— Девушка, скажите, пожалуйста, сколько стоит этот букет?
— Девушка? — продавец, женщина средних лет, улыбнувшись, взглянула на запрашиваемый букет роскошных белых хризантем, затем подняла голову, — какой джентльмен! — но тут же осеклась, увидев покупателя.
Перед ней стоял щуплый мальчик, лет 11, в лёгких стоптанных ботинках и тонкой куцей курточке, это в середине ноября-то! Руки мальчика покраснели от холода.
— 220 рублей, — помедлив, ответила продавец.
— А этот? — мальчик обречённо указал на букет поменьше.
— Этот стоит 185 рублей, — ответила женщина.
Мальчик начал пересчитывать купюры, зажатые у него в руке.
— Скажите, а что Вы можете мне предложить на 37 рублей?



Худенькая фигурка ребёнка и детская одежда, из которой мальчик явно вырос как-то слабо сочетались с серьёзностью и строгостью, с которой мальчик задавал вопросы.
Женщина-продавец осторожно наклонилась к мальчику.
— А кому ты хочешь купить цветы? — спросила она.
— Маме, — ответил мальчик, — ей сегодня в больнице делают операцию. Я хочу ее порадовать, белые хризантемы — ее любимые цветы. Мама говорит, что они пахнут покоем.
Продавец, чуть не плача, достала из корзины букет любимых маминых цветов мальчика, завернув их в красивую шуршащую упаковку.
— Возьми и передай своей маме, что я желаю ей скорейшего выздоровления, — сказала она.
Глаза мальчика засверкали от радости, но тут же погасли.
— Но у меня нет столько денег, — обречённо вымолвил мальчик.
— Это подарок, — сказала женщина.
— Тогда возьмите те деньги, которые у меня есть, — и мальчик протянул женщине смятые 37 рублей, — Вы не думайте, я их честно заработал, помог соседке тете Маше кульки с картошкой в квартиру поднять.
— Не нужно, малыш, оставь себе, — ласково улыбнулась женщина.
Мальчик обнял заветный букет, как реликвию и с благодарностью посмотрел на женщину.
— Спасибо Вам большое, — в глазах ребёнка было столько счастья, что у женщины предательски защипало в глазах.
Цветочница проводила взглядом худенькую фигурку мальчика и, повернувшись к своему товару, увидела на маленьком стульчике, где она иногда отдыхала, лежащие 37 рублей. Не в силах больше сдерживать себя, женщина заплакала.
В длинном больничном коридоре в этот день было безлюдно. Мальчик сидел на скамейке напротив двери с надписью «Операционная», напряжённо вглядываясь в неё, словно пытался уловить, что за ней происходит.
Мама мальчика болела давно. Ребёнок не особо разбирался в медицинских диагнозах, знал только, что у мамы проблемы с сердцем. Врачи говорили, что без хирургического вмешательства его Мама долго не проживёт, но ввиду отсутствия денег, операцию каждый раз откладывали.
Деньги на операцию Мама собирала сама, подрабатывала, одалживала. Нет, у него есть папа и даже бабушка, с которыми они живут вместе в одной квартире, но они не участвовали в судьбе родительницы.
Мальчик хорошо помнил, когда Мама заикнулась отцу и бабушке про то, что операция платная и дорогостоящая, они чуть ли не кричали на неё, откуда, мол, такие деньги и вообще, «молодая ещё, само как-нибудь пройдёт, ещё крохоборам-врачам платить! Ишь, цаца какая!» Мама молчала и плакала. Она всегда, сколько сын ее помнит, молчала и плакала на все упреки родственников.
Операция шла уже больше часа, когда мальчик услышал встревоженные голоса врачей за дверью операционной:
— Никита Антонович, давление падает! Пульса нет! Готовьте дефибриллятор! Разряд! Ещё разряд!
Словно в кататоническом ступоре ребёнок сидел и прислушивался к этим голосам. Он не очень понимал, о чем громко и встревоженно говорили за дверью, но где-то внутри себя он уловил четкое осознание того, что произошло что-то ужасное, что-то такое, отчего его жизнь больше никогда не будет прежней…
Женщина огляделась вокруг. Сплошь, сколько мог охватить взгляд, простирался белый свет, настолько мягкий, что казалось, его можно потрогать рукой. Было очень тихо, но это была не та тишина, которую женщина знавала в редкие минуты спокойствия в её земной жизни. Та тишина, когда муж и свекровь уставали попрекать её и на какое-то время оставляли в покое, была другой — тревожной, напряжённой и всегда пахла страхом, что вот-вот сейчас на неё обрушится новая порция упрёков и крика.
Тишина здесь, где очутилась женщина была благословенной — да именно так мать мальчика ее обозначила — от этой тишины пахло покоем, как от её любимых белых хризантем и чем-то ещё таким, чего женщина никогда не знала при жизни, но что-то внутри неё подсказывало ей, что так пахнет любовь. Женщине было так хорошо, как не было ещё никогда в той, прошлой земной жизни, даже тогда, когда она впервые взяла на руки своего сына в роддоме, а то было единственным счастливым воспоминанием.
Внезапно рядом с собой она увидела высокую белую фигуру и, разглядев крылья у неё за спиной, даже не удивилась, женщина уже поняла, что она умерла, но ни страха, ни отчаяния от этого не испытывала. А о чем ей жалеть?
Женщина мысленно оглянулась на свою прожитую жизнь. Отца она никогда не знала, жили они в селе вдвоём с вечно пьяной матерью, попрекавшей её куском хлеба и в 16 лет выгнавшей из дома. В городе, тогда ещё будучи юной девушкой, женщина поступила в швейное училище, жила у одной старушки за то, что убиралась и готовила ей еду.
Окончив училище и устроившись на работу швеёй, встретила парня и быстро ответила на его предложение выйти замуж согласием. Ей хотелось на кого-то опереться в той жизни, вот только муж, в дальнейшем, слабо походил на надёжную опору. Упрёки и крики со стороны муженька начались сразу после свадьбы; свекровь, которая жила с ними, поддерживала сына во всем и заодно со своим чадом «отрывалась» на невестке ежедневно. Женщина все сносила, она привыкла терпеть, да и идти ей было некуда, мать ее сгорела вместе с домом в результате очередной попойки.
Женщина ещё льстила себя надеждой, что будущее дитя поможет навести лад в семье и смягчит сердца мужа и свекрови по отношению к ней, но после рождения ребёнка скандалы продолжились с большей силой — муж начал её бить, доставалось и сыну.
Очнувшись от воспоминаний, женщина обратилась к белой фигуре:
— Ты ангел?
— Да, я посыльный ангел, нас всегда направляют к душам на пересылке, — ответил собеседник.
— На пересылке? — не поняла женщина.
— Души, которые до срока просят прекратить их земное существование, после смерти направляются на пересылку, — пояснил ангел. — Ты ведь просила приблизить твою смерть?
— И не единожды, — горько ответила женщина.
— Ну вот, на пересылке, так как земной срок ещё не вышел, душе даётся шанс осознать и пересмотреть свои взгляды. Исходя из правил, я должен три раза спросить тебя, хочешь ли ты вернуться обратно на землю или навсегда остаться здесь, но уже без возможности последующего воплощения и развития? — ангел внимательно, но спокойно смотрел на женщину.
— Я хочу остаться, — решительно заявила та.
— Я спрошу у тебя второй раз, хочешь ли ты вернуться в свою земную жизнь или навсегда остаться здесь? Подумай хорошо, вспомни, кого ты оставляешь там, — ангел не отводил взгляд от «новоприбывшей».
У женщины перед глазами встала картина: ее шестилетний сын в страхе прижимает к своей груди только что подаренную ею машинку, о которой он так давно мечтал, и муж, разъярённый тем, что она потратила деньги «на такую ерунду». Все деньги, которые зарабатывала женщина, муж у неё отбирал, как он выражался «в общий котёл», вот только все содержимое этого «котла» шло, в основном, на удовлетворение потребностей мужа и его матери.
Женщина взяла подработку, чтобы порадовать сына игрушкой и нарвалась на очередной скандал. От воспоминаний о сыне у матери защемило сердце, она хотела было уже сказать ангелу, что передумала оставаться, но мысль о том, что придётся вернуться к мужу отозвалась давно знакомой тяжестью внизу живота, которая стала подниматься вверх и, спазмом сдавив горло, тяжелым камнем упала на сердце.
Женщина с тяжёлой грустью осмотрелась вокруг, упиваясь мягким белым светом; спокойный ровный голос ангела, умиротворение и тишина вокруг обволокли её настолько, что на какое-то мгновение она растворилась в этом покое, которого ей так не хватало в жизни.
— Нет, — сказала женщина, но уже не так решительно, как в первый раз и вдруг заплакала, — нет, я не хочу туда возвращаться, я больше не смогу вынести той жизни. Я хочу остаться здесь.
— Я должен спросить у тебя в третий раз, желаешь ли ты вернуться обратно и продолжить свой, ранее выбранный земной путь или остаться здесь, — ангел говорил спокойно и мягко. — Третий раз всегда решающий, потому что твой ответ будет уже осмысленным. Но перед тем, как ты мне ответишь, я хочу тебе кое-что показать. Дай мне свою руку.
Женщина протянула руку ангелу, и он повлёк её куда-то вниз, оставив позади, к великому разочарованию женщины и благословенную тишину, и невероятную мягкость обволакивающего белого света.
Пара оказалась в длинном полутемном коридоре с жёлтыми мерцающими лампочками. Людей здесь не было, лишь напротив белой двери с надписью «Операционная» сидела одинокая фигура. Женщина подошла ближе и вскрикнула, узнав своего сына.
Лицо мальчика было напряжённым и бледным. В сухих воспалённых глазах его застыли боль и безысходность. Мальчик сидел ровно и неподвижно, и только руки его беспрестанно и методично перебирали лепестки белых хризантем, лежащих на коленях. Такая обреченность угадывалась в облике этого маленького-большого человечка, что если бы женщина была сейчас жива, её сердце разорвалось бы от жалости и горя. Зарыдав, она бросилась к ангелу:
— Поскорее, верни меня обратно, умоляю! Я все осознала сейчас! Я знаю, как мне поступать теперь! Отныне все будет по-другому! Я никогда и никому больше не дам в обиду ни сына, ни себя! Все хочу исправить! Ради сына, ради себя, ради нас с ним! Прости меня за моё малодушие и мою слабость! Поскорее верни, умоляю, чтобы не было поздно!!!
— У Бога не бывает поздно, — облегченно вздохнул ангел, — будь по твоему.
В это же мгновение за дверью операционной послышались возбужденные голоса:
— Пульс прощупывается! Давление растёт! Слава Богу!
Услышав эти слова, мальчик как-то обмяк. Он тяжело выдохнул и, не чувствуя больше сил, привалился головой о стену за своей спиной. И, то ли от долгого напряжения, то ли ещё от чего-то, но мальчику показалось, что стена стала мягкой, словно кто-то заботливо подложил крыло под его голову…
Елена Снигир