"Случилось это в октябре сорок первого – мы тогда все еще отступали. Я
тогда была в звании военврача третьего ранга. Это означало одну шпалу
на петлицах и соответствовало званию армейского капитана. Система такая
продержалась до сорок третьего, когда ввели погоны, и мы стали
именоваться иначе: капитан медицинской службы, майор… и так далее.
Только погоны у медиков были поуже, чем у остальных. Но это, наверное,
неинтересно?




Порядок тогда был такой, что командиры должны были
дежурить на КП дивизии. Уже не помню, что было написано насчет этого в
уставах, но это наверняка тоже неинтересно. Я просто хочу пояснить,
почему оказалась в тот день на КП дивизии – дежурила в свой черед.

Отдежурив,
возвращалась в медсанбат примерно в час дня. От КП до медсанбата, до
окраины деревни, было километров пять с небольшим, дорога одна, не
петляла, так что при всем желании заблудиться невозможно. Справа
тянулось редколесье, слева – болото. Стоял октябрь, я уже говорила, но
погода выдалась теплая, ясная. Я специально подчеркиваю: все произошло в
час дня, при ясном небе. Это мне до сих пор… ну, не то чтобы не дает
покоя, но кажется каким-то неправильным. Мне всегда казалось: уж если
такое бывает на самом деле, то они… ну, эти… Словом, им как бы
полагается появляться после полуночи, в сумерках, об этом столько
написано… Так вроде бы полагается?

От КП я отошла примерно на
километр, когда услышала сзади машину, а вскоре она меня и догнала:
обычный «козлик», то есть легковой «газик» повышенной проходимости.
«Виллисов» мы тогда еще и в глаза не видели, их стали привозить позже.

Я
сошла с колеи на обочину – колея была узкая. Машина остановилась. В ней
был только водитель – прекрасно помню, с треугольничками в петлицах и
пехотными эмблемами. Вот сколько точно было треугольничков, как-то не
вглядывалась.

Лицо… Обыкновенное, знаете. Типичная, как принято
говорить, простецкая физиономия, славянская. Такой, как бы поточнее… из
весельчаков и балагуров. «Подывыся, дивчина, який я моторный». Отнюдь не
первый парень на деревне – просто веселый и незатейливый. Вот, кстати,
что любопытно, хотя и не имеет отношения к той истории: именно из ребят с
такими лицами с равным успехом получались и настоящие герои, и
последние шкуры. Но это не имеет отношения к той истории… В общем, лицо у
него было простое, типичное, располагающее. Улыбка хорошая, белозубая, и
все зубы – здоровые, белые, отличные, хоть колючую проволоку
перекусывай, как кто-то любил выражаться. Наверное, я тогда чисто
профессионально обратила внимание на зубы – у нас на факультете была и
стоматология, основы…

Вот… Он улыбнулся этак открыто, беззаботно и спросил совершенно непринужденно:

– В расположение, доктор?

Я
его не помнила, но подумала, что он мог меня где-то видеть прежде. Или
попросту проявил солдатскую смекалку: знал, что в деревне, на окраине,
стоит медсанбат, и куда же еще шагать врачу, как не туда? Петлицы у меня
были, естественно, медицинские. Одна шпала – это уже не военфельдшер,
это уже доктор, то есть военврач…

Я в ответ… не то чтобы кивнула –
так неопределенно пожала плечами. Все же какая-никакая, а военная тайна
– расположение отдельно взятого воинского подразделения, то есть
медсанбата. Тогда с секретностью было строго, все уши прожужжали, да и
основания были, нельзя все списывать на время и шпиономанию. Да что там
далеко ходить, моим девчонкам пришлось однажды перевязывать самого
настоящего диверсанта, немца, не русского предателя. Руку ему
прострелили особисты, когда брали…

Шофер покивал, с понимающим видом, потом сказал:

– Садитесь, доктор, довезем в лучшем виде.

Или
как-то иначе он выразился? В общем, сказал какую-то банальность – но не
пошлость, нет, какую-то банальную прибаутку: мол, доставим в лучшем
виде, домчим с ветерком и колокольцами…

Я собиралась к нему
сесть, не особенно и раздумывая. Не хотелось тащиться пешком в такую
даль. И подозрений на его счет у меня, в общем, не имелось. Завезти меня
куда-нибудь не в ту сторону он не мог – дорога, повторяю, была
одна-единственная, тянулась вдоль болота. Разведгруппы немцев, что
приходили с той стороны за «языком», вели себя иначе – никто из них не
стал бы в одиночку раскатывать на машине средь бела дня. Служила я почти
год, была обстрелянной в самом прямом смысле. В кобуре у меня был ТТ.
Словом, никакой опасности.

И ведь так бы я к нему и села! Знаете,
что помешало? Шлевка. Шлевки – это две кожаных петли, на которых кобура
подвешивается к ремню. На одной у меня распоролся шов, я давно
заметила, но все не собралась починить – и как раз когда я шагнула к
машине, шов разошелся окончательно, кобура вдруг провисла на одной
петле, в первую секунду показалось, что кобура вообще оторвалась и
падает…

Я, чисто машинально, схватилась за нее, посмотрела на
ремень. И, так уж получилось, видела теперь водителя как бы искоса,
краем глаза, боковым зрением.

Это был уже совсем другой человек. Пожалуй, и не человек вовсе.

Зрачки
у него стали вертикальные, как у кошки. У людей таких не бывает. И зубы
теперь были какие-то другие. Не клыки, нет, но… Не могу вам
вразумительно объяснить, в чем была странность, но в тот миг мне стало
совершенно ясно, что зубы у него не те, не человеческие. И с лицом
что-то не в порядке: все на месте, но пропорции изменились как-то вовсе
уж неправильно. Лицевой угол, челюсти, нос – все стало неправильное. Был
румяный, щекастый, а стал похож на череп. Будто череп, обтянутый чем-то
вроде кожи – желтоватой, сухой, не скучной человеческой кожей, а именно
подобием кожи.

Это была тварь, вот что я вмиг поняла, и лучше
объяснить не умею даже сегодня, через столько лет. Не человек вовсе.
Чужая, непонятная тварь.

Я шарахнулась, моментально, подальше.
Сработал какой-то инстинкт. Схватилась за кобуру, не мешкая, опять-таки
инстинктивно, стала дергать клапан, и ремешок, как назло, заело…

А
он… Я его теперь видела словно бы прежним – но не совсем. Вроде бы
прежний незатейливый парнишка, но сквозь старое лицо что-то как бы
проглядывало. То самое, что я видела краем глаза.

Он, видимо,
сориентировался – почти моментально. Понял, что я его раскусила. Лицо у
него исказилось совсем не по-человечески, прошипел что-то вроде:

– Ишшшь-ты…

Я
его интонацию в жизни не смогу повторить. Это уже был не человеческий
голос – но и не звериный звук. Просто… Что-то настолько другое, не знаю,
как и описать… Тварь прошипела – разочарованно, зло, с нешуточной
досадой, что у нее сорвалось:

– Ишшшь-ты…

Я все еще
дергала кобуру, отбежала еще дальше, а он вдруг рванул машину с места.
Даже не пытался на меня наброситься. Рванул с места, моментально исчез
из виду – дорога была не прямая, выгибалась то так, то этак, машина в
несколько секунд исчезла за поворотом…

Пистолет я наконец
выдернула, загнала патрон в ствол, только никого уже не было. Так и
стояла с «ТТ» в руке. Тишина, солнышко, безлюдье полное, и меня колотит
крупной дрожью…

Ну, понемножку успокоилась, стала рассуждать уже совершенно спокойно.

И
что теперь прикажете делать? Возвращаться на КП и там все рассказать,
попросить, чтобы меня свезли в медсанбат? Рассказать, что вместо шофера
за рулем «козлика» сидела какая-то тварь? Вы бы на их месте отнеслись
серьезно к подобному рассказу? То-то. Подумали бы, что у докторши,
вульгарно выражаясь, у самой шарики заехали за ролики (бытовало тогда
такое выражение). На войне с людьми это случается…

Словом, я
постояла-постояла, собралась с духом – и пошла дальше, прямехонько в
медсанбат. Пистолет, правда, так и не спрятала, держала в руке со снятым
предохранителем. Только ни этого, ни машины так больше и не увидела,
добралась до окраины деревни без малейших приключений. Спросила у
часового, не проезжал ли «козлик» с белобрысым таким пареньком за рулем.
Оказалось, проезжал. Часовой его, понятное дело, останавливать не стал –
он же не в расположение медсанбата ехал, а мимо…

Вот такая
история. Я была девушка городская, с высшим образованием, из
интеллигентной семьи. Дома у нас никто и никогда не интересовался таким –
чертовщиной, мистикой, фольклором. Никаких верующих бабушек, никаких
вечерних рассказов в духе «Вечеров на хуторе близ Диканьки». «Вечера» –
это было совсем другое, классика, литературный вымысел. А сама я была,
естественно, комсомолкой, твердокаменной материалисткой. Как писал
кто-то – воспитана временем и страной…

Но это со мной
приключилось на самом деле, честное слово! Это была тварь в человеческом
облике. Оборотень. Знаете, я и тогда была твердо уверена, и теперь стою
на том же: если бы я все же села в машину, к этому – там бы мне и
конец. Потому что оно охотилось. Не могу объяснить, почему, но я это
знаю совершенно точно. Оно охотилось на людей, на одинокого прохожего.
Там бы мне и конец. Не знаю, почему оно не выскочило из машины, не
бросилось на меня. Не берусь гадать. Да, я где-то читала впоследствии,
гораздо позже – именно так, боковым зрением, глядя не прямо, и можно
увидеть истинный облик какой-нибудь нечисти. Так в народе считают. И
ведь оказалось, все правильно!

Исчезали ли люди из расположения
дивизии? В тех местах? Ну разумеется, случалось. На войне это бывает не
так уж редко и официально именуется «пропал без вести», о чем родным
отсылается соответствующее извещение. Мало ли что… Одного уволокла
неприятельская разведка, другой попросту дезертировал, третий наступил
на мину, и его разнесло в мелкие клочки. Всегда находились разумные,
привычные объяснения. Чтобы предполагать нечто подобное моему случаю,
нужно испытать это самому, а такое, к частью, случается довольно редко. Я
в жизни не слышала от людей ничего подобного, никаких историй о
встречах с чем-то подобным… а впрочем, я и сама до-олго никому не
рассказывала. Такие вещи человек обычно держит в себе, нет ведь ни
доказательств, ни улик.

Но это было со мной, чем хотите клянусь…"

Случай взят из документального сборника рассказов Александра Бушкова "НКВД: Война с неведомым".

http://earth-chronicles.ru/news/2012-05-29-23626