Общепризнана его роль в изучении русского искусства – роль патриарха, «совести ремесла».

Сверхзадачей его искусствознания были поиски специфики национальной традиции.

« Суть тезиса: русское искусство интересуется не индивидуальностью, а личностью, личность – это всеобщее. Путь "личного" подвижничества – путь восхождения к всеобщему смыслу<…> Понимание проблем личности и индивидуальности у Сарабьянова глубоко отличается от статуса личности в европейской гуманистической традиции и основано на православной философии. Личность – та часть божественного образа, которая содержится в каждом, индивидуальность – скорее потенциальность личности или возможный путь ее искажения. Посему и путь самопознания личности можно понять как путь к всеобщему началу», -- пишет в послесловии к книгеСарабьянова «Русская живопись. Пробуждение памяти» (1998) Григорий Ревзин, один из его многочисленных учеников, высоко им ценимый. Дмитрий Сарабьянов в полной мере обладал тем единственным преимуществом, которое дает позиция искусствоведа: «Когда мы смотрим на саму эпоху, она является нам как конгломерат бедствий и мерзостей. Когда перед нами – искусство эпохи, вместо крови и грязи остаются свет и добро».

Свет и добро ощущаются и в поэзии Дмитрия Сарабьянова. Вот одно из его стихотворений последних лет, пронизанных «чувством итоговости» (Андрей Золотов):

Когда уходит летняя пора
За горизонт, в другую точку света –
По строгим правилам календаря,
Определившего границу лета.

Я провожаю взглядом облака
И меркнущее блеклое светило
И не прошу, чтоб лето возвратилось
Из бесконечности, издалека.

Благодарю за теплое вчера,
За свет, да и за грозы и ненастье,
Хоть мне, наверное, давно пора
В другом углу искать уют и счастье.

25 августа 2008

В предисловии к своему первому сборнику «Стихотворения последних лет». (2007) Сарабьянов говорит «Несколько слов о себе»:

Мне никогда не приходило в голову считать себя поэтом. У меня другая профессия – я искусствовед, историк искусства.

Почти всю свою сознательную жизнь я провел в Московском университете, куда сначала поступил учиться, а потом вернулся после фронта и где затем преподавал вплоть до 1996 года, когда ушел в отставку. В основном в центре моего внимания, как историка искусства, была русская живопись Х1Х – ХХ веков, хотя приходилось заниматься и другими сюжетами. За свою долгую жизнь издал около трех десятков книг (монографии, исторические исследования, альбомы) и четыре сотни статей. Естественно, за это время я сроднился с пером и бумагой, пишущей машинкой, которую потом сменил на компьютер, и своей жизни без них представить не могу.

Всякого рода сочинительство меня привлекало с детских лет. Многие часы проводил за пианино – читал с листа, позже импровизировал, сочиняя музыку. Писал рассказы (некоторые были опубликованы). Стихи начал сочинять рано. Помню – написал стихотворение на смерть Маяковского, но, несмотря на уговоры родителей, его не прочел и выкинул в окно. Тогда мне было семь лет. Позже мое детское графоманство проявилось в переводах немецких поэтов (Шиллер, Гейне, Ленау, Айхендорф), в жажде стихосложения, которая то затихала, то возникала вновь. Недавняя ее вспышка падает на последние десять-пятнадцать лет. Почти все, что написано, вошло в сборники - «Стихотворения последних лет» (2007), «Вторая тетрадь» (2010). Сейчас готовлю третий сборник.

Раньше я крайне редко публиковал свои стихи. Пара стихотворений (очень слабых) была помещена во фронтовой газете в военные годы. «Стихи по теории искусства», не вошедшие в сборники, и три подборки лирик увидели свет в журналах «Неприкосновенный запас» и «Новый мир». Издавая свои стихи, я отдаю себе отчет в том, что мне многого не достает для того, чтобы заслужить звание поэта. Я не берусь пророчить. Я – дилетант. У меня нет судьбы, таящей поэтическое предназначение. При этом меня вполне устраивает итог моей биографии: любимая жена, с которой живем с 1948 года, два близких по духу сына, две прекрасных невестки, семеро внуков и тринадцать (пока!) правнуков. Такой итог вряд ли показался бы желанным кому-либо из поэтов Нового времени и скорее чреват ветхозаветными ассоциациями.

Публикуя стихи с надеждой на то, что хоть кто-нибудь в них что-то для себя найдет, я рискую. Утешение – пусть малое – в том, что риск -- дело современное.

Одно из военных стихотворений старшины Сарабьянова(1943 ) в записи от
22 июня http://ch-s-f.livejournal.com/2013/06/22/

В человеке очень много открывается в том, что он говорит о других.  К Дмитрию Владимировичу Сарабьянову можно отнести его  же слова из некролога Н.А.Дмитриевой, написанные  10 лет назад:
" Она была одной из самых ярких фигур в современном отечественном искусствознании. В течение более полувека ее работа воспринималась искусствоведческой и художественной общественностью как эталон честности, неподкупности, бескомпромиссности суждений, безупречного вкуса, остроты и красоты мысли, талантливости истолкования художественных явлений, как выражение неповторимого литературного дара. Диапазон ее научных интересов был чрезвычайно широк. Коллеги  по искусствоведческому цеху склоняют головы перед ее памятью, чтут ее неоценимый вклад в науку, неповторимость личности, соединившей яркий дар ученого и человеческую скромность".

Светлая память!