорте " о согласовании его в " Москомприроде " грозило заводу, в любой момент, штрафными санкциями.
Для разработки проекта нормативов предельно допустимых выбросов загрязняющих веществ завода в атмосферу / еще более важного заводского документа, чем " Экологический паспорт " / требовались результаты анализов проб воздуха из воздуховодов вентиляционных систем предприятия. Аппаратура для отбора проб воздуха /электроаспираторы, штативы и прочее / очень тяжёлая. Сам процесс отбора проб воздуха из воздуховодов может быть произведен качественно, лишь при участии в отборе проб, по крайней мере, двух человек. Поскольку я была единственным работником экологического сектора завода, то для столь важного отбора проб я решила обратиться к Кричевскому с просьбой дать мне в помощь хотя бы на два дня, кого-нибудь из заводских рабочих. В ответ на мою просьбу Кричевокий угрожающе мне ответил: «МЫ ВАМ ДАДИМ!». И мне пришлось, глотая слёзы, одной с огромным трудом втаскивать по отвесным лестницам в чердачные заводские помещения тяжелейшую пробоотборную аппаратуру и вести одной многочасовой отбор проб выбросов в атмосферу загрязняющих веществ завода. Когда я однажды обратилась к Кричевекому с просьбой установить, наконец, в помещении, где я работала, вытяжной шкаф, без которого анализы сточных вод и воздуха с использованием токсичных органических растворителей / которые я периодически была обязана делать / невозможны , губительны для здоровья, и назвала при этом саботажем то , что до сих пор вытяжной шкаф в моей рабочей комнате не установлен, несмотря на все мои докладные, Кричевский в ответ мне заявил следующее: " Но, но, поосторожней с выражениями! «Саботаж»! А то ...! ДА ТЕБЯ И НАДО ЗАГУБИТЬ!" И вытяжной шкаф в моей рабочей комнате так и не появился. В общем, ничего, кроме вреда, сей горе-руководитель ни заводу, ни мне не приносил.
При таком безобразном, демонстративно-враждебном, совершенно непозволительном для руководителя завода отношении ко мне Кричевского, отвратительной, тёмной личности, в непосредствен¬ном подчинении у которого я находилась, мне следовало, безусловно уволиться с завода, но в девяностые годы, когда большинство предприятий было остановлено, повсюду шли сокращения штатов сотрудников, я очень боялась оказаться без работы и средств к существованию и потому, несмотря на периодические оскорбительно-хамские, преступные выпады в отношении меня Кричевского, продолжала работать на заводе «Красная Пресня», в чем мне впоследствии пришлось горько раскаиваться.
1 7 сентября 1996 года, возвратись с работы домой, я обнаружила, что дверь моей квартиры взломана и заколочена гвоздями. В 8 5-ом отделении милиции, куда я тут же обратилась за помощью, дежурный милиционер сообщил мне, что дверь моей квартиры была взломана в присутствии сотрудников милиции, причину же взлома объяснить мне не смог и предложил обратиться за разъяс¬нениями по поводу случившегося к технику-смотрителю ЖЭКа дома, в ко-тором я живу. В диспетчерской ЖЭКа № 4 в ответ на мой вопрос: «В чём дело? Почему дверь моей квартиры изломана и заколочена?» - техник-смотритель по имени Надя посмотрела на меня какими-то лживыми, нечестными глазами, несколько секунд помолчала, а потом сказала:
«Ой, сто лет жизни Вам! Приходили в ЖЭК с Вашей работы какие-то люди и сказали, что Вы пропали, неделю па работу не выходите!» - «Так это было в понедельник! В тот же день, вечером, эти люди меня нашли, а сегодня уже пятница! Почему Вы вдруг через три дня после прихода в ЖЭК этих людей решили взломать дверь моей квартиры?» - спросила я техника-смотрителя. «А мы у жильца из соседней квартиры спросили: не видел ли он Вас? Он сказал, что не видел!» - ответила мне техник-смотритель. Спрашивать у жильца из соседней квартиры: не видел ли он меня - всё равно, что выйти на улицу и спрашивать у первого встречного прохожего: не видел ли он такую-то, не проходила ли она здесь? Это не коммунальная квартира, где все и всё друг о друге знают и видят друг друга каждый день. В нашем огромном доме очень немногие люди знают друг друга и очень редко друг друга видят. И это в ЖЭКе №4 прекрасно известно.
Так что объяснение техником-смотрителем причины противоправного взлома входной двери моей квартиры тем, что какой-то сосед по коридору якобы давно меня не видел, звучало необычайной дикостью и явной ложью.
После работы я никогда, как правило, никуда не хожу, нигде, кроме собственной квартиры, никогда не ночую. И если бы в ЖЭКе №4 в действительности интересовались тем, не случилось ли что-нибудь со мной, меня бы нашли сразу же в день прихода в ЖЭК сотрудников моего завода.
Ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду, ни в четверг, вечером, ко мне никто не приходил, и никто мне не звонил, хотя в ЖЭКе есть мой домашний телефон. Для чего же вдруг понадобилось взламывать дверь моей квартиры? Ясно, что не из каких-то добрых, нравственных побуждений. Руководствоваться при этом могли только самыми тёмными мотивами. Гвозди из заколоченной двери моей квартиры помог извлечь один из соседей (привлечь для этой цели кого-нибудь из рабочих ЖЭКа техник-смотритель отказалась, объяснив это тем, что «все они сейчас пьяные»). Войдя вместе с смотрителем в свою поруганную, осквернённую квартиру, я обнаружила, что, помимо обезображенной входной двери, при вторжении в мою квартиру незваных гостей пострадал также мой замечательный платяной шкаф (содрана полировка и сломан замок), вышел из строя радиоприёмник, содран со стены кусок обоев, начала течь нижняя часть смесителя.
«А в шкаф мой зачем Вам понадобилось лезть?» - спросила я техника-смотрителя. «Как? Мы везде Вас искали, смотрели: и в этом шкафу, и в том, и вот здесь, и в этом мешке!» - ответила мне техник-смотритель. «Моя квартира бедная! Здесь особенно зариться не на что!» - сказала я технику-смотрителю. «Ну да, бедная! Она не бедная! Тут у Вас ковры, книги! У меня ковров нет!» - ответила мне техник-смотритель, и в этом её ответе я услышала нечто откровенно, вызывающе зловещее. С невозмутимым видом техник-смотритель ушла, оставив меня, потрясённую до глубины души случившимся, всю ночь до утра сидеть рядом с открытой нараспашку изуродованной, расщеплённой при взломе входной дверью моей квартиры. С исковым заявлением в суд я решила тогда не обращаться. И напрасно, потому что наступление темных сил, начатое на меня, вскоре было продолжено.
14 июля 1997 года Кричевский Л.А. пригласил меня в свой кабинет на собрание-пятиминутку. В кабинете у Кричевского собрались начальники заводских подразделений и их заместители. Поболтав пару минут перед собравшимися людьми о пустяках, никак не связанных с заводской проблематикой, Кричевский вдруг ткнул пальцем в мою сторону, стукнул злобно кулаком по столу и крикнул: «Укол нужно ей сделать, чтобы умерла! Я пойду сегодня к Семёнову!» (Семёнов Д.К. - ген. директор завода «Красная Пресня»). Прочтя удивление в глазах одного из присутствующих, Кричевский скорчил отвратительную, притворно-жалостливую гримасу и добавил: «Она же мучается!» При всей своей внешней хрупкости, я всегда была человеком абсолютно здоровым и физически, и психически. Никаких мук, ни душевных, ни телесных, я никогда не испытывала. Взглянув же на одутловатую, оплывшую, похотливую, гнилостного цвета физиономию Кричевского, любой решил бы, что перед ним - нездоровая личность. Предложение Кричевского собравшимся людям убить меня, дабы избавить от мучений, прозвучало для меня как нечто несусветное, невероятное. «Трепыхаетесь? Можете не трепыхаться!» - заявил мне Кричевский, встретивший меня в заводском коридоре через час после состоявшегося в его кабинете собрания, что в переводе с сатанинского на более распространённый язык означало: «Участь твоя решена! Тебе - конец!». «Человек человеку - волк! Я тебе - волк!» - добавил он.
Возвратясь вечером с работы домой, я включила телевизор. На одном из телевизионных каналов началась передача «Здоровье». Ведущая передачи врач Е.Малышева, как всегда, добродушно улыбалась зрителям и вдруг, неожиданно зло прищурившись, глядя прямо в объектив камеры, заявила нечто чудовищное, сильно попахивающее обыкновенным фашизмом: «Право на жизнь нужно заслужить!». Горько поплакав, навзрыд, от услышанного с экрана телевизора, невольно заставляющего вспоминать об угрозах в мой адрес со стороны Л.Л.Кричевского, я приготовилась к дальнейшим тяжким злоключениям, которые, действительно, не заставили себя долго ждать. На следующий день, в 12-м часу ночи, я проснулась от стука и беспрерывного звона в дверь моей квартиры. Хорошо понимая, что в столь поздний час ни на какие звонки в дверь мне отзываться не следует, я встала с постели, подошла к двери и молча стояла, дрожа от страха. Беспрерывно звонили и стучали минут 15. Наконец, звон (напомнивший мне о ночных звонках в квартиры репрессированных в 1937 году граждан) прекратился. «Нет её дома!» - услышала я хриплый мужской голос за дверью, а затем топот чьих-то ног по коридору.
Через три дня, возвратясь с работы домой, я увидела, что в наружной части стены моей квартиры появилась пробоина. Какие-то мастера тёмных дел содрали со стены толстый слой штукатурки и выбили целый ряд кирпичей. Для создания лаза в мою квартиру им осталось покончить ещё лишь с одним кирпичным рядом.
Февральской ночью 1999 года я проснулась от страшной боли в сердце, которое у меня абсолютно здорово и никогда не болит. Вскочив с постели, я почувствовала, что квартира моя наполняется чем-то удушливо, невыносимо тяжким, а в тело моё впилось нечто, не поддающееся словесному описанию.
Я поняла, что это одна из спецслужб, обслуживающих мафиозные, криминальные структуры, приступила к операции, направленной на моё физическое уничтожение. Было ясно также, что начатая на меня атака какой-то из спецслужб является следствием заинтересованности в моей смерти, помимо таких «людей», как Л.А.Кричевский, с завода, на котором я работала, и совсем других негодяев, с абсолютно иными мотивами заинтересованности в организации моей ликвидации, основным из которых была беспрепятственная возможность захвата моей квартиры, освобождающейся после моей смерти. К моему несчастью, совпала заинтересованность очень многих разношёрстных преступников в моей гибели,
Я оделась и вышла из дома на ночную улицу. Фантастическое ощущение чего-то впившегося в спину, к моему ужасу, не покидало и на улице. Побродив до утра по безлюдным улицам, я возвратилась домой, собрала вещи и решила срочно выехать к своей дальней родственнице в Красноярск (в это время я находилась в отпуске). Сев в самолёт, следующий рейсом Москва-Красноярск, я вдруг увидела, что спереди, слева и позади меня сидят люди, чей специфический облик не оставлял сомнений в том, что это агенты какой-то из спецслужб. С одним из этих людей мы встретились взглядами, и в глазах его, смотревших на меня, я прочла: «Почему ты не хочешь умереть? Ведь ты же несчастная! Не рада будешь, что на свет родилась!» Спустившись с трапа самолёта в Красноярском аэропорту, я поняла, что лететь в Красноярск мне было незачем, потому что электромагнитное «нечто», вонзившееся в мою спину в Москве, продолжало впиваться в меня и в Красноярске, правда, с значительно меньшей силой. Захотелось тут же взять обратный билет и возвратиться в Москву, но я решила все-таки встретиться сначала с Красноярской родственницей. Добираться к родственнице нужно было двумя автобусами с пересадкой на автовокзале. Сев в автобус, следовавший до автовокзала, я так же, как и в самолёте, сразу же заметила сопровождающую меня, только уже местную, Красноярскую агентуру преступников, обрушившихся на меня, узнать которую можно было без всякого труда. Это были три дюжих молодца уголовной наружности, угрожающе-враждебно смотревших на меня. На остановке «Автовокзал» я вышла из автобуса, чтобы сделать пересадку. Нужный мне автобус должен был прийти, согласно расписанию, только через час. Я немного отошла влево от здания автовокзала и вдруг увидела маленький домишко, у входа в который висела табличка: «Отделение милиции №...» (к сожалению, номер отделения я не запомнила). Я решила зайти в этот милицейский участок и рассказать там всё, что со мной случилось. «Разрешите мне встретиться с начальником вашего отделения милиции!» - обратилась я с просьбой к дежурным милиционерам, зайдя туда. «Подождите вот здесь! Начальник должен скоро появиться!» - ответил мне один из сотрудников милиции, одетый в штатский костюм, и в глазах его при этом мелькнуло угрожающе-враждебное выражение. Я спокойно села ждать прихода начальника отделения милиции. Почти сразу же, вслед за мной, в милицию зашёл небольшого роста, молодой парень, с лицом закоренелого уголовника-рецидивиста - «шестёрки». Дежурные милиционеры, увидев вошедшего в отделение милиции человека сугубо криминального обличья, почтительно вытянулись и первыми поздоровались с вошедшим как с очень хорошо знакомым и уважаемым ими лицом.