Романтично.

А иногда я вижу тебя. Вижу далеко-далеко. И ты стоишь где-то там, распустив волосы, подняв руки, обхватывая собою солнечный диск, глядя в бесконечность, размышляя о чем-то странном, о чем-то добром и мелодичном, размышляя о чем-то своем, что будет не сейчас, что исполнится только через вечность, после меня, после города, после тех далеких воплей и скрежета, что доносятся до моего слуха... И, неподвижная, держишь ты мир. И он струится лучистыми потоками через твои ладони, распуская цветы округ нас. И ты далеко там. Ты в мечте. Ты - мечта.

Мелодраматично.

А иногда я вижу тебя. Вижу далеко сверху, целясь бомбой прямо тебе в рыло. И ты сидишь где-то там, распустив волосы, трепетно подняв руки, обхватывая собою ледяной столб, глядя в бесконечность, размышляя о чем-то странном, о чем-то холодном и распухшем, размышляя о чем-то своем, что будет не сейчас, что исполнится только через вечность, после меня, после города, после тех далеких воплей и скрежета, что доносятся до моего слуха... И, уже неподвижная, держишь ты столб. И он струится замерзающими потоками воды через твои ладони. И ты далеко там. Ты в концлагере. Зима, гестапо, торжествуя, вновь обливает из брандспойдов столб.

Комедийно.

А иногда я вижу тебя. Вижу далеко-далеко, так далеко, что и не вижу уже. И век бы еще не видеть. Но, бля, приснилась, стерва. И ты стоишь где-то там хер знает где, распустив волосы, подняв руки, обхватывая собою солнечный диск, глядя в бесконечность, размышляя о чем-то странном, о чем-то добром и мелодичном, размышляя о чем-то своем, что будет не сейчас, что исполнится только через вечность, после меня, когда я распухну и сдохну, после города, после тех далеких воплей и скрежета детей, что доносятся до моего слуха... И, неподвижная, держишь ты мир. Держишь и приседаешь в своем неуемном желании покакать. И какашки струятся лучистыми потоками через твои ладони, распуская цветы округ нас. Вообще можно сказать - вполне такие удобрительные у тебя какашки. И ты далеко там. Ты в мечте. Ты - мечта. А мечта у меня - гавно!