Мне один раз рассказали, что киты тонут. Они тонут, потому что постепенно обрастают всякими ракушками и прочими наростами. Они обрастают, обрастают, а потом становятся такими тяжелыми, что уже нет сил подняться на поверхность и глотнуть воздуха. Поэтому киты тонут.
Раньше, лет несколько назад, я очень хотела быть несчастной. Конечно, в этом себе никогда не сознаешься по-честному, но желание мое было очень глубоким и тайным.


Я даже делала так. Залезала в интернет и вбивала в поисковую строку, например, такие слова «Он меня бросил», хотя меня даже никто и не бросал, но нужен был повод. И в эту же секунду на экране появлялись тысячи историй о том, кто кого бросил, кому как плохо, кто какую испытывает боль и вообще мечтает удавиться. Внутренне я просто ликовала. Ну, вот же! Вот! Я же говорила! Видите! Все плохо! Все будет плохо!
Трудно вообразить себе, насколько это удобно быть несчастной. Для этого ничего не надо делать. Просто так ложишься вдоль кровати и думаешь: «Ну вот». Можно вспомнить про маленькую зарплату. Или про личную жизнь. Или про неприятности на работе. Можно вспомнить про обиду в детском саду (мальчик по фамилии Мухортов из старшей группы отобрал у меня как-то раз веер, гори в аду, сука). И вот так лежишь, вспоминаешь. Начинает работать внутренний вертолет, который разгоняет несчастье вокруг с огромной скоростью. Все плохо! Все ПЛОХО! ВСЕ ПЛОХО!
Я даже не помню, когда перехотела так делать. Но я точно это когда-то перехотела.
Вот моя мама, например. Я очень люблю свою маму. Но вот за что я ее не люблю, так это за то, что она делает так.
Когда покупаю ей футболку или джинсы, то она говорит: «Ооо, мне теперь до конца жизни хватит!»
И это одновременно злит и очень расстраивает. Потому что одежду носят пару-тройку лет.
Когда умоляю ее поехать отдохнуть, то она соглашается со словами: «С другой стороны, ладно, поеду. Может, в последний раз, когда еще выберусь».
Сейчас мы затеяли ремонт в ее квартире. Она говорит: «Надо думать о будущем и ставить сразу душевую кабину! Потому что через пять лет я уже не смогу залезть в ванну». А маме всего 55 лет.
То есть она уже все решила. Эта футболка – последняя в ее жизни. Эта поездка – больше такой не будет. И через пять лет она уже не сможет ходить. Все, Алеся, пока!
Как-то раз умер мой друг. Это случилось совершенно внезапно, вдруг. За пять минут. Только что сидел – и раз, его нет. Утром встал, надел штаны, свитер, побрился, встрял в пробки, приехал на встречу, ответил на пару десятков звонков, поел что-то в обед, куда-то не успел, заехал в кафе поужинать, заказал салат «Цезарь», а потом раз – откинулся на спинку стула и умер. У него было больное сердце с детства. Его мама потом спрашивала: «А Игорь приехал? Или он еще стоит в пробке?» - это когда везли гроб из морга. Я переспрашивала: «Какой Игорь?» Не могла понять, что она называла гроб именем сына. У меня это не соединялось. Потом она говорила: «Игорек, осторожно!» - это когда несли гроб.
И вот он так умер, а я потом думаю: «Интересно, он понял, что вообще жил? Ощутил это? Это же был его последний день».
Конечно, задумываешься о всяких таких вещах только тогда, когда что-то такое случается. Все уверения в том, что надо ценить каждый день, проживать его как последний, жизнь прекрасна и бла-бла-бла – это не работает. Ни черта не ценишь, конечно. Ну чему тут радоваться, чему? Вон забот полон рот. Я иногда думаю, что каждое утро надо начинать со слова «УРА!» Ура, я живой! Просыпаешься, глаза открываешь, понимаешь, что ты – есть. Ну вот просто ЕСТЬ. Тут есть. УРА!
Один раз мне рассказали про медузу. Есть такой сорт медуз, которые могут питаться плохим. Чем-то очень плохим и они от этого не умирают. Потому что медуза не воспринимает это как плохое. Она плавает в океане и думает, что плохое – это просто его часть. Когда случается плохое, я думаю, конечно, что пропади оно все пропадом. А потом понимаю, что это плохое – оно часть. Часть жизни, а не повод помереть.
Люди очень часто не понимают своего счастья. Вот бывают такие ситуации, например. Встречаются девочка и мальчик. И девочка – очень хорошая, а мальчик – мудак. Или наоборот, пусть девочка будет мудак. Не важно. Кто-то из них недостойный человек. И вот они встречаются, живут потом вместе, а затем расстаются. Хорошая девочка плачет горючими слезами про этого мудака. Ей страшно и невыносимо без него жить. Хотя по логике вещей вместо этого девочка должна скакать по зеленой лужайке и кричать: «Спасибо тебе, Божечка!», подбрасывать в воздух цветы, осыпая ими себя, прекрасную. Но она плачет. И это такая ситуация, которую можно сравнить с тем, что лошадь посрала. Казалось бы, ей должно стать легче, она избавилась от говна. Но нет. Все выглядит наоборот. Все выглядит так, будто говно бросило лошадь.
Один раз мне было страшно плохо. Потому что я влюбилась за 5 секунд в одного мальчика. Я влюбилась, потому что он на меня так странно смотрел, так смотрел. Понимаете, ну так! Иногда же достаточно одного взгляда. И я знала, что у этого пылкого чувства нет будущего. Там была такая ситуация, что будущего нет. И я так страдала. Страдала страшно. Ужасно. До температуры 38 и 5. И даже уехала из города. Просто один мимолетный взгляд – и вся жизнь вдребезги. Тонула, как кит. И думала, что это навсегда. А потом мы с ним еще раз увиделись случайно. И оказалось, что он на всех так странно смотрит. Потому что у него – косоглазие.
Так вот.
Что я хочу сказать.
Я считаю, что надо вести себя так, как мой кот Митя. Иногда сижу на кухне, работаю. И что-то не получается, не сходится, не срастается, брови сразу прибегают к переносице посмотреть, что тут происходит вообще. И я сижу, всех ненавижу, прямо не могу. Сижу, как черная туча. А потом смотрю, что кот Митя лежит рядом. Он лежит на спине, разложив белоснежное полное тело по креслу. Он лежит как-то даже медленно. Рассматривает свой пышный меховой живот, разглядывает лапы, растопыривает мохнатые пальцы с коготками. Очень внимательно на себя смотрит, очень. И по нему в этот момент прямо видно, что он уже не знает, в какое место еще раз себя поцеловать.
Алеся Петровна