Цитата сообщения Осенний_Дождь Музыка первого дня зимы

В колонках играет - Marc Almond 'Enchanted'
Настроение сейчас - легкое волнение

Давно обещанное и, наконец, дописанное. История, произошедшая толи в последний день Осени, толи в первый день Зимы и рассказанная мне за чашкой зеленого чая одним зимним вечером северным ветром.
Мне важно ваше впечатление и мнение об этих сказках


Я и сам не уверен, можно ли назвать этот рассказ сказкой, ведь все в нем правда от начала до конца. Впрочем, все те истории, которые сейчас люди называют сказками, когда-то призошли на самом деле, и лишь в те времена, когда человечество почти разучилось верить в чудеса, такие странные, прекрасные и чарующие истории окрестили сказками. Сказки стали восприниматься людьми как последнее вместилище Чуда, а потом и вовсе только как прекрасные, но далекие от жизни истории. А значит, и мой рассказ - самая настоящая чудесная сказка, но только в первоначальном значении этого слова. Сказка, рассказанная Королевой Зимой в один из холодных вечеров позднего ноября засыпающей Королеве Осени.
Это случилось ненастным осенним и все-таки почти зимним вечером. Шел сильный снег, и было что-то мистическое и надрывно-трагичное в тот день в танце снежинок, кружимых обезумевшим от невыразимой печали ветром и словно случайно всего лишь на миг выхваченных из непроглядной темноты теплым светом фонарей. Грустная музыка, хрупкая и трепещущая, подобно крыльям бабочки, болезненная и нервная, и в тоже время плавная и нежная, доносилась из квартиры молодого скрипача, жившего почти в самом сердце Старого Города, и казалось, словно именно под эту музыку танцуют свой вальс одиночества крошечные снежинки. Эта музыка была воплощением души юноши, он был музыкой, и каждое его движение было столь музыкально, столь проникнуто чувством, что нередко сама Королева Зима тихо садилась на ветви у его окна, чтобы насладиться пением двух сердец, Скрипача и Скрипки.
Танцующий, а именно так по странной прихоти Судьбы звали музыканта, прекратил играть и бережно положил скрипку в футляр. Он взглянул в окно, и какая-то смутная непреодолимая сила потянула его туда, внутрь снежного вихря, неистовствовавшего во внешнем мире, от которого его отделяла лишь хрупкая скорлупка стен квартиры. Танцующий накинул пальто и уютно-клетчатый шарф, одел берет, распахнул дверь и вышел в темный вечер, королем и безраздельным властителем которого был пронзительный Северный Ветер.
Юноша бродил по заснеженным улицам, всматриваясь в танец снежинок и вслушиваясь в пение ветра так, словно они могли подсказать ему ответы на страшные вопросы, мучившие его вот уже годы, с далекого рокового дня...
Именно в тот ненастный вечер он и встретил ее. У одного из припорошенных снегом полуподвальных окон сидела Черная Кошка. Она и сама уже была почти занесена снегом, зеленые глаза казались безразличными ко всему тому, что творилось вокруг, впрочем, как и к судьбе самой Кошки, и напоминали два остывших уголька, лишь в самой глубине которых еще теплится огонь. Танцующий поднял кошку со снега и, бережно завернув в пальто, понес ей домой. Почувствовав прикосновение теплых ласковых человеческих рук, кошка сжалась, напряглась как струна, но шипеть или пытаться убежать не стала. С первых минут их знакомства кошка и человек, два одиноких и свободных существа, словно по безмолвному договору приняли помощь друг друга, переборов страх потерять свою свобод, который так долго внушали себе. Холодный Северный Ветер дул Танцующему прямо в лицо, острыми иглами вонзаясь в бледную кожу, но юноша словно не замечал этого, волнуемый лишь мыслью о том, чтобы скорее отнести в свою крошечную квартиру теплый комочек, прятавшийся от метели у него под сердцем. Дорога до дома казалась очень долгой, но теперь у его пути был смысл, и юноша шагал очень быстро, невзирая на колючий пронзительный ветер.
Когда Танцующий дошел домой, на улице была уже глубокая ночь. Кошка, клубочком свернувшаяся рядом с его сердцем, дремала, но по ее неспокойному дыханию и легким нервным вздрагиваниям, он понял, что ей снятся кошмары. Танцующий не знал, какими бывают кошачьи кошмары, но от мысли, что и этому зеленоглазому пушистому комочку они тоже снятся, ему стало удивительно грустно. Он бережно вынул Кошку из-за отворота пальто и уложил ее на мягкий, обитый по-уютному старым плюшем, диван, и, словно неожиданно о чем-то вспомнив, пошел на кухню. Когда юноша вернулся, держа в руках пакет молока и маленькое голубое блюдце, он увидел одетую в черное девушку с растрепанными такими же черными волосами и удивительно глубокими по-кошачьи проницательными зелеными глазами, сидевшую на его диване. Девушка улыбнулась ему и слегка наклонила на бок голову, не мигая глядя в его глаза и через них словно в самое его сердце.
“Знаешь, а мы ведь знакомы, Танцующий – тихим мягким голосом произнесла Кошка – мы уже ни раз с тобой встречались, но я меняла обличья, и оттого ты меня не помнишь. И вот теперь ты спас мне жизнь” - девушка вновь тепло и мягко улыбнулась, словно давая понять юному скрипачу, что она прощает его непонимание и снисходительно относится к его неосведомленности о настоящей природе мира, столь свойственной молодости.
На вид Кошка была молода, но все же что-то в её облике говорило о том, что она куда мудрее и старше, чем кажется. Танцующей стоял с пакетом молока и блюдцем в руках, и все не мог понять, снится ли она ему, как приснилась и прогулка по Городу, уже почти усыпленному Королевой Зимой, или все это действительно произошло на самом деле. “Кто ты?” - в его вопросе не было ни страха, ни подозрительности, ни неверия. В нем было только искреннее желание узнать, кто же эта странная незнакомка с теплым и родным взглядом, еще недавно бывшая Черной Кошкой. Девушка по-кошачьи сонно моргнула и тихо произнесла “Люди меня называют Тоска, но у меня очень много имен, поэтому я не знаю, какое из них покажется тебе самым “моим”, Танцующий. И, поверь, я не ведьма, и не богиня, если ты подумал об этом. Я скорее сродни стихие, тем более Северный Ветер, правящий сегодня за твоим окном, как раз мой брат.”
- Тогда, наверное, ты можешь ответить на тот вопрос, который мучит меня вот уже годы... Тоска?
Девушка грустно улыбнулась, и её глаза, где вели свой нескончаемый танец язычки изумрудного огня, на миг затуманились зыбким дымом воспоминаний, которые принадлежали Танцующему, и в на секунду в них промелькнуло совсем человеческое страдание, столь далекое от её странного спокойного и в тоже время слишком печального образа.
-Если бы я могла, Танцующий, я бы ответила. Но я не могу. Я спросила бы у всех, у кого я могла бы спросить об этом. Но никто из них не знает ответа.
Слезы потекли тонкими дорожками боли по бледным впалым щекам юноши, но он не замечал их, лишь продолжая с мольбой смотреть в глаза Кошке-Тоске. Тогда Тоска вновь тихо заговорила, и в её голосе теперь было вновь уютной спокойствие и уже почти не было невыносимой грусти. Тоска попросила юного скрипача рассказать ей сказку. Но ведь он никогда не умел рассказывать сказки, и признался ей в этом. Тогда Кошка-Тоска сказала Танцующему, что научит его, вновь как-то удивительно по-кошачьи улыбнулась, и попросила его сесть в старинное темно-зеленое кресло, обитое истершимся бархатом. Она первой рассказала ему сказку о Луне, и он зачарованно слушал её, и словно сам гулял по серебристой поверхности мистического и прекрасного спутника Земли. Застарелая вечная спутница-боль постепенно утихала в его сердце в те моменты, когда девушка вновь начинала говорить. Когда она замолчала, завершив свою сказку, неожиданно для себя заговорил Танцующий. Весь снежный по-зимнему холодный вечер они рассказывали друг другу сказки, тем самым согревая собственные озябшие на холоде сердца, до тех пор, пока уставший от долгих бессонниц Танцующий не заснул. Тогда Кошка-Тоска медленно поднялась с дивана, с грустью посмотрела в лицо спящего юноши, так похожего на ангела, и вышла сквозь закрытую дверь на улицу. Она шла, постепенно растворяясь в предрассветном тумане, но вдруг она обернулась и взмахнула рукой, послав в окно Танцующего рой разноцветных бабочек-снов. В ту ночь ему приснилась прекрасная музыка, которую он впоследствии ни раз играл на своих концертах, заставляя сердца слушателей как и свое собственное трепетать и сжиматься при каждом новом звуке Скрипки, говорящей словно напрямую с самим Небом. Музыка, не давшая Танцующему ответа на его горький вопрос, но принесшая ему долгожданное успокоение и странное тепло в сердце, которые он так долго искал. Это был прощальный подарок ушедшей в рассвет Кошки-Тоски.
Проснувшись, Танцующий не нашел Черной Кошки в своей квартире, и, упав на колени, горько заплакал, сотрясаясь тяжелыми рыданиями, копившимися внутри долгие годы. Что было потом, Вы спросите мне? Потом он вскочил на ноги, наспех накинул пальто, забыв о шарфе и берете, и выбежал в самое настоящее морозное декабрьское утро. Танцующий часами бродил по городу, сам не зная, куда идет, в надежде вновь встретить Черную Кошку, сидящую на одном из заснеженных полуподвальных окон, а, может быть, бледную черноволосую и зеленоглазую девушку, неспешно прогуливающуюся в не по погоде легком пальто по сонным улицам Вечного Старого Города. Но он не встретил её.
Не встретил он Кошку и во все остальные дни, когда вечерами выходил на улицу, уже почти не надеясь найти её, но все же по-прежнему раз за разом проходя по привычному маршруту. Но однажды, в один из осенних вечеров, Танцующий все же встретил кого-то. Нет, это не была Кошка-Тоска. И все же, это был кто-то, кого он, сам себе в этом не признаваясь, искал всю жизнь. Но, впрочем, это уже совсем другая сказка...