Игорёня, ты прости меня. Ты же знаешь, что та последняя неделя, которую я провел в ветклинике, была очень тяжела для меня. Дышать, очень хотелось дышать полной грудью… Воспаление лёгких плюс ещё, как оказалось, затаившаяся наследственная вирусная болячка с заумным названием… Уколы, рентгены, таблетки… Мне уже и полегче вроде бы стало... Или я просто начал привыкать к этой боли?
Знаю, что ты соскучился и очень хотел меня увидеть. Почему бы и нет, подумал я накануне, и даже начал сам понемногу кушать и пить. Мой лечащий врач, добросовестный человек, при всём своём напускном цинизме, выказывал чудеса ветеринарного сострадания в сочетании с человеческой чуткостью. И когда он говорил тебе по телефону, что «завтра Персика можно выписывать», то искренне верил, что мне будет лучше дома. «Пару недель таблетками сами покормите, а дома ему и стены помогут». Так говорил врач. И наутро ты ехал забирать меня из клиники, улыбаясь в предвкушении радостных обнимашек…




Прости, что дал тебе надежду. Утром я понял, что мне совсем не лучше, что тот злой вирус, который подло подтачивал моё здоровье несколько последних месяцев, меня уже не отпустит. Я не хотел, чтобы ты видел, как я буду умирать. Тебе было бы очень больно это видеть, я знаю. Коты должны умирать в одиночку. Поэтому утром я попил воды, медленно, но глубоко вздохнул и... закрыл глаза. Навсегда.
Я знаю, что врач тебе позвонил, когда ты уже был в пути. И, увидев его вызов, ты подумал, что он просто хочет уточнить время твоего приезда... «Плохие новости. Персик умер». Он что-то ещё говорил про то, как вскрыл меня… и что увидел внутри… и ещё что-то про тело.. и ещё, и ещё… а ты просто перестал давить на газ и ехал, ничего не видя вокруг, пока машина не остановилась… а потом ты плакал, не стесняясь водителей во встречных машинах, а за окном кружились маленькие снежинки и таяли на лобовом стекле… как слёзы…
Я всё это знаю, потому что, когда врач меня разрезал, то он увидел внутри только черноту моей ушедшей боли. Я оставил её в том теле. Она не нужна мне там, куда я потом отправлюсь. А моя душа тем утром улетела к тебе и пыталась невидимой пушистой лапкой вытереть твои честные слёзы…
Спасибо тебе, Игорёня, за те пять месяцев счастья, которые ты и твоя семья мне подарили. За бабочек и стрекоз… за то, что разрешал помогать тебе в любых хозяйственных работах… за то, что согревал меня за пазухой своей теплой куртки, пока я любовался звёздами в бездонном небе… за то что не раз спасал от страшного чёрного кота… за звуки чудесной музыки, которую мы слушали в твоей музыкальной комнате…. за то, что ты терпеливо боялся пошевелиться, пока я доверчиво спал у тебя на груди… за красоту, окружающую нас все эти пять месяцев… за то, что называл меня «братан Персик» и уважал, как друга… За то, что мы были друг у друга!
Подкинутому котёнку вы с женой отдали столько любви! Помнишь, как в первый день нашего знакомства ты хотел назвать меня Шмоней? Персик ведь звучит лучше, правда? Жаль, что я так и не успел официально стать Персеем. Знаю, что ты уже хотел меня так называть после выписки из клиники. Ничего, Персик тоже красиво.
Наверное, я был твоим Испытанием. Ты и не ожидал уже, что такое может с тобой случиться в этой жизни. Что один маленький пушистый котёнок цвета персика поможет тебе узнать себя и с этой неожиданной для тебя стороны.
Я знаю, что ты сегодня пилил дрова и машинально смотрел по сторонам в поисках меня: и на моем любимом абрикосе, и на крыше веранды…. Не ищи. Меня уже не видно. Но я побуду с тобой ещё какое-то время. А потом меня заберут на космическую Радугу. Мы все когда-то улетаем туда в своих космических коробках. И уже оттуда, с Радуги, управляем Вселенными и дарим вам, людям, великое чувство нашей любви.
Посвящается Персею...