ВИСЛОУХИЙ ГЕН
Под окнами моей новой квартиры постоянно прогуливается парочка. Он — высокий и полноватый, она — маленькая, слегка вертлявая. Люди как люди, но есть одна странность. Мужчина всегда несёт, прижимая к груди, игрушечную розовую колясочку, в таких девочки катают куколок.
К чему этот странный, экстравагантный аксессуар? Одинокие, бездетные люди? Потом смотрю — нет. Мальчишка-подросток появился, принял у папы колясочку и важно понёс. Мама с дочкой подошли, и малышка медленно покатила коляску по дорожке.
Меня распирало от любопытства — что у них там?



Ничего умнее я не придумала, как, проходя мимо семейства, уронить сумку с продуктами. Смачно чавкнул десяток яиц, громко лопнул пакет кефира. Я ахнула, женщина охнула, а мужчина кинулся помогать, спасать остатки провианта. Я улучила момент и заглянула в коляску. На белой подушечке под кружевным покрывальцем лежал серый кот. Он приоткрыл жёлтый глаз и хрипло сказал: «Мя…»
— Какой хорошенький котик! Как зовут?
— Котик, так и зовут, — улыбнулась женщина…
…Когда после поминок разошлись родственники и знакомые, Лёха прибрался, помыл посуду, присел на табуретку, оглядел пустую и молчаливую квартиру. Подумал, подумал — и решил повеситься. Видно, ничего хорошего с ним уже не случится. Вспомнил, как мамка его в садик водила, как в школу бегал, с приятелями во дворе мяч и шайбу гонял, на девчоночьи коленки заглядывался. В строительном техникуме учился, окончил, в армию призвали. Куда служить пошлют, даже не сомневался, тогда всех срочников в одном направлении отправляли.
Пацаны в учебке подобрались нормальные. Братья-близнецы из Кемерова с малолетства вольной борьбой занимались, но в армию сами попросились. Сказали: всяко лучше, чем в какой-нибудь бригаде «торпедами» быть и на разборках пулю словить. А так — отслужат, вернутся, снова начнут тренироваться и к олимпийскому золоту готовиться.
Женька из Питера полнейший ботан был, но как начнёт чесать про Кавказскую войну, заслушаешься. Про ту, которая ещё в 1817-м началась и пятьдесят лет продолжалась. А про эту, сегодняшнюю, Женька собирался книгу написать.
Костян из Краснодара приволок с собой в армию баян, гитару и бубен. По вечерам устраивал концерты.
В составе большой колонны на Шатой вместе с молодым пополнением ехали десантный взвод и прикомандированные офицеры МВД. Парни ржали: под охраной на войну едем.
Как всё началось, Лёха даже не понял. Что-то засвистело, ухнуло, бухнуло, заполыхало. А Лёху в самое темечко долбануло, словно злобная ворона острым клювом тюкнула. Он голову руками прикрыл, глаза закрыл, а когда открыл, уже в госпитале оказался, и мама рядом сидит. Плачет и говорит, говорит что-то… Только Лёха не слышит и ответить не может, но руки, ноги на месте и вроде двигаются.
Потом домой поехали, слух и речь постепенно вернулись. Но от этого только хуже стало! Узнал, что их колонну в ущелье расстреляли и сожгли, в живых остались единицы. Ему просто повезло, отделался контузией средней тяжести.
Мамочка его с ложечки, как маленького, кормила, умывала, на улицу за ручку гулять выводила. А Лёхе день и ночь выть хотелось… Почему он живой, а остальные — нет? Ведь он даже не знает, ради чего живёт, ни мечты у него нет, ни каких-то особых желаний. И маму жалко, здорового бугая на себе тянет! Измучилась, за год седая сделалась…
…Мама умерла тихо, во сне. Врачи сказали — обширный инфаркт. И вот сидит Лёха в пустой квартире и повторяет вслух, как дурак: «Мамочка, что же ты хотя бы не поболела? Я бы за тобой ухаживал, а теперь никого и ничего у меня нет».
Быстро нашлись табуретка, мыло и бельевая верёвка. Последнюю сигаретку Лёха решил на улице выкурить, на свежем воздухе поприятнее будет. Присел на лавочку у подъезда, глянул на полную луну, глубоко затянулся и вдруг услышал писк, да такой истошный, что аж поперхнулся и закашлялся. Уж на что Лёхе плохо, но существу, которое так голосит, наверняка ещё хуже.
Лёха отбросил окурок и полез в кусты. На улице темно, ни черта не видно, а вопли то затихают, то с новой силой начинаются, но уже в другом месте. Наконец заметил шевеление в куче опавшей листвы, сунул руку, зацепил что-то живое и вытащил.
Серый комочек бился, трясся и вырывался, спасая свою крохотную жизнь. «Крыса, что ли?» — испугался Лёха. Но пригляделся и облегчённо вздохнул: котёнок…
Что с ним делать, Лёха не знал, сунул живность за пазуху и пошёл домой. При свете хорошенько разглядел: крохотный, неказистый, жалкий… Лёха колбаски на пол покрошил, котёнок головёнкой испуганно вертит, лапы в разные стороны расползаются, носом тыкается, а есть не может. «Маленький совсем, молочка ему надо», — догадался Лёха. Протёр чайное блюдечко, достал из холодильника молоко, осторожненько макнул зверька в жидкость. Котёнок опять заверещал, но быстро-быстро заработал язычком.
— Понимаю, плохо без мамки, — вслух сказал ему Лёха.
А потом они легли спать. Котёнок забрался на подушку, свернулся клубочком и заснул. Потом расслабился и скатился Лёхе на шею, под самый подбородок. Лёхе было неудобно, щекотно, но убирать котёнка не стал, пусть спит сирота. Уже засыпая, подумал: «Я же вроде повеситься собирался… Ладно, если что, завтра успею…»
Проснулся котёнок рано утром и отчаянно заголосил. Не добившись от Лёхи внимания, пописал на подушку и одеяло. Пришлось срочно затеять постирушку. Потом в магазин за молоком, сметаной и творожком.
К вечеру Лёха даже устал, а кот — нет. Наелся и потребовал, чтоб с ним играли, а потом гладили и ласкали. Лёха сначала думал пристроить кота к кому-нибудь из соседей, но принял волевое решение: «Себе оставлю. Хоть не один буду».
Жрал кот за двоих, играл и бесился за троих, «дела» свои яростно зарывал в песок всеми четырьмя лапами. Лёха в течение дня почти не выпускал веник из рук. Об одном только беспокоился: уши у котёнка странные, как пельмешки завёрнутые и к голове прижатые. «Отморозил? Почему не встают?» — заволновался Лёха и понёс котика к ветеринару.
— А вы думали, у него, как у щенка немецкой овчарки, уши с возрастом встанут? — усмехнулась чернобровая красавица. — У вас метис, шотландская вислоухая кошка. Порода такая.
Лёха от удивления даже рот открыл. Метис, шотландский! А он котика, словно дворового Ваську, кормит всем подряд — супом, кашей, макаронами с колбасой.
— Какой возраст? Как зовут?
— Двадцать два года, Алексей.
— Я о котёнке спрашиваю, — снисходительно фыркнула врачиха.
Лёха смутился, имя любимцу так и не придумал.
— Я его Котиком зову.
— Так, кот Котик, приблизительно три месяца, — красавица принялась что-то писать. А потом выдала Лёхе два листа с подробным описанием как кормить, ухаживать, глистогонить и вакцинировать.
Лёха посмотрел на цены и задумчиво почесал репу. Какие-то деньги после мамкиных похорон остались. Если по врачам пройтись, может быть, пенсию по инвалидности дадут, а может, и не дадут… Короче, решил он на работу устроиться. Пошёл на стройку разнорабочим. Котик по вечерам встречал его радостным мяуканьем, скакал вокруг, как собачонка, и ни на шаг не отходил.
Как-то раз вернулся Лёха после работы, а в квартире тихо. Испугался, кинулся бегать по комнатам. Нет Котика! Заметил — кухонное окно приоткрыто, на одной створке сетка, а на другой нет. Наверное, когда курил, неплотно закрыл, вот ветром её и распахнуло. Значит, Котик в окно выпал! Лёха ползал и шарил в траве под своими окнами, материл себя последними словами, но Котика нигде не было. Сел на лавку, от отчаяния хотелось орать и рыдать.
— Эй, ты котёнка ищешь? — послышался тоненький голосок.
Лёха поднял отяжелевшую голову, перед ним стояло нечто. Ростом метр с кепкой, волосы начёсаны дыбом, короткая юбчонка, колготки то ли в сеточку, то ли в дырочку. А востренькая мордочка разрисована всеми цветами радуги, настоящая кикимора.
— Он на дорогу выполз, морда вся в крови. Я его туда отнесла.
— Куда? — заорал Лёха. Вскочил с лавки и крепко схватил страшилку за плечо.
— Ой, больно! — взвизгнула девчонка. — Туда! Где животных лечат! На порог положила!
— Где это? Адрес какой? Ты бухая, что ли? — почти простонал в отчаянии Лёха.
— Не, я под кислотой, — девчонка обиженно потирала плечо. — Но если пройтись, может, вспомню…
Котик отыскался в ветеринарной клинике, которая работала 24 часа.
— Ваш? Симпатичный! — молоденькая девушка ветеринар взмахнула ресницами, а они у неё длиной были чуть ли не с ладонь, и глаза синие-синие, Лёха аж загляделся, но потом прокашлялся и гордо сказал:
— Он у меня породистый.
— Вижу, вислоухий ген присутствует, — вздохнула Белоснежка. — Это не очень хорошо, опорно-двигательный аппарат слабый. Не волнуйтесь, переломов нет. Но надо обследовать.
Лёха задрожал, врачей он с детства боялся, а ветеринаров теперь ещё больше. Белоснежка долго объясняла: раз мордочка разбита, то вероятна черепно-мозговая травма. Надо целую неделю приходить в клинику и ставить капельницы. Лёха был близок к обмороку, просипел:
— Как же так, я ведь работаю…
— Ну, можно и дома уколы делать.
— Я колоть не умею.
— Я умею, — вдруг выпалила Кикиморка. — Куда хочешь иглой попаду!
— Хорошо, что подруга у вас опытная, — слегка поморщилась Белоснежка.
Лёха шагал домой, прижимая к груди завёрнутого в пелёнку Котика, а Кикиморка неотступно следовала за ним.
— Ты не подумай, я не колюсь, — тараторила она. — На медсестру учусь, вернее, училась. Я из Твери, а здесь у бабки одной угол снимаю. Просто помочь хочу!
Лёха резко остановился, девчонка стукнулась лбом о его локоть.
— Меня Алёнка зовут.
Лёха чуть не расхохотался, более неподходящего имени и придумать трудно.
Всю ночь они просидели возле Котика, дремали по очереди. Ранним утром Лёха сбегал в аптеку, купил необходимое, а уходя на работу, строго сказал:
— В квартире одна остаёшься. Брать тут нечего. Но если с Котиком что-нибудь случится… убью.
Вечером он открыл дверь ключом, прислушался. В квартире было подозрительно тихо. С замирающим сердцем заглянул в комнату. На диване в обнимку дрыхли Алёнка и Котик, словно всю жизнь тут лежали. А на кухне в кастрюльке что-то соблазнительно благоухало.
Лёха никого будить не стал, поужинал в одиночку и лёг в соседней комнате.
Алёнка, как ни странно, оказалась девчонкой ответственной и хозяйственной. Вот как-то так у них и сложилось, жить начали. А когда стало понятно, что Алёнка в положении, поженились. Беременность проходила тяжело — видно, сказывались грехи молодости. Как-то, вернувшись с работы, Лёха застал жену в слезах.
— Мне плохо сделалось, легла, застонала, а Котик на телевизоре сидел. Увидел и ко мне прямо на диван прыгнул! Но промахнулся, упал. Ушиб задние лапки, и они отнялись!
«Проклятый вислоухий ген, ведь говорила же докторша, болеть кот будет, хромать, а возможно, даже без движения лежать», — горько размышлял Лёха. На коленях у него примостился Котик, неподвижные задние лапки безвольно свисали.
— Как же ты за ребёнком смотреть будешь, если даже за котом не можешь? — мрачно сказал он.
Алёнка зарыдала, а Котик вдруг развернулся и со всей силы куснул Лёху за палец.
— Ладно, не реви. Нельзя тебе, — как-то сразу успокоился Лёха.
Мальчика назвали Романом.
И на работе всё хорошо складывалось. Прораб Лёху заметил, сказал: «Ты парень толковый, грамотный. Чертежи читаешь, будешь моим заместителем». Работы было много, но зато появились деньги.
Лёха вернулся домой поздно, у подъезда толпился народ, стояли пожарные машины и кареты «скорой помощи». Леха поднял голову и обалдел: из окна их четвёртого этажа валил чёрный дым. Кинулся туда без оглядки, но пожарные повисли на нём с двух сторон. Подтащили к скамейке, где сидела Алёнка в ночной рубашке. Кто-то сердобольный накинул ей куртку на плечи.
— Я Ромочку спать уложила и сама задремала. Вдруг слышу — Котик мяукает. Громко! Думала, в туалет хочет. Встала, чувствую — гарью пахнет. Дверь входную открыла, а подъезд в дыму! Я детей схватила и на улицу выскочила!
Алёнка прижимала к груди байковое одеяльце, откинула уголок, там сладко посапывали Ромочка и прижавшийся к нему Котик. Лёха обнял всех троих так сильно, что Алёнка вскрикнула, сын захныкал, а Котик возмущённо замяукал.
История оказалась простая: сосед из квартиры напротив задремал с сигареткой у телевизора. Самого пьянчужку спасли, но подъезд сильно закоптился. Лёха лично делал ремонт, потом быстренько продал свои квадратные метры, оформил ипотеку, и вскоре они переехали в просторные хоромы.
Лёха любовался тем, как по пушистому ковру ползал маленький Рома, а следом за ним, опираясь на передние лапки, тащился Котик. Маленький человечек целует кота в нос, а тот в ответ облизывает мальчику лоб и уши.
«Котик — мой ангел-хранитель, — размышлял про себя Лёха. — От опасной глупости по юности отвёл, познакомил с женой, спас семью». Лёха бережно брал любимца на руки, Котик преданно смотрел ему в глаза, а он тихо-тихо, чтоб никто не слышал, шептал в висевшее ушко: «Спасибо, дружище!»
Алёнка опять собралась рожать. Как и полагается, схватки начались ночью. Лёха повёз жену в роддом, Ромочку оставили дома одного. Парень взрослый, серьёзный и самостоятельный, как-никак 8 лет.
Лёха сидел в больничном коридоре и нервничал. Врачи забегали и засуетились, Алёнку уложили на каталку и увезли. Час прошёл, а никто ничего не говорит, мимо бегут и глаза прячут.
— Вы отец? — очкастый доктор в упор уставился на Лёху. — Послушайте меня внимательно, спокойно и постарайтесь понять. Произошел внутриутробный поворот плода. Теперь у нас ягодичное предлежание. Готовим операцию, кесарево сечение. Но женщина маленькая, хрупкая, таз узкий и всякое может случиться… У вас в приоритете жизнь матери или ребёнка?
Лёха не понял почти ничего. Только одно: кто-то должен умереть. Закрыл лицо руками и заплакал. Плевать, что смотрят все, как здоровый мужичина в голос рыдает. Лёха вдруг начал молиться: «Господи, возьми у меня всё самое дорогое и любимое! Только им жизнь сохрани».
Старенькая нянечка трясла Лёху за плечи, пихала под нос стакан воды и строго выговаривала:
— Что ж ты, милок, на всё отделение орёшь, людей пугаешь! И молишься не верно, слова какие страшные произносишь! Господь всё слышит!
Лёха тряс головой, действительно — какой бред он несёт. Что у него самое дорогое — жена да дети. Что ещё он отдать может? Ах да, Котик!
Томительное ожидание длилось до утра. А потом вышел очкастый доктор, вытер со лба пот и хлопнул Лёху по плечу:
— Поздравляю папаша, у вас дочка. И с женой всё в порядке!
Лёха набрал номер и радостно прокричал в трубку:
— Ромочка, сынок, у тебя сестрёнка родилась!
— Знаю, — серьёзно отозвался сын. — Мне Котик на ушко об этом промурлыкал. Только он заснул так крепко, что не двигается…
Я с удивлением смотрела на розовую коляску и серого желтоглазого кота.
— Так Котик умер? Это уже другой кот?
— Нет! — замахала руками Алёна. — С ним сердечный приступ случился. Вислоухий ген, он такой коварный!
— Ромка в «скорую» позвонил, сказал — я один дома, папа маму рожать повёз, а у меня кот умирает. Сразу приехали «03» и «02». Спасли Котика, — понурил голову Алексей. — А я предатель!
Алёна положила руку на плечо расстроенного мужа и улыбнулась.
— Перестань. Сам же говорил, Котик — ангел. Они не умирают, а живут вечно.
И словно в подтверждение сказанному Котик зевнул и громко мявкнул.
© Ольга ТОРОЩИНА
https://www.facebook.com/groups/1080662432059078