Расстаться с жизнью, чтобы обрести ее
Мы встретились в доме друга, который познакомил нас, в обстановке полного доверия и взаимопонимания, и Мег усевшись в удобное кресло возле магнитофона, рассказала мне свою историю. Мне пришлась по душе ее точность в описании деталей и та тщательность, с которой она старалась избегать любых преувеличений и приукрашиваний, которые свойственны большинству рассказчиков. Она считала, что ей необходимо рассказать все в точности, не упуская важных деталей, и согласилась на публикацию истории при условии неразглашения ее настоящего имени.


Вот эта история, записанная с ее слов.

«Это произошло 10 лет назад, летом 1978 г., когда меня положили в больницу на хирургическую операцию. В июне я как раз собиралась открыть собственный книжный магазинчик, но во время обычного профилактического осмотра медики случайно обнаружили у меня опухоль в легком. Они не могли установить, была ли эта опухоль злокачественной или нет, потому, как видно ради собственного спокойствия, положили меня на операцию. Должна сказать, что с самого начала я интуитивно чувствовала, что опухоль моя не так уж опасна, потому побаивалась операции; по крайней мере, у меня были нехорошие предчувствия. Вот, пожалуй, и все, что я могу скачать на этот счет.

По поводу моего отношения к религии я почему-то пришла к выводу, что по своим убеждениям я скорей агностик, а возможно даже и атеистка. Но, думаю, из-за детских привязанностей, мне прививали любовь к церкви, я так до конца и не стала стопроцентной атеисткой. Как знала! (Она рассмеялась.)

Я вкратце рассказала о своих отношениях с церковью, чтобы можно было представить, что я чувствовала, когда лежала в больнице вечером накануне операции. Мне тогда казалось, что я могу и не выкарабкаться. Потому, лежа в темноте, я шептала что-то вроде молитвы, которая, как знать, могла оказаться последней в моей жизни.







Так вот, я лежала в темноте и шептала: «Я не знаю, есть ли Ты, но если есть, прими мою молитву. Это самое большее, на что я способна». Я думала о своей жизни и все старалась припомнить, что я не успела сделать, в духовном смысле. А потом я прошептала: «По правде сказать, я не верю, что Ты существуешь, но если ты существуешь, прошу Тебя, помоги мне». Тут я повернулась лицом к стене: «Прости меня за неверие, но, по совести, это самое большее, на что я способна».

Операция, на удивление, прошла весьма удачно, хотя после нее я чувствовала себя как в аду, – до такой степени мне было больно. Боль изводила меня так, что, лежа после операции в больничной палате, я только и думала о том, когда же мне сделают обезболивающий укол. (Я говорю обо всем этом, чтобы быть до конца честной и искренней.) Так вот, сознание у меня то затуманивалось, то снова прояснялось, как видно, из-за того, что мне кололи успокаивающее.

Скептики, пожалуй, скажут: «Ну, все ясно, просто ее до одурения напичкали наркотиками». Скептики скажут, что на меня подействовали болеутоляющие препараты. Однако уколы тут ни при чем. Примерно на третий день интенсивной терапии мне удалось уснуть. И вдруг я увидала, что иду по дну очень длинного и темного каньона. Мне было очень-очень тепло, и чувствовала я себя абсолютно уверенно, но это был самый черный и мрачный каньон из всех, какие мне когда-то приходилось видеть.

Стены каньона высились надо мною подобно горным склонам и вначале казались далекими, но вдруг приблизились. В какой-то момент я взглянула вверх на эти стены, ожидая увидеть сплошную черноту, но они почему-то оказались оранжево-темными, а сквозь них мерцали яркие огоньки. Тогда я уже осознавала, что это как-то связано с душами, но не могу припомнить, что именно я увидела. Помню только, что они внушали приятное чувство безопасности.

Продвигаясь по дну каньона, я увидала впереди себя какую- то преграду, сплошь окутанную туманом. Приблизившись к ней, я поняла, что это был своего рода скалистый барьер или выступ, полностью преграждавший вход в каньон так, что между ним и стеной каньона оставалось лишь довольно маленькое узкое пространство, через которое едва можно было протиснуться. Все вокруг окутывал туман.

Неожиданно я увидала, что там стоят люди: двое мужчин и еще один человек, весь в тени. Вдруг я узнала этого человека, и как только я его узнала, он словно бы вышел из тени на яркий свет. Забавно, но внешне он выглядел как актер Джин Уайлдер в фильме «Вилли Вонка». У него были такие же кудрявые волосы, и на нем был темный костюм с белым кантом. Вначале я подумало: «Что происходит?» А потом, столь же внезапно, я поняла, что умираю, и меня тут же охватил страх.

В этот миг человек в костюме сказал: «Ты при смерти». Именно так и сказал: «Ты при смерти». Тут я поняла, что это был «ангел смерти». Сам он этого не говорил, но я знала, что это так. И подумала про себя, что, пожалуй, немного его побаиваюсь. Но когда он сказал: «Ты при смерти», – сказано это было с такой добротой и любовью, что я перестала бояться. Совершенно перестала чего-либо бояться. Он был таким добрым, таким обходительным, таким… трудно выразить каким. Это было просто невероятно.

Помню, прежде чем что-то сказать, я немного подумала, а потом, кивнув головой, сказала: «Я знаю». Может быть, теперь я буду в своем рассказе немного непоследовательной, но это потому, что я вспоминаю все разом. Однако слова тех, кто ко мне обращался, я постараюсь цитировать в точности. Так вот, тут я подумала: «Потусторонний мир, значит, после смерти что-то есть! На самом деле что-то есть!» Это меня так удивило! И вслух я сказала: «Смерть так легка. Удивительно легка. Это все равно, что встать с одного стула и пересесть на другой».

Мужчины кивнули в знак согласия, и один из них сказал: «Да, но сюда очень трудно пройти». Я не поняла смысла этих слов, но именно так он и сказал. «Потому ты можешь выбирать», – сказал вслед за ним мужчина в костюме. На меня сразу нахлынуло столько мыслей, что мне трудно было в них разобраться, но, помню, среди них была такая: «Смерть – это танцор». Довольно странная мысль, что и говорить, но я стараюсь, как можно точней передать то, что чувствовала тогда.

Помню, у меня в то время появилось ощущение, что мне не всегда будут давать право на выбор и что далеко не каждому дается такое право. Мне показалось, что только на этот раз и только здесь мне дают возможность выбирать. А кроме этого, у меня сложилось такое впечатление, что этот «ангел смерти» не является таким по существу. Мне показалось, что его попросту временно назначили на эту должность, и он не всегда будет ее исполнять.

Кроме этих трех, там были и другие люди, также стоявшие в тени, и, как я поняла, они пришли, чтобы помочь мне, потому что один из них сказал: «Чего ты хочешь: остаться или уйти?» «Остаться» – это значит остаться с ними, а «уйти» – значило возвращение назад. Как вы понимаете, в потустороннем мире все наоборот, не так, как мы привыкли здесь. «Ты хочешь остаться или уйти?» – повторил он. Я чувствовала, до какой степени здесь чудесно, и мне захотелось остаться. (Она вздохнула.) «Я хочу остаться», – ответила я.

Я не помню в точности его слов, но он сказал приблизительно следующее: «Прежде чем ты примешь окончательное решение, тебе необходимо кое-что знать». И мне показали мою мать, которая горько всхлипывала и плакала, утирая слезы. «Для твоей матери это будет тяжелым ударом, – сказал тот же человек. – Она будет доведена до отчаяния и в своем отчаянии сломает жизнь тем, кто ее окружает».

Я почему-то поняла, что он говорит о моем отце, и почувствовала, что ее жизнь с момента моего ухода будто надломится и станет пустой и никчемной. Да и жизнь отца также, потому как он очень любит мать и разделит с ней ее страдание. Но я все равно сказала: «Хочу остаться», – потому что чувствовала, что время здесь постоянно, верней, его попросту нет, и когда они тоже попадут сюда, они поймут это.

Но я почувствовала и другое: какой бы выбор я ни сделала, это будет правильным выбором. Потусторонний мир был свободен от предвзятости и предубеждений, и, что бы я ни выбрала, я поступлю правильно. После мне показали моего мужа. Он плакал и повторял: «Никогда не думал, что так люблю ее», и это сопровождалось лучшими сценами из нашей жизни и наших семейных отношений. Я поняла, что ему придется очень трудно без меня, но тем не менее сказала: «Я хочу остаться». Потому что знала: пройдет некоторое время, и все они будут здесь и все меня смогут понять.

Тогда он сказал: «С твоими детьми все будет в порядке, но без тебя они не смогут достичь того, чего могли бы». Но я стояла на своем: «Я хочу остаться». Главное, ответила я, с детьми будет все в порядке. Возможно, без меня им будет не так хорошо, как было бы со мной, но они во всяком случае не пропадут. Остаться здесь – вот чего мне хотелось с непреодолимой силой. И тогда «ангел смерти» сказал: «Отныне ты всегда будешь рядом со своими детьми». Другими словами, теперь я должна сделать окончательный выбор.

Мне сказали, что я буду ангелом-хранителем и добрым покровителем своих детей. Я удивилась, потому что это было не то, чего я хотела. Единственное, чего мне хотелось, – это оказаться в этом райском месте и учиться там. Сейчас не могу сказать, почему мне показалось, что я смогу там чему-либо научиться. Эта мысль пришла мне на ум сама по себе, и я была в этом уверена. Потому как с той минуты, как эти люди заговорили со мной, я уже знала, что хочу остаться в этом месте, хотя ни разу его не видела. Я знала, что найду там ответы на все свои вопросы. Да, да, именно ответы! Учеба, ответы, духовный рост…

Может быть, это было чисто интуитивное чувство, но я знала, что хочу остаться в этом месте. Я действительно не хотела оттуда уходить и возвращаться к этим проблемам. Нет, я хотела быть там, но, словно через силу, нехотя сказала: «Хорошо, если пора принимать окончательное решение, то я, пожалуй, вернусь обратно. На мне лежит ответственность, а справиться с ней лучше всего я смогу только там, по ту сторону, а не по эту, где я могу просто опекать и мысленно оказывать влияние на своих детей, и не более того». Потому я сказала: «Ладно, я ухожу». Казалось, все они искренне были обрадованы моему решению, хотя, как я уже говорила, в том мире нет ни предвзятости, ни осуждений, ни предубеждений.

Я почувствовала, как неведомая сила будто тянет меня назад, и услыхала, как люди, стоявшие позади, в тени, шепчут: «Она уходит. Она уходит». Не могу вспомнить, то ли они неожиданно исчезли, то ли перешли барьер. Кажется, они перешли барьер. И я почувствовала, что они все пришли сюда только потому, чтобы и мне помочь перейти барьер. Но потому как необходимость в этом отпала, то они просто взяли и исчезли. И тогда я повернула обратно, словно собралась уходить. И в этот момент один из оставшихся сказал мне: «Прежде чем ты уйдешь, мы хотим кое-что показать тебе, чтобы ты это знала».

Внезапно я оказалась в абсолютно другом месте потустороннего мира. Это был уже не каньон, а нечто напоминавшее небольшой дворик, где на стульях, расставленных по кругу, сидели какие-то люди. Я не знаю, сколько их было, но думаю, человек 8 или 10. Там были мужчины и женщины. Мне кажется, это был некий совет или консилиум, собравшийся специально ради меня. Я уже знала, что при каждом человеке есть своего рода совет, который печется о его душе. Эти люди чем-то напоминали совет преподавателей из воскресной протестантской школы, собравшихся летом после полудня на лужайке позади церкви для обсуждения школьных дел.

Я не видела их лиц, но один из них, как видно, выполнял функцию наставника. Я помню его обнаженные руки, торчавшие из закатанных до локтей рукавов белой рубашки, – так как правило ходят в классе преподаватели слова Божьего жарким летним полуднем. Он подвел меня к чернокожей девочке, сидевшей под деревом, и вроде как ущипнул ее за кожу (девочка в ответ также ущипнула себя, зажав часть кожи на руке между большим и указательным пальцами) и сказал: «Кожа – это сущий пустяк. Абсолютно не имеет значения, какая у тебя кожа. Сущий пустяк. Только прикрытие, оболочка. Настолько неважная, что просто смех берет». Оба они вроде как рассмеялись. Я подумала: «Зачем он мне говорит все это? Я это и без него знаю».

И вот уже другая сцена… Мы стоим на дороге, пересекающей живописный луг, и рядом со мною этот мой наставник, а по дороге мимо нас идут два молодых человека, с виду похожие на индийцев. Было такое ощущение, будто они специально прошли перед нами, чтобы попросту показать себя. И вот, пока я так стояла, абсолютно неожиданно рядом со мной оказалась… я сама.

Я увидала очень большую, красивую, лучистую, сияющую внутренним светом матовую сферу, которая, как я это точно знала, была мной. Я обошла ее и затем вошла внутрь, вошла в саму себя, в эту сферу, излучающую свет. (Мег движениями рук показала, как вошла в верхнюю часть этой сферы и проследовала через нее по диагонали к выходу в нижней части.) Я знала, что, как только пройду ее, получу ответы на все вопросы, то есть познаю себя. И я познала.

Но когда я вошла в эту сферу, я на минутку остановилась. Было такое ощущение, будто я окунулась в нечто молочно-белое и очень приятное. И мне подумалось: «Ну вот, теперь я доберусь до центра в любую секунду». И скоро добралась до центра и оказалась на другой стороне, пройдя сферу сверху вниз, словно по диагонали. Добравшись до центра, я знала, что это центр, но его особенность была в том, что он был в точности таким же, как периферия. Говоря по другому, центр был таким же покатым, как и боковые своды.

Но я знала, что вот это центр, а это – боковые своды, и, достигнув выхода на другой стороне, вновь дошла до центра, а оттуда снова двинулась к выходу. Сомнений быть не могло: центр был в точности таким же, как и периферия. Та же самая конструкция. И когда я вышла из этой сферы, я познала себя. Меня охватили стыд и смущение. Я чувствовала себя так, будто при посторонних разделась догола, а все оттого, что познала себя, познала свои хорошие и плохие стороны.

Но странное дело: во мне не было и капли осуждения. Я попросту сказала себе: «Вот над этим и над этим тебе следует поработать». И они, те, кто сопровождал меня, также меня познали, познали в совершенстве. Они улыбались и одобрительно кивали мне головами. И самое прекрасное было то, что в их глазах и лицах не было даже намека на осуждение или порицание. Ни единого. Ни тени осуждения.

И тут меня будто окутало туманом. Не помню, что было дальше. Я посмотрела вверх, и небо неожиданно потемнело, и на нем загорелись звезды. Некоторые из них были просто огромными, другие поменьше, третьи крошечными, да и сияли они с различной силой, но при этом ни одна из звезд не затмевала другую. Даже если крошечная звездочка помещалась рядом с огромной и неимоверно яркой звездой, обе были видны равно ясно и отчетливо.

И тут я осознала, что звезды – это души. «Где же моя?» – спросила я. И кто-то ответил: «Вот она». Я обернулась и увидала ее – мою звезду. Она только что взошла над горизонтом. И внезапно я оказалась там, где сияла моя звезда, и почувствовала, будто вся с ног до головы оплетена какими-то волокнами. И в этот момент я поняла, что все мы неразрывно связаны между собой и что бы с нами ни произошло, мы никогда не умрем и не погибнем. Даже если что-то чужеродное вторгнется в эту ткань и порвет волокна, структура все равно уцелеет. Меня никто не разрушит, поняла я, ни меня, ни кого-либо из людей. Какой я была, такой и буду.

Потом я вновь очутилась посреди луга, на дороге, и смотрела на этот прекрасный луг, освещенный солнечным светом, с рощей вдалеке. Символично, что здесь была роща, потому как в роще (я это точно знала) находится Древо жизни. И тут вдруг прямо из рощи вылетела огромная шаровая молния. Я смотрела, как она летит ко мне через луг, все ближе и ближе, и когда этот огненный шар вплотную приблизился ко мне, он взорвался и поразил меня прямо сюда. (Мег положила руку на грудь чуть выше сердца.)

У меня перехватило дыхание. Я чувствовала себя так, будто меня всю опустошили. И потом в меня, опустошенную, будто вошла абсолютная, чистая и безграничная любовь. Это было невероятно. Она заполнила каждую клеточку моего тела, так что я едва могла дышать. Во мне не осталось ничего, кроме этой всепоглощающей любви, потому что я вся из нее состояла – каждая частичка, каждый атом моего тела. И после этого я стала приходить в себя. В этот момент кто-то крикнул мне, должно быть, мой поводырь: «Не разводись. Ты создана для брака». (Смиренно.) Я так и поступила.

Я возвратилась. Очнувшись в больничной палате, я увидала склонившуюся надо мною сиделку, смотревшую столь значительно, с таким выражением на лице, с каким обычно смотрят только на покойников. Глядя на нее, мне подумалось: «Все в порядке, не беспокойся. Я не собираюсь умирать. О, если бы ты только знала, где я была!» Под влиянием пережитого я несколько дней ни с кем не могла разговаривать.

Позднее, в доверительной беседе, мы обсудили с Мег этот эпизод, предшествующий ее пробуждению, и пришли к выводу, что, видимо, Мег умирала и сиделка заподозрила неладное, или взглянув на показания приборов, или заметив что-то необычное в выражении лица самой Мег. Когда шаровая молния поразила ее в грудь, должно быть, этот удар послужил той мощной встряской, которая вернула ее к жизни, потому как она пришла в себя сразу же после него. Вероятно, этот удар подействовал подобно электрическому шоку, которым как правило возвращают пациента к жизни после остановки сердца.

Несомненно, следовало бы более детально обсудить произошедшее, чтобы выяснить, было ли то, что пережила Мег, реальностью или же сном-фантазией, вызванной наркотическими инъекциями. Вместе с тем сама Мег нисколько не сомневается в том, что это произошло в действительности. По крайней мере в ее голосе, когда она рассказывала свою историю, не было и тени сомнения в подлинности этих событий. А кому, как не ей, знать об этом! Ведь это событие навсегда изменило ее жизнь.

Как сказала сама Мег: «Возможно, иногда человеку следует на время расстаться с жизнью, чтобы в результате обрести ее».



http://2planeta.ru/news/pobyvat_v_potustoronnem_mi...t_ehto_tancor/2019-05-05-75198