Тук, тук, тук.
Пауза.
Тук, тук, тук.
пауза.
Она уже давно привыкла к тройному стуку своего сердца. Кроме него, в её палате ничего больше не было.
Жёлтый решётчатый квадрат солнца медленно полз по полу. Спокойствие. Умиротворённость.
Как же она всё это ненавидела. Жуткая, сводящая с ума тишина больничных палат, шорох тапочек на мягких подошвах, ангельские улыбки медсестёр. Её персональная пластмассовая тюрьма.
Ей не хватало жизни, то бушующей рыжей жизни, той безумной рыжей девушки... она забыла, как её звала.
Жёлтый квадрат начал забираться на стену. Выше и выше.
А она всё сидела и перебирала пальцами жёсткие пряди рыжего дешёвого парика.
***
Кролик постарел и осунулся. Его уволили с работы - Эфелевы башни, разработанные по его проекту, не работали и постоянно падали на близлежащие морковные поля. Грустным старикашкой с обвисшими ушами он бродил по деревушкам и предлагал зелёные пасхальные яйца. Торговля шла отвратительно. Бедный кролик впал в отчаяние.
***
- А я даже не знаю, как тебе помочь. - Она на миг оторвалась от парика и посмотрела кролику в глаза. - Понимаешь, я даже не знаю, как себе помочь.
В том, что кролик-таки пришёл, она не нашла ничего необычного. Просто угостила его последней морковкой, спрятанной под матрасом, и спросила у него, как дела в Женеве.
- Хорошо, - тогда ответил кролик, - сожгли жену женевского короля. И правильно - она - бессердечная сволочь.
Почему-то ей тогда захотелось возразить. Но она так и не поняла - почему, и ничего не сказала.
- Знаешь, - она неожиданно перебила его, - я подарю тебе этот парик. Ты можешь быть отличным рыжим мимом. Ведь Парижу нужны мимы?
- Ты думаешь?
- Я уверена.
Кролик просиял и, махнув мохнатой лапой, ускакал прочь.
Она откинулась на подушку и начала считать дырочки на потолке.
***
Известнейшая во Франции семейная чета мимов была самой счастливой парой кроликов на свете.
***
На 12843-й дырочке в дверь её палаты постучали. Тихо ругнувшись о том, что придётся начинать всё сначала, она нехотя встала и открыла дверь.
За порогом стояла рыжая девушка с острыми чертами лица и маленьким серебряным колечком в правом ухе и куталась в чёрный платок.
Она вспомнила.
Её звали Жанна.

- Рыжая. Красивая. Жанна, Жанна, Жанна. Жена женевского короля. Королева. Моя.
- Эй, парень! Смотри куда идёшь!
Она открыла глаза.
- Простите.- Иногда, когда ей очень хотелось изобразить взрослого мальчика, она говорила низким ломающимся голосом.- Это всё Жанна...
Мужик усмехнулся:
- Пхе... Вот молодёжь пошла... Такие маленькие, а уже любовь!
- Жанна, Жанна, Жанна...
В последнее время рыжий был её любимый цвет. Вспомнила недавний разговор с матерью:
- Знаешь, всегда мечтала купить аудю. А4 или А6, но это уже совсем супер класс.
- Да. Я знаю, я вырасту, заработаю на бирже много денег и куплю такую. А4. И обязательно рыжую.
"И прокачусь вместе с Жанной,"- добавила про себя с улыбкой.
- Рыжую?! Ну где ты такую видела?
- Не проблема - можно перекрасить. Вот я узнавала,что есть такие... - и понеслась. А сама думала: "Нет, мамочка, она будет рыжая от жары. Потому что это я и Жанна. Потому что там будет ух как горячо."
Весь вечер потом думала об этом и завязывала веточки от вишенок языком во рту. Мать решила что это ребячество.
"Жанна, Жанна, Жанна. Моя королева в клетчатой мини-юбке. Жа... Чёрт. Натёрла на языке мозоль. Ох, вот теперь, если я тебя встречу, Жанна, я даже не смогу тебя поцеловать."
- Подонок! Да что ты городишь! Да ты почитай, как в тридцатых годах... - папаша опять орёт на телевизор. В телевизоре гей защищает геев.
- Мам, за что вы их так не любите?
- Ну это же психическая болезнь. Что в ней хорошего? Они хотят иметь детей. Нет, ну ты представляешь, чтО в такой семье может вырасти? Они больные, детка.
"Жанна, а у нас с тобой будут дети?"
- А чем они не люди? Мирно, спокойно живут, никому не мешают, никуда не лезут, и, в конце-концов, это их право. Ведь у нас свободная страна, ну или типа того.
Мать помолчала, прищурилась:
-А что это ты их так защищаешь, мм? Может быть, ты уже и себя к ним причислила?
Она посмотрела на мать, как на несмышлёное дитя:
- А ты уверена, что хочешь знать ответ?
Развернулась и гордо вышла.
***
Маленький кролик прыгал по травке.
- Нен, ойкакиате, ойкакиате, широи казе!
Ловко перепрыгнул через забор и сорвал морковку.
- Фее, хои фи фатте, аи фи фатте, хафе хигогетаи! - с набитым ртом ему петь не очень-то удобно.
Споткнулся, врезался в дерево. С одного из сучьев спрыгнул абсолютно чёрный пегас, подхватил кролика и улетел.
***
- Париж! Жанна, Париж! Это будет наш город!
- Да, конечно, дорогая.
- Жанна, Жанна, Жанна, Жанна, Ж...
Привычную тишину пустой квартиры разрезал звонок. Она не сразу сообразила, откуда звук, и, проверив, всё ли нормально с холодильником, вспомнила, что это телефон.
- Привет, - тихий голос с той стороны.
- П... Привет... Ж...
- Как дела?
- Да... я ... ох, прости.
- Что-то случилось?
- Нормально.
- ...
- Просто я немного не узнаю, кто это.
- Саша!
- Ах, Саша! Просто ты такая непривычно-тихая, как Ж...
- Да ты тоже не очень живая.
- Кажется, я совсем разучилась говорить.
- Да я уж заметила. А знаешь, я тут недавно... - Сашка привычно затараторила.
"Жанна, Жанна, Жанна"
- Саш, ты меня прости, мне нужно идти.
- Да, Уже? Ну ладно, давай, пока.
- Пока. - На автомате положила трубку. Закрыла глаза.
"Господи божечка, скажи мне, где она, моя Жанна? Рыжая-рыжая, сидит на рыжем дереве, болтает худенькими ножками и смотрит сквозь рыжие листья на небо - ищет тебя. А может, никого не ищет, она ведь свободна, она ведь свобода... Ну где же она, Господи божечка, я знаю, ты знаешь, он знает, вы знаете..."
Открыла глаза и улыбнулась. Прямо напротив, подперев голову рукой, сидел красивый, но ужасно уставший рыжий мужчина.
- Она дочь моя посередине. - У Бога оказался тихий мягкий баритон. - Ищи её здесь ищи её там найдёшь дочь моя твоя она будет.
- А она и правда твоя дочь?
- И кролика возьми с собой. Он морковку любит рыжую как я. - Бог улыбнулся.
- Ты похож на Йоджи, ты знал?
Бог насупился и сурово произнёс:
- Анимешники! Сатанински дети! - Громыхал он шаляпнским басом. - У вас у всех одно на уме - а то грех, грех, грех! Во ка дочь моя затрахало всяка жива скотина меня, сил уж больше нет моихъ на вас!
- Господи божечка, как же я тебя понимаю.
Сморгнула пылинку из глаза - а его уже и след простыл, только парик рыжий на форточке болтался.
- Так и знала, что он лысый.
Она подошла и сняла парик.
***
Кролик прыгал по Парижу. На этот раз на нём был деловой чёрный цилиндр и белые нарукавники с рыжими запонками. Кролик держал подмышкой Эфелеву башню.
-тк, вот здесь, и здесь, и здесь.
На каждое "здесь" кролик доставал одну башню и тыкал её в землю. И башня вырастала в красивую радиовышку, сияющую огненно-рыжим светом.
***
- Ого, и как он?
- Кто?
- Бог.
- Симпатичный. Рыжий.
- Не ожидала.
- Да он вообщем тоже.
Разговаривать с компьютером ей всегда было проще.
Через неделю в квартире появилась мать. Вошла через дверь, а не так, как вы подумали. Вошла, да так и встала, не зная, что делать. На столе сидела её дочь, грызла морковку и абсолютно пустыми глазами смотрела в стену, тихо повторяя: "Жанна, Жанна, Жанна, Ж, Ж, Ж..." На ковёр кто-то разлил рыжую краску, монитор компьютера украшал дешёвый рыжий парик.
- Скорая помощь.
Мать назвала, запинаясь, свой домашний адрес.

В колонках играет - "я сижу у окна...лалалала..."
Настроение сейчас - пытается поймать

Для неё дорога состояла из одних бордюров. Она не признавала ни бульваров, ни площадей, ни лестниц, ни тротуаров. Шагая по длинным бетонным камням, она постоянно чувствовала себя на грани: “Упаду? Не упаду?” – думала она. И от таких мыслей на её лице навеки застыл испуг.
Странные прохожие замечали её, подбегали и начинали её успокаивать, а она плакалась у них на плече. На самом деле ей просто нравилось ощущать себя не безразличной хоть для кого-нибудь, она радовалась и, чтобы не улыбаться, начинала ныть ещё громче. А иногда она подходила к краю сумасшедшего шоссе и, смотря вниз своими полными ужаса глазами, кричала:
-Я прыгну, я прыгну! И вы больше не увидите меня! Я умру, а вы все, все будете в этом виноваты!
И вот она уже подавалась всем телом вперёд, готовясь к прыжку, но тут к ней мгновенно подбегал какой –нибудь исполненный сострадания гражданин, обнимал её за талию, хлопал по плечу – успокаивал. И она, ещё пару раз всхлипнув, сдавленно улыбалась, извинялась и спешила прочь своей излюбленной бордюрной дорогой. Гражданин, гордясь собой за то, что сам вот только что спас бедную девушку – совершил доброе дело, уходит по своим делам.
А в этот момент всё существо “бедной девушки” торжествует победу, чувствуя себя великим и наиважнейшим для человечества, а маленький капризный ребёнок в её голове кривится в самодовольной усмешке и чествует себя за ещё одну успешно сыгранную сценку в театре под названием “Лучша я”.

Один раз в год она выходила на крышу - бывало это в ночь на 31 июня. Она знала одно такое место, где чреда крыш абсолютно одинаковых панельных “девятиэтажек” сливалась в единую лунно-металлическую дорогу. Там она уже не хотела прыгать, просто шла по карнизу и наслаждалась по кусочку шариком из пористого белого шоколада, называемым Луной.
Ещё вчера она с нетерпением ждала 31 июньской ночи. Так ждала, что уже душным вечером выбралась на свою крышу, где в прошлый раз написала мелом “пункт А”. От неровных сыпучих букв остались только мелкие чёрточки. Радуясь наступившей ночи, она была по-пьяному беспечна и даже не подозревала, что сейчас из её “пункта В” в путь отправляется такое же опьянённое луной существо. Она чуть ли не летела по слепящей глаза крыше и от яркого света не заметила тёмную фигуру, маячившую чуть впереди…

«…эти “девятиэтажки” с N-го года как отданы под снос: вёснами несущие колонны все прогнили, кровля протекала, штукатурка пластами отваливалась, а в дожди и грозы коротила проводка и вышибало пробки. Зимой дворники боялись сбивать сосульки и сбрасывать снег с крыш, так как ни перил, ни каких-либо других точек опоры там не было…» – на протяжении последних пяти месяцев эти фразы с некоторыми вариациями кочевали из газеты в газету.

…Пара кошек, от ужаса мяукнув, прыгнула на соседний балкон. Луна так и осталась несъеденной.