ПРОПИСКА НА НЕБЕСАХ

О жизни святой скиталицы Алипии

В камере смертников


Блаженная Алипия


Монахиня Алипия (в миру – Агафия Тихоновна Авдеева) родилась в 1905 году в благочестивой крестьянской семье села Вышелей Городищенского уезда Пензенской губернии. Отец блаженной – Тихон Сергеевич Авдеев – был большим постником: во время постов он ел только сухари и пил отвар из соломы. Мать, Васса Павловна, отличалась нищелюбием: она любила раздавать милостыню и подарки руками дочери. Какое образование получила Агафия, неизвестно. Молитвослов и Псалтирь она свободно читала на церковнославянском языке. Приходя к кому-то в гости, будущая подвижница старалась не участвовать в разговорах, а раскрывала Псалтирь и садилась в укромном уголке.

Октябрьский переворот 1917 года безжалостно перевернул и её жизнь: карательный отряд красноармейцев ворвался в дом Авдеевых и жестоко расправился с хозяевами. В то время большевики в первую очередь убивали тех людей, которые не отрекались от веры. Агафия чудом осталась жива: она в это время отлучилась к соседке. Вернувшись домой, девочка увидела расстрелянные тела отца и матери. Глубоко страдая, девочка-подросток нашла в себе силы, чтобы самой прочесть над ними Псалтирь.

Некоторое время Агафия жила в Пензе. Усердно посещала храм Божий, затем странницей побывала в святых обителях, которые в начале 1920-х годов ещё сохранились от разорения. Вскоре Агафию арестовали и заключили в тюрьму. Исповедница испытала все ужасы заключения: многочасовые, изматывающие допросы, сопровождавшиеся пытками и оскорблениями, постоянное ожидание смерти. Но эти испытания стали для неё очищающим горнилом. Претерпевая страдания, исповедница постоянно утешала соузников, молилась и заботилась о них.

Позже жительница Австралии Галина Кельвина Рашид свидетельствовала и о том, что, находясь в неволе, Агафия умудрялась передавать письма на волю, призывая не забывать Бога и верить в Него. Бабушка госпожи Кельвины Анна Самохина вместе с подругой, брат которой работал тюремным надзирателем, разыскали Агафию Авдееву и добились свидания с ней. Во время посещения исповедницы, которой было в то время немногим более 30 лет, Анна получила исцеление от рака и услышала предсказание о войне, во время которой погибнут два её сына, а третий вернётся. Так и произошло.

Твёрдое стояние в вере не укрылось от надзирателей, и Агафию перевели в камеру смертников. Исповедница готовилась к смерти, но воля Божия о ней была иной. «Господь провёл её через горнило страданий и сохранил для помощи народу, для совершения будущих богоугодных подвигов, – свидетельствует протоиерей Мефодий Финкевич. – Каждую ночь из тюрьмы выводили архиереев, священников, монахов – с концами, на расстрел… Она все эти переживания перенесла в своём сердце, она была душой вместе со страдальцами и тоже ждала этого. Это нужно было пережить, вот почему Господь дал ей духовные дары. Как она молилась, как она Господа умоляла в эти дни!»

По молитвам к святому апостолу Петру узнице удалось сбежать из тюрьмы. Впоследствии апостола матушка глубоко почитала до конца своих дней и рассказывала о его заступничестве, и в храме её место всегда было возле иконы апостолов Петра и Павла.

Вновь началась скитальческая жизнь, которая осложнялась тем, что у Агафии не было документов и прописки, что в советское время влекло за собой уголовное наказание. Но Господь хранил и покрывал Свою избранницу. Вполне вероятно, что именно в это время исповедница за Христа начала подвиг юродства ради Христа.

Скитания

Во время Великой Отечественной войны Агафия Тихоновна была захвачена фашистами и некоторое время провела в концлагере, испив новую чашу страданий. Затем снова были скитальчества, пока ноги не привели в Киев.

Там во время войны была вновь открыта Киево-Печерская лавра. Наместник обители архимандрит Кронид постриг Агафию в монашество с именем Алипия – в честь прп. Алипия, иконописца Печерского. Отец Кронид благословил своё духовное чадо на новый подвиг – столпничество в дупле дерева, которое росло возле колодца прп. Феодосия Печерского (к сожалению, дерево до настоящего времени не сохранилось). В дупле можно было стоять только полусогнувшись.

Это был очень тяжёлый подвиг даже в хорошую погоду, а в ненастную – и подавно. Ночью под самым дуплом выли голодные бродячие собаки. Сильный мороз пронизывал до костей полусогнутое тело подвижницы. Только непрестанная Иисусова молитва укрепляла хрупкую монахиню и поддерживала в ней жизнь.

Подвиг столпничества матушка совершала в течение трёх лет, до 1954 года, когда отошёл ко Господу отец Кронид. После него монахиня Алипия окормлялась у старца схимонаха Дамиана.

В 1961 году власти снова закрыли святую обитель под предлогом ремонта. Насельникам Лавры пришлось надолго её покинуть. Закрытие Киево-Печерской лавры монахиня Алипия перенесла тяжело. Всегда незаметная и тихая, она в эти дни коленопреклонённо молилась на лаврском дворе.

Вновь началась её многострадальная скитальческая жизнь: без документов, без прописки, без денег, без вещей. Если в сталинское время это «грозило» тюремным заключением, то в 1960-е годы – психиатрической больницей, куда власти отправляли верующих «для лечения». Монахиня жила то у одних, то у других хозяев, ночевала в подвалах и не приспособленных для жилья помещениях.

Матушка Алипия никогда не искала помощи и покровительства у людей, она искала помощи и защиты только у Бога. Её вера и дерзновение были так сильны, что те, кто слышал, с какой детской простотой она обращалась к Богу «Отец!», и видел, как мгновенно исполняются её молитвы, не сомневались, что для неё Он прежде всего Отец – близкий, любящий, заботливый.

Со временем матушка сняла комнатку в частном доме на Голосеевской улице и стала принимать людей, которые потянулись к благодатной старице за советом и с просьбами о молитвах, о помощи, об исцелении. Наступило время её открытого служения людям. К ней стали подходить и в Вознесенском храме на Демиевке, прихожанкой которого она стала после закрытия Лавры. Это была одна из немногих киевских церквей, которая не закрывалась в советское время. Подвижница очень любила этот храм и его служителей. Отцу Алексию (архиепископу Варлааму) блаженная старица предсказала монашество, вручив незадолго до пострига монашеские чётки. Демиевский храм был сохранён от закрытия и уничтожения в 1960-е годы (этот факт настоятель храма протоиерей Мефодий Финкевич и прихожане связывают с молитвами монахини Алипии), а вот дом, в котором жила сама матушка, разрушился, и она снова оказалась на улице.

Наконец, стараниями одной верующей женщины было найдено новое жилище – в домике на улице Затевахина. Здесь, в крошечной комнатке, которая имела отдельный вход, матушка Алипия и прожила последние девять лет своей подвижнической жизни – с 1979 по 1988 годы.

В Голосеевском лесу

Это был бывший монастырский дом, принадлежавший до революции скиту Киево-Печерской лавры – Свято-Покровской Голосеевской пустыни. Находился он среди леса, на склоне глубокого оврага. Лучшего места для монаха-безмолвника не найти. Весь Голосеевский лес освящён молитвами великих подвижников благочестия. Основатель скита – святитель Пётр (Могила) – коленопреклонённо молился здесь по ночам, укрепляясь духовно. Святитель Филарет (в схиме – Феодосий (Амфитеатров)), приезжавший в Голосеево на весну и лето в течение 17 лет вместе с духовным отцом преподобным Парфением, постоянно прогуливался с ним по лесу, совершая наизусть Псалтирь. Блаженный Феофил Китаевский, дважды подвизавшийся в Голосеевской пустыни, убегал в лес от своих многочисленных почитателей, забирался в дупло огромного дуба и молился там втайне от всех. «Проходки» по лесу с молитвой совершали и блаженный Паисий, который нёс в Голосеево послушание записчика и чтеца схимнического правила для святителя Филарета, и преподобный Алексий, воистину народный старец, духовно окормлявший сотни людей самых разных сословий и практически никогда ни перед кем не закрывавший двери своей скромной келии.

Однажды, проходя по территории разрушенной пустыни с сёстрами Флоровского монастыря, блаженная сказала: «Тут ещё будет монастырь и служба». Монахини подумали: «Как же здесь будет служба? В таких руинах?» Но время подтвердило истинность предсказания голосеевской старицы. В 1993 году, спустя пять лет после её кончины, пустынь стала возрождаться как скит Киево-Печерской лавры. Ещё через три года по благословению Синода Украинской Православной Церкви скит стал самостоятельным мужским монастырём.

Монахиня Алипия стала продолжательницей духовного делания голосеевских старцев. Как владыки Пётр и Филарет, она подвизалась в молитвах, которые совершала и келейно, и в лесу, и в глубоком овраге. Как блаженные Паисий и Феофил, подвизалась в подвиге юродства ради Христа, прикрывая им свои молитвенные и постнические подвиги. Матушка ходила в чёрных одеждах, а на голову надевала детскую меховую шапочку. Хрупкая, сухенькая, она казалась горбатенькой, поскольку на плечах или на спине носила икону мученицы Агафии, а на шее – множество больших железных ключей. Принимая нового человека под своё духовное окормление, матушка вешала на шею и новый ключ.

Обо всём она говорила только в мужском роде, в том числе и о себе, и о представительницах женского пола. Многие воспринимали это как проявление юродства. Но, может, была и другая причина: почти четверть века монахиня Алипия провела в мужских обителях – в Лавре и разрушенной Голосеевской пустыни, окормляясь у старцев и подражая подвигам древних и близких к нам по времени преподобных. А ведь ещё святитель Игнатий (Брянчанинов) сказал, что если немощная женщина подвизается из любви ко Христу, то и она «блажен муж», по словам Псалмопевца. Возможно и то, что матушка по благодати достигла такого духовного состояния, когда перестаёшь делать различие между мужским полом и женским, когда каждого человека воспринимаешь как «новую тварь во Христе», как нового Адама, как живой образ Божий.

Если кто-то обращался к ней со своей бедой во время службы, матушка тут же начинала молиться о помощи и, получив извещение от Бога, радостно сообщала о благополучном исходе. После службы она тут же, в храме, выслушивала многочисленных посетителей и, внутренне молясь, прозорливо указывала решение проблемы или молилась о помощи и исцелении. Вернувшись в келию, старица, несмотря на преклонный возраст, занималась своим нехитрым хозяйством, продолжая принимать людей. Она любила возиться с курочками, работать в огороде, готовить для своих духовных детей и гостей.

Пищу блаженная старица вкушала один раз в день и крайне мало. В среду же и в пятницу, а также на первой и на последней неделе Великого поста она ничего не ела и не пила. Ночью матушка практически не отдыхала: молилась, присев на краешке кровати. Только в конце жизни, в периоды тяжёлых болезней, она ложилась, чтобы немного отдохнуть, на доски. А в три часа утра для неё начинался новый трудовой день. Но от других монахиня Алипия не требовала такого строгого подвижничества. У неё часто кто-нибудь ночевал, и своих гостей она с любовью укладывала спать и утром благословляла в дорогу. Как правило, посетительницы уходили бодрыми и… исцелёнными, хотя сразу могли этого и не заметить.

Кроме этого, старица лечила больных и собственноручно приготовленной мазью, целебная сила которой заключалась в молитвах блаженной. Сохранилось множество свидетельств об исцелении таким способом самых тяжёлых недугов. Так, у одной матушки, жены священника, врачи обнаружили рак груди. Муж настаивал на операции. Тогда женщина обратилась за благословением к блаженной Алипии, но старица не благословила. Она намазала больную грудь страдалицы своей мазью и, наложив утепляющую повязку, запретила её снимать в течение трёх дней. Жена священника с трудом пережила эти дни, настолько невыносимой была боль. Но благословение не нарушила. Через три дня на груди образовался большой гнойник, который матушка Алипия благословила вскрыть в больнице. Никакой злокачественной опухоли у женщины уже не было.

Борьба с бесами

Даже в отдалённой голосеевской келии монахиня не знала покоя от преследования властей. Время от времени приходил участковый милиционер, требовал показать документы и покинуть домик. Но матушка после внутренней молитвы неизменно отвечала ему, что главный Начальник не разрешает ей уходить. И по милости Божией участковый оставлял подвижницу в покое. Но только на время.

Нередко приезжали бригады «Скорой помощи» и пытались увезти старицу то в психиатрическую больницу, то в дом престарелых. Но по милости Божией уезжали ни с чем. Однажды старица, внутренне молясь Богу, открыла женщине-врачу её тайный недуг, и та, потрясённая, оставила подвижницу в покое.

Часто на келию нападали хулиганы и ломали двери в надежде чем-то поживиться, и тогда старица стояла на молитве с воздетыми руками всю ночь, пока непрошеные гости не уходили. Когда лукавому не удавалось повредить старице через людей, то он являлся сам: пугал, стучал, ломал двери. Для испытания подвижницы в вере Господь попускал диаволу нападать на неё физическим образом. Однажды свидетелями борьбы матушки Алипии с лукавым стали келейница и её внучка. Обеспокоенные долгим отсутствием старицы, они побежали к оврагу. Духовному взору ребёнка открылось, что блаженную пытается убить некто страшный и чёрный, а келейница видела только матушку, с которой борется кто-то незримый.

Опытно зная всю тяжесть борьбы с духами злобы поднебесной, матушка всегда предостерегала от самочинного подвижничества и юродства. Так, она не благословляла ехать подвизаться в горах Кавказа, охлаждая пылкую мечтательность новоначальных подвижников простыми словами: «Не то. Эти подвиги не для нашего времени».

К монашествующим блаженная относилась с большой любовью, ласково говоря о них: «Моя родня всегдашняя» или «Он – из нашей деревни». В советское время монашествовать было очень непросто. В 1970-х годах в Киеве действовали только два женских монастыря: Покровский и Флоровский. Но их насельницы не имели покоя. Власти требовали киевскую прописку, а прописаться в Киеве иногородним было почти невозможно. Не всегда возможно было прописаться и в области. В монастырях нередко проводились облавы и обыски, насельницы выслушивали немало оскорблений, их старались во что бы то ни стало убрать из монастырей, особенно молодых.

Одна из монахинь, измученная тем, что не может никак прописаться, пришла со своей скорбью к матушке Алипии. Блаженная встретила её словами: «Сколько будете мучить девку с пропиской? Прекратите издеваться!» Старица благословила монахиню, и та вскоре получила прописку в городе Ирпене.

Своими молитвами блаженная поддержала многих верующих мирян и помогла им устоять в вере и не отпасть от Церкви.

Одну девушку поставили перед выбором: или отречение от веры и вступление в комсомол, или отчисление из университета и привлечение к уголовной ответственности. Девушка обратилась за советом к матушке Алипии. Старица ответила, что «Царские грамоты» можно и без комсомола носить. После молитв блаженной о верующей студентке просто забыли. Другую девушку преследовали за написание духовных стихов. По молитвам старицы она заболела, а потом о ней также забыли.

К монахине обращались со своими трудноразрешимыми проблемами и тяжёлыми болезнями не только верующие, но и безбожники, и коммунисты. Матушка бескорыстно помогала и им, и под воздействием её молитв и любви люди обращались ко Христу.

Блаженной было открыто, что 26 апреля 1986 года произойдёт авария на Чернобыльской АЭС. Матушка Алипия задолго до трагедии предупреждала людей, что будет гореть земля, что будут гореть подвалы, что «затравят» землю и воду. «Тушите огонь! – кричала блаженная. – Не пускайте газ! Господи! Что будет на Страстной неделе!» Более полугода блаженная пребывала в усиленном посте и молитве о спасении земли и людей от страшной катастрофы. За день до аварии матушка ходила по улице и кричала: «Господи! Пожалей младенцев, пощади народ!»

Когда же авария произошла и началась паника, особенно в Киеве и городах и сёлах, близких к 30-километровой зоне, блаженная не благословила бросать дома и бежать. Она, как любящая мать, призывала всех успокоиться, обратиться к Богу и уповать на Его помощь и милость. Матушка говорила, что нужно осенять жилища крестным знамением и продолжать в них жить, осенять крестным знамением пищу и вкушать её без боязни. В эти страшные дни старица многих удержала от паники и отчаяния и привела к Богу.

Любая человеческая беда, любое человеческое горе всегда вызывали в душе старицы большое сострадание. Её стремление помочь всем выражалось не только в усиленных молитвах, но и в том, что матушка накладывала на себя дополнительный пост и подвергала своё старческое многоболезненное тело новым лишениям. Так, во время засухи она не только не вкушала пищи, но и не пила воды, даже в самый жестокий зной, вымаливая у Господа дождь. Матушка усиливала пост и в том случае, когда её духовные дети своим непослушанием оскорбляли Бога.

Тихая радость

За несколько месяцев до кончины блаженная очень ослабела. Часто спрашивала у келейницы Марии и у других людей, какой день недели 30 октября. Ещё матушка говорила: «Я отойду, когда пойдёт первый снег и наступят заморозки». 17/30 октября 1988 года пошёл первый снег и ударил первый морозец. После службы в келию к старице пришло много людей: все спешили попрощаться с блаженной и у неё взять последнее благословение. Духовные дети плакали, молились. Понимая, как тяжело будет им видеть смерть духовной матери, матушка благословила всем, за исключением одной женщины, идти в Китаевскую пустынь и помолиться о ней на могилах преподобной Досифеи и блаженного Феофила… Когда духовные чада молились о ней в Китаево, умирающая старица усердно просила Господа о том, чтобы Он не оставил её осиротевших детей.

На смертном одре старица лежала светлая, точно уснувшая. Лицо её было спокойным и благостным.

На отпевание, которое состоялось 1 ноября в Вознесенском храме Флоровского монастыря, собралось множество людей. Гроб монахини Алипии утопал в цветах. Присутствующие на службе почитатели матушки не ощущали уже такого сильного горя и скорби, которые поразили их при известии о её кончине. Скорбь растворилась в какой-то тихой радости, исполненной упования и надежды. Все ощущали, что это – торжество веры, что это не смерть, а победа над нею.

Составлено по тексту с интернет-портала «Величит душа Моя Господа»

http://www.rusvera.mrezha.ru/

ВЕРТОГРАД


Св. ворота на о.Еловый


СТАРЕЦ АЛЯСКИ

В книгу «Преподобный Герман Аляскинский» ученый Сергей Корсун включил множество ценных документов, в том числе воспоминания людей, знавших о.Германа. Приводим несколько отрывков, из которых складывается, конечно, неполный, но удивительный портрет преподобного.

Совет капитану

В сентябре 1807 г. в Ново-Архангельск (столицу Русской Америки, ныне г.Ситка. – Ред.) прибыл из Кронштадта шлюп «Нева» под командованием Леонтия Андриановича Гагемейстера...

На о.Кадьяк «Нева» прибыла 9 октября, здесь судно зимовало. В это время отец Герман оказал сильное влияние на капитана Гагемейстера, который происходил из прибалтийских немцев и по вероисповеданию был лютеранин. Семен Яновский, который позже служил под командой Гагемейстера (а еще позже, в 1818 г., стал главным правителем Русской Америки. – Ред.), вспоминал:

«Отец Герман обратил одного морского капитана Г. из лютеранской веры в православие. Этот капитан был весьма образован, кроме многих наук, он знал языки: русский, немецкий, французский, английский и несколько испанский – и за всем тем он не смог устоять против убеждений и доказательств отца Германа: переменил свою веру и был присоединен к Православной Церкви через миропомазание. Когда он покидал Америку, старец на прощание сказал ему: “Смотрите, если Господь возьмет вашу супругу у вас, то вы никак не женитесь на немке: если женитесь на немке, то она непременно повредит ваше православие”».

Л.А.Гагемейстер дал слово, но не сдержал его – после смерти первой жены он вновь женился на немке. Скончался капитан скоропостижно, без покаяния, в 1834 г., в возрасте 54 лет.

Один вопрос

Тогда же произошла беседа отца Германа с членами экипажа шлюпа «Камчатка». Вот как об этом писал С.И.Яновский:

«Однажды пригласили старца на фрегат, пришедший из С.-Петербурга. Капитаном фрегата был человек весьма ученый, высокообразованный, он был прислан в Америку по Высочайшему повелению, для обревизования всех колоний, с капитаном было до двадцати пяти человек офицеров, также людей образованных.

В этом-то обществе сидел небольшого роста, в ветхой одежде, пустынный монах, который своей мудрою беседою всех образованных собеседников своих привел в такое положение, что они не знали, что ему отвечать. Сам капитан рассказывал: “Мы были безответны, дураки перед ним!”

Отец Герман задал им всем один общий вопрос: “Что вы, господа, более всего любите и чего бы каждый из вас желал для своего счастья?”

Посыпались разные ответы: кто желал богатства, кто чинов, кто красавицу жену, кто прекрасный корабль, на котором он начальствовал бы, и так далее в этом роде.

“Не правда ли, – сказал им на это о.Герман, – что все ваши разнообразные желания можно привести к одному – что каждый из вас желает того, что, по его понятию, считает он более лучшим и достойным любви?” “Да, так!” – отвечали все.

“Что же, скажите, – продолжал он, – может быть лучше, выше всего, превосходнее и по преимуществу достойнее любви, как не Сам Господь наш Иисус Христос, Который нас создал, украсил такими совершенствами, всему дал жизнь, все содержит, питает, все любит, Который Сам есть Любовь, прекраснее всех человеков? Не должно ли же, поэтому, превыше всего любить Бога, более всего желать и искать Его?”

Все заговорили: “Ну, да! Это разумеется! Это само по себе!”

“А любите ли вы Бога?” – спросил тогда старец.

Все отвечали: “Конечно, мы любим Бога. Как не любить Бога?” “А я, грешный, более сорока лет стараюсь любить Бога и не могу сказать, что совершенно люблю Его”, – возразил им отец Герман и стал доказывать, как должно любить Бога.

“Если мы любим кого, – говорил он, – мы всегда поминаем того, стараемся угодить тому, день и ночь наше сердце занято тем предметом. Так ли же вы, господа, любите Бога? Часто ли обращаетесь к Нему, всегда ли помните Его, всегда ли молитесь Ему и исполняете Его святые заповеди?”

Должны были признаться, что нет!

“Для нашего блага, для нашего счастья, – заключил старец, – по крайней мере, дадим себе обет, что с сего дня, от сего часа, от сей минуты мы будем стараться любить Бога уже выше всего и исполнять Его святую волю!”»

Первый мученик

С.И.Яновский писал: «Однажды я рассказал ему (о.Герману. – Ред.), как испанцы в Калифорнии захватили в плен наших 14 алеутов, и иезуиты замучили одного алеута, принуждая их всех принять католическую веру, на что алеуты никак не соглашались, отвечая: “Мы христиане, мы крещены”, – и показывали им православные кресты на шеях.

Но иезуиты возражали: “Нет, вы еретики. Если не согласитесь принять католическую веру, то мы вас замучаем”. И оставили их по двое в темнице до вечера, на размышление. Вечером пришли с фонарем и зажженными свечами и начали опять убеждать их к принятию католической веры. Но алеуты, проникнутые благодатию, твердо и решительно отвечали: “Мы христиане, не переменим своей веры”.

Тогда эти фанатики приступили их мучить – сначала одного, другой был свидетелем. Они сперва отрезали по одному суставу у пальцев на ногах, потом по другому – тот все терпел, только и говорил: “Я христианин и не изменю своей веры”. Потом на руках отрезали по одному суставу у каждого пальца, потом по другому, потом отрубили ступни ног, потом кисти рук – кровь лилась, но мученик до конца терпел, неизменно одно твердил с такою верою; от истечения крови скончался.

Они и на другой день хотели было мучить и других, но в ту же ночь было получено из Монтерея повеление: всех взятых в плен русских алеутов немедленно прислать под конвоем в Монтерей, а потому они утром все, кроме скончавшегося, были отправлены. Это рассказал мне самовидец алеут, товарищ замученного.

Об этом я тогда же донес в Главное Правление в С.-Петербург.

Когда я окончил свой рассказ, то отец Герман спросил: “А как звали этого замученного алеута?” Я ответил: “Петр, а фамилии не припомню”. Тогда он встал перед образом, благоговейно перекрестился и произнес эти слова: “Святой новомученик Петр, моли Бога о нас!”»

Товарищем замученного и очевидцем событий был кадьякский алеут по имени Иван Кееплий, также в некоторых источниках именуемый Кыхляй. Ему удалось бежать из испанского плена, и он был подобран судном российско-американской компании «Ильмена» с острова того же имени и доставлен в Форт Росс, откуда он вернулся в Ново-Архангельск в 1819 году.

Эпидемия Большой земли

Осенью 1819 г. экипажем американского судна, шедшего с Явы, была занесена в Ново-Архангельск, а затем и на Кадьяк, эпидемия гриппа. Вероятно, это было судно «Еаglе» под командованием Томаса Мика. От эпидемии в Гавани сразу же погиб 51 человек.

Болезнь начиналась жаром, сильным насморком и удушьем и оканчивалась конвульсиями, после чего люди умирали. Эпидемия быстро распространялась по алеутским селениям. Смертность была так велика, что алеуты вымирали целыми семьями, тела умерших находились в домах по многу дней, так как их некому было хоронить.

С.И.Яновский писал: «Я не могу представить себе ничего печальнее и ужаснее того зрелища, которым я поражен был, посетивши алеутский кажим. Это большой сарай, или казарма с нарами, в котором живут алеуты со своими семьями, в нем помещалось до ста человек. Здесь одни уже умерли, остыли и лежали подле живых, другие кончались; стон, вопль, раздирающий душу!»

Во время этой страшной эпидемии, продолжавшейся больше месяца, из всех русских только один отец Герман неутомимо посещал больных: уговаривал их терпеть, молиться, приносить покаяние и приготовлял умирающих к смерти.

Надо ли говорить, что оставшиеся в живых кадьякские алеуты еще больше полюбили отца Германа, который, рискуя собой, доказал им свою любовь во время постигшего их бедствия.

Сразу после страшной эпидемии, в декабре, правитель Русской Америки С.И.Яновский собрался уехать в Петербург и забрать с собой молодую жену Ирину – дочь А.А.Баранова, первого правителя Аляски. При расставании о.Герман сказал Яновскому: «Вы собираетесь в Россию, в Петербург – не везите туда жену вашу, которая здесь родилась, не видела большого света, ни его пленительной роскоши, ни его соблазнов и пороков, а лучше оставьте ее у вашей матери, в Малороссии, пока сами по делам поедете в Петербург».

С.И.Яновский дал слово, но не сдержал его. Янковские прибыли в Петербург в начале 1822 г., здесь они закружились в водовороте светской жизни, время летело незаметно, но через несколько месяцев Ирина стала утомляться от светского общества, от нескончаемой череды балов, приемов и званых обедов. Тогда С.И.Яновский вспомнил предостережение отца Германа, он отвез жену к своей матери в деревню, но было поздно, Ирина таяла, как свеча, от неизвестной болезни и в начале 1824 г. тихо скончалась.

Позднее, вспоминая о беседах со старцем, С.И.Яновский говорил: «Что значит христианская любовь, не то что мирская! Чего он ожидал от меня, чего искал? – Только желал спасти овцу заблудшую!»

После смерти Ирины он женился вторично (в 1826 г.). От этого брака у него было четверо детей. В 1864 г. он ушел в монастырь, в Калуге. Принял схиму. Умер 6 января 1876 г.

На морском берегу


Остров Еловый, куда преподобный Герман удалился для отшельнической жизни


Не только люди искали общения с отцом Германом, но и животные, они его абсолютно не боялись. Постоянно старец кормил птиц рыбой, и они во множестве селились вблизи его кельи. Под кельей у него жил ручной горностай. Это очень осторожный зверек, всегда избегающий людей, а от старца он принимал пищу из рук. Также видели, как он кормил медведей и они не проявляли никакой агрессивности. Все живое от соприкосновения со старцем обретало мирный характер.

Полностью посвятив себя служению Господу, заботясь единственно о прославлении Его всесвятого имени, вдали от родины, среди многообразных скорбей и лишений, десятки лет проведя в высоких подвигах самоотвержения, – преподобный Герман сподобился многих сверхъестественных даров от Бога.

Водой, освященной в праздник Богоявления, он поил хворых, и это «лекарство» всегда приносило облегчение.

Однажды Софья (креолка, образовавшая рядом с пустынькой о.Германа женскую обитель. – Ред.) со своими девушками хотела поехать на другой остров за морской капустой. Это было в воскресный день. Старец сказал им: «Не уезжайте вы сегодня, а завтра».

Они говорили между собой, что целую неделю не было хорошей погоды и будет ли завтра – один Бог знает. И они уехали без благословения старца. Когда они довольно далеко отъехали от берега, их байдарка наскочила на подводный камень, кожаная обшивка байдарки прорвалась, и одна из девушек утонула.

После возвращения старец их призвал к себе и сказал: «Вот что значит преслушание и прекословие!» Они упали на колени и просили прощения, старец их простил и сказал: «Когда я утром выходил на берег морской, то на том самом месте видел человека, сидящего на камне и плещущего руками воду, и много безобразен был он собой».

Позже на Еловом острове произошло наводнение. Жители в испуге прибежали к келье отца Германа. Он взял из дома своих учеников икону Божией Матери, вынес, поставил ее на морском берегу и стал молиться. После молитвы он сказал присутствовавшим: «Не бойтесь, далее этого места, где стоит святая икона, не пойдет вода». И наводнение тотчас прекратилось. Затем, обещая такую же помощь на будущее время – заступление Пренепорочной Владычицы, поручил он своей ученице Софии в случае наводнения ставить икону на берегу.

Искушения

Между тем вскоре, в 1823 году, прибыл на Аляску священник Фрументий Мордовский. В 1824 году о.Фрументий был назначен на Кадьяк, где он начал действовать самовольно, как глава местной церкви. Это означало, что миссионеры, т.е. отцы Афанасий и Герман (это все, кто к тому времени остался в Миссии. – Ред.), должны были ему подчиниться. В апреле 1824 года Мордовский потребовал, чтобы управляющий местной конторой С.Я.Никифоров сопровождал его на Еловый остров, где Мордовский произвел унизительный для преподобного обыск его кельи. Он оценил все имущество, включая часовню, в 8000 рублей. В эту сумму входили деньги, около 1500 рублей в монетах и ассигнациях. Эти деньги преподобный хранил для постройки новой церкви на Кадьяке, которая к тому времени совсем обветшала. Во время обыска промышленный Пономарьков, как рассказывали позже, стал топором выворачивать доски пола. Глядя на него, отец Герман сказал: «Друг мой, напрасно ты взял топор – это орудие лишит тебя жизни!»

Вскоре Пономарьков был отправлен в Николаевский редут на Кенайском полуострове, там ему, спящему, индейцы отрубили голову топором.

Много горестей и искушений старец потерпел и от бесов. Однажды его ученик Герасим вошел в келью старца без обычной молитвы, на все свои вопросы к отцу Герману он не получил никакого ответа. На следующий день он спросил старца о причине вчерашнего молчания. Отец Герман ответил: «Когда я пришел на этот остров и поселился в этой пустыне, много раз бесы приходили ко мне, как будто бы для надобностей, и в виде человеческом, и в виде зверей – и я много потерпел от них разных скорбей и искушений, поэтому теперь и не говорю с тем, кто войдет ко мне без молитвы».

Неистленный памятник

Незадолго до своей смерти старец сказал своим ученикам: «Когда я умру, вы похороните меня рядом с о.Иоасафом. Убейте немедленно моего быка, он мне довольно послужил. Похороните же вы меня одни и не сказывайте о моей смерти в Гавань, гаваньские не увидят моего лица. За священником не посылайте и не дожидайтесь его – не дождетесь! Тела моего не обмывайте, положите его на доску, сложите на груди руки, закутайте меня в мантию и ее воскрилиями покройте мое лицо и клобуком голову. Если кто пожелает проститься со мной, пусть целует крест, лица моего никому не показывайте. Опустив в землю, покройте меня бывшим моим одеялом». Под одеялом подразумевалась доска, под которой спал старец.

Когда отец Герман почувствовал, что приближается время его упокоения, он приказал своему ученику Герасиму зажечь свечи перед иконами и читать Деяния Святых Апостолов. Через какое-то время лицо его просияло, и он громко произнес: «Слава Тебе, Господи!» Приказал прекратить чтение и объявил, что Господу угодно еще на неделю продлить его жизнь.


Часовня на месте могилы преп. Германа


Через неделю опять были зажжены свечи и тот же Герасим читал Деяния Святых Апостолов. Тихо преклонил старец свою голову, келья наполнилась благоуханием, и отца Германа не стало. Так блаженно почил он сном праведника на 81-м году жизни, 13 декабря 1836 года. В тот же вечер жители селения Катани, которое находилось на острове Афогнак, видели над Еловым необыкновенно светлый столб, который шел от земли к небу. Пораженные чудесным явлением, креол Герасим Вологдин и его жена Анна сказали: «Видно, отец Герман оставил нас», и стали молиться. Также этот светлый столб видела кадьякская алеутка Анна Нацмышкнак. К.Ларионов писал об этом в 1867 году: «О сем я слыхал от многих людей, которые видели с разных мест, другие видели на море, будучи на байдарках».

По какой-то причине ученики старца не убили сразу же его быка. Бык затосковал и на следующий день с разбегу стукнулся лбом о дерево и упал замертво.

Несмотря на предсмертную волю отца Германа, его ученики не решились на похороны без того, чтобы не сообщить об этом начальству в селение Павловская Гавань. Ученик, посланный с печальной вестью на Кадьяк, сообщил, что правитель Кадьякской конторы РАК В.И.Кашеваров запретил хоронить старца до своего приезда. Он приказал сделать для усопшего лучший гроб и сам с местным священником о.Алексеем (Соколовым) собирался немедленно привезти его на Еловый.

Но такие распоряжения были против воли почившего, и вот подул страшный ветер, полил дождь, и началась ужасная буря. Несмотря на то, что переезд из Павловской Гавани до острова Елового занимал всего два часа, никто не решался пуститься в море в такую погоду. Буря продолжалась целый месяц, и все это время тело отца Германа лежало в теплом доме, но от него не было ни малейшего запаха, и лицо почившего оставалось таким же, как было при жизни.

Наконец, через месяц опытный промышленник Козьма Училищев смог доставить гроб из Павловской Гавани. Он был единственным человеком, приехавшим с Кадьяка, и жители Елового одни предали земле останки старца. Так исполнилось последнее желание отца Германа. После погребения преподобного ветер тотчас же стих и поверхность моря сделалась гладкой как зеркало.

Похоронив старца, его ученики поставили над могилой деревянный памятник. В середине шестидесятых годов XIX века могилу отца Германа посетил кадьякский священник Петр Кашеваров. Он писал: «Я сам видел его (деревянный памятник) и теперь могу сказать, что он нисколько не тронут временем и как будто бы сего дня сколочен». Видел его также в 1896 году тогда еще иеромонах Анатолий (Каменский), который окончил жизнь как архиепископ Иркутский в 1929 году в застенках ГПУ. Архимандрит Герасим (Шмальц) видел этот же памятник при своем первом посещении Елового острова в 1927 году.

Со смертью старца дикие звери и птицы перестали селиться у его кельи, и даже огород отца Германа перестал давать прежний урожай.

Пророчество

После смерти старца стали сбываться одно за другим его пророчества.

Часто отец Герман говорил, что скоро в Америке будет свой архиерей, тогда как об этом никто и не думал. Да и всего на Аляске в 30-е годы XIX века было только четыре священника: по одному в Ново-Архангельске, на о.Кадьяк, на о.Уналашка, на о.Атха и один монах – сам о.Герман на о.Еловом. Ясно, что в то время не было никакой надежды, что вскоре в Америке появится свой архиерей. Но прошло лишь несколько лет, и в 1840 году, по воле Божией, была образована Камчатская, Курильская и Алеутская епархия, главой которой стал епископ Иннокентий (Вениаминов), в миру иерей Иоанн, ранее служивший на острове Уналашка. С его приездом началась новая история Миссии в Америке.

Фото А.Чернавского

МИССИОНЕРСКИЕ ПИСЬМА

В феврале 2004-го (№ 484) и в сентябре 2006-го (№ 523) наша редакция (газета «Вера») публиковала в рубрике «Вертоград» фрагменты книги святителя Николая Сербского «Мысли о добре и зле». В этом и последующем выпусках мы предлагаем вам познакомиться с фрагментами его «Миссионерских писем», которые можно назвать настоящим учебником православной жизни (всего их около 300). Под влиянием этой книги была создана «Народная православная христианская община», насчитывавшая более 200 тыс. зарегистрированных членов. Возглавил её сам владыка Николай.

Письмо человеку, который верит в Бога, но не молится Ему

Трудись и укрепляй в себе веру. Со временем почувствуешь потребность в молитве. Пока слаба твоя вера и не заставляет тебя молиться. Смотрели мы, как слабая струя воды падала на колесо водяной мельницы и оставалось колесо неподвижным; когда же прибыла вода, колесо двинулось. Вера есть сила духовная. Малая вера не подвигнет ум к размышлениям о Боге и сердце на молитву Ему. Крепкая вера движет и ум, и сердце, и всю душу человека. Пока живёт в душе крепкая вера, она силой своей устремляет душу к Богу.

Ты говоришь, что, прочитав слова Спасителя: знает Отец ваш, в чём вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него (Мф. 6, 8), ты сделал вывод, что молитва не нужна. Конечно, знает Господь, что нам нужно, но Он хочет, чтобы мы молились Ему. Поэтому и заповедал Спаситель: непрестанно молитесь (1 Фес. 5, 17) – и научил нас молиться.

Это легче объяснить родителям, чем тебе, холостяку. Ведь и родители знают, что нужно детям, но ждут, пока ребёнок попросит их. Знают родители, что прошение умягчает и облагораживает детское сердце, делает его смиренным, кротким, послушным, милостивым и благодарным. Видишь, сколько небесных искр высекает молитва из человеческого сердца!

Прочитал я, как один странник остановился перед домом у дороги. Было там собрание рабочих, вдруг наступила в доме тишина: рабочие преклонили колена на молитву. Но один из них вышел и стал ходить вокруг дома. Спросил его странник:

– Что происходит в доме?

– Молятся Богу. Мне стало стыдно, и я вышел.

Странник замолчал в ожидании.

– Кого ты ждёшь? – спросил рабочий.

– Жду, когда кто-нибудь выйдет, чтобы спросить его о дороге.

– Почему не спросишь меня? Я покажу тебе дорогу.

Покачал головой странник и отвечал:

– Как может показать правильный путь тот, кто стыдится Бога и своих братьев?

Думаю, что ты молитвы не стыдишься, но вера твоя ещё не окрепла. Береги, укрепляй в себе этого младенца. Когда вырастет он и возмужает, стократно воздаст тебе за твой труд.

Мужественная вера повернёт внутреннее колесо твоего естества, и ты обретёшь жизнь новую.

Мир тебе и благословение Божие.

Письмо образванной верующей женщине, терпящей насмешки от близких

Отвечай на их насмешки улыбкой. Их насмешки исходят из злых сердец; твоя же улыбка да будет беззлобной. Насмешка всегда от незнания, улыбка – от знания. Насмешками они делают твою молитву вечному Судии драгоценнее. Ибо нет для Господа молитвы дороже, чем молитва отважного сердца, окружённого стрелами злобы, ненависти, издёвок и насмешек. Это обоюдоострые стрелы, но притупляются они от твоего мужества и острием возвращаются к стрелкам и наносят им раны. Жена царя Давида однажды посмеялась над вдохновенной молитвой своего мужа. Насмешка эта оскорбила Бога больше, чем царя Давида, и наказал Всевышний дочь Саулову, и не имела она потомков до смерти своей. Кто внимательно наблюдает за человеческими судьбами и событиями, знает, как сурово Господь наказывает насмешников над святынями.

А ты скажи насмешникам своим, если считаешь, что слово будет лекарством лучшим, чем молчание, скажи им: «Обманывает ли меня зрение или действительно вижу, как вы каждый день молитесь торговцам, старостам и полицейским о своих нуждах? Отчего же вы насмехаетесь надо мной, когда я молюсь вечному Творцу? Разве молиться немощным не смешно? Разве не безумие – поклоняться праху, а не Жизнодавцу и Господу?»

Сказано где-то у пророка: проклят всякий надеющийся на человека. Очевидно, что тот, кто полагает упование на смертного человека, на мыльный пузырь, а не на Бога Вседержителя, проклят. И это проклятие, лежащее на нём и доме его, заметно в каждый день его жизни. Ясно также, что проклят всякий человек, молящий только человека и не молящий Того, Кто всё держит и всё может. Но, смотри, иногда молчание полезнее таких слов.

Первая насмешка смущает молитвенную душу. Но ты уже пережила её и не оставила молитву. А следующая насмешка побуждает к молитве. Ты говоришь, что и сама это испытала. Теперь тебе и Господь ближе, и церковь милее, и молитва слаще. Знай, наступит время, когда насмешки прекратятся, а будет одобрение, удивление и благодарность; но тогда твоя душа окажется в большей опасности, чем теперь. Сейчас ты учишься смирению, а тогда тебе придётся защищаться от гордости. А это уже другое испытание, другое искушение.

Знай, именно те, кто мучает нас насмешками, наши враги. О них говорил Господь: любите врагов ваших (Мф. 5, 44). Не зная, что делают, они делают нам добро. Огорчая и притесняя нас, они разжигают в нас факел Божественного огня. Ругаясь вслед нам, когда мы идём в храм Божий, они подвигают нас ближе к Богу. Досаждая нам на земле, они делают Небеса более желанными для нас. Мороз и ветер не желают дереву добра, но и невольно приносят ему добро. Так и враги твои. Поэтому прости и благослови их, и молись Богу за них, и люби их как своих величайших после Господа благодетелей, – в этом вершина любви.

Но, если душа твоя не потерпит этого ничтожного шуршания праха земного, постыдишься тогда пред Христом, тогда Он посмеётся тебе, а не только люди и демоны.

Чаще посещай дома скорби, посещай кладбища. Думай о Кресте Христовом и прикладывайся к нему чаще. Думай о конце жизни. Всё это поможет тебе укрепиться в молитвенном расположении и одержать победу.

Мир тебе и милость Божия.

Письмо разорившемуся купцу, которого все покинули

Ты пишешь, что разорился. Друзья тебя покинули. Одни отвернулись, другие насмехаются. Только вера в Бога удерживает тебя от сумасшествия или от злодейства над собой. Так ты пишешь.

Пропало имение, но ты не пропал. Если пропала торговля, это не значит, что пропал человек. Богатство не родилось вместе с тобой, оно прилепилось к тебе на жизненном пути и к концу жизни должно отлепиться от всякого. Однако оно отошло от тебя раньше конца твоей жизни, и это огорчило тебя, хотя именно это стало счастьем для многих, ибо, лишившись тленного земного богатства, они имели достаточно времени, чтобы обогатить душу Богом. Те же, кто сбрасывает с себя бремя плоти одновременно с бременем богатства, могут опоздать и потерять всё.

Ты пишешь, что честно работал. За честность обещана вечная награда, а не временная. Честным трудом можно разбогатеть, а можно и обнищать. Но как богатство не возвышает человека, так же и бедность не унижает его. Кто думает иначе, тот не в христианской вере живёт, а в язычестве, для которого цена человека равна содержимому его кошелька. Христос для того и взошёл на Голгофу и дал распять Себя, чтобы упразднить это варварское мерило и установить новое – духовное и нравственное.

По Христовой мере, то, что составляет вечную ценность человека, не прибывает с богатством и не убывает с бедностью. Но приливы и отливы этой вечной ценности, которая не сходит с телом в могилу, зависят от силы любви человека к заповедям Божиим.

Конечно, больно, что друзья оставили тебя в беде, отворачиваются либо смеются тебе в лицо, но это лишь ещё одно свидетельство их приверженности к язычеству и его обычаям. Когда Господа распинали на Кресте, где были те, кто перед этим хотел сделать Его царём? Где были те, кто кричал Ему: «Осанна!»? Не было ни одного. У Креста стояли только равнодушные и хулители. Римские воины зевали от скуки, а еврейские псы злорадно лаяли. И у твоего креста стоят скучающие зеваки и злорадные насмешники. Радуйся, что капля твоей горечи подобна морю горечи распятого Господа.

Благо тебе, что держишься веры Христовой. И она поддержит тебя в эти тяжкие дни, которые растают, как туман. Вот держит человек в руке палку, а палка поддерживает его при спуске с крутой горы. Одни люди носят палку для красоты, другие – как помощь в трудном пути. Вера в Бога украшает человека и помогает ему. Пока ты был богат, она была твоим украшением, теперь она служит тебе поддержкой. Светлее лик её, когда она служит и помогает, нежели когда просто украшает.

Говоришь, что боишься сойти с ума. Не бойся: немногие сошли с ума от бедности, больше обезумевших от богатства.

О злодействе над собой пишешь. Не о самоубийстве ли думаешь? Вот будет пир диаволу! Значит, не Божией воле последуешь, а диавольской. Верёвка на шее – и потеряна жизнь вечная. Действительно, в неожиданной перемене твоей жизни ничто не может поддержать тебя, кроме веры в Бога живаго, дарующего и взыскующего, испытывающего нашу веру и любовь.

Безбожники падают с Иудой и вешаются, а мужественные души с крепкой верой восходят на Голгофу, чтобы испить чашу горькую и воскреснуть.

Господь да поможет тебе!

Письмо девушке, выбирающей между браком и монашеством

Чадо, если колеблешься, то знай: ты скорее за брак, чем за монастырь. Монашеская жизнь для тех, кто не колеблется. Святой Савва не испытывал сомнения. Ни святые Феодора, Ксения и Евфимия, ни многие другие, ставшие истинными подвижниками монашеской жизни, не сомневались. Ибо не все могут вместить, но кому дано.

Говоришь, часто сидите с матерью у огня и взвешиваете «за» и «против». А я тебе скажу: сколько ни взвешивай, всё равно не «за» и «против» решают, а любовь. Любовь выше всех доводов. Если любовь ко Христу не приведёт тебя в уединение монастырской тишины, тогда любовь к миру удержит тебя в мире и приведёт к браку. Но и в этом случае будешь благословенна благословением Сарры и Рахили и твоей собственной матери.

Великая любовь к Богу не выносит мира, чуждается общества, ищет уединения. Такая любовь подвигла тысячи душ уклониться с широкого пути мира и уйти в пустыни, чтобы быть наедине с любимым Господом. Чтобы иметь втайне свидание с Создателем своим, Который весь – Любовь, и по имени, и по существу. Но прежде всего, чтобы удостоиться этого созерцания и встречи, монахи и монахини принимают и пост, и труд, и смирение, и бдение, и бедность, и послушание, и другие обеты, только чтобы удостоиться этого духовного свидания с Господом своим. И на этом тесном пути душа удостаивается встречи с Ним, когда освободится, очистится и украсится. От чего должна освободиться душа пустынника? От всех земных уз и пристрастий. От чего должна очиститься? От всякой так называемой любви телесной и земной, от любви к плоти, родным и друзьям, к своей деревне или городу, к имению, одежде, еде, к украшениям. Чем должна украситься душа? Одной только любовью ко Христу, которая вмещает в себя все украшения, весь жемчуг веры, все изумруды надежды, все самоцветы добродетелей. Испостившееся тело монаха служит только лёгким покровом этого бесценного небесного сокровища.

Так пишу тебе не для того, чтобы привлечь тебя к монашеству, но, скорее, чтобы отвратить тебя от него. Ибо если в колебании духа удалишься от мира, то тяга к миру в тебе усилится, и боюсь, что поборет тебя. И будешь ты телом в монастыре, а душой в миру. А мир, отражённый в зеркале души, мучает сильнее, нежели в действительности.

Благодари Господа, что, кроме тесного монашеского пути, Он указал тебе более просторный путь ко спасению и вечной жизни. Иди же, чадо, по этому просторному пути, который более отвечает твоим склонностям. Ступай по этому пути, но иди со страхом Божиим и полным доверием ко Господу. Ибо знай: и этот путь не одолеть без Бога.

Благословение Божие да будет с тобою!

Письмо священнику К., о мировом кризисе

Спрашиваешь меня, человек Божий, о причине и значении наступившего кризиса. Кто я такой, что ты спрашиваешь меня об этой великой тайне? «Говори, если есть у тебя нечто большее молчания», – сказал святитель Григорий Богослов. И хотя я нахожу, что сейчас молчание выше всякого слова, но из любви к тебе напишу, что я думаю об этом вопросе.

«Кризис» – слово греческое, в переводе оно означает «суд». В Священном Писании слово «суд» употребляется многократно. Так, мы читаем у псалмопевца: сего ради не воскреснут нечестивии на суд (Пс. 1, 5). Далее опять: милость и суд воспою Тебе, Господи (Пс. 100, 1). Мудрый царь Соломон пишет, что от Господа придёт суд всякому (Притч. 29, 26). Сам Спаситель сказал: Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну (Ин. 5, 22). Апостол же Пётр пишет: время начаться суду с дома Божия (1 Пет. 4, 17).

Замени слово «суд» словом «кризис» и читай: «Милость и кризис воспою», «от Господа придет кризис всякому», «Отец весь кризис отдал Сыну», «Время начаться кризису с дома Божия».

Прежде европейцы, если постигало их какое-то несчастье, употребляли слово «суд» вместо слова «кризис». Сейчас слово «суд» заменили словом «кризис», понятное слово менее понятным. Наступала засуха – говорили: «суд Божий!», наводнение – «суд Божий!». Начиналась война или эпидемия – «суд Божий!»; землетрясения, саранча, другие бедствия, всегда одно – «суд Божий!». Значит, кризис из-за засухи, кризис из-за наводнения, из-за войн и эпидемий. И на теперешнюю финансово-экономическую катастрофу народ смотрит как на суд Божий, но называет её не «судом», а «кризисом». Дабы умножилась беда от неразумия! Ибо, пока произносилось понятное слово «суд», была понятна и причина, которая привела к беде, был известен и Судия, попустивший беду, и цель, ради которой беда была попущена. После подмены слова «суд» словом «кризис», малопонятным для большинства, никто не может объяснить, ни от чего он, ни от кого, ни для чего. Только этим и отличается теперешний кризис от кризиса, происходящего из-за засухи и наводнения, войны или эпидемии, саранчи или другой напасти. Ты спрашиваешь о причине настоящего кризиса или суда Божиего? Причина всегда одна. Причина всех засух, наводнений, эпидемий и других бед та же, что и нынешнего кризиса, – богоотступничество. Грех богоотступничества вызвал и этот кризис, и Господь попустил его, чтобы пробудить, отрезвить людей, чтобы они опомнились и вернулись к Нему. По грехам и кризис. В самом деле, Господь использовал современные средства, чтобы вразумить современных людей: Он нанёс удар по банкам, биржам, по всей финансовой системе. Опрокинул столы менял всего мира, как когда-то Он сделал это в Иерусалимском храме. Произвёл небывалую панику среди торговцев и менял. Возмутил, низверг, смешал, смутил, вселил страх. И всё для того, чтобы надменные европейские и американские мудрецы пробудились, опомнились, вспомнили Бога. Для того, чтобы они, утвердившиеся в гавани материального благополучия, вспомнили о душах, признали свои беззакония и поклонились Богу Вышнему, Богу Живому.

Как долго продлится кризис? До тех пор, пока надменные виновники не признают победу Всесильного. До тех пор, пока люди не догадаются непонятное слово «кризис» перевести на свой родной язык и с покаянным вздохом не воскликнут: «Суд Божий!»

Назови и ты, честный отче, «кризис» «судом Божиим», и всё будет тебе понятно. Привет тебе и мир от Господа!

Письмо женщине, которую гнетёт тяжёлое уныние

Пишешь, что тебя гнетёт какая-то непреодолимая и необъяснимая печаль. Тело твое здорово, дом – полная чаша, а на сердце пустота. Именно сердце твоё полно тяжёлого уныния. Вынуждена ты посещать балы и места увеселений, но это только увеличивает печаль.

Берегись крепко: это опасная болезнь души! Она может вовсе умертвить душу. Такую печаль Церковь считает смертным грехом, ибо, по словам апостола, есть два рода печали – печаль ради Бога, которая производит покаяние ко спасению, и печаль мирская, производящая смерть. Очевидно, ты страдаешь от второго рода печали.

Печаль ради Бога охватывает человека, когда он вспоминает о грехах своих, кается и вопиет к Богу. Или когда кто-то печалится о грехах ближних, видя, как отпадают они от веры. Такую печаль Господь обращает в радость, подобно той, которую описывает апостол Павел, говоря о всех рабах Христовых: нас огорчают, а мы всегда радуемся (2 Кор. 6, 10). Они радуются, потому что чувствуют силу и близость Божию. И приемлют утешение от Господа. Так сказал и псалмопевец: помянух Бога и возвеселихся (Пс. 76, 4).

Печаль святых подобна облакам, сквозь которые сияет солнце утешения. А твоя печаль подобна солнечному затмению. Должно быть, есть за тобой много мелких грехов и проступков, которые ты считала незначительными и не исповедовалась и не каялась в них. Словно паутина, опутали они твоё сердце и свили гнездо для той тяжкой печали, которую демонская сила злорадно удерживает в тебе. Поэтому пересмотри всю свою жизнь, подвергни себя беспощадному суду и исповедуйся во всём. Исповедью ты проветришь и очистишь дом своей души, и войдёт в него свежий и здоровый воздух от Духа Божия. А затем смело принимайся за добрые дела. Скажем, начни творить милостыню ради Христа. Христос увидит и почувствует её и скоро подаст тебе радость. Подаст ту несказанную радость, которую только Он даёт и которую никакая печаль, никакая мука, никакая демонская сила не могут помрачить. Читай Псалтирь. Эта книга для скорбящих душ, книга утешения.

Да пошлёт тебе Господь радость.

* * *

Епископ Охридский и Жичский Николай (Велимирович) родился в 1881 году, в многодетной семье сербского крестьянина. Мать Николы, Катерина (впоследствии монахиня Екатерина), с малолетства водила сына в ближний монастырь. Когда мальчик подрос, родители отдали его в школу при нём. В молодости, тяжко заболев, он решает посвятить себя Богу, если выздоровеет. Исцелившись, немедленно отправляется в монастырь Раковица близ Белграда, где и принимает монашеский постриг с именем Николай. В 1910 году иеромонах Николай едет учиться в Санкт-Петербургскую Духовную академию. В 1920 г. иеромонах Николай был рукоположен во епископа Охридского. Во время Второй мировой войны владыка Николай оказался в печально известном концлагере Дахау в Германии. Узнав, что в Югославии пришёл к власти режим Тито, он остался в эмиграции. 18 марта 1956 года владыка скончался в русском монастыре свт. Тихона в Пенсильвании (США). Смерть застала его за молитвой. В 1991 году мощи святителя были перенесены в его родное с. Лелич в Сербии.

МИССИОНЕРСКИЕ ПИСЬМА

Письмо русскому ветерану, оплакивающему свою распятую родину
Утешься, братик дорогой. Христос воскресе! И мы с тобой плачем, утешься. Все мы, православные, плачем над Святой Христовой Русью. На первом месте православные славяне. И не только славяне, все православные. Два года назад сербские паломники были на пасхальной литургии в Назарете. Служил священник-араб; после службы он произнёс проповедь. Он говорил о Христовом воскресении и о страданиях русского народа. Плакали арабы, плакали сербы. В конце проповеди, вытирая слёзы, священник воскликнул: «Но мы, арабы, твёрдо верим, что мы ещё будем свидетелями воскресения Христова через Россию!» И возникло чудесное зрелище: весь народ сквозь слёзы воскликнул: «Аминь! Аминь! Аминь!»
Утешься, братик дорогой. Христос воскресе! Не спрашивай, за что Господь испытывает Россию, ибо написано: Господь, кого любит, того наказывает. И бьёт. Именно так написано, что милостивый Бог бьёт того, кого любит. Бьёт в царстве земном, чтобы прославить в Царстве Небесном. Бьёт, чтобы не прилепился к тленности земной, к мирским кумирам, к обманчивым идолам человеческой ловкости и богатства.
Без великих гонений православие не пронесло бы истину Христову через все пропасти и века и не преодолело бы столь долгий путь, исполненный препятствий, не сохранило бы чистоту истины и святость. Без страданий оно не сохранило бы своей чистоты и ста лет. За девятнадцать веков существования православия не прошло ни одного столетия без его гонений, без бичевания, без рабства, огня, страха и ужаса. Другим религиям это непонятно. Еретики этого не принимают. Ни один народ, избравший идеалом счастья земное царство, не понимает и не принимает того, что сейчас происходит в православной России. Это понятно лишь прозорливым, созерцающим вечное и бессмертное Царство Христово как реальность. Но и прозорливость – дочь страданий.
Утешься, братик дорогой, утешься воскресением Христовым. Не ропщи на безбожников, терзающих русский народ. Раньше были монголы, теперь иные. Но и те и другие – идолопоклонники. Монголы поклонялись идолам из материи, теперешние палачи России поклоняются идолу материи. Они поклоняются материи как божеству, промышленности как божеству, идеологии как божеству. Они называют себя безбожниками, правильно называют. И если бы назвались идолопоклонниками, опять правильно бы назвались. Но, когда ты говоришь о русской беде, не забывай, что угнетатели, а не угнетённые сейчас самые несчастные существа на Русской земле. Жалей их, не осуждай. Ибо иссохнут, яко трава, один за другим стираясь из памяти, уходя от власти. Они подёнщики Божии, хотя сами того не ведают. Они льют воду на Христову мельницу: понося Его, они на Него работают. Не дано им пока это видеть, но, когда они исчезнут, как тени, тогда увидят и возрыдают горько, ибо ничего, кроме проклятия, им не останется. Настала в России великая жатва душ. В эти дни многострадальный русский народ наполняет рай больше, чем любой другой христианский народ на земле.
Радуйся, Христос воскресе!
Письмо неправославному священнику на вопрос: «За что Бог наказывает православную Россию?»
Уверены ли вы, что нынешние страдания православного русского народа – наказание Божие? Я, признаюсь, не уверен. Так и ошибиться недолго, если считать всякое страдание народа или личности наказанием Божиим. Три голгофских креста учат нас осторожности в оценке чьих-либо страданий. Разве Христос был распят в наказание? В длинной веренице мучеников мы видим и пророков, и апостолов, и многих светлых праведников и праведниц. Их страдания не были наказанием, а если и страдали они за грехи, то не за свои. Как и Тот Безгрешный, Который принял величайшую муку, воистину за грехи мучим был, но не за Свои, а за человеческие. Страдание Святой Руси за грехи попущено, но за чьи? Об этом спросите. Вспомните, знаток Священного Писания, как Господь истолковал евреям гибель тех восемнадцати человек, на которых упала башня Силоамская. Сказал Он, что не потому погибли они, что были грешнее всех галилеян, но для того, чтобы предостеречь грешников, больших себя: если не покаетесь, все так же погибнете.
Разве Россия грешнее всех других стран, что несёт тяжелейшие страдания? Всему миру очевидны две вещи: первое, что русский народ горит в огне страданий, как когда-то три отрока в печи вавилонской; второе, что материалистические и безбожные теории, которые разожгли в России этот огонь, возникли не в русском православном народе, а рождены народом нерусским и неправославным. Всё остальное – тайна промысла Божия. В эту страшную тайну проникать глубоко нам не должно. Мы можем уподобить русское страдание страданию праведного Иова, которое помогло и помогает многим и многим. Мы можем увидеть в муках России знак Божий всем народам, чтобы береглись материализма и в теории, и в практике, в мыслях и в делах. Самые благородные умы прошлого столетия (XIX.– Ред.) доказывали безумие и гибельность таких теорий.
Но слова не убедили, потому и попущен ужас воплощения этих теорий, попущен на практике. Подобно тому, как Силоамская башня рухнула на бедных галилеян, и современная башня всех лжеидей рухнула на великий русский народ. Чтобы род человеческий увидел это и отрезвился от пагубных и разрушительных теорий. Но кто бы решился сказать, что эта современная башня лжи рухнула на Россию потому, что она грешнее всех? Я, словно сейчас, слышу предостережение Христово нам: если не покаетесь, все так же погибнете, о племена и народы! К этому предостережению Божию мы можем добавить уроки мировой истории. Ни одна революция не завершилась тем, с чего началась. Этому учит нас прошлое. Часто то, что революция низвергает и разрушает, впоследствии торжествует как истина. Это произошло и с верой Христовой, гонимой, но неизгнанной, поругаемой, но непоруганной, избиваемой, но неубитой. И очевидно, что и славянская, и мировая миссия России не в том, что происходит там сейчас, но в том, что грядёт после революции.
Сам русский народ выйдет из огня страданий более сильным, святым и славным, чем был прежде. Даже обычный кузнец бросает в огонь железо не для того, чтобы наказать его, но чтобы сделать его чище. Мы считаем и верим, что Творец попустил великому русскому народу огонь страданий не для того, чтобы наказать и истребить его, но чтобы этим страшным примером предостеречь и вразумить другие народы, а сам русский народ вовеки прославить пред землей и небом.
Мир вам и здравия от Господа.
Письмо скромному чиновнику, жалующемуся на гордого друга
Ты пишешь, что в этом году для тебя праздник Пасхи был омрачён. Что случилось? Твой лучший друг получил высокое назначение. Сначала ты обрадовался, но уже спустя несколько недель он стал чуждаться тебя. Он не отвечает на твои письма, холоден и краток в разговорах, заставляет тебя ждать у дверей его кабинета, за глаза говорит о тебе презрительно. Ты не узнаёшь его. Что случилось с таким милым когда-то человеком? Как сказали бы арабы, «его проглотило кресло». Если хочешь, прочти ему то, что сейчас напишу тебе.
Жили в арабской стране два друга. Каждый вечер собирались у очага и беседовали, сидя на маленьких трёхногих стульях. Случилось так, что один из них стал шейхом. Переселился он в каменный дворец и сидел теперь на высоком троне из перламутра. Множество людей приходило поклониться новому властителю. Пришёл и его старый друг и был счастлив поздравить его. Но гордый шейх не захотел сразу впустить его и заставил дожидаться у ворот в течение многих дней. Наконец шейх приказал, чтобы друга впустили. Друг скромно вошел, а шейх ещё больше развалился на своём роскошном перламутровом троне. Всё понял его друг и нарочно стал оглядываться, как бы ища глазами шейха. Тогда шейх сердито спросил его, что он ищет.
– Тебя ищу, человече, где ты? – ответил друг и добавил печально: – Пока сидел ты на малом стуле, за человеком стула не было видно, а теперь, смотри, за троном человека не найти.
То же случилось и с твоим другом. Потерялся человек в высоком кресле. Но это настолько обычное явление, что твой гнев выглядит смешным. Наверху людям труднее удержаться, чем внизу.
О человек, о прах! Чем гордишься? Ничтожеством в жизни или ничтожеством в смерти?
Один греческий правитель имел обычай каждое утро кланяться на две стороны – поклон в одну сторону, поклон в другую. Когда его спросили, кому он кланяется, он ответил: «Богу и народу. Ибо всё, что имею, либо от Бога, либо от народа». О человек, секунда во времени и миллиметр в пространстве! Чем гордишься? Сказано о тебе в Писании: мерзость пред Господом всякий надменный сердцем; и, если хочешь, ещё: Бог гордым противится; или: погибели предшествует гордость. Своей гордостью ты объявил войну Всемогущему и Вечному. Атом восстал на Безграничного! Секунда взбунтовалась против Бессмертного! Даже муравью очевидно твоё поражение. Внезапно придут к тебе позор и погибель. Потому обратись, покайся, отрезвись, опомнись, стань человеком. Будь человеком. Это почётнее, чем быть царём. Будь человеком. Это драгоценнее всех корон и важнее всех престолов.
Вот поучение для твоего друга. А тебе здравия, мира от Господа и радостной Пасхи!
Письмо Марии Ж., на вопрос о значении евангельской притчи о десяти девах
Пять дев мудрых и пять неразумных. Читай: пять мудрых и пять неразумных человеческих душ. Мудрые несли светильники и масло, неразумные – только светильники.
Светильник символизирует тело, а масло – милость. Отсюда происходит слово «полиелей», то есть многая милость. Полиелей совершается на утрене, во время пения псалмов о великой Божией милости к избранному народу, с повторением слов: яко в век милость Его. Аллилуиа!
Мудрые девы, сохранив чистоту телесную и душевную, сохранили и милость великую, милость к тем, кто был их слабее и не освободился от греха. Неразумные, строго соблюдая чистоту телесную, немилостиво и холодно смотрели на других, надменно осуждая и презрительно отворачиваясь от них. «Справедливо называются они неразумными, – пишет святой Нил Синайский, – ибо, преуспев в трудном и едва возможном – в девстве, пренебрегли меньшим и лёгким». Пренебрегли милостью, состраданием, прощением! Чистые, но пустые и тёмные светильники! Когда наступит смерть и тела сойдут под землю, елей милости должен вести душу и освещать ей путь к Вечному Отечеству! Оставшегося без этого елея поглотит тьма.
Врата тьмы! Как пройти через эти узкие врата? Душа в страхе и трепете: вокруг неё страшные тени и призраки, подобные кошмарным снам, мучающим спящего. Кто помилует? Кто протянет луч света? Господь помилует и милостивые, ибо сказано: блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Тех, кто был милостив к творениям, и Творец помилует. Разве это не утешение и истина? Разве не угроза для немилостивых?
По соседству со мной жила одна пожилая женщина. Было известно, что она всю жизнь хранила телесную чистоту, и было это похвально и благочестиво, но изо дня в день она осыпала ядовитыми стрелами живущих в браке и в «грехе». С утра до вечера она хвалилась своим девством и поносила тех, кто жил, как ей казалось, нечистой жизнью. Один священник сказал в разговоре о ней: «Если вы не знаете, что такое неразумная дева из евангельской притчи, вот она!» И действительно, безумие умножается, когда человек имеет только одну добродетель, а в остальном грешит. Так путнику во мраке ночи тьма кажется более густой, когда, посмотрев на свет фонаря, он оглядывается вокруг. Премудрость заключается не в одной добродетели, но в их соцветии. Сказано: премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его. Та душа премудра, которая стяжала семь основных добродетелей.
Эта притча Христова имеет и глубокое духовное значение. Под пятью неразумными девами следует понимать внешние пять чувств. Кто живёт только тем, что видит и чувствует, без контроля над чувствами и без разума, тот имеет безумную душу. Когда смерть задёрнет свой занавес над такой душой, она останется в полной тьме. А под пятью разумными девами подразумеваются пять внутренних чувств, которые разумно контролируют внешние чувства и владеют ими. Эти внутренние чувства в земной жизни наполняют душу светом, который остаётся в ней и светит, когда смерть набрасывает покрывало на чувства внешние. Но сможешь ли ты постичь это в твои годы? Со временем – непременно.
Мир тебе и здравия от Господа!
Письмо Браниславу Н., на вопрос о внезапной смерти
Пишешь, что часто слышишь разговоры о внезапной смерти. Говорят, что уж если она неизбежна, то пусть наступит внезапно и вдруг прервёт жизнь. Лучше так, чем страдать от болезни и заставлять страдать других. Ожидаемая смерть страшнее внезапной. В вашем городке машина насмерть сбила женщину, её гибель дала повод ко многим разговорам. Кто-то утверждает, что это лучшая смерть. Кто-то так высказался о смерти: «Пусть приходит, только пусть не гложет!» После всего этого ты решился написать и просишь объяснения.
Не следует желать внезапной смерти – следует быть готовым к ней, когда бы она ни наступила. Так учит Церковь. Существует много канонических молитв, в которых мы просим Господа сохранить нас от всяких бед, к которым причислена и внезапная смерть. Но Тот, в Чьей власти и жизнь, и смерть, действует по Своему святому промыслу на пользу всякой человеческой душе, забирает ли Он её из сего мира внезапно или оставляет до времени здесь. Иногда Он настигает внезапной смертью грешников, иногда – но реже – и праведников. В Ветхом Завете мы читаем, как Господь наказал внезапной смертью сыновей Аарона за самовольное служение; как наказал бунтовщиков против Моисея; как Анания и Сапфира упали замертво за то, что солгали апостолам. Многие гонители христиан умерли внезапной смертью; об этом мы читаем в житиях святых мучеников. Но иногда случалось и праведнику умереть внезапной смертью, хотя и очень редко. Так случилось с Афанасием Афонским: когда он что-то строил, упала стена, и он с несколькими монахами погиб под камнями.
Посылая грешникам внезапную смерть, Господь преследует две цели: наказание грешника и назидание другим. Как это произошло после смерти Анании и Сапфиры: великий страх объял всю церковь и всех слышавших это. А когда люди излишне полагаются на праведника и начинают обожествлять его, как это было с Афанасием Афонским, Господь забирает душу праведника внезапно, чтобы напомнить людям, что только Он Бог и нет богов, кроме Него. Во всех же случаях внезапной смерти урок оставшимся в живых прост, а именно: следует непрестанно готовить свои души к скорой разлуке с этим миром – покаянием, молитвой и милостыней.
Об известном валаамском старце Никите рассказывают, что он очень боялся внезапной смерти и постоянно молился, чтобы Господь послал ему перед смертью долгую и тяжёлую болезнь, чтобы, как он говорил, «терпением болезни умилостивить праведного Судию, Который, если захочет, посчитает моё терпение вместо добрых дел, которых у меня нет». Некто, лёжа на одре болезни, утешал своих друзей словами: «Девять месяцев мучился я, чтобы войти в этот мир, разве не должен мучиться столько же, чтобы уйти из него?»
Воистину, предсмертная болезнь очень важна. Многим грешникам она принесла вечное спасение. И тысячи грешников познали Бога и свою собственную душу только на одре болезни. Следовательно, предсмертная болезнь даётся по милости Божией. Не беспокойся о том, что наши близкие будут страдать из-за нашей тяжкой болезни: эти страдания ради их блага, они получат за это щедрую награду от Творца нашего.
Мир тебе и благословение Божие.
Письмо богомольцу, над которым насмехаются домашние
Пока ты не начал молиться, все любили тебя, а сейчас вдруг ты чувствуешь себя в доме как во вражеском лагере. Раньше ты пил и курил, понемножку воровал, сквернословил, прогуливал работу, делал многое противное Богу и людям. И всё-таки тогда домашние любили тебя. А теперь, когда ты пошёл по пути правды, благочестия и молитвы, все бросаются на тебя как осы.
Радуйся, брат, стократно радуйся. Не видишь разве: евангельские события разыгрываются в твоём доме? В том доме, где ещё недавно велись разговоры о налогах и поборах, о ворах и сообщниках, стали исполняться евангельские пророчества. Ваш дом вознёсся до небес, стал ареной христианской драмы, невидимой связью он связан теперь с временами мучеников и апостолов. История христианской Церкви разыгрывается на небольшом пространстве вашего дома. Вот пророчества Христовы, которые многократно сбывались на земле и теперь начинают сбываться в вашем доме: и будете ненавидимы всеми за имя Мое (Мф. 10, 22). И враги человеку – домашние его (Мф. 10, 36). Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеётесь. Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас, и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого (Лк. 6, 21-22). Истинно, истинно говорю вам: вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет (Ин. 16, 20). Что может быть яснее этих пророчеств? Се, они исполняются сегодня, у твоего очага, на тебе. Потому принимай поношения не как поношения, а как ордена и награды. Знай, покаются твои гонители, насмешники умолкнут, а ты возрадуешься. Сегодня ты последний в доме отца, но скоро первым станешь. А те, кто гонит тебя, будут служить тебе. Это пророчество тысячи раз исполнялось и на тебе исполнится.
Мир тебе и благословение от Господа.
Письмо Спасое С., на вопрос о том, почему неправедные преуспевают
До каких пор преуспевают? И что с ними будет в конце? Что будет с родом их? Задавался ли ты этим вопросом? Да не претыкаются мысли твои, когда видишь, что кто-то, похваляясь силой, забывает о Подателе сил. Вспомни, как надменный и самоуверенный Голиаф погиб от рогатки мальчика Давида. Да не смущается сердце твоё, когда видишь, что кто-то обогащается неправедным путём. Есть будет и не насытится; отнимет, и не хватит ему. Вспомни богатых содомлян, в один миг засыпанных огнём и пеплом вместе со всем богатством своим. Ты христианин, а христианин воспринимает события в их полноте, а не частично. Преуспеяние неправедных христианин не оценивает как нечто окончательное, но ждёт, что последует дальше, ибо знает, что грешник добивается успеха не своими силами и способностями, а потому, что Господь попускает ему, чтобы он вспомнил о Нём. По неизреченной Своей милости попускает Господь грешным то, чего они желают, чтобы они, вспомнив Бога, устыдились беззаконий своих и исправились. Богу дороги кающиеся; очень дороги Ему те, кто в сокрушении сердца кается в неправедных делах своих. Творец не таков, как тварь, наказующая виновного, стоит только ему оступиться. Он ждёт, пока заблудший сам найдёт истинный путь. Он смотрит и молчит. Ждёт и никогда не опаздывает. Непостижим в Своей мудрости, дивен в Своей милости.
Неразумный ропщет на то, что Господь не управляет миром по его разумению, а разумный непрестанно ревнует о Божием разуме. Но и разумному иногда невозможно понять, почему с тем или иным человеком происходят необъяснимые, казалось бы, события; почему молодой, жаждущий жизни человек умирает, а старик, уставший от жизни, живёт; почему праведный страдает, а безбожник благоденствует. В Священном Предании упоминается такой случай: умер грешный богач, грехи которого были очевидны всем; его торжественно похоронили. На похоронах присутствовали епископы и священники. Вскоре после этого гиена напала на одного пустынника и растерзала его. Некий монах, который присутствовал на похоронах того грешника, видя кровавые останки праведника, зарыдал и в душевном смятении воскликнул: «Господи, почему так, за что? Почему тот грешник в довольстве жил и с почестями похоронен, а праведник этот так горько жил и так страшно умер?» Явился ему Ангел Божий и сказал: «Тот грешник при жизни совершил одно только доброе дело, а этот пустынник совершил только один тяжкий грех. Торжественными и почётными похоронами Всевышний вознаградил злого грешника за его доброе дело, и больше нечего ему ожидать в ином мире, а лютой смертью праведника изгладился один-единственный его грех, чтобы на Небесах получил он полноту радости».
Так же и ты рассуждай о путях Божиих и возложи всё упование своё на Творца. Не смотри с негодованием на грешников, ниже завиди творящим беззаконие, по слову царя Давида, который долго мучился тем же, чем ты сейчас мучаешься, пока Господь просветил его разум. Чаще читай Псалтирь, тогда поймёшь и утешишься.
Мир тебе и благословение от Господа.
Письмо студенту И. К., о книге Екклезиаста
Ты не понимаешь, почему книга Екклезиаста включена в Библию. По твоему мнению, эта книга – выражение чисто индуистского пессимизма, ибо отрицает все ценности и, как таковая, противоречит всему учению Божию. Но святые мужи, которые включили книгу Екклезиаста в библейский канон, так не думали. Они отнесли её к книгам учительным, и Церковь, как учительную, считает и предлагает её поныне. Суета сует, сказал Екклезиаст, всё – суета! Кто этот Екклезиаст? Это был самый мудрый, самый богатый, самый счастливый царь до рождества Христова – Соломон, сын Давидов. Человек, который достиг всего и имел всё, чего только может жаждать человеческое сердце на земле, называет суетой и тенью всё своё имение и знание, блеск и роскошь, царскую власть и величие, все почести и наслаждения. Разве это не бесценное назидание миру? Разве не холодный ливень, отрезвляющий тех, кто неправдой и преступлением, богоборчеством и братоненавидением, угашением совести и убиением своей души безумно гонится за тем, что, вкусив сполна, великий царь называет суетой, обманом и ничтожеством? Если бы эти слова произнёс какой-нибудь босой индийский философ, они и отдалённо не имели бы того победительного смысла, который имеют в устах пресыщенного всеми земными наслаждениями. Ибо кто ел и наслаждался более меня? И это – суета и томление духа!
А то, что, по твоим словам, Екклезиаст отрицает все ценности, – это неверно. Не отрицает он Бога и правду. А это есть две главные ценности в этом суетном мире: Бог на небе, а ты на земле; бойся Бога, говорит Екклезиаст; праведного и нечестивого будет судить Бог, говорит он. Хотя грешник сто раз делает зло и коснеет в нём, но я знаю, что благо будет боящимся Бога, которые благоговеют пред лицем Его.
Он видит, что на земле праведник часто страдает так же, как и безбожник, и это для него томление духа, но он носит в сердце пророческое чувство, что праведнику благо будет. Какое благо – он не умеет сказать. Ты должен знать, что Екклезиаст жил за тысячу лет до Христа и не мог слышать чудесных слов Спасителя, не мог знать о новом мире – о Царстве Божием, которое Господь открыл людям. Сейчас обычный христианин знает больше него, самого мудрого дохристианского царя. Христианин знает от Христа, что праведный наследует жизнь вечную и воссияет, словно солнце, в Царстве Отца своего Небесного. Но, не зная этого, премудрый царь предчувствовал по вдохновению Свыше, что праведнику благо великое будет, а грешнику – зло. Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твоё радости во дни юности твоей,– говорит тебе мудрый царь,– и ходи по путям сердца своего и по видению очей твоих; только знай, что за всё это Бог приведёт тебя на суд. И за всё тайное, хорошо ли оно или худо.
Поэтому оставь индийский пессимизм и скажи с Екклезиастом: «Воистину, всё суета, кроме Бога и Божией правды». И управь путь свой так, чтобы ни тебе не попрать правды, ни ей не устыдиться тебя.
Господь тебе в помощь!
Письмо осужденному П. Ю., который жалуется на человеческую несправедливость
Ты говоришь, что не виновен в том, за что тебя осудили. В какой-то ночной драке на улице погиб человек, убийцы разбежались, а ты случайно оказался рядом, когда прибыла полиция. Тебя арестовали. Осудили. Клянёшься, что осуждён безвинно. После твоего первого письма я просил тебя исповедаться мне за всю твою жизнь. Ты сделал это. Прочитав твоё второе письмо, я воскликнул: «По заслугам!»
Человек Божий, ты заслужил это тяжкое наказание если не за это преступление, то за все твои прежние беззакония. Всевидящий Судия видел их, но, по милости Своей и по Своему промыслу, закрыл от суда человеческого, ожидая твоего покаяния. Однако ты не каялся и не исповедовался, не молился, не причащался. Напротив, ты продолжал творить тайное зло и был готов истребить всякого, кто помешал бы тебе в твоих бесчестных деяниях. Только за свою жестокость к жене ты заслужил заключение. Она не обвиняла тебя перед земным судом, но вопль её достиг вечного Судии.
Чтобы обратить тебя от злых путей твоих и направить на путь правды, чтобы напомнить тебе о душе и Страшном Суде, Господь, творящий судьбы, привёл тебя тогда на место преступления. И ты людьми арестован и людьми приговорён к заключению.
Твой случай живо напоминает мне великого христианского святого Ефрема Сирина. В молодости святой Ефрем много грешил, но ни за один грех не был осуждён. Случилось, однако, что как-то у его соседа воры украли овцу. Сосед обвинил Ефрема. И Ефрем, непричастный к краже, оказался в тюрьме. Удручённый человеческой несправедливостью, он стал плакать и жаловаться Богу. Но, сидя в тюрьме с другими заключёнными, он вступил в разговоры с ними. Каждого из них он спрашивал, как тот оказался в тюрьме. Один говорил одно, другой – другое. В их грехах Ефрем узнавал свои грехи, за которые его прежде не судили и не сажали. Дух его отрезвился, и он понял, что попал в тюрьму не за украденную овцу, но за множество своих прежних проступков. И Ефрем сокрушённо покаялся пред Богом в своих грехах. И слёзно стал молиться Богу о прощении своих тайных согрешений, одновременно благодаря Его за то, что брошен в темницу, будучи невиновным в краже овцы. И вскоре был оправдан и освобождён. Но это переживание произвело переворот в душе Ефрема. Тюрьма приняла его грешником, а выпустила святым.
Мир тебе и здравия от Господа.

http://www.rusvera.mrezha.ru/573/7.htm

МИССИОНЕРСКИЕ ПИСЬМА

Письмо одному рантье, который рассказывает, как он обеспечил себе безбедное существование

Мне страшно за вас. Вы пишете, что обеспечили себя и своих детей так надёжно, что можете теперь жить совершенно беззаботно. Похоже, что ваша беззаботность изгнала из вашей души страх Божий.
Чем вы обеспечены? Деньгами? Разве не слышите, как лопаются банки и в один миг делают миллионеров нищими или, ещё хуже, самоубийцами? Разве не читали вы о многочисленных землетрясениях, за минуту превращающих целые города в развалины? Вы купили сады и поля? Разве забыли вы о недавних засухах, наводнениях и тучах саранчи? Если бы вы читали Евангелие, то уразумели бы слова Христовы – обольщение богатства. Я удивлён, что именно в эти дни, когда гнев Божий сокрушает всякий щит человеческий, которым люди хотят защитить себя вне веры в Него, Всесильного, вы считаете себя защищённым таким ничтожным щитом, как богатство и кусок земли. Вы напоминаете мне китайцев, которые во время войны с японцами раскрывали над головой зонтики, чтобы защититься от неприятельских пуль.
Рядом с вашей наказуемой беззаботностью из-за богатства, что есть мерзость пред Господом, предполагаю и другое зло, а именно – что богатство ваше нажито неправедно. А это значит есть червивый хлеб. И себя, и детей отравите. Послушайте, что говорит святитель Иоанн Златоуст: «Кто неправедно обогащается, хуже нищих; лучше просить милостыню, чем красть».
Библейская повесть о праведном Иове свидетельствует о том, как праведный человек может в один день потерять земное богатство, а что уж говорить о неправедном? В один день потерял Иов всё своё имение, а потом сыновей и дочерей. Затем лишился здоровья и сидел как нищий на гноище своём. Разве вы не боитесь, что с вами может произойти подобное? В своей нищете и болезни благочестивый Иов хранил свою душу от отчаяния крепкой верой в Бога, а вы чем душу сохраните? Что сможет удержать вас от самоубийства, то есть от того, чтобы к материальной гибели не прибавилась гибель душевная?
В Священном Писании сказано: любяй же неправду ненавидит свою душу. В уединении, в тихие ночные часы, поговорите со своей совестью, спросите себя, что любите вы более: неправду или душу свою?
Поспешите в Бога богатеть, по слову Спасителя. А богатеть в Бога – значит богатеть тем богатством, которое Богу угодно и которое никогда не оставит человека. Это богатство веры и твёрдое упование на Бога, богатство милосердия и сострадания, истины и братолюбия. Этим щитом защитите вы свою жизнь и жизнь своих детей надёжнее, чем всеми богатствами мира.
Господь да просветит и благословит вас.

Письмо крестьянину Остое Р., на вопрос о том, есть ли благословенные и неблагословенные души

Конечно, есть. Ибо, если бы не было, не было бы смысла и в благословении. Благословенный и неблагословенный – вот в чём основная разница между людьми. Нерасторжимая общность с Богом приносит благословение, а отпадение от Бога – значит лишение благословения. Об этом говорит и евангельская притча о блудном и послушном сыновьях.
От одного благословенного чада весь дом может получить благословение и преуспевать во всём, а от одного неблагословенного весь род может терпеть скорби. Читал ли ты в Священном Писании прекрасную повесть о благословенном Иосифе, которого завистливые братья продали египетским торговцам? По благому Промыслу Божию, который всегда хранит праведника, Иосиф был продан Потифару, вельможе фараона. И тот, увидев благочестие Иосифа, поставил его над всем своим имением. И с того времени, как он поставил его над домом своим и над всем, что имел, Господь благословил дом египтянина ради Иосифа, и было благословение Господне на всём, что имел он в доме и в поле (Быт. 39, 5). Так в Священном Писании, так и в жизни во все времена. Разве никогда ты не слышал, как говорят твои односельчане: «Как появилось чадо это в моём доме, благословение Божие пришло в дом». Проницательный народный разум, вдохновлённый Духом Божиим, проникает в тайны бытия глубже утомлённых мозгов, что судят и мерят без Духа Божия.
Также существуют и неблагословенные люди, тщетные. Безбожная и нравственно нечистая душа всегда тщетна. Пророк Иона бегал Бога и противился заповедям Его: так отпал он от благословения Божия. Из-за этого едва не погиб корабль, на котором он плыл. Когда Иону высадили с корабля, буря прекратилась. Благословенный Павел на пути в Рим спас от бури другой корабль и двести семьдесят шесть душ, находящихся на нём, по слову Ангела, который явился ему во сне и сказал: не бойся, Павел! тебе должно предстать пред кесаря, и вот, Бог даровал тебе всех плывущих с тобою (Деян. 27, 24).
Во время войн особенно много говорится о людях везучих и невезучих, а это и есть люди благословенные и неблагословенные. Иисус Навин потерпел поражение в битве из-за вора Ахана, сына Хармии. А разве ты не слышал, как говорят люди: «С тех пор как этот человек в доме моём (или: с тех пор как стал мне сотрудником этот человек), ничего у меня не ладится». Когда сотрудничают человек добра и человек зла, какая может быть работа? Если один тянет назад, а другой вперед? Пока царь Соломон служил одному истинному Богу, и ему, и народу его благо было, но взял он в жёны египтянок-язычниц, и принесли они несчастье и ему, и царству его. Ибо жёны эти навек осрамили его, дом его обагрился братской кровью, а царство распалось. Так в Священном Писании, так и в жизни во веки веков.
А ты не бойся, прислушайся только к словам отца Соломонова, которых Соломон не захотел послушаться: блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста, и на седалищи губителей не седе (Пс. 1, 1).
Благословен тебе год наступающий!

Письмо одной матери, об избрании королевы красоты

Вы в безумной радости сообщаете мне, что ваша дочь избрана королевой красоты, и словно ожидаете моих поздравлений. Мне и писать об этом стыдно, и вместо поздравлений я выражаю вам свое глубокое соболезнование.
Почему-то вы ещё пишете в письме: «Моей дочери, как образованной девушке, это очень лестно». Что сказать об образованных и необразованных в наше время? Среди множества различных кризисов современности кризис образования – один из главных. Кто знает, кого скорее можно назвать образованным: какую-нибудь городскую даму или стыдливую деревенскую пастушку? Здесь трудно будет прийти к общему мнению, пока мы не определим понятие образованности и не скажем вместе с народом, что образован тот, кто несёт образ, то есть хранит честь. А кто чести не имеет, образованным быть не может, где бы он ни жил, какое бы положение ни занимал, сколько бы знаний ни скопил.
В наших сербских деревнях о красоте говорили шёпотом, а о нраве – в голос. Это исходило из глубокого народного сознания, что красота – нечто преходящее и от человека не зависящее, а характер постоянен и зависит от воли человека. Слышали народную песню о девице Милице: «Я не волшебница, чтобы тучи гонять, я девица, чтобы себя охранять»?
Избрание королевы красоты – возрождённый обычай древних латинских народов. По сути, это не что иное, как искусно прикрытая торговля белыми рабами. Известны ли вам судьбы таких красавиц? Они страшны! Невенчанные браки, внебрачные дети – бедные дети! – сенсационные бракоразводные процессы, самоубийства. Вот та стезя, по которой чаще всего следуют королевы красоты! Неужели и ваша дочь…
Из всех искушений, которые человеку надлежит преодолеть, красота – одно из самых сильных. Святые великомученицы Екатерина и Варвара, Анастасия и Параскева и многие другие преодолели его, ибо познали другую красоту, ту, что дороже физической. Но сможет ли преодолеть его ваша дочь, которая не обладает духовным зрением, которая добровольно пошла на это торжище? Да поможет ей крепкий Господь! Но красота, как и богатство, и больше, чем богатство, ведёт к надменности, а надменность – престол, с которого неминуемо срываются в адскую бездну.
Американские киноторговцы выдумали ради большей прибыли, что Иуда-предатель был самым красивым из двенадцати апостолов. Это, конечно, не доказуемо ничем, кроме смерти Иуды. Конечно, вы слышали и читали, что гибель его была подобна гибели многих современных королев и королей красоты. Этот «прекрасный» Иуда после предательства Сына Божия, бросив сребреники в храме, пошёл и удавился. Тому, кто далеко зайдёт по тропе диавольской, трудно вернуться назад. Что вам посоветовать? Как можно скорее выдайте свою дочь замуж; чем скромнее будет жених, тем лучше; выдайте за какого-нибудь пекаря или кондитера (конечно, если благочестивый человек не побоится взять на себя такую ответственность). Только в этом случае вы можете надеяться на законных внуков и благословение Божие. Силой Своей Творец может сохранить человека от падения на скользком пути, по которому он по незнанию или по немощи следует. Да поможет Он вам и тем, кого вы любите сильнее всех на свете, – вашим детям!

Письмо человеку, отмеченному наградами: о милосердии к бессловесным

Твою грудь украшают три ордена, и потому тебе ещё трудней нести епитимью, которую наложил на тебя местный священник. А епитимья на тебя наложена за то, что ты искалечил соседского коня, который забрёл на твоё пастбище. Ты сломал ему ногу и выбил глаз. Так на что ты жалуешься? Тебе бы следовало самому на себя наложить строгое наказание, ещё более строгое, чем то, которое дал тебе священник.
Ты спрашиваешь: неужели это такой большой грех? Как же не грех! Что понимает бессловесное животное? Разве не видишь, что люди не уважают чужого имения, а ты хочешь, чтобы конь уважал! Прочти, что сказано в Священном Писании: праведный печётся и о жизни скота своего, сердце же нечестивых жестоко (Притч. 12, 10). И подумай, к кому ты себя отнесёшь: к праведникам или к нечестивым, если ты за пучок травы взял с животного такую высокую цену – ногу и глаз? Если бы можно было говорить о нравственности коня, то он одержал над тобой моральную победу, потому что не защищался от тебя и не противился злу. Ты бил его, а он только уворачивался от тебя, не издав ни единого звука, пока не оказался за пределами твоего пастбища, хромой и без глаза. Разве не горит твоя совесть после этого?
А я тебе скажу, совесть всех христиан на стороне коня. Даже если назовёшь коня вором, что он украл у тебя? Немного травы, которой хватит ему на день, не больше! Подумай, насколько велика человеческая ненасытность. Представь себе человека-вора, который попал бы на богатое «пастбище», скажем в банк или магазин. Разве он взял бы столько, сколько необходимо, чтобы насытиться, и оставил все остальное нетронутым? Всё, всё, брат мой, он бы взял, всё, что нашёл, всё, чтобы хватило на сто лет вперёд. Видишь, насколько «вор»-конь благороднее вора-человека. Но даже человека-вора ни один суд не лишил бы глаза и не переломал ног, а послал бы его в окружную тюрьму, чтобы он за казённый счёт поразмышлял о своём преступлении.
Люди не накажут тебя, но разве совесть тебя не казнит?
Совесть, что спишь? Проснись в сём человеке!

Письмо богатому, который не умеет прощать

Один ваш должник составил фальшивый вексель. Но покаялся, и вы простили ему. Сейчас вы снова пишете мне об этом. Для чего вспоминаете прощёный грех? Когда христианин прощает, он забывает о грехе ближнего и никому не рассказывает о нём. Вы же согрешаете вдвойне. Во-первых, хвалитесь тем, что простили. Во-вторых, рассказываете о грехе ближнего и навлекаете на него осуждение. Одно из величайших зол нашего времени – бесконечное, с утра до ночи, обсуждение чужих грехов. Даже покаяние грешников не может заградить уста многим любителям открывать чужие раны. И если бы грехи просто обсуждались, но они раздуваются и преувеличиваются до демонических размеров!
Когда император Константин Великий пришёл на Никейский Собор, некоторые члены Собора передали ему письменные жалобы друг на друга. Император, собрав все жалобы, скомкал их и бросил в огонь со словами: «Да о распрях священников никто не узнает». Если согрешит против тебя брат твой,– говорит Спаситель, – обличи его один на один. Если же сказал брату и брат покаялся и был прощён, как же после этого объявлять миру его грех? Так ты не обретёшь брата, а потеряешь его.
Простить – значит не просто не мстить, а покрыть грех брата молчанием и забвением.

Письмо одному священнику, о внешних «мелочах»

Вы, честный отче, считаете священнические одежды, бороду и волосы «мелочью». Вас удивляет, что священноначалие беспокоится о них. Однако далее вы говорите о важности проведения реформы, касающейся внешности и поведения священника. Как же согласуются «мелочь» и важность реформы? Каждый друг Церкви должен спросить себя: почему офицеры царя земного не протестуют против своей униформы, не протестуют ни таможенники, ни полицейские, ни лесники, ни железнодорожники? Как это возможно, чтобы одни только «офицеры» Царя Небесного восставали против своей «униформы» и правил поведения? Если народ хочет видеть своего батюшку в рясе, с бородой и длинными волосами, все остальные причины не обсуждаются. Если народу неприятно видеть священника в одежде торговца со стрижкой и без бороды, такую «реформу» нужно любой ценой прекратить как оскорбляющую благочестие народа. В таком деле, следовательно, критерием является религиозное чувство народа и его суд, а не вкусы отдельных священников. Кроме того, если борода и длинные волосы не мешают поэтам, художникам, даже партийным вождям, почему же они будут мешать священникам Христовым, духовникам и пастырям народным?
В античные времена борода была отличием философов. Однажды случилось так, что в силу появления множества философов-шарлатанов кесарь издал распоряжение обрить бороды всем философам. Эпиктет, величайший философ того времени, ответил на это: «Кесарь может лишить меня головы, но не бороды!» Вот какое значение он придавал этому внешнему отличию своего звания.
Всё это мелочи, скажете вы. Да, мелочи, без сомнения. По сравнению с душой христианина, одежда и борода – вещь незначительная. Но вся жизнь состоит из незначительного и значительного. А наша вера настолько хрупка и утончённа, что и мелочи могут вредить или помогать ей. Если словесное стадо хочет, чтобы его пастыри и внешне отличались от него, и имели определённые и привычные знаки отличия, зачем противиться этому? Католическим миссионерам в Китае, учитывающим психологию народа, которому они проповедуют, не стыдно носить косички, длинные жилеты и шаровары. Почему бы христолюбивым священникам противиться народу и из-за «незначительного» ставить под вопрос значительное в духовной жизни и возрастании?
Мир вам от Господа.

Письмо Р. З., о культуре и человеке

Вы мне пишете, что провели зиму на одном известном европейском курорте. Несколько дней вы чувствовали себя очень приятно, пока ваш взгляд скользил по мраморным дворцам, мозаичным фонтанам, по чистым, ровным улицам, храмам и музеям, библиотекам и отелям – всему тому, что услаждает любопытный взор и считается культурным наследием.
Только спустя некоторое время вы заинтересовались людьми (вернее, они сами обратили на себя ваше внимание), живущими в этом городе, и вы заметили, что, например, заплатили непомерно высокую цену за кусок битого стекла, которое вам продали как бриллиант, что извозчик провёз вас через весь город, чтобы довезти до лавки, которая находится через дорогу от гостиницы, что все вокруг смотрят на вас не как на человека, а как на падаль – орлы в ожидании своего куска.
Каждый искал способа безнаказанно исклевать и ободрать вас. И вы пишете мне о том, какое восхищение вызвала у вас культура этого города и какое отвращение – нрав его жителей. «Их прадеды должны были быть великими людьми, если они создали такую великую культуру!» – этими словами вы заканчиваете своё письмо.
Не обманывайтесь. Их прадеды были такими же, как и они. Культуру создают не только великие люди, но часто мелкие, очень мелкие, иногда даже нелюди. Мелкие люди создавали культуру Вавилона и Египта. Кровавая Семирамида воздвигла висящие в воздухе сады. Нелюди создали культуру погибшей Помпеи. Нелюди создали культуру Тира и Сидона, двух безбожных городов. Нелюди создали культуру Содома – Содома, известного своим злом. Не были великими и мексиканцы, создавшие великую и славную культуру. Культурным городом считался Капернаум, но культура не спасла его от «славы» Содома: И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься, но говорю вам, что земле Содомской отраднее будет в день суда, нежели тебе (Мф. 11, 23-24). Культура и нравственность не всегда идут рядом, нельзя по уровню культуры судить о ценности человеческой личности или народа.
И в заключение позвольте мне задать вам, как славянке, вопрос: после опыта, пережитого вами в культурном городе Н., что, по вашему мнению, является главной задачей славянских народов – создание культуры или воспитание нравственности? Что мир ожидает от славян – культуры или духовности? В чём сейчас вопиющая необходимость – в культуре или в добрых людях?

Письмо одинокой женщине, о молитве

Вы огорчены тем, что Господь не слышит вашей молитвы! Не ропщите на Того, Кто дал нам душу и жизнь, разум и дух. Прошу вас, не жалуйтесь на Того, Кто имеет в тысячу раз больше прав жаловаться на нас и ангелам, и святым Своим. Пусть Господь и не исполняет наших просьб буквально, но молитвы приносят плод в наших душах, делая их богаче и мужественнее. Это тайна, которая открылась духовным делателям. Скажем, кто-то посеял пшеницу и молится, чтобы семена принесли обильный урожай. Вместо пшеницы из семян вырастает трава. Он снова молится о пшенице, но из этой травы вырастают овёс и просо. Он опять молится о пшенице, и наконец колосья наполняются пшеничными зёрнами и созревают и ложатся от тяжести к ногам молитвенника.
Все наши молитвы в своё время приносят свой плод, как говорит русский поэт Петр Вяземский:

И в ясный день, и средь метели,
При встрече с счастьем иль бедой –
Несется ль туча над тобой,
Или звезда сияет –
Молись! Молись! Молись!
В нас тайные плоды
Святой молитвы созревают!
Господь заповедал нам молиться не для того, чтобы узнать, что нам нужно: ещё до зачатия нашего ведомо Ему всё, что нам потребуется в каждый миг жизни. Он заповедал нам молиться для того, чтобы в лучах молитвы наши души росли, возвышались, ширились и созревали. Если Он сразу же не отзывается на наши молитвы, то, значит, Он хочет, чтобы с нами было не по нашей, а по Его воле. Значит, Он готовит нам нечто большее и лучшее, нежели то, чего мы просим у Него в молитве. Поэтому всякую молитву мы должны сокрушённо завершать словами: «Отче, да будет, как Ты хочешь, а не как я».
Святитель Николай Сербский (Велимирович)

http://www.rusvera.mrezha.ru/574/8.htm

«ВАШИ ПАЛЬЦЫ ПАХНУТ ЛАДАНОМ...»


О старейшем обитателе Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле
Левушка – девяностолетнее дитя, старейший обитатель Джорданвилля. Вдруг увидел его на фотографии с похорон митрополита Лавра. В сереньком пальтишке, с палочкой, блаженный стоит возле гроба доброго своего покровителя. А люди смотрят на него, кто сочувствуя, кто опасаясь, что Лёвушка не удержится в предписанных рамках. Если так, то напрасно: в присутствии владыки он всегда был естественен и спокоен.
Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле – это центр Русской Церкви Заграницей. Лёвушка был свидетелем его рождения. Рос он в Сербии и до девяти лет не отличался от других детей, пока не заболел менингитом. Всё, что с ним было до этого, он помнит прекрасно – до фамилий торговцев, державших лавки близ его дома. Помнит, как ходил с мамой покупать бублики, а мимо скакали лошадки, запряжённые в конки.
Тогда же он впервые увидел будущего архиепископа св. Иоанна Шанхайского. Лёвушка умел его изображать, копируя улыбку, жесты, немного гнусавя. Кто лично знал владыку, удивлялись сходству. Довоенные проповеди митрополита Антония блаженный также показывал, на глазах преображаясь в величественного архиерея. Ещё Лёвушка помнит все стихи, что выучил когда-то, в том числе самое любимое, из Вертинского:

Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего уже не надо нам,
Никого теперь не жаль.
И когда весенней вестницей
Вы пойдёте в дальний край,
Сам Господь по белой лестнице
Поведёт вас в светлый рай.
Тихо шепчет дьякон седенький,
За поклоном бьёт поклон.
И метёт бородкой реденькой
Вековую пыль с икон.
Стихотворение это Лёвушка читал неустанно, в том числе дамам, за которыми ухаживал и которых звал замуж. Некоторые из них признавались потом, что блаженный угадывал, что у них на душе, помогая рассеять думы о женихах. Во всяком случае, отказавшись принять Лёвушкины руку и сердце, девицы могли потом сосредоточиться на монастырской службе. Некоторые сердились, но вообще среди гостей Джорданвилля у Лёвушки было великое множество друзей. Это обнаруживалось, когда на именины ему отовсюду присылали сладости и прочие подарки. Подарки блаженный любил, как свойственно всем девятилетним мальчикам. Ведь с тех пор он больше уже не взрослел и вообще о последующих восьми десятилетиях жизни в памяти у него отложилось немногое.
В 30-е годы, перед войной, Лёвушку как посылку отправили в Америку. Повесили на шею табличку с адресом получателя и посадили на пароход. Он прекрасно добрался до места. Мама его впоследствии тоже покинула Сербию, став монахиней в Ново-Дивеевской обители близ Нью-Йорка. А Лёвушка стал достопримечательностью Джорданвилля, предметом вечных шуток, уважения, любви и гнева. Помню его в ковбойской шляпе, кажется, её напялили на него семинаристы. Да и сам по себе блаженный был оригиналом, то есть ходил в башмаках разного цвета, ярком галстуке, а один раз отправился на службу в пальто, надетом на голое тело. Его перехватили, велели одеться. Он на службы ходил исправно, исповедовался и причащался, но некоторые монахи Лёвушку недолюбливали. В западной культуре нет таких понятий, как «блаженный», «юродивый», поэтому Лёвушка стал для «западников» вызовом, вторжением хаоса в упорядоченную, правильную жизнь. Когда в монастырь приезжали важные гости, «слишком правильные монахи» блаженного старались прятать, нередко обижали, но были у него и защитники, начиная с владыки Лавра.
Иногда Лёвушка меня просто поражал. Помню, написал я статью о цесаревиче Алексее: «Последняя надежда России». Выхожу на улицу, а блаженный начинает петь: «Боже Царя храни». В другой раз поговорил с будущей женой по телефону, а Лёвушка в тот же день спрашивает: «Собираешься ехать?» «Как ты благословишь, Лёвушка», – отвечаю я, а в ответ одобрительное пение. Это многие замечали, иногда обращаясь к блаженному за советами. Он предсказывал болезни, давал семинаристам знать, что с их девушками неладно, или, наоборот, укреплял отношения с будущими матушками. Вся наша редакция газеты «Православная Русь», издающейся в Джорданвилле, относилась к Лёвушке с любовью. Не раз было замечено, что, когда иссякнет вдохновение, всё валится из рук, блаженный тут как тут. Подбодрит, пошутит, и дела вдруг начинают идти на лад. Отец Всеволод его привечал, отец Вениамин старался помочь. «Ну что, скелет, пошли», – говаривал ему блаженный весело, предлагая вместе прогуляться. Отец Вениамин, и правда, худющий.
Мы тоже сдружились. Лёвушка часто просил меня проводить его в келью, она стояла на отшибе, и путь туда по вечерам и ночам не освещался. Десятки раз мы проделали этот путь. В келье у него, разумеется, царил жуткий беспорядок, вперемешку валялась какая-то одежда. Но иконы стояли аккуратно в углу столика. Это было маленькое пространство, где царил порядок. Ещё мы ходили вместе на кладбище, где у блаженного была любимая могилка. Там лежал ребёнок, который погиб от обрушения плиты. Лёвушка возжигал свечи, пел молитвы из панихиды, которую знал наизусть. Быть может, находил что-то общее в своей истории и судьбе этого младенца.
Рассказ Александра Чернавского записал В.ГРИГОРЯН

ЛЁВУШКА

...Дорога становится ещё круче, но недалёка она, вон уже на взгорье виднеется монастырское кладбище... А кто это там идёт к нам навстречу? Лёвушка! Вот так радость. Что это он там несёт? Большое пластиковое ведро с водой.
– Здравствуй, Лёва. Куда ты ведро несёшь?
– Надо цветы полить там, внизу, около семинарии.
– Так зачем же ты воду с кладбища несёшь (на кладбище есть большие бочки, в которые собирается дождевая вода), ведь ведро-то тяжёлое, а тебе его придётся вниз с горы тащить. Набрал бы воды там, у семинарии, да и поливал бы цветы.
Лёвушка заговорщически смеётся и говорит: «Нет, та вода не годится». Вот и пойми его, то ли дурачок, то ли... Невольно вспоминаются примеры из патериков, когда монахи камни с места на место перетаскивали, ради умерщвления плоти.
Джорданвилльский Лёвушка: кто же его не знает? Без него и Джорданвилль не Джорданвилль, он ведь один из старейших насельников, наравне с владыкой Лавром и архимандритом Флором. Все они знакомы ещё по Ладомировскому монастырю на Карпатах, братство которого в 1946 году приехало в Джорданвилль и соединилось с немногочисленной братией Свято-Троицкой монашеской общины в Джорданвилле.
Лев Павлинец называет себя москвичом, хотя родители вывезли его из России в 1919 году, когда ему был всего лишь год от рождения. Было это вскоре после революции, а сейчас Лёвушке уже восемьдесят лет.
Когда он жил с родителями в Сербии, то был обласкан многими видными иерархами того времени. Патриарх Сербский Варнава возил его в своей машине, на коленях. Митрополит Антоний (Храповицкий) называл его шутливо и ласково: «Павлинчик». Митрополит Евлогий угощал конфетами. Всех их Лёвушка хорошо помнит, как помнит он и святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского. Только для него он не просто святитель, но ещё и современник.
– А, это тот иеромонах, который в сербской семинарии преподавал, – говорит Лёвушка про владыку Иоанна (Максимовича), хотя говорит и с уважением.
– Лёва, а что ты про него помнишь?
– Помню, он говорил, что бедных нельзя обижать.
– А ты что, обижал?
– Да нет. Там был такой нищий по имени Божа, с кривой шеей. Сидел у Марковской церкви. Это про него Максимович говорил.
Если у Лёвушки подходящее настроение, то он может изобразить, как служил тот или иной иерарх, подражая им тембром голоса и манерой служить.
Лёвушкины родители были благородного сословия (мать последнюю часть жизни провела монахиней в монастыре Новое Дивеево под Нью-Йорком). В семье Лёва получил начатки хорошего образования, но когда ему было около десяти лет, то переболел тяжёлой болезнью. По милости Божьей выжил, но так и остался на всю жизнь – «Лёвушкой».
В Джорданвилле его нетрудно отличить от прочих насельников и семинаристов. Огромные, не по размеру, сапоги или ботинки (часто желтые), пиджак в клеточку, два или три галстука на шее, на голове женская шляпа (бывает и мужская) и непременный посох – вот облачение Лёвушки. Да, конечно, нужно упомянуть про большие кресты, которые он носит под рубашкой или поверх неё, причём иногда сразу несколько. Летом ещё он любит нарвать огромный букет цветов или наломать веток сирени и засунуть их себе за полы пиджака, так что становится похож на живое дерево.
Несмотря на свой почтенный возраст, Лёвушка бодр, несёт нелёгкие трудовые послушания на поварне, да и вообще выглядит хорошо. На его примере наглядно видно, что монастырская жизнь укрепляет и обновляет не только душу, но и тело. С Лёвушкой дружат все в монастыре, особенно молодые семинаристы. Он с ними на равных. Один брат точно сказал про Лёвушку: «Слава Богу, что у нас есть хотя бы один такой человек, которого никто не боится». И действительно, с Лёвушкой общаться легко.
Излюбленные темы для разговоров Лёвушки: про женитьбу, про то, как на кладбище выглядит какая-нибудь могилка, про то, что умер друг Палкан (собака), часто спрашивает у людей, не карпатороссы ли они, и так далее. Ну, в общем, дурачок дурачком. Это если судить внешне. А если приглядеться повнимательнее?
– Лёвушка, а, Лёвушка, что самое главное в жизни?
– Вера. Православная вера, – отвечает твёрдо, уверенно.
– А неправославные спасутся?
– Не знаю.
– А как спасаться?
– Мячиком. Мячик катится по дороге и прикатится прямо в Царствие Небесное.
Произнося последние слова, Лёвушка добро улыбается. Глаза его, светло-прозрачные, в эту минуту кажутся мне тёмно-карими, глубокими. Взгляд пронзает душу. Но это только на мгновение. А потом опять – карпатороссы, женитьба, Палкан, кладбище...
Из книги инока Всеволода (Филипьева) «Святорусское откровенiе мiру». Москва, 2005

«ТЯНИ ДО ПРАЗДНИКА...»

Памяти уржумского заступника – протоиерея Симеона Гарькавцева

Выбор

Это случилось в 1937 году. В НКВД вызвали двоих лучших церковных певцов Киева. Один из них, священник Симеон Гарькавцев, был одарён дивным, бархатным, как тогда говорили, баритоном, второй – протодиакон Максим Михайлов – обладал несравненным басом. Чекисты решили разыграть из себя ценителей искусства, предложили выбрать: тюрьма или театр. И здесь пути отцов разошлись. Старые москвичи и гости столицы до сих пор помнят солиста Большого театра Максима Дормидонтовича Михайлова. Слава его когда-то гремела.

«Я не стану отрекаться от Бога», – ответил отец Симеон...


Батюшка Симеон Гарькавцев


Он родился 14 сентября 1902 г. в Днепропетровске. Известно, что отец его был чиновником и умер, когда Семёну было 6 лет. После революции будущий пастырь окончил семинарию и Киевскую академию, а в 1926 году был рукоположен в диаконы. С женитьбой не вышло, пришлось стать целибатом. Мужчиной Симеон был видным, но редкая девица в те времена мечтала связать жизнь с попом, тем более что отсутствие практичности у батюшки было, что называется, на лице написано. Где-то на рубеже тридцатых годов епископ Житомирский и Овручевский Антоний (Кротевич) рукоположил о.Симеона во иереи. Это было и честью, и самым коротким путём в места не столь отдалённые.

О лагерном периоде жизни отца Симеона известно немного. Говорил, что спасло его то, что сидел с политическими, а не с уголовниками. Строил железную дорогу на Воркуту, потом оказался под Печорой. «Десять лет тянул, пока мертвецом не стал», – передаёт слова батюшки его духовная дочь Августа Валентиновна Култышева. Лишь об одном эпизоде своего пребывания в узах отец Симеон вспоминал сравнительно часто. Это было в 1947-м, когда силы его окончательно ушли. Оставалось лежать в ожидании конца, но, глядя на умирающего зэка, начальство придумало нехитрое развлечение. Ему было предложено пройти десять шагов. Получится – ступай на все четыре стороны, то есть помирай на стороне. Упадёшь – пристрелим. «Господи, если оставишь мне жизнь, все оставшиеся годы буду служить Тебе», – произнёс про себя умирающий и, шатаясь, сделал первый шаг...

Оказавшись на воле, он нашёл в мусорной куче две женские туфли – белую и тёмную. В них и побрёл через Коми. Чтобы как-то выжить и прокормиться, приходилось просить милостыню. Перебираясь из села в село, батюшка, по молитвам к Николаю Чудотворцу, дошёл до Кирова. Слабость в ногах искупалась тем, что он уже почти ничего не весил. Вспоминал потом: «Смотрю: бабы на рынке, глядя на меня, плачут. “Чего, – думаю, – ревут?”»

«Верую, ибо это нелепо», – сказал на заре христианства Тертуллиан, обращаясь к язычникам. Образ священника, бредущего в дамской обуви под небом своей великой родины, мешает мне с этим согласиться. Нелепо всё остальное.

«Народ тут – о-о...»

В вятском епархиальном управлении отца Симеона принял владыка Вениамин, сын священномученика Михаила Тихоницкого. При встрече дал батюшке твёрдое обетование: «Если выдержишь всё до конца, умрёшь в алтаре головой к престолу». Ради такой смерти стоило жить.

Но храмов в ту пору было в Кировской области раз-два и обчёлся. Для отца Симеона места священника в них не нашлось, и тогда он, желая служить в полную силу, вернулся на Украину, в Овруч. Восстановил там собор, снискал большую славу: малороссы умеют чтить пастырей. Но сердце влекло батюшку обратно в Россию. Там он был нужнее, там трудно и страшно, но если выдержать всё, то есть надежда умереть головой к престолу.

«Народ тут – о-о!» – говорит об Уржуме протоиерей Геннадий Сухарев, известный вятский пастырь. Родом он из села Архангельского, лежащего неподалёку. В Уржуме мы встретились случайно, о.Геннадий заехал навестить храм, где молился в юности. Вспоминает, как был здесь принят поначалу отец Симеон. Плохо был принят.

– Помнишь? – обращается отец Геннадий к старушке, стоящей рядом.

– Я маленькая была, – теряется она.

– Будто я больно стар, – шутливо сердится священник. Поясняет: – Приход был недоволен тем, что сняли прежнего настоятеля – отца Иннокентия. У него был голос сбит, служить уже не мог. А отец Симеон оказался крайним. Спасала его, как могла, игуменья Есфирь. Бывало, встанет с посохом на амвон и пригрозит, и увещевать станет: «Разве он сам сюда приехал? Его владыка поставил». Пока была жива, батюшку клевать не смели, а потом понеслось. И жалобы пошли в епархию, и баб каких-то водить к нему пытались, видя, что холостой. Но он крепился, прощал.

Выживали его сноровисто и неотступно не один год. Но со временем начали подкупать уржумцев и безотказность батюшки, и бессребреничество. Спустя полвека с лишним вспоминают какую-то марийку, попросившую отслужить молебен о гусях. Батюшка стал служить ради неё одной, прежде такого не водилось. С умилением рассказывают о бабульке, кротко обратившейся к отцу Симеону: «Мне бы пособороваться, да денег нет». Пособоровал. Мзду он вообще никогда не просил.

Семья Култышевых

Помогало и то, что, помимо игуменьи Есфири, взял его под опеку старейший прихожанин храма Борис Семёнович Култышев. О нём стоит рассказать особо, равно как и о его семье, в доме которой отец Симеон прожил более четверти века.

До революции Култышев имел два дома и сапожную лавку, был попечителем городского собора. Переписывался с отцом Иоанном Кронштадтским, был другом самого известного уржумского праведника иеродиакона Тихона (Кожевникова). Однажды, в начале 20-х годов, Борис Семёнович посетовал в беседе с отцом Тихоном: «Болею я сильно, видно, скоро умру». Монах улыбнулся и успокоил: «Поживё-ёшь». Так и вышло, Култышев прожил после этого лет сорок, преставившись в девяносто. О дне, когда это случится, прозорливец Тихон только-то и сказал в своё время: «У тебя сестра Анна в какой день умерла? Вот и ты в тот же отойдёшь». «С тех пор, – вспоминает внучка Бориса Семёновича Августа, – дедушка накануне годовщины смерти сестры каждый раз говел и причащался».

О трёх сёстрах Култышевых, включая Августу, отец Тихон предсказал: «Молитвенницами будут», но больше всего Борис Семёнович любил внука Колю. Мальчик был не от мира сего, благодаря деду выучил множество песнопений, но и без того смахивал на небесного жителя. В день возвращения с фронта родителя тихо произнёс: «Папа сегодня придёт, но у него правая ручка болит». Когда отец вошёл, все увидели, что одной руки у него нет. С детьми Коля не играл, искал уединения, а однажды сказал: «Мам, мне жить как-то не хочется». Та расстроилась: «Да что ты говоришь-то такое, Коленька». «Мама, я скоро умру». Когда его не стало, мать увидела сына во сне. Тот был радостный, каким в жизни его и не видели. Произнёс: «Мне здесь так хорошо, сколько ребят здесь, да как весело. И ты ко мне придёшь. Но не скоро».

К отцу Симеону Борис Семёнович Култышев сразу расположился, сообщил домашним: «К нам такой хороший священник приехал!» Как-то пригласил в дом крестить одну из внучек. Батюшка, увидев её, улыбнулся: «А наша Танечка не плачет». Слово «наша» всех поразило. Ах, «наша» – значит, и ты наш. Старик Култышев пригласил батюшку жить к себе, тот согласился. Августа вспоминает, как батюшка одно время разводил голубей, ещё любил ходить в саду среди ульев, источавших дивный аромат. Просил не собирать для него малину и смородину, поясняя, что самому нравится обрывать ягоды с кустов.

Августа смеётся:

– Такой весёлый был, как увидишь его, настроение поднимается. Когда маленькие были, в прятки с нами играл и в лошадки.

– На себе, что ли, возил?! – удивляюсь я.

– На себе, – смущается она. – Он тогда молодой ещё был.

Служение

Батюшка вставал с постели впотьмах и в темноте возвращался обратно. Постепенно люди прослышали, что в Уржуме какие-то особые богослужения, долгие, красивые, проводятся по полному чину. Иные ехали издалека, чтобы побывать на них. Дошло до того, что церковь едва вмещала всех желающих, но, несмотря на тесноту и духоту, народ был очень доволен. В какой-то момент службы отец Симеон мог призвать: «Пойте все, все мы грешные, пойте все!» Община с горящими свечами опускалась на колени, чтобы пропеть в память о страстях Христовых: «Иисусе, Сыне Божий, помяни нас, когда приидешь, во Царствии Твоём». Когда шли ко кресту, славили Божию Матерь. Даже неучёные легко запоминали слова. Владыка Хрисанф, приехав в Уржум в 70-е, был потрясён, услышав, как весь приход грянул «Многая лета» так, что, как утверждают очевидцы, задрожали стены.

У самого батюшки, когда он пел, лицо сияло. Он и от природы был очень благообразен. Августа Култышева описывает: «Глаза голубые, большие, высокие тонкие брови, волосы пышные, с годами седеющие». Но когда это соединялось с духовной красотой, отец Симеон становился так прекрасен, что казалось, уже не принадлежит этому миру.

* * *

Это были времена, когда тепло постепенно уходило из народа. Спасаясь от одиночества, к отцу Симеону потянулись многие уржумцы. Одна из духовных дочерей вспоминает: «Он никогда не повышал голоса, не обличал, очень мягким был и брал любовью, интеллигентностью, второго столь образованного и культурного человека в городе не было. Даже в райкоме его очень уважали. Когда вызывали туда, душевно подтягивались, видно было, что рады, сообщая друг другу: “К нам сегодня отец Симеон придёт!” Но когда он приходил, то виду не подавали, что встречали прежде. А ведь бегали, бывало, к нему. Ой, кто только не бегал».

Августа Култышева рассказывает:

«Они все ночью приходили – коммунисты, советские работники. Днём нельзя было, специальный человек приходил в церковь следить. Но как стемнеет, начинаются хождения. Если отец Симеон задерживался в храме, то шли к нему через сад, со стороны реки, чтобы никто не видел. Тайно крестили детей, венчались. А когда батюшка был дома, то слышим, бывало, собачка лает, значит, кто-то через забор перелез. Спрашиваем: “Не воры ли?” “Нет, – отвечают, – не воры”. Проходят через кухню и к батюшке в комнату. Он долго беседует, потом видим, человек довольный выходит, окрылённый – получил ответ. Иные были неверующие, но их жёны приводили, да и с кем ещё посоветуешься? Однажды пришла женщина, директор детского сада, далёкая от веры. Совершила большую растрату, говорит: “Отец Симеон, если не поможете, я покончу с собой”. И он отдал ей всё, что было.

Между прочим, у него был весёлый характер. Никогда не унывал. Придёт, бывало, задыхается, тяжело ему, но всё шутит. Любил поднимать настроение. К нему иной раз придёт озлобленная, нервная пара, оба буйные, с порога жалуются: муж меня не любит, жена меня не любит. Дверь в батюшкину комнату за ними закрывается, сначала крики доносятся, шум, потом наступает тишина. Через какое-то время выходят супруги и смотрят друг на друга иначе, с любовью. И так почти каждый вечер. И в летах приходили люди, и молодёжь. Батюшка много семей сохранил».

Среди таких ходоков был и коммунист Александров, работник местной газеты. Начались какие-то нестроения у него на работе, дошло до того, что он бросил партбилет на стол. Батюшка долго отогревал этого человека, выхаживал, как птенца, выпавшего из гнезда. Закончилось тем, что Александров решил и сам стать священником. Для власти это было вызовом, в семинарию поступить не дали, но где-то на юге нашёлся смелый епископ – рукоположил.

* * *

Постепенно начало открываться, что батюшка прозорлив. Одна женщина уже после смерти отца Симеона на его могилке рассказала, как пришла однажды на причастие неподготовленной. Когда добрела до Чаши, вся в сомнениях, батюшка протянул ей пустую лжицу. Другая прихожанка, соседка Култышевых Дарья, подготовиться-то подготовилась ко причастию, но вдруг испугалась, что может захлебнуться Святыми Дарами, смутил её диавол. «Не бойся, мать Дария, – тихонько произнёс отец Симеон, – причастием не захлебнёшься». У бедняжки волосы встали дыбом. Или вот был случай: в селе Рождественском, которое окормлял батюшка, пришла мать с дочкой, сказала, что недавно окрестила её. Отец Симеон принял девочку, чтобы приложить её к царским вратам, но, постояв в задумчивости, вернул родительнице. Оказалось, что ребёнок был ещё некрещёным. Кстати, перед тем как батюшка впервые приехал в это село, местный прозорливый Мишенька во всеуслышание объявил в Рождественском храме: «Скоро приедет священник к вам служить, вот благодать-то у вас будет».

Людмила Руслановна Грудцына – одна из духовных чад отца Симеона – вспоминает, как её мать обратилась к батюшке с мольбой что-нибудь сделать с мужем. Он, случалось, крепко выпивал. «Можно за него помолиться так, что он бросит пить, – ответил отец Симеон, – но после этого сильно заболеет. И как вы тогда будете жить?» Женщина подумала и ответила: «Нет, пусть всё остается как есть». «Ничего, – утешил её батюшка, – это ваш крест, донесёте его – спасётесь, а придёт время, и муж спасётся». Впоследствии отец Людмилы Руслановны действительно начал ходить в храм.

Ещё рассказывает, как одной из уржумских жительниц пришло время рожать. Начались схватки, но дитя чрево покинуть всё не могло. Акушеры промучились сутки – ничего не помогает. Кесарево сечение по какой-то причине делать было нельзя, так что дело могло закончиться очень плохо. И вот вбегает в храм свекровь роженицы, кричит, что это она во всём виновата. Была против рождения ребёнка, обратилась к колдунье... «Откройте, – просит, – царские врата». Батюшка ушёл в алтарь, долго молился, а потом распахнул врата со словами: «Ступайте, родился мальчик».

Я не совсем понял, какое отношение имели к родам царские врата. Спросил у Людмилы Руслановны:

– Обычай, что ли, такой?

– Так принято, чтобы ход ребёнку дать, – пояснила моя собеседница.

В другой раз в храм пришла женщина, совершившая аборт. Покаялась, стала ждать нравоучений, но вместо этого батюшка просто заплакал. Она потом вспоминала: «Ушёл в алтарь и там так плакал, так молился за меня... Он плачет – я плачу. Потом выходит, говорит: «Ты ведь убила кормильца, который о тебе заботился бы в старости».

Тайна прозорливости отца Симеона была в том, что сердце у него всех и всё вмещало. Немало слёз он пролил о своих уржумцах, говорил: «Мне ведь самое главное, чтобы вы спаслись». Всё скорбел, звал к покаянию. Августа Култышева написала для меня целую тетрадочку воспоминаний о батюшке. Там есть такие слова: «Многие из прихожан ощущали от батюшки благоухание миром, он был как кадило благовонное перед Господом».

Персики

Духовное чадо отца Симеона Лидия Петровна Завинова как-то спросила его: «Батюшка, отчего вы не женились?» «Лидочка, – улыбнулся он, – так вас ведь не было, не то обязательно бы женился». Ещё запомнились его слова: «Лидочка, как страшно жить без веры!»

Она выросла сиротой, работала поваром. Батюшка всё смотрел, смотрел: девчушка худенькая, кастрюли таскать ей не под силу – и как-то сказал: «Поступай-ка в медучилище». «Куда мне? – ответила Лидия. – На печке голодной выросла, знаний не хватит». «Твоё дело – билет вытянуть, сдашь экзамен», – возразил отец Симеон. И верно, всё вышло по его слову.

Жили они оба «на квартире» у Култышевых. Случались забавные истории. Как-то Завинова с мамой Августы решили надушиться батюшкиным одеколоном. Лидия Петровна улыбается: «У него имущества-то было всего ничего: четыре-пять матерчатых рубах, штаны матерчатые, костюм. Всё раздавал, жил для людей. Но одеколон предпочитал хороший, “Кремль” назывался. И вот мы ночью к нему прокрались, нащупали пузырёк, помазались. А как на свет вышли, оказалось, что в темноте одеколон с йодом перепутали – и смех и грех». Ещё помню, как в пасхальную ночь мы в храм ходили. Безбожники тогда напротив Вознесенского храма простыню натягивали, показывали фильмы. Молодых людей отлавливали, не давали в церковь пройти, и мы, девушки, одевались по-старушечьи, а батюшка нас с чёрного хода в храм запускал».

Батюшка не одной Лидии Завиновой помог выбиться в люди. Одной девушке даже стипендию платил, и о других не забывал. Лидия Петровна вспоминает: «Однажды батюшка понял, что я недоедаю. И отправил купить себе трёхлитровую банку персиков. Принесла я её, а он как бы осерчал: “Я тебе сказал, что купить? А ты что купила?” “Батюшка, – лепечу я, – вы ведь персиков и просили”. “Нет, – отвечает, – забирай их себе”. Пришлось съесть. Меня это поддержало».

«За тридцать лет ни одного дня не прошло, чтобы не вспомнила батюшку», – говорит Лидия Завинова. У неё было семеро старших братьев, но такой любви не знала.

Путь

Это случилось в Киеве в ту пору, когда батюшка служил там протодиаконом. Однажды он отправился в Лавру к старцу, которого прежде не видел, но был наслышан о его прозорливости. По дороге встретил инока, вдруг спросившего: «Ты ко мне, отец Симеон?» Это и был старец. Проводив батюшку к себе в келью, он ответил на все вопросы. Их и задавать не пришлось – монах читал душу молодого священнослужителя, словно раскрытую книгу, а под конец напутствовал: «Иди своей дорогой».

Смысл этих слов стал ещё более понятен, когда на обратном пути за отцом Симеоном увязалась какая-то старуха. Шла следом и плевала в него, но батюшка стерпел. И тогда она встала перед ним на колени со словами: «Прости меня, грешную, но на тебя всю жизнь будут плевать, а ты иди своей дорогой». И действительно, когда он был уже священником, его сопровождали по пути в храм насмешки и оскорбления. Даже ребятишки-несмышлёныши, когда отец Симеон проходил мимо детского сада, подбегали к заборчику и кричали: «Поп – толоконный лоб».

И так тридцать лет. Путь в храм был не близкий и не дальний, не труднее того, что прошёл рядом со Христом тезоименинник батюшки Симон Киринеянин. Этим путём ходили в безбожные десятилетия все священники, и не они одни. Вера считалась делом старушечьим, только им прощалась. Вспоминается рассказ одной немолодой христианки из Сольвычегодска. В её отца, церковного старосту, по дороге в собор мальчишки бросали камнями, а взрослые глядели на него, как на сумасшедшего. Они не знали, что в час смерти этого человека его тело благоухало так, словно распахнулась дверца в рай.

Это было, быть может, самым трудным – пройти сквозь ненавидящий, презирающий, испуганно отворачивающийся от тебя народ, твой народ, за который ты готов был умереть, и умирал, отвергнутый им.

Как-то уголовники проиграли отца Симеона в карты, но нашёлся среди них один, предупредивший: «Сегодня, когда вы пойдёте в церковь, вас будет ждать человек, чтобы убить». Неизвестно, насколько было страшно батюшке, но пропустить литургию он не мог. В 6 часов утра вышел, как обычно, из дома и увидел молодого нервного мужчину, державшего руку в кармане. Даже не зная о готовящемся злодействе, нетрудно было догадаться, что в руке незнакомец сжимал оружие. Отец Симеон вежливо поздоровался, и странная эта пара вместе пошла по улице. Батюшка читал молитву, а когда молчание стало слишком тягостным, сказал: «Что-то вы рано сегодня поднялись. А куда идёте?» Бандит в ответ промолчал. «А я вот в храм иду, – продолжал священник, – да нужно ещё одну старушку навестить». Зашёл в подъезд того дома, где жила эта старушка, – уголовник следом. Из квартиры батюшка вышел уже вместе с прихожанкой, которая после рассказывала: «Лицо у этого мужчины было больно нехорошее. Как зверь на нас зыркнул и отстал».

Так и жил потом отец Симеон, зная, что проигран. Августа Култышева вспоминает, как в один из вечеров вышли они с мамой из дома и увидели: стоит человек. Спрашивают: «Вы к батюшке?» Не отвечает. Потом он спросил: «А вы меня узнаете на лицо, если снова увидите?» «Да нет, – ответила мама, – мы чё, слепые совсем, ничё не узнаем». Тот постоял ещё немного и ушёл. По вечерам батюшку стал встречать из храма отец Августы, да ещё одна престарелая прихожанка, Марфа, обнаружила в себе дар телохранителя. Пешком ей трудно было ходить, и потому они ездили на автобусе, где Марфа задавала жару всем, кто пытался уязвить отца Симеона. Постепенно эта история с бандитами стала забываться, но путь батюшки никогда не был усеян розами.

Одна из жительниц Уржума до сих переживает, как прошла мимо отца Симеона, сделав вид, что не видит его, хотя они знали друг друга. Хотела потом догнать, попросить прощения, но так и не осмелилась. Поздороваться со священником считалось для комсомольца позором. С другой нынешней прихожанкой вышла в молодости история, пожалуй, забавная. Рассказывает: «Вижу: батюшка навстречу, и тут в голову лезет, что это плохая примета – попа встретить, надо за пуговицу ухватиться, чтобы пронесло. Ищу пуговку, не нахожу, а отец Симеон улыбается, говорит: “Хватай сразу две”».

В храм батюшка отправлялся опрятно одетый, на голове фетровая шляпа, костюм – неновый, но приличный, на ногах начищенные до зеркального блеска сапоги. Пьяненькие, самые добродушные из встречных, завидев батюшку, восхищённо кивали головами и начинали спорить между собой:

– Он офицером раньше был.

– Да нет, инженером.

Выправка у отца Симеона и правда была превосходная. Но как-то Августа увидела, как он снимает свои завидные сапоги, и отшатнулась. Оказалось, что батюшка сознательно носит их на босу ногу – на ступни было страшно смотреть.

«Тяни до праздника...»

Это случилось в последний год жизни о.Симеона. Одна прихожанка, которая шила для него одеяния, пришла рано утром в церковь. Батюшка её не заметил, а она не успела обратить на себя внимание, когда увидела, как сами собой распахнулись вдруг царские врата, а в алтаре разом зажглись все свечи. Отец Симеон молился. Увидев оторопевшую прихожанку, смутился, подошёл и сказал тихо: «Никому не говори». Она поведала об этом лишь после смерти батюшки.

* * *

С каждым годом отец Симеон чувствовал себя всё хуже. Терял зрение из-за того, что каждый день читал впотьмах поминальные записки. Один раз от перенапряжения произошло даже кровоизлияние в глаз. Что ещё хуже, обострилась застарелая болезнь сердца. Но заштат батюшка уходить не хотел, помня обетование, данное ему владыкой Вениамином (Тихоницким), о том, что если всё выдержит, – умрёт в алтаре. Да и как своих-то бросить, тех же сестёр Култышевых, которых катал маленькими на спине, всех, кого вымолил, отогрел, полюбил. Не мог он уехать. Сам терпел и другим советовал: «Трудно станет – тяни до поста. До поста дожил – тяни до праздника...»

Первое время служения Уржуме стало для отца Симеона тяжёлым испытанием. На склоне жизни он вновь оказался гоним. Как-то приехал в Уржум послушник из Псково-Печерского монастыря. Поселился он в сторожке, которая однажды сама собой затряслась, заходили косяки двери. «Антихрист сюда идёт», – сказал бледный, насмерть перепуганный послушник, и в тот же день покинул город. А вскоре появился темноволосый, черноглазый человек с восточным разрезом глаз, представился Иваном. Дело церковное знал хорошо, о батюшке как бы даже пёкся, говорил на людях: «У отца Симеона астма сердца, его нельзя расстраивать». Но, оставшись наедине с самыми бойкими и бестолковыми прихожанками, добавлял: «Не пора ли батюшке на покой, совсем ветхий стал». Эта пропаганда имела успех: иные начали в глаза говорить отцу Симеону, что его время вышло, и наконец чужака под руки подвели к батюшке со словами:

– Ты старый, а нам молодой священник нужен. Хотим Ивана.

– Что вы делаете? Вы же меня убиваете, – с горечью произнёс батюшка.

В доверие втираться пришлец умел. Одевался с иголочки, всегда ходил в белой рубашке, импозантный был мужчина. Это многих подкупало, а потом начали пропадать нехитрые драгоценности у старушек, принимавших у себя Ивана – золотые серёжки, колечки... Несколько из них так и не смогли оправиться после этого, умерли, но за руку негодяя поймать так и не удалось. Из Уржума он исчез сразу после смерти отца Симеона. Все решили, что он заслан был. Вот только кем... И не колесит ли он по стране и сегодня, этот чёрный человек?

* * *

Незадолго до смерти отца Симеона старосте храма Павлу Ивановичу понадобилось зайти в алтарь. Он потом, понизив голос, вспоминал: «Вхожу, вижу батюшку. Молится. Но только не на полу стоит, а невысоко в воздухе». «Отец Симеон умел молиться», – поясняют старые прихожане. Других пастырей они, пока батюшка был жив, не знали. Многие от рождения у него окормлялись, думали, что, как яблоня цветёт, а пчёлы дают мёд, священник должен источать благодать. Отец Симеон это понимал и по-отцовски горевал о близящемся сиротстве уржумцев. Накануне его ухода слёзы потекли из глаз Спасителя на Распятии. Служащая Клавдия Андреевна вытерла было. Не помогло. Крикнула: «Батюшка, выходи, что-то не протирается». Отец Симеон вышел из алтаря, достал сухой платок, Христу слёзы вытер, а у самого они на глазах непрошенные навернулись. С болью сказал: «Ну, всё, лучшего не ждите», – и побрёл обратно.

Холода в том декабре были лютыми. Для отца Симеона с его сердечной астмой они стали приговором. Можно было отсидеться дома, но его всё время куда-то звали, нужно было ехать, мёрзнуть в дороге. Можно было уехать на Украину, где его ждали тепло и спокойная старость. Но батюшка говорил об этом так, словно вновь оказался в киевском НКВД: «Я не могу отречься от Церкви». В середине Рождественского поста его вызвали в храм на отпевание. Там стоял гроб с человеком, который умер, подавившись в пьяном виде куском сала. Батюшка вошёл в алтарь, и дочь покойника вдруг увидела, как у священника подкосились ноги. Испугались – в храме никого больше не было, вызвала «скорую», но это уже не имело никакого значения. И тогда женщина бросила в сердцах мёртвому: «Вот как, папа, даже священника Бог забрал, чтобы только тебя не отпевать – богохульника». После этого заплакала и увезла отца хоронить неотпетым.


«Страшный мороз был в день похорон, градусов за сорок...»


Отец Симеон лежал головой к престолу, как мечтал. Пророчество владыки Вениамина всё-таки сбылось. Это случилось 20 декабря 1978 года.

Людмила Руслановна вспоминает:

«Страшный мороз был в день похорон, градусов за сорок. Таких похорон не было в наших краях. Улицы были запружены народом, многие рыдали, и видно стало, как он, наш батюшка, людей любил и как они его любили. Ехали со всей страны, мы не знали, что у него так много духовных чад по России. Они говорили: «Вы не знали, что это был за человек». Мы и правда только на похоронах начали понимать, кого потеряли. Привыкли, что молится, что всех утешает, что пока он с нами, всё на своих местах. Подняли гроб и понесли. Идти было далеко, и люди жалели мужиков, несущих гроб, но те после сказали: «Мы не зябли».

«Они чувствовали, что и по кончине о.Симеон не оставляет их, одаряя своей любовью, потому что от гроба исходило тепло и согревало их», – сказала Августа Култышева. Потом добавила, что в день похорон над собором можно было различить три высоких белых столба, а в глазах ангелов на стенах храма стояли слёзы.

Живой

Такие, как он, не уходят насовсем.


Надгробие на могилке о.Симеона


На могиле отца Симеона кого только не встретишь. Один раз пришёл молодой мужчина крепкого телосложения, рассказал, что, когда он был маленьким, у него болели ноги так, что не мог ходить. Как-то мать принесла его к о.Симеону. Батюшка помолился и, как рассказывал мужчина, дал ему поесть чернослива, после чего мальчик стал поправляться и вскоре уже бегал. На могилку он пришёл вместе со своей матерью, говорил, что вот какой большой и здоровый вырос благодаря батюшке.

К одной прихожанке отец Симеон пришёл во сне, велел с благодушием и терпением нести свой крест. А она и слова-то такого, «благодушие», не знала, начала всех расспрашивать. Другую прихожанку отец Симеон пожурил за то, что она, поехав в отпуск на юг, стала пропускать службы. «Ты что же это, литургии теряешь?» – спросил её батюшка. Людмиле Руслановне, страдавшей от нападений бесовских, посоветовал молиться мученику Трифону Сокольскому. Проснувшись, она отправилась выяснять, что это за святой такой – Трифон Сокольский.

К тому, что он рядом, продолжает окормлять Уржум, все привыкли. Особо печётся о продолжателях своего дела, об уржумском священстве. Августа Култышева с Людмилой Руслановной с улыбкой вспоминают молодого настоятеля Кирилла Палея, приехавшего с Украины: «Ему очень нравились проповеди отца Симеона, сохранившиеся в записях. Начнёт читать их в храме и плачет о страданиях Спасителя. И все плачут. Один раз позвонил посреди ночи архиепископу Хрисанфу, стал по телефону батюшкину проповедь зачитывать, приговаривая: “Вот послушайте, владыка, только послушайте, вы понимаете эти слова?” “Я всё понимаю, – отвечает владыка, – но зачем ты меня ночью-то будишь?” Горела душа у отца Кирилла, хотя имел и свои слабости, но чистый был человек, Царстие ему Небесное, рано умер отец Кирилл. Так же, как и отец Симеон, никогда не накричит, ко всем с любовью. Батюшка ему помогал. Как-то явился, объяснил, как правильнее совершать проскомидию, вынимать частицы из просфор...»

И последний рассказ, хотя говорить можно было бы ещё долго. Духовная дочь отца Симеона Лидия Завинова вспоминает: «В пору моей работы в Воркуте мы с дочкой Любой заехали в Уржум, взяли земельки с могилки батюшки. Обратно из отпуска летели через Сыктывкар. А там люди в очереди за билетами по неделе сидят, совершенно озлоблены, какие-то шахтёры с матом составляют списки». Но хуже всего то, что у Завиновых денег осталось только на проезд, булку хлеба и чашку чая. Горячо попросили батюшку о помощи, переночевали на чемоданах. А утром Лидия Завинова подошла к кассе, узнать, нет ли добрых вестей. Там попросили документы, и тут прибыл самолёт, которого никто не ждал... С тех пор чуть что случится – “Отец Симеон, помоги!”»

Эта история с Завиновыми приключилась в 1980-м. В том самом году, когда, согласно обещанию Хрущёва, должны были показать по телевизору последнего живого попа. Но справиться не удалось даже с теми, кого сочли мёртвыми. Где-то там, в высоте, стоят они, с любовью склонившись над русскими селениями, те, кто выстрадал это право – остаться с нами навсегда.

В.ГРИГОРЯН

3 апреля память великого молитвенника - преп. Серафима Вырицкого.



В летописи деяний современных подвижников благочестия совершенно особое место занимают подвиги святого преподобного Серафима Вырицкого. Благочестивейший православный мирянин, по послушанию в течение сорока лет приуготовлявший себя к монашеской жизни под руководством опытных духовных наставников; инок-исповедник, принявший монашеский постриг в годы открытых гонений и всего за шесть лет прошедший путь от послушника-пономаря до духовника крупнейшей в России обители, под окормлением которого находился целый ряд выдающихся иерархов Русской Православной Церкви; великий старец, который на деле исполнил святоотеческий завет: "Стяжи дух мирен, и тогда тысячи душ спасутся около тебя..." - вот основные этапы жизненного пути святого Серафима.
Время старческого служения вырицкого подвижника пришлось на период кровавого богоборчества, Великой Отечественной войны, послевоенной разрухи и возрождения. Самой своей жизнью он свидетельствовал о Христе в годы воинствующего безбожия и тем самым внес неизмеримый вклад в дело сохранения Православия как основы основ существования русского народа.
Невзирая на ряд тяжелых телесных недугов, более двадцати лет старец почти ежедневно принимал людей и привел ко спасению неисчислимое количество душ. Многие из деяний преподобного Серафима Вырицкого ознаменованы явными чудотворениями, чему имеются свидетельства очевидцев его подвигов.
В. П. Филимонов
Здесь можно прочитать житие святого:
http://serafim.com.ru/site/nstr_3.html

В годы власти большевиков, когда в России не было православных книг, верующие люди передавали друг другу листочки с удивительным текстом «От Меня это было». Этот текст, написанный в стихотворной форме, преподобный Серафим Вырицкий адресовал одному из своих духовных чад – епископу, находившемуся в заключении. По другой версии, авторство принадлежит митрополиту Мануилу (Лемешевскому). Как считает православный журналист Антон Жоголев, «старец <Серафим> в виде духовного совета открыл подвижнику (епископу Мануилу), что за всеми внешними событиями его жизни следует видеть всемогущий и спасительный промысел Божий. А спустя десять лет будущий митрополит облёк завещание старца в совершенную литературную форму, проявив при этом не только свои недюжинные литературные способности, но и тончайшую мистическую интуицию... И нужно говорить не об авторстве, а о соавторстве двух великих подвижников».

В этом творении, в этом духовном завещании, кому бы оно ни принадлежало, мы чувствуем тайну беседы Бога с человеком, его душой, ищущей волю Божию в каждом мгновении своей жизни, и находим утешение.


Думал ли ты когда-либо,
что всё, касающееся тебя,
касается одинаково и Меня?
Ибо касающееся тебя
касается зеницы Моего ока.
Ты дорог в очах Моих,
многоценен,
и Я возлюбил тебя,
и поэтому для Меня
составляет особую отраду
воспитывать тебя.
Когда искушения восстанут
на тебя, и враг придет, как река,
Я хочу, чтобы ты знал, что
От Меня это было.
Что твоя немощь
нуждается в Моей силе
и что безопасность твоя
заключается в том,
чтобы Мне дать возможность
бороться за тебя.
Находишься ли ты
в трудных обстоятельствах,
среди людей,
которые тебя не понимают,
которые не считаются с тем,
что тебе приятно,
которые тебя отстраняют, –
От Меня это было.

Я – Бог, располагающий
обстоятельствами.
Ты не случайно оказался
на твоём месте,
это то самое место,
которое Я тебе предназначил.
Не просил ли ты, чтобы
Я научил тебя смирению, –
так вот смотри,
Я поставил тебя
как раз в ту среду,
в ту школу,
где этот урок изучается.
Твоя среда и живущие с тобою
только выполняют Мою волю.
Находишься ли ты в денежном
затруднении, тебе трудно сводить
концы с концами –
От Меня это было.

Ибо Я располагаю твоим
кошельком.
И Я хочу, чтобы ты прибегал
ко Мне и был
в зависимости от Меня.
Мои запасы неистощимы.
Я хочу, чтобы
ты убеждался в верности Моей
и Моих обетований.
Да не будет того,
чтобы тебе могли сказать
о нужде твоей: «Вы не верили
Господу Богу вашему»
(Второзак 8, 12-13).
Переживаешь ли ты
ночь скорбей?!
Ты разлучен с близкими своими?!
От Меня это было.

Я – муж скорбей,
изведавший болезни,
Я допустил это, чтобы ты
обратился ко Мне
и во Мне мог найти
утешение вечное.
Обманулся ли ты в друге своём,
в ком-нибудь, кому ты
открыл сердце своё...
От Меня это было.

Я допустил этому
разочарованию коснуться тебя,
чтобы ты познал,
что лучший друг твой
Есть Господь.
Я хочу, чтобы ты
всё приносил ко Мне
и говорил Мне.
Наклеветал ли кто на тебя?
Предоставь Мне это дело
и прильни ближе ко Мне,
убежищу твоему,
чтобы укрыться
от «пререкания языков».
Я изведу, как свет, правду твою
и справедливость твою, как полдень
(см.: Пс. 36, 6).
Разрушились планы твои?
Поник ли ты душею
и устал –
От Меня это было.

Ты создавал себе планы,
и принёс их Мне,
чтобы Я благословил их.
Но Я хочу, чтобы ты
предоставил Мне
распоряжаться
обстоятельствами
твоей жизни,
и тогда ответственность
за всё будет на Мне,
ибо слишком тяжело
это для тебя,
ты один не можешь
справиться с ними,
так как ты только орудие,
а не действующее лицо.
Посетили ли тебя
неожиданные неудачи житейские,
и уныние охватило
сердце твоё – знай, что
От Меня это было.

Ибо Я хочу, чтобы сердце
твоё и душа твоя
всегда были пламенеющими
пред очами Моими
и побеждали именем Моим
это душевное малодушие.
Не получаешь ты долго
известий от близких и
дорогих тебе людей
и по своему малодушию
впадаешь в отчаяние
и ропот – знай,
От Меня это было.

Ибо этим томлением
твоего духа Я испытываю
крепость твоей веры,
в непреклонность обетования,
силу дерзновенной
молитвы твоей
о сих близких твоих.
Ибо не ты ли
вручил их Покрову
Матери Моея Пречистыя,
не ты ли некогда
возлагал заботу о них
Моей промыслительной любви.
Посетила ли тебя
тяжёлая болезнь,
временная или неисцелимая,
и ты оказался прикованным
к одру своему – знай, что
От Меня это было.

Ибо Я хочу, чтобы ты познал
Меня ещё глубже
в немощаx своих телесных
и не роптал бы за сие
ниспосланное тебе испытание,
не старался бы
проникать в Мои планы
спасения душ человеческих
различными путями,
а безропотно и покорно
преклонил бы выю свою
под благость Мою к тебе.
Мечтал ли ты
сотворить какое-либо
особенное дело для Меня
и вместо того
слёг на одр
болезни и немощи –
От Меня это было.

Тогда бы ты был
погружён в свои дела,
и Я не мог бы привлечь
мысли твои к Себе,
а Я хочу научить тебя
самым глубоким мыслям и урокам Моим,
что ты на службе у Меня.
Я хочу научить тебя сознавать,
что ты – ничто.
Некоторые из лучших
соработников Моих – суть те,
которые отрезаны
от живой деятельности,
чтобы им научиться
владеть орудием
непрестанной молитвы.
Призван ли ты неожиданно
занять трудное и ответственное
положение?! Иди, полагаясь на Меня.
Я вверяю тебе эти трудности,
ибо за это
благословит тебя
Господь Бог твой
во всех делах твоих,
на всех путях твоих, во всём,
что будет делаться
твоими руками.
В сей день даю
в руку твою этот сосуд
священного елея.
Пользуйся им свободно,
дитя Моё!
Каждое возникающее
затруднение, каждое
оскорбляющее тебя слово,
каждая помеха в твоей работе,
которая могла бы
вызвать в тебе чувство досады,
каждое откровение твоей немощи
и неспособности пусть
будут помазаны этим елеем.
Помни, что всякая помеха
есть Божие наставление.
Всякое жало притупится,
когда ты научишься во всём
видеть Меня, что бы ни коснулось тебя.
А потому и положи
в сердце своё слова,
которые Я объявил тебе
сегодня:
От Меня это было.
Ибо это не пустое для тебя,
но это – жизнь твоя.
http://www.rusvera.mrezha.ru/549/6.htm

«ЕЖЕ ОТ ВЕКА»

История семьи Мельниковых

Безнадёжный


Отец Даниил Мельников

Эта история произошла в Фергане – городе, в то время ещё наполовину русском. Даниил был ещё ребёнком, когда отец начал меняться. Мальчик с трудом узнавал в этом худом бородатом мужчине своего папу. Мать ходила убитая горем. Врачи сказали, что ей не стоит больше рожать, зачем плодить сирот? «Ваш муж обречён», – пояснили они. Что-то с желудком, не оставляющее надежды на выздоровление. Но чем заболел отец, Даниил никогда не спрашивал.

До болезни Николай Дмитриевич Мельников был огромным, весёлым человеком, наслаждавшимся жизнью. Азартный охотник, душа любой компании, он отлично играл на гитаре, красиво пел, предпочитая романсы, одевался с иголочки, всегда был модно пострижен. Обычное дело тогда – быть переполненным жизнью, так что плескало через край. В середине 70-х СССР достиг вершины, и мы – четверть миллиарда человек – гордились принадлежностью к великой державе. И дело было не только в том, что в небе замерцали новые звёзды – наши спутники и космические станции, что на глазах район за районом росли новые красивые дома. Было радостно сознавать, что вся эта добрая сила – дело человеческих рук, люди улыбались, когда слышали: «Я татарин», «Я молдаванин», «Я грузин». Они думали: «Какие мы разные, но это совсем неважно. Ведь мы любим и уважаем друг друга, вместе создаём будущее, которое будет счастливым навеки, бесповоротно».

В памяти причёски длинноволосых старших братьев, поющих со сцены сельского клуба под электрогитары:


Лошади умеют плавать, плавать.
Но – нехорошо. Недалеко.
«Глория» по-русски значит «Слава» –
Это вам запомнится легко.
Шёл корабль, своим названьем гордый,
Океан старался превозмочь...

Эта сцена потом стала для меня мучительной, когда я увидел фотографии погибших ребят-приднестровцев, так похожих на братьев. Они пришли в окопы оттуда, из 70-х, там родилась их вера в свою страну, в то, что правда всегда торжествует. Последнее поколение, которое верило в это, которому хватало душевного здоровья, чтобы, отвернувшись от идеологии, не разочароваться в идеалах. Лучшие из них придут потом в Церковь – все или почти все. Николай Мельников стал одним из первых, потому что первым услышал приговор. Цветастые нейлоновые рубашки словно выцвели на глазах, носить их стало безумием, всё вокруг стало бессмысленно, опора исчезла, он попытался ухватиться хоть за что-то, чтобы не потерять лицо от отчаяния.

Что может помнить мальчик о том, что происходило тогда с отцом? Почти ничего. Протоиерей Даниил Мельников рассказывает:

– Мне было пять лет, когда папа видоизменился. Что-то произошло с ним, когда врачи сказали, что он безнадёжный. Поехал по святым местам. В Троице-Сергиевой лавре его потрясло пение мужского хора, он говорил, что побывал в раю. Как человек решительный, отец без лишних слов обвенчался с мамой, начал поститься и молиться. Ну и мы вместе с ним.

– Повёл вас, как Моисей из Египта? – уточняю я не без улыбки.

– Это было нетрудно – идти за отцом, мы любили друг друга. А друзья не понимали, что с ним происходит, досадовали, посмеивались. Это сейчас верующих много, а тогда если человек начинал молиться, то считалось, вроде как с ума сходил, становился юродивым. Мой дед Дмитрий – врач, атеист – тоже не понял отца: нормальный мужик что-то пытается доказать…

Но Николай ничего не хотел никому доказать, это ему всё доказывали, что в нашей прекрасной великой стране нет места для Бога. А смерть уже шла за нами всеми, чтобы у одних отнять жизнь, у других душу или надежду. Николай был одним из первых, кто учился жить в мире, где так много усталых лиц. Он понял, что всё прейдёт, кроме Бога, только та радость, что от Него, не увянет. Господь дал ему жизнь, показав то, что видел Сам когда-то, плача над Иерусалимом.

Из родных мест пришлось уехать в Туркестан – маленький, невидный городишко в Казахстане, который для Николая Мельникова стал царём городов. Ведь там обретался его духовный отец – отец Павел Буланов. Врачи полагали, что Мельников едет умирать. Но, придя к Богу, он стал священником, построил храм и народил ещё семерых детей.

Рыбарь

Наше знакомство началось заочно. О своём друге Данииле и его семье рассказал мне вятский священник, уроженец Казахстана отец Виктор Конев. О батюшке Николае он вспоминал:

– За столом у него всегда собиралось множество людей, это помимо большой семьи. Всякого посадит, накормит, добрейшей души человек. Рыбу любил ловить. И так же ловил человеков, редчайший дар имел приводить людей ко Господу. И меня тоже привёл.

О любви отца к рыбалке иерей Даниил, когда мы встретились в Петербурге, тоже вспоминал, светлея лицом, – наверное, это самое счастливое, что было в детстве. На реку Сырдарью отправлялся по просьбе настоятеля, протоиерея Павла, благословлявшего: «Отец Николай, приближается праздник. Налови-ка ты приходу рыбки для трапезы». Ехали за сорок пять километров, но улов того стоил. Меньше чем с четырьмя пудами вкусного жирного жереха возвращались редко. Один раз о. Николай вытащил сома весом двадцать семь килограммов. «Мама потом наготовила из него бешбармака, который руками едят, – смеётся отец Даниил, – местные узбеки и казахи делали его обычно из баранины. Но из сома тоже неплохо получилось. Мама прекрасно готовила».

Когда прибывали на реку, отец Николай первым делом, выйдя из машины, читал «Отче наш», обернувшись на восток, и просил, чтобы Господь послал ему столько рыбы, сколько нужно. Сырдарья – река капризная и опасная. Рассказывают про одного нашего часового на Байконуре: когда встал на караул, Сырдарья текла с одной стороны космодрома, а наутро обнаружил её с другой. Поэтому отец Николай привязывал к чему-нибудь на берегу маленького Даниила, опасаясь, что иначе за ребёнком не уследить – свалится в воду. Это не мешало мальчику играть, а главное –наблюдать за тем, как взлетают большие рыбины, попавшиеся на крючок отца.

Мужики, удившие в том месте, изумлялись. И спиннинг простенький, и поп, по идее, должен во всём терпеть неудачу – это ведь с детства вколачивалось. Стали говорить, что тот с нечистой силой знается. Один из незадачливых рыбаков, по имени Михаил, даже подошёл и бросил в сердцах: «Поп, научи меня колдовать». «Ты что, я православный диакон, – воскликнул о. Николай, – а не ловится у вас, потому что мат на мате, оскверняете всё вокруг. А надо с молитвой, вот послушай...» Даниил не помнит, научил ли отец Михаила молиться, а вот сдружиться они сдружились.

Муравей

Священнослужителем отец Николай стал не сразу. Несколько раз пришлось съездить к владыке Евсевию, нынешнему Псковскому архиерею. Но отец Павел уж больно этого добивался, видел в Николае Мельникове своего преемника. Об отце Павле наша газета уже рассказывала со слов отца Виктора Конева. Это был старец, почитаемый в стране, к нему ехали друзья-монахи из Почаева, Троице-Сергиевой лавры. Случалось, по нескольку архимандритов сослужили в маленькой церкви. Бывал там, говорят, даже нынешний Грузинский Патриарх Илия, омывший отцу Павлу ноги и предложивший стать епископом в Грузии. Но старец отказался. Там, в городке Туркестан, была похоронена его жена Варвара, и он хотел лечь однажды рядом.

О его прозорливости отец Виктор вспоминал такую историю: «Однажды протоиерей Павел послал отца Николая с ещё одним священником наловить рыбы. Уселись они на берегу, видят: муравей ползёт. “Тварь безмозглая, можно раздавить”, – сказал священник отцу Николаю. И раздавил. А на следующий день служба. Какой-то муравей забрался на престол. Увидев его, отец Павел прищурился и, посмотрев на молодых священнослужителей, произнёс: “Он тоже хочет жить”».

Ноги отца Павла Туркестанского были покрыты язвами, стоять было мучительно, а в конце жизни его вообще возили в храм на каталке. Сидя в ней, батюшка продолжал служить Богу. Вокруг него сложилась в Туркестане небольшая православная колония. Люди покупали дома, строились рядом с храмом. Отец Николай был лишь одним из многих, хотя, наверное, самым любимым учеником.

Кентау

Священников, однако, не хватало, и, когда после долгого диаконства отца Николая рукоположили в иереи, владыка направил его в Кентау. «Место это было чудесной красоты, – вспоминает отец Даниил, – город стоит у подножья гор».

Населён он в советское время был главным образом греками, их там было тысяч семьдесят, они, собственно, и построили город. По злой иронии судьбы этих людей, бежавших из Османской империи от геноцида, в 1949 году заподозрили в «протурецких настроениях» и выслали из Грузии в Казахстан. Возможно, националисты из грузинской Госбезопасности зачищали таким образом территорию от инородных элементов. Им не откажешь ни в наглости, ни в специфическом чувстве юмора. Высланных можно было обвинить в чём угодно, только не в симпатиях к Турции. Постепенно укрепились эллины и на новом месте, выстроив двух-трёхэтажные дома, с балконами на крышах. Умели, любили обустраиваться.

Много жило в Кентау русских, украинцев, немцев, узбеков, казахов. В начале 90-х греки начали уезжать на историческую родину, потянулись из Казахстана и другие народы. Но с первых дней служения батюшки и вплоть до его отъезда в церкви трудно было перекреститься на службах, столько людей туда приходило.

Сначала на всех христиан был небольшой молельный дом, потом батюшка выстроил Благовещенский храм. Благовещенье было его любимым праздником. Отец Даниил рассказывает: «Перед тем как ехать туда, сначала, разместившись в машине, “Царю Небесный” споём, “Трисвятое” почитаем, а потом тропарь Благовещенья. Отец пел тропарь Благовещенья всегда, в любое время года». Место для православных власти выделили на окраине Кентау, там была свалка, которую батюшка за год превратил в уголок рая. Вместе с церковью росли посаженные им на пустыре абрикосы, яблони, вишни, большой виноградник. Сад разбили на полтора гектара, рядом – огороды для прихожан. На склоне над садом отец Николай выкопал бассейн, куда собиралась вода, и два-три раза в неделю она по канавкам спускалась для орошения.

«Мы там купались, – вспоминает отец Даниил. – Отец очень любил работать на земле, особенно ухаживать за виноградом, знал, как его обрезать, сколько почек оставить. И плодоносил наш виноградник лучше всех, у других вечно случались неурожаи, а у нас кисточка к кисточке была, все крупные, сочные. Узбеки, жившие по соседству, часто приходили с просьбой: “Дядя Коля, дай виноград, у нас гости”. Отец раздавал щедро, денег никогда не брал. Его за это очень уважали».

* * *

Постепенно в храм стал стекаться народ не только из города. Привозили наркоманов подлечиться, приезжали какие-то люди, которым некуда деваться, юноши, мечтавшие стать священниками. Отец Виктор Конев навсегда запомнил данный ему батюшкой урок. Однажды, проснувшись ночью в доме о. Николая, он услышал, как тот молится. Не в себе, немощном, – в Боге пастырь черпал силы, чтобы помочь всем, кто нуждался в опоре. В доме напротив жила семья, где отец пил и буянил, а дети – несколько девочек – росли без присмотра. Найдя их однажды плачущими, батюшка привёл детей домой. Спустя какое-то время умерла их мать и двойняшки Зина с Зоей, а также Татьяна, Ирина, Женя окончательно переселились в дом священника, где у батюшки и своих деток было девять душ. Это страшно возмутило коммунистку, обретавшуюся на той же улице. Ей в голову, разумеется, не пришло взять малышей к себе, но забрать их у священника безбожница сочла своим долгом. Было подано заявление в суд, что девочек вовлекают в сети мракобесия. После этого их у батюшки отняли, впрочем, все выходные девочки всё равно проводили в семье Мельниковых, здесь же их одевали и обували.

Снова Туркестан

Потом рухнул СССР и окончательно занемог отец Павел Буланов. Волна переселенцев двигалась из Казахстана на Север, в Россию, где жизнь казалась полегче и получше. И только одна русская семья двигалась в противоположном направлении, противоположном во всех смыслах. Оставив свой богатый многолюдный приход, свой сад, отец Николай вернулся в нищий город Туркестан. Там он скрасил последние месяцы жизни старца и сберёг церквушку, которую протоиерей Павел построил во имя Святителя Николая Чудотворца.

Отец Виктор Конев рассказывал, какой ценой это далось. Иногда семья питалась лишь тем, что приносили ей соседи-мусульмане – немного риса, муки. Когда худшее миновало и можно стало не беспокоиться за матушку с детьми, за приход, остановленная некогда Господом болезнь вернулась. Это был рак желудка. От батюшки скрывали диагноз, но он лучше других понимал, что происходит. Исповедался за всю жизнь, переселился в келью, куда допускалась с едой только его любимица – дочь Елена. Наверное, не хотел, чтобы родные видели, как он страдает, как высыхает его тело, превращаясь в тень. На своё любимое Благовещение отец Николай попросил матушку: «Поправь лампадку», а когда она снова повернулась к мужу, он был уже далеко. В это время иерей Даниил служил праздничную литургию в Петербурге. Вдруг раздался грохот. Оказалось – упала огромная, прочно закреплённая икона Святителя Николая. «Всё, – подумал священник, – отец ушёл». Господь начал готовить его загодя. За две недели до смерти отца ему приснился сон. «Вижу ограду нашей церковки, – рассказывает отец Даниил, – огромные деревья. В храме открывается боковая дверь, выходит священник, в котором я узнаю отца. Мы по разные стороны ограды. “Папа!” – говорю я. Наутро рассказал об этом другу, диакону Евгению, хорошо знавшему отца. “Готовься”, – сказал он. Вечером после Благовещенья звонок, в трубке рыдания: “Папа умер”».

– Как там сейчас? – спрашиваю отца Даниила.

– Две сестры ещё учатся, они остались с мамой в Казахстане. В церкви новый священник, коровку завёл, пчёлы от отца остались, тем и живёт. Русских мало. Отца очень почитают, самые ревностные хотят могилку его раскопать, убеждены – там нетленные мощи. Пока удаётся их сдерживать.

– Обращались ли в православие местные жители?

– Из Ташкента один раз приехал мужчина с тремя дочерьми, кажется преподаватель вуза, мусульманин по вероисповеданию. Во крещении получил имя Александр. Эта семья жила с нами какое-то время, пока там на родине у них всё не образовалось.

– Как мусульмане отнеслись к смерти отца Николая?

– Шли за гробом, там все шли – и христиане, и мусульмане, городское начальство и простой люд.

Так ушёл из жизни один из последних людей, благодаря которым русских уважали на Востоке. Они поразили воображение этого мира, где всё имеет свой вековечный бытовой смысл. И вдруг оказалось, что жить можно для другого, держаться по-другому – так, словно впереди вечность. Потом русские ушли, уехали все сильные – врачи, геологи, строители, офицеры. Лишь священники не пожелали бросить немощной своей паствы, неспособной всё начать сызнова. Но вот что нужно сказать: пока парят в небе Азии сотни крестов на русских храмах, пока пастырей выходят провожать в последний путь целые селения, этот мир не станет нам чужим и применимы к нему будут слова Христа: «Кто не против вас, тот за вас».

«Всё плохое во мне моё»

Прошу отца Даниила рассказать о себе, он улыбается:

– С чего начать? Всё плохое во мне моё, а всё хорошее – Божие.

– Кто-нибудь из ваших братьев стал священником?

– Нет, я один. Андрей – регент собора Василия Блаженного в Москве и храма Георгия Победоносца на Варварке. Илья тоже регент в Москве, сёстры, те, что закончили школу, замужем за священнослужителями. Хорошо папа за нас молится.

Его решение стать священником обрадовало отца, который многого не знал о Данииле, увы, такова участь многих родителей, обременённых трудами. Духовная жизнь детей начала открываться отцу Николаю на исповедях, когда он после многолетнего диаконства был рукоположён во иереи. Для Даниила Мельникова тоже стало открытием, что исповедоваться можно так основательно. Прежде в немногочисленных храмах Казахстана, как и по всей стране, подходивших под епитрахиль людей было слишком много, побеседовать с каждым священнику удавалось нечасто.

Это ни в коем случае не укор старым батюшкам, тому же старцу Павлу Буланову. Я и сам с этим сталкивался на исповеди у другого выдающегося пастыря – отца Василия Борина в Васкнарве. Какая-то женщина решила не ограничиваться тем, что «во всём грешна», и батюшка замахал на неё руками, прогнал, нарочито возмущаясь: «Ах, телевизор смотришь! Иди отсюда». Правда, люди знающие только улыбались, вернув её обратно к старцу, научив, что говорить. А иначе никак. Начни делиться подробностями своего грехопадения, надо сказать, далеко не оригинальными, и четыре пятых паломников останутся без причастия. Но в начале 90-х положение стало меняться – и храмов стало побольше, да и отношение к исповеди изменилось. Отец Николай был как раз сторонником того, что каяться нужно без спешки.

Впрочем, по-настоящему открывать свои помыслы Даниил научился уже в Троице-Сергиевой лавре, куда они отправились вместе с Виктором Коневым, недавно пришедшим в Церковь. Их дружба стала даром Божиим, один имел опыт церковной жизни, вырос при храме, другой пылал ревностью новообращённого. В семинарию поступили оба. Самым замечательным, наверное, событием в жизни Даниила стало послушание петь в хоре Троице-Сергиевой лавры под руководством архимандрита Матфея (Мормыля). Ещё отец Павел оценил голос Даниила, предсказывая, что попеть ему придётся. Так и случилось.

Отец Матфей (Мормыль)


Архимандрит Матфей (Мормыль)

Это имя знает, наверное, каждый регент Русской Церкви. За полвека, отданных Лавре, архимандрит Матфей возобновил её древние традиции богослужебного пения. Родом батюшка из Осетии, его дед Максим, терский казак, окончил Тифлисскую консерваторию и на торжествах в год 300-летия Дома Романовых исполнил роль Ивана Сусанина в опере «Жизнь за Царя». Вплоть до казни в 1937 году был церковным регентом. Его закопали в землю раненным, но ещё живым. Спустя полгода после гибели у него родился внук, трудами которого был создан лучший православный хор в мире.

Отец Даниил рассказывает:

– Отец Матфей произвёл на меня просто неизгладимое впечатление, это было счастьем – петь у него. Дело здесь, прежде всего, в личности батюшки. Он обладает феноменальной памятью, знает древнегреческий, латынь, а главное, познакомившись с человеком, никогда его не забывает: имя, отчество, фамилию, откуда ты родом – даже если много лет тебя не видел. У него есть привычка давать необидные прозвища – меня, например, отец Матфей прозвал Назарбаем. Это потому, что я был родом из Казахстана. Издалека меня увидел недавно и воскликнул: «Это ты, Назарбай!» Посмеялись, конечно.

Он очень простой в обращении, хотя некоторые говорят про него ерунду, будто резок и прочее. Нет, мы его «батей» звали, очень любили. Конечно, выжимал он тебя на спевках досуха, в эти часы и верно строг был, суров. Но иначе никак. Состав хора всё время меняется, одни семинаристы приходят, другие уходят, поэтому голос нужно поставить быстро, решительно, и тут без полной сосредоточенности никак. Бывало, сидит у себя на колокольне за фисгармонией, начинает объяснять смысл произведения, и иной такт, который не выходит, по три часа изучаем, но в следующий раз уже легче – правильный подход к пению входит в кровь и плоть.

А после занятий отец Матфей – душа-человек, встретит тебя, гуляя по Лавре, непременно подойдёт, расспросит, как твои дела. Это не показная забота, он видит, любит людей больше себя. Качество редчайшее. Всегда позаботится, чтобы певчий что-то мог заработать, денежку даст, зная бедность семинаристов. Когда выезжаем с выступлениями, непременно позаботится, оговорит заранее, чтобы нас прекрасно кормили, выделяли лучшие номера в гостиницах. Подобные поездки и оплачиваются хорошо, при этом отец Матфей, сколько помню, всё ходил в копеечных старых ботинках. Что не раздаст нам – отправит втайне на восстановление какого-нибудь монастыря. Мы узнавали об этом, лишь когда находили чеки, затерявшиеся у него между нотных записей. Когда мой брат Илья, обременённый семьёй, начал у него петь, батюшка ему и квартиру снял, и зарплату платил, хотя, казалось бы, что ему один человек – у него шестьдесят таких. Но о. Матфей действительно каждого помнит, не только умом, но и сердцем, для меня он стал олицетворением православия. Увидишь его гуляющим по Лавре – теплеет на душе. Умилительно было наблюдать, как встречаются во время таких выходов два старых добрых друга – отец Матфей и профессор Алексей Ильич Осипов. Отец Матфей огромный, профессор Осипов – худенький. И вот они обращаются друг к другу:

– Ну, здравствуй, гора усыренная, – говорит Алексей Ильич.

– Ну, здравствуй, кости смиренные, – отвечает отец Матфей.

Чувство юмора батюшку не покидает, наверное, никогда. Помню поездку в Грецию, когда по дороге мы остановились в болгарской столице Софии и решили навестить там один знаменитый женский монастырь. Приходим, а туда, оказывается, мужчин не пускают, кроме духовника конечно. Стучим – всё впустую. Что делать? «А давайте мы им споём», – предлагает батюшка. И вот мы, шесть десятков не самых хлипких певцов, грянули: «Милосердия двери отверзи нам...» Болгары из окрестных домов повылазили в майках, пижамах, зрелище небывалое, это лучше любого оркестра – матфеевский хор. Инокиня с той стороны двери подбегает, видит в окошко нас, густую бороду отца Матфея, его лицо, известное всему православному миру. Нам со слезами открывают, извиняются. Монастырь небольшой, очень уютный, красивый. Батюшка подарил инокиням частицы мощей, привезённые с собой, а они ни в какую нас отпускать не желают, тем более в Грецию, к «новостильникам» (в этой обители жили по нашему, старому стилю). То попасть не могли, то еле выбрались.

В Лавре о. Матфей подвизается с незапамятных времён, так что пение его хора многих людей привело к вере. Среди них мой товарищ – преподаватель Нижегородской семинарии диакон Михаил Таганов. Его друг, в прошлом врач, учился с нами в семинарии, светленький такой парень, запамятовал его имя. Так вот он долго пытался отца Михаила привести к вере, побороть его атеизм. И книги давал умные, и доводы приводил самые убедительные – всё впустую. Ум Михаила был закрыт для Бога. Но однажды он поехал в Лавру посмотреть на одну старинную икону и, уже когда уходил, услышал колокольный звон, созывающий людей к богослужению. «Дай, – думает, – зайду, с меня не убудет». А там пел матфеевский хор. И такая вдруг любовь к Господу пробудилась в Михаиле, раскрылась его душа. Матфей – такой.

Две лавры

С первых дней в семинарии Виктор начал увлекать Даниила на исповедь так часто, что тот поначалу терялся, но постепенно привык. После трапезной пойти к духовнику было обычным делом. В город почти не выходили, незачем было, да и некогда. Запомнился один из таких редких походов, когда Даниил и Виктор купили друг другу кроссовки – бегать к источнику. В Лавре всё способствовало воцерковлению, считалось – научить человека жить глубокой христианской жизнью важнее, чем получить знания. Хотя и образование давалось, но среди семинаристов можно было обнаружить второгодников.

В Петербургских Духовных школах такое немыслимо. Перевестись туда Даниилу пришлось после того, как обнаружилось – его лёгкие не могут вынести то ли подмосковного климата, то ли условий, в которых приходилось жить – в подвале. Виктор Конев тоже сначала болел, но потом как-то привык, а его другу становилось всё хуже. Уехал домой на год. Отец поначалу чуть обратно не отправил первым же поездом, очень был расстроен. Потом успокоился, но настаивал на продолжении учёбы. А Даниил всё метался: то жениться появлялась мысль, то монашество принять. Наконец решился всё-таки закончить семинарию. В Москве мест не нашлось, и это, быть может, к лучшему. В Питере Даниила приняли, так что мне любопытно было узнать его мнение:

– Отче, чем, на ваш взгляд, отличаются две эти духовные школы?

– Не сказать, что в Лавре я учился меньше и хуже, но там главное – послушания, иной раз ни минуты свободного времени, главное там – выковать из человека некий идеал пастыря. В Петербурге другой подход. Из тебя не пытаются что-то сделать, семинарист должен работать над собой. Но на экзаменах спрашивают так, что семь потов сойдёт. Уровень подготовки очень высокий. Думаю, оба эти пути – старорусский и тот, что определился в два-три минувших столетия, – имеют свою ценность.

– Кто из преподавателей вам особенно запомнился?

– В Троице-Сергиевой лавре много сильных педагогов, например отец Артемий Владимиров, Владимир Осипов, у которого я, к сожалению, сам не учился, но больше других мне полюбился отец Борис Пушкарь, ныне архиепископ Владивостокский Вениамин. Сидишь у него на уроке и словно фильм смотришь о Ветхом и Новом Завете – так живописно обо всём он рассказывал. Иногда мог проиллюстрировать примерами из собственной жизни: как ждал отца с фронта, голодал в детстве. Очень огорчался, когда мы евангельский сюжет или что-нибудь из Пятикнижия излагали без особых эмоций, как это обычно бывает, когда стоишь у доски. Помню, Виктор Шишкин из Алма-Аты – умнейший человек, регент патриаршего хора, ровным голосом пересказывал притчу о блудном сыне. Но батюшка его несколько раз останавливал и взволнованно просил: «Ну что же ты! Ну, добавь хоть немножечко чувства, расскажи, как встретил его отец, как сын бежал к нему». Здесь невольно представляешь, как сам он бежал, когда отец вернулся с войны. Для него Священное Писание было домом родным, и он горячо желал, чтобы мы тоже там поселились. Потом отец Борис был поставлен во епископы Приморья, куда с ним уехал в качестве келейника мой одноклассник Николай Чашин. Сейчас он тоже епископ – Сергий Уссурийский.

– Много ли было сильных педагогов в Петербургских Духовных школах?

– Вспоминаются протоиерей Владимир Мустафин, о. Сергий Рассказовский – он впоследствии отправился служить в ЮАР. Легенды ходили про отца Сергия (Кузьмина), который на ином экзамене мог поставить двадцать двоек классу. Для вразумления.

Некоторое время спустя после разговора с отцом Даниилом мне удалось найти предания про игумена Сергия, ныне покойного. Составлены они с любовью, хотя не всё можно предложить вниманию читателя. Вот несколько таких историй.

Аки рыбы безгласны

Отец Сергий (Кузьмин) на уроке Ветхого Завета опрашивает семинаристов. Кто не знает, того он оставляет стоять. Когда больше половины класса оказывается в стоячем положении, о. Сергий говорит: «Ну что, отцы столпники-экзегеты?!»

* * *

Среди семинаристов пошла мода повязывать поверх подрясников матерчатые пояски с надписями «Святой (такой-то), моли Бога о нас». На лекции о. Сергий замечает такого студента, Василия Ш., поднимает его и говорит: «Василий, поясок-то этот бабий и носится под исподнее. А вы его на подрясник нацепили. Вот станете вы священником, поедете на приход, и будут вами все умиляться, пока кто-нибудь возьмёт да и брякнет: “А поясок-то бабий!” Ну, прям как в сказке: а король-то голый!» Больше семинаристы поясков не носили.

* * *

Отец Сергий (Кузьмин) на уроке спрашивает семинариста с Волыни П., тот отвечает глубоким вздохом и молчанием. Батюшка: «Витии многовещанны, аки рыбы безгласны».

* * *

Отец Сергий (Кузьмин) одному воспитаннику:

– Голубчик, по вашему подряснику можно судить о годовом меню семинарии. Вам же на прошлой неделе пошили новые подрясники. Где он?

– Да я домой послал его.

– Вот когда назад пришлют, тогда и на урок ко мне придёте.

* * *

На экзамене по Ветхому Завету о. Сергию (Кузьмину) ассистирует Игорь Цезаревич Миронович, очень жалостливый человек. Отец Сергий ненадолго вышел. Подошла очередь отвечать какому-то троечнику. Он, как всегда, двух слов связать не может. И в этот момент входит о. Сергий. Неожиданно И. Ц. восклицает, обращаясь к семинаристу: «Вот это ты хорошо сказал. Иди. Четвёрка».

* * *

Геннадий С. из Молдавии отвечает на I курсе Академии на экзамене по библейской археологии отцу Сергию (Кузьмину). Вопрос о ветхозаветных патриархах.

– Авраам бегал от Лавана по Месопотамии...

– Кто?

– Авраам...

– Кто?

– Простите, Иаков.

– Что он, спортсмен, что ли? Вы Библию-то читали?.. Возьмите детскую, с картинками, запомните лучше.

* * *

Идёт урок библейской археологии. Тема – каббалистические знаки. Один студент спрашивает:

– Отец Сергий, а можно поподробнее о пятиконечных звёздах? Они тоже из Каббалы?

– А зачем это вам?

– Да просто интересно.

– А если вы завтра заинтересуетесь доильными аппаратами, я что, тоже буду объяснять?

Милость Божия

На коленях отца Даниила гукает, живёт своей жизнью маленькая Лизочка. Мы беседуем в его петербургской квартире, матушка Светлана с двумя старшими – Софией и Леонидом – должны вот-вот подойти.

– Матушка у меня коренная ленинградка, – говорит отец Даниил, – отец, благословляя нас, велел родить не меньше троих чад. Трое уже есть.

– Вы сразу после окончания семинарии оказались в Петербурге?

Всё оказалось не так просто. После учёбы батюшка получил свой первый приход в Степногорске, это на Севере Казахстана, как раз после распада СССР. Народ бежал в Россию, уезжали целыми домами, современные девятиэтажки стояли без окон, дверей, без единого огонька. Благоустроенную 3-комнатную квартиру можно было купить по цене подержанного «Запорожца», так что хоть с жильём проблемы у молодожёнов – Даниила и Светланы Мельниковых – не было. Зато храм стоял за десять километров от города, где власти отдали православным бывший винно-водочный магазин. Отопление в нём наладить так толком и не удалось, внутри церкви температура зимой падала до минус тридцати, и батюшка обмораживал руки. Вот вопрос, который в силу понятных причин ни разу не был поставлен на Вселенских Соборах: можно ли в сильный мороз служить в рукавицах?

С большим трудом удалось добиться разрешения построиться в самом Степногорске. Когда нужно было заказать проект храма, отец Даниил отправился в Питер, взяв с собой великую по тем временам сумму – пятьсот долларов. В «ЛенНИИпроекте» познакомился с архитектором Борисом Петровичем Богдановичем, ныне известным в городе храмостроителем. Тот от предложенных денег с улыбкой отказался, сказав: «Вы лучше кирпича на них купите». Проект сделал бесплатно. Когда церковь освятили, народ повалил туда так, что скоро перестал вмещаться. Привезённый из Омска запас свечей, крестиков, книг рассчитан был на полгода, а разошёлся за две недели. Быть может, открытие храма стало одной из причин, по которым город не обезлюдел окончательно. Где церковь – там родина, Россия.

Лишь подняв приход на ноги, отец Даниил решился на переезд в Петербург. Митрополит Владимир принял его тепло.

– Владыка иногда спрашивает про меня: «Как там поживает мой земляк Даниил?», – говорит батюшка. – Мы с ним, действительно, оба выходцы из Казахстана, нас в школе возили убирать хлопок и виноград в те места, где он вырос. Очень внимательный человек, ведь нас, священнослужителей, около шестисот под его началом, а он едва ли не всех помнит. О каком-нибудь молодом батюшке из самой что ни на есть глухомани вдруг расскажет восхищённо всему духовенству епархии. Дело в том, что, помимо епархиального собрания, мы дважды в год собираемся у него за праздничным столом – на Рождество и Пасху. Приходим с матушками. Мой товарищ, столичный священник, побывав на одном из таких приёмов, изумлённо воскликнул: «Я годами не вижусь даже с товарищами по семинарии, которые служат в Москве».

Служить я начинал в Красном Селе у отца Александра Ганьжина, известного в городе священника, он возглавляет епархиальный отдел по связям с армией. Когда решили возродить Казанский храм в селе Извары, построенный накануне революции архитектором Яковлевым в стиле северного модерна, меня направили туда. Правда, церковь оказалась тоже холодной. Это моя судьба – в скольких приходах ни бывал, даже в Красном Селе, а служить всегда начинал в храме, лишённом отопления. Только после Северного Казахстана меня здесь этим было уже не пронять. Место благодатное: Извары – это на санскрите значит милость Божия.

* * *

Туркестан и Петербург отстоят друг от друга на тысячи километров. На протяжении всего этого маршрута можно встретить детей, внуков отца Николая Мельникова. После того как медицина вынесла ему смертный приговор, большинство из этих людей не должны были появиться на свет. Но они есть просто потому, что их отец, дед, вопреки воспитанию и обстоятельствам, пропел, вместо того чтобы умереть, главный гимн своей жизни:


Днесь спасения нашего главизна,
и еже от века таинства явление,
Сын Божий, Сын Девы бывает,
и Гавриил благодать благовествует,
тем же и мы с ним Богородице возопиим:
радуйся, Благодатная,
Господь с Тобою.

Так началась эта история...

Владимир ГРИГОРЯН
http://www.rusvera.mrezha.ru/589/7.htm

«СЕГОДНЯ Я УЙДУ»

Отошёл ко Господу блаженный старец Иосиф Ватопедский,
ученик старца Иосифа Исихаста, святой наших дней

Игумен монастыря Ватопед Ефрем во время своего приезда в Россию так ответил на вопрос о старце Иосифе: «Старец Иосиф Ватопедский – человек Божий. Ум его настолько утвердился в Боге, что он не хочет уже говорить ни о чём земном. Он желает смерти от величайшей любви к Богу».

Как стало известно от отцов монастыря Ватопед, в 10 часов утра во вторник, за день до смерти, келейник старца, придя к нему посмотреть, что делает старец, услышал от него: «Сегодня я уйду, потому что чувствую смерть». Келейник ответил ему: «Хорошо, старец, как Бог хочет».

Вечером, около 8 часов, старец сказал спокойно: «Эти бесы, что пришли сюда, что хотят?» В 9 часов вечера он сказал: «Эти святые, что пришли сюда, останутся с нами, чтобы нам помочь». Брат ответил ему: «Да, останутся, чтобы нам помочь». После этого старец находился в беспредельном мире и спокойствии. В 10 часов вечера он сел на кровати и сказал: «Как там, в следующем тропаре? Какой момент службы я сейчас читаю?» Брат, не понимая, о какой службе идёт речь, не ответил ничего. Нужно отметить, что старец последний месяц перед смертью во время сна служил службу. Несмотря на истощение, в полдень, примерно за 12 часов до успения, он сам прочитал вечерню.

Старец из-за низкого давления испытывал сильное истощение, и, когда давление упало очень низко, начался отёк лёгких. Как сообщили врачи, смерть наступила в результате сердечной недостаточности. Первого июля в 2 часа 20 минут утра старец три раза медленно вздохнул и мирно отошёл в Вечность. До последнего момента рядом с ним находилась братия монастыря, они и стали свидетелями его кончины.

По сообщению агентства «Ромфэа», 1 июля в 5 часов вечера в соборном храме монастыря Ватопед состоялось отпевание блаженного старца Иосифа Ватопедского, в 9 часов вечера погребение было завершено. Старец был похоронен не на кладбище монастыря, а в могиле около северо-восточной стены соборного храма обители, которая была приготовлена ещё несколько лет назад. Проводить его в последний путь прибыли четыре архиерея, более 20 игуменов монастырей, десятки священников и сотни верующих. Все прибывшие на погребение имели возможность воздать последнее целование старцу и последний раз взять у него благословение.

Игумен монастыря Симонопетра архимандрит Елисей отметил, что «старец Иосиф был мерилом, эталоном для Святой Горы, он был движим желанием видеть каждого монаха, любящим Бога. Каждая встреча со старцем была духовным опытом».

Отче Иосифе, моли Бога о нас!

По материалам блога иеромонаха Клеопы и СМИ

ПОТОМУ ЧТО ПРИШЛО ВРЕМЯ

В 2001 году паломники из России беседовали с афонским старцем Иосифом Ватопедским о грядущих мировых событиях. Вот рассказ об этой встрече:

«У старца на лице написана благодать. Он сказал нам о судьбах мира и грядущих грозных событиях. Господь долго терпел беззакония наши, как перед Великим Потопом, но теперь наступает предел долготерпению Божию – пришло время очищения. Переполнена чаша гнева Божия. Господь попустит страдания для уничтожения нечестивых и богоборцев – всех тех, кто сделал современные беспорядки, вылил грязь и заразил народ. Господь попустит, что они с ослеплёнными умами будут уничтожать друг друга.

Много будет жертв и крови. Но верующим бояться не надо, хотя и для них будут скорбные дни, скорбей будет столько, сколько Господь попустит для очищения. Ужасаться этого не надо. Потом будет всплеск благочестия в России и во всём мире. Господь своих покроет. Люди вернутся к Богу». К этому старец добавлял, что после всплеска благочестия будет близок конец земной истории.

«Мы молимся, – говорил ещё старец Иосиф, – чтобы русский народ пришёл в то своё нормальное состояние, которое было до разрушения, потому что мы имеем общие корни и переживаем за положение народа русского.

Такое ухудшение сейчас – общее состояние во всём мире. И это состояние есть именно тот предел, после которого уже начинается гнев Божий. Мы достигли этого предела. Господь только по милости Своей терпел, а теперь уже терпеть не будет, но по правде Своей станет наказывать, потому что пришло время.

Испытания давно начались, и надо ждать большого взрыва. Но после этого уже будет возрождение. Мы уже стоим на пороге этих событий».


ОТ СМЕРТИ К ЖИЗНИ

Фрагмент из книги старца Иосифа Ватопедского

Старец Иосиф (Спилеот, Пещерник) родился 1 июля 1921 г. на Кипре, здесь же начался его монашеский путь. Пробыв в монастыре Ставровуни несколько лет, о. Иосиф отправился на Святую Гору. Там отец Иосиф и его послушники, число которых со временем всё возрастало, жили по разным обителям. Здесь он стал учеником Иосифа Исихаста, возродившего духовную жизнь на Афоне в ХХ веке. Позднее старец и его ученики поселились во втором по иерархии на Афоне монастыре Ватопед, который в 1980-х гг. находился в упадке. Отец Иосиф поставил игуменом монастыря своего близкого ученика Ефрема, а сам поселился в келье рядом с обителью и стал духовным наставником и исповедником ватопедской братии.

В «Ватопедской душеполезной библиотеке» было издано 15 книг старца Иосифа: «Старец Иосиф Исихаст. Жизнь и Учение» (1982), «О кончине мира и об Антихристе», «Афонское Свидетельство», «Аскеза – матерь освящения» и др.

Учение о человеке и Богочеловеке

Человек суете уподобися; дние его яко сень преходят (Пс. 143, 4). Можно ли найти более точное описание жизни человека и его деятельности, чем это священное слово? Разве не суета любое стремление человека в клещах пространства и времени?

Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? (Еккл. 1, 3). Наверное, по этой причине плач – это первое дело человека, приходящего в мир. Что заставляет его плакать и издавать душераздирающие вопли тогда, когда, казалось бы, он должен ликовать и радоваться дарованной ему жизни? Какое странное начало! Пространство и время приняли человека под своё владычество и без промедления наложили на него насильственные и бесчеловечные законы своего правления. Лишь только почувствует себя человек в темнице, тотчас постарается обрести свободу. Но напрасен труд, напрасно старание. Человек – это трагическое и жалкое существо, он осуждён нести бремя своего рабства, не ведая, откуда приходит и куда идёт. Человек не знает ни сущности своего бремени, ни смысла и цели своего существования. Запряжённый в стремительную колесницу осуждения, он задаётся вопросом: какова цель его участия в этом суровом состязании? Разве не бесцельна эта горькая ноша времени? Разве не бессмысленна тяжесть пространства? Да! И оба борются за свою жертву – человека. Ни жизнь человека, ни сам он не напрасны, но лишь подчинены законам тварного бытия. Едва явившись в жизнь, он оказывается в плену у времени и пространства. И что же, наконец, приносит это пленение? В этой темнице находится, заключается весь мир. Если мы попросим мир описать нам свои свойства, свои чувства, свою миссию, свои мечты, то что иное он поведает нам, кроме своего разочарования? Весь мир и каждого человека в отдельности объемлют, господствуют над ними боль, мучения, скорби, трагедии, убийства и отчаяние! Если мы сами исследуем этот мир, то найдём, что он смертельно болен без какой-либо надежды на выздоровление. Этим объясняется, почему горечь и страдание сжимают каждое человеческое сердце, почему слёзы стали общей участью всего человечества. За всеми этими бедами неумолимо стоит величайший враг человека, чтобы совершенно уничтожить его. Кто это? Это смерть – единственный несомненный и непреложный факт в человеческом существовании. К чему преимущества, таланты, способности и все те природные и приобретённые качества, которые человек может развить и возделать в себе, когда призрак смерти, как дамоклов меч, непрестанно висит над его головой?

Чувство, мысль, память, совесть – что всё это такое? Разве это не элементы личности?

Чувство. Действительно, это наиполезнейший элемент, благодаря которому мы общаемся с окружающим миром, выбираем приятное, утешительное, полезное, избегаем вредного и опасного и вообще по своим силам приобщаемся счастью. Разве не мучительно, когда орудия смерти препятствуют этому общению? И что остаётся у нас кроме тоски по тому, что так желанно, но недоступно?

Мысль. Что такое мысль? Разве это не часть бесконечной муки? Разве это не элемент бессмыслицы? Если бы мысль была человеческой выдумкой или изобретением, то было бы легко избавиться от её власти. Но, к сожалению, это не наше изобретение. Она нам навязывается, причём непрестанно, даже когда мы того не желаем. Она подталкивает нас к фантазиям, творит воздушные замки мечты, склонности, желания и ностальгию. Всё это недоступно и потому мучает нас. Мы бы предпочли не думать вовсе, потому что доколе человек чувствует и мыслит, дотоле невозможно ему не рыдать в страшном таинстве этого мира.

Память. К этому добавляется ещё одна мука, не менее горькая. Память о каких вещах или мыслях? Обо всём прошлом, и не только нашем собственном, но и о прошлом всего мира, его истории. Удивительное явление. Посредством невидимого и непостижимого элемента мы прикасаемся ко всему, что минуло, но это остаётся для нас загадочным. Что же такое память? Как она существует, где сохраняется, как действует и как сама собой представляет нам прошлое в лицах, вещах и образах, всегда тех же самых, когда бы мы того ни пожелали? Какое место, подобно громадному складу, хранит столько образов стольких событий? И зачем нам дана острота памяти, повторяющей столько событий? Разве это не мучительно – представлять и видеть то, к чему не можешь приблизиться? Почему я помню, почему и из памяти моей не стирается то, что перестаёт существовать в действительности, но как непрестанная мука остаётся во мне, пока я жив?

Совесть. Ещё одно терзание, которое страшнее предыдущих. В Священном Писании есть такая строка: и к болезни язв моих приложиша (см.: Пс. 68, 27). Это точно соответствует тому, что называется совестью, потому что в жизни человека она лишь умножает боль и страдание. Кажется, что бич этот дан человеку, чтобы напрасно мучить его в трагическом тупике его жизни. Что совесть добавляет к жизни, особенно если она развита и сурово обличает все наши мысли и дела? Это неумолкающий преследователь, нарушитель покоя, неутомимый червь, точащий ум и сердце, отравляющий всякое стремление человека ко всему, что приносит ему комфорт.

Удивительно то, что, хотя все эти движущие силы человека: совесть, чувство, мысль и память – невидимы и необъяснимы для него, однако они определяют всё наше бытие в прошедшем, настоящем и будущем, всю человеческую деятельность. Может быть, об этом горько сетует апостол Павел, который совокупность этих сил без Бога называет телом смерти: Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7, 24). Если бы мы объясняли сущность человека, исходя лишь из законов природы и инстинктов, то не нашли бы более несчастного образа, который мог бы сравниться с ним, даже среди животных, ведущих беззаботную и мирную жизнь.

Все вышеозначенные элементы нашего существа являются ещё и доказательствами нашего бессмертия, ибо невозможно быть смертным тому, что управляется чувством, мыслью, памятью и совестью. Эти элементы по своей природе не подчинены законам тления и изменения, ибо неизменно сопутствуют всем фазам жизни человека, в то время как он растёт, старится и умирает. Лучше было бы, если бы и сами эти элементы были смертными или сам человек понимал бы их смертную природу, что служило бы ему избавлением от нескончаемой муки на земле. Мысль наша простирается до самых пределов бесконечности, мечтает о счастье и благополучии; память и чувство описывают нам рай и вечное царство. В этом и состоит смысл сказок, которыми утешают малых детей.

Но над всем этим как окончательный приговор, как неизбежность господствует смерть. Разве не проклятие тогда эта жизнь, не уничижение, не напрасный труд, не бесцельная игра, о которой утомительно и само воспоминание? Какое противодействие или сопротивление могут оказать смерти физические достоинства (красота, талант, сила или иные дарования) и всесильное богатство, подчинившее всё своей власти?

Небольшой набросок, сделанный нами доселе, – это человек без Бога, падший, смертный, истлевший, во всем пленник тления и смерти, который и прежде своей естественной смерти сокрушается её членами и орудиями, чтобы и прежде сошествия во гроб стенать и рыдать от налагаемых мук.

Такова участь человека без Бога, участь, приблизительный набросок которой мы сделали. Человек после падения, человек тления и смерти не в силах избавиться от этого приговора, потому что сам изобрёл смерть и утвердил её в себе, во всём своём бытии и во всём том, что его окружает. Один лишь Господин бытия и жизни мог сойти в эту бездну все-губительной смерти и возвратить падшего, изгнанного, истлевшего и смертного в прежнее его состояние, не только искупая его от бед, но и одновременно уничтожая смерть и тление как в настоящем времени, так и во всей вечности. Указывая на это, Господь наш Иисус Христос, Сама Жизнь, ободряя нас, говорит: без Меня не можете делать ничего (Ин. 15, 5).

Одна лишь встреча с Ним может изменить всё: и человека, и весь мир, мир настоящий и мир вечности. Поскольку всё покорилось суете не добровольно, но по воле покорившего (ср.: Рим. 8, 20), то Господь справедливо утверждает, что только через Него восстанавливается равновесие. Это ощущение встречи и соприкосновения со Христом преобразует всечеловеческую боль и слёзы в радостную весть, в Евангелие, которое не измеряется временем и не имеет конца в вечности. И тогда в бездне человеческого горя и нищеты от Единого Человеколюбца и Всеблагого, как невечерний свет, воссияет для каждого страдающего существа единственное утешение. Придите, – говорит Он, – ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко (ср.: Мф. 11, 28–30).

Чем же ещё является жизнь человека, как не непрестанным сражением со смертью? Беды, наполняющие нашу жизнь, – это именно члены смерти, её орудия, которыми она непрестанно, не заключая перемирий, атакует человека изнутри и извне. Искушения всякого рода, различные болезни, скрытые и явные, – это не что иное, как зубы смерти, непрестанно перемалывающие человечество. И потому смерть – это неиссякаемый источник всех бед и скорбей. В действительности смерть – это прежде всего горечь жизни, из которой произрастают все разочарования и само отчаяние – кульминации любой трагедии.

УЧЕНИЧЕСТВО У СТАРЦА ИОСИФА ИСИХАСТА

Из жизнеописания старца Ефрема Катунакского


Старец Иосиф Исихаст

Старец Иосиф жил в скиту Святого Василия, самом высоком скиту, выше Катунак, на одном уровне со скитом Керасья. Кириархальным монастырём этих мест была Великая Лавра. В этих пустынных местах и безмолвствовал наш старец. Там познакомился с ним приснопамятный старец Ефрем.

Впервые они посетили старца Иосифа вместе со старцем Никифором, питавшим к нему особое уважение. Как рассказывал нам сам отец Ефрем, у него вызвал умиление вопрос старца Иосифа его старцу при первой их встрече: не способности послушника к рукоделию и различным работам на каливе интересовали его.

Старец спросил:

– Отец Никифор, слушается ли Ефрем?

Отец Ефрем, вспоминая об этом, рассказывал нам:

– Это потрясло меня. Я почувствовал, что в этом старце обитает жизнь и благодать, потому что такого вопроса я не слышал ни от кого. К счастью, отец Никифор не препятствовал мне посещать старца и учиться у него святоотеческому преданию.

Отец Ефрем рассказывал нам о том, что у него были помыслы уйти от старца Никифора, поскольку он не находил у него духовного руководства. Старец Иосиф посоветовал ему не уходить, но пребывать со смиренным помыслом, а сам обещал помогать духовно.

– Он видел во мне всего меня,– говорил отец Ефрем.– С подробностью он изъяснил мне всё, что случится со мной до конца моей жизни. Теперь, когда я вижу, как это сбывается, я понимаю, что значит человек Божий, что значит святой.

Однажды после литургии отец Иосиф задержал отца Ефрема и сказал ему:

– Я знаю твои помыслы и всё твоё состояние. Не бойся. Я не оставлю тебя одного.

Старец начал изъяснять ему суть делания и созерцания, особенно подробно он говорил о плодах умного делания, плодах обращения внутрь себя:

– Божественная благодать, уже обитающая в твоей душе, умножится так, как ведает сама, и станет для тебя всем во всём. При неожиданных трудностях она будет принимать различные образы и помогать тебе. Она будет приносить тебе мир во время возмущений, она будет отверзать тебе ум к пониманию таинств Божественного промысла, тех таинств, которые будут тебе встречаться.

Он определил и программу, которая должна была положить начало молитвенному деланию отца Ефрема:

– Ты начнёшь творить молитву «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя» на протяжении одного часа. Но скажи о том своему старцу, чтобы он не посчитал это твоей собственной волей.

Старец Никифор, будучи простецом, не понял, что это значит, и не стал препятствовать.

Когда отец Ефрем снова пришёл на литургию, старец Иосиф спросил его, держался ли он означенной программы. Тот ответил:

– Старче, от этой молитвы из глаз моих бегут потоки слёз, а внутри себя я чувствую как бы бурление. Огнём по Христу горит моё сердце.

С тех пор под покровом старца Иосифа он стал постигать таинства умного делания, которое приносит чистоту сердца и Божественное просвещение. Таким образом он стал афонским светильником для утешения нас, «достигших конца веков».

Как священник, отец Ефрем имел возможность чаще посещать нашего старца Иосифа. Три-четыре раза в неделю он поднимался к нему для совершения Божественной литургии. От Катунак до Святого Василия достаточно крутой и трудный подъём. Но его юный возраст и духовная ревность превосходили тяжесть этого пути. К тому же повествования о прежних отцах разжигали в нём жажду подвига, которая и является движущей силой преуспеяния.

Часто он, движимый рвением оказаться рядом со своим «учителем», как называл он старца, приходил раньше и сидел на ступеньках, ожидая, когда ему откроют. Устав старца Иосифа был строгим и неизменным. Они в точности хранили его, и это удовлетворяло молодого иеромонаха-подвижника в его начальном рвении, ибо он постиг значение аскезы, которая является деятельным крестоношением.

Вот вкратце устав нашего старца Иосифа: совершение вечерни по чёткам; трапеза и потом сон; подъём, приведение себя в порядок и чашка кофе; после этого каждый удалялся к себе и по чёткам совершал бдение до полуночи; потом совершалась Божественная литургия, тихо и неспешно, как того требовало внимание ко внутреннему человеку.

Глубину этого таинства – служения «в духе и безмолвии», завершение которому придавала Божественная литургия, совершаемая всегда с умилением и возношением сердца горе, старался передать нам, всегда переживая его, наш преподобный старец.

Жизнь в окрестностях скита Святого Василия была крайне тяжёлой, и они перебрались пониже, в Малую Анну, взяв с собой свои немногие вещи. Вид некоторых пещер на крутом обрыве к морю говорит о том, что когда-то там жили подвижники. Отцы изнемогли, осваивая этот суровый и обрывистый берег. Но сугубые трудности они испытали, когда строили маленькую церковку «в честь и память Честнаго Предтечи Господня», к которому старец питал особую любовь. В постройке принял участие и священник отец Ефрем, который носил глину из Катунак. С помощью глины, горной древесины и кровельного железа в углублении скалы был построен маленький храм – обитель благодати в духовной ограде нашего великого старца Иосифа. Здесь познакомились с ним и мы. Под покровом преподобного нашего старца Иосифа в нашу мятущуюся эпоху принесли плоды сотни духовных светильников!


Старец Ефрем Катунакский

Без труда подчинялся отец Ефрем указаниям своего учителя о жизни деятельной, согласно отцам. За ней следует «созерцание» – высший результат человеческого усилия при содействии Божественной благодати. В созерцании как награда подаётся освящение. Сутью благословенной деятельной жизни, по примеру нашего Господа, являются сознательное подчинение и послушание – добродетели, которые были главной целью всех устремлений молодого подвижника. Именно при помощи подчинения и послушания он, по благодати Христовой, достиг торжества святости. «Послушание – это жизнь, преслушание – смерть»,– повторял он непрестанно.

Первые уроки он получил в исихастирии Святого Василия, когда стал служить в церковке у старца Иосифа. Когда наш старец переехал в Малую Анну, отец Ефрем прожил с ним два месяца и имел возможность получать эти уроки регулярно, принося духовные плоды. Отвечая на вопросы о ступенях его духовного преуспеяния, он говорил нам:

– Два месяца, которые я пробыл у старца Иосифа, оказались достаточными для того, чтобы обрести благодать, как описывают её наши отцы. Необходимым условием для этого является внимательная жизнь, особенно же сокрушение своей воли и чистая молитва. Однажды я молился в своей келии, всецело собрав свой ум,– так, как научился от старца. Внезапно я ощутил, что передо мной как бы открылось пространство и явились три образа. Такой любовью исполнилась моя душа, что я непроизвольно обнял средний из них. Чувство убедило меня в том, что это был Христос с двумя ангелами. Но я не в силах описать того, что произошло или что я ощущал. Разрешение моим недоумениям давал старец, к которому я приходил сразу после всякого Божественного посещения, как только оно заканчивалось. Я поднялся к учителю, хотя и была полночь, чтобы узнать значение таинства, которое мне дано было пережить впервые.

Отец Ефрем рассказывал нам об этом так, как будто переживал это вновь, и на деле убеждал нас в том, что верен Господь во всех словесех Своих (Пс. 144, 13).

И он продолжал свой рассказ:

– Несмотря на то что час для посещения был неподходящий, старец принял меня, обнял с радостью и сказал: «Это, чадо моё, и есть благодать, которой я учил тебя и которую ты желал познать. Это первая ступенька, первое подлинное продвижение вперёд. Отселе придёт то, что описывали мы и отцы наши, о чём ты читал и спрашивал меня. Сколько людей искали этого в истории и в жизни и находили это поздно или после претрудных усилий! А ты обрёл это так скоро и в такой чистоте. Теперь для тебя иное чувство, иные миры и духовная пища, другой уровень молитвы, который является, скорее, чувством родства у тех, кто принял Его и со властью входит в область сыновнего наследства».

Здесь он побуждал нас к тому, чтобы мы были осторожными и не ослабевали в молитве.

После этого события пребывание отца Ефрема со старцем было непрерывным, и он постоянно просил его:

– Старче, не утешайся угощением в одиночку.

У нашего блаженного старца Иосифа был обычай обнимать голову своих учеников и молиться, когда он чувствовал, что им передаётся некое Божественное благословение. Однажды, рассказывал нам приснопамятный, он, придя к старцу, нашёл его в состоянии исступления во время молитвы. Обняв голову отца Ефрема, он прижал её к своей груди. Молился он так, как будто пребывал в созерцании. Придя в себя, он с радостью сказал:

– Ты, чадо моё, обладаешь не только чистотой и прямотой души, но и непорочностью – вместилищем и престолом Благодати. Всё то, что ты видел и испытал, – это лишь откровения свыше, что были всегда доступны тебе. Но теперь настал черёд нашего приношения, чтобы стяжать Божественные дарования. Теперь время делания, которое является восхождением к созерцанию.

С тех пор молодой подвижник с ещё большей ревностью подъял крест аскезы, особое значение придавая послушанию – этому настоящему фундаменту преуспеяния. Все дела и слова преподобнейшего старца Ефрема, вся его жизнь, его цель и намерение заключались в подчинении и послушании.

Как-то он сказал нам:

– Когда я едва ли не с любопытством пришёл к старцу Иосифу и он открыл мне, кем я был, я и не мечтал о том, что соединюсь с ним, и продолжу его предание, и вкушу того, о чём мы читаем у отцов. Признаюсь, что ни одного человека я так не любил и не боялся, как этого старца, который стал для меня на всю мою жизнь предметом подражания и при жизни его, и после его смерти. Он стал моим спасательным кругом, и одна лишь память о нём ограждала меня от ошибок и подвигала к дальнейшему продвижению на протяжении всей моей жизни.

Однажды, когда отец Ефрем совершил какую-то ошибку и пришёл на литургию позже назначенного времени, старец сделал ему выговор и выгнал из своей келии. Он держал его на расстоянии от себя в продолжение трёх дней, несмотря на то, что тот со слезами просил прощения. Когда он принял его вновь, то отец Ефрем понял, что это было испытание на практике, чтобы подчеркнуть важность точного хранения заведённого порядка, чего требует духовное преуспеяние – восхождение от делания к созерцанию.

Постоянной заботой и деланием старца Ефрема, как научился он от нашего старца Иосифа, было строгое соблюдение устава. Насколько позволял ему их устав на Катунаках, он старался следовать правилу старца Иосифа во время бдения и молитв. Бдение в ночное время он хранил всеусильно. В летнее время после повечерия он уходил на другой конец их каливы с маленькой скамеечкой и почти до полуночи пребывал в молитве. Время он узнавал по движению звёзд, когда они достигали определённой высоты.

Истинное наслаждение он находил также в текстах Священного Писания и святых отцов, особенно отцов-подвижников и тех, чьи писания и поучения вошли в сборник «Добротолюбие». Он выучивал наизусть огромные цитаты, говорившие об обращении внутрь и о таинствах Божественной благодати.

Его благоговение особенно проявлялось во время служения Божественной литургии, которую он совершал до самой старости, пока позволяли его силы. Он непрестанно размышлял о завтрашней литургии и молился, чтобы иметь ощущение благодати. На литургии становился явным весь его внутренний мир, пронизанный Богом. Он был возвышенным служителем литургии и неизменно поминал всех, кого знал и помнил, и тех, кто по временам просил у него духовной помощи. Особенную заботу он проявлял об усопших, потому что они отошли в мир иной и, возможно, были преданы забвению. Он рассказывал нам, что часто получал извещения о состоянии тех, кого поминал. Когда он забывал помянуть кого-нибудь, то чувствовал их укор. Он требовал, чтобы после литургии всегда было коливо для заупокойной литии.

Пению Божественной литургии он научился у старца Иосифа. Наш блаженный старец так радовался литургиям, которые служил наш брат, что говорил: «Не думаю, что где-нибудь на Святой Горе литургия совершается лучше».

На протяжении всего своего священнического служения отец Ефрем совершал сорокоусты. Но к вознаграждениям за них он относился с большой ответственностью и никогда не брал денег, если не был уверен в том, что сумеет закончить этот сорокоуст. Также он не принимал и подарков, если не мог помолиться за дарителей. Большую же часть денег он раздавал беднякам, всегда делая это тайно.

Всё это естественно для тех, кто вкусил Божественных даров и кого не привлекает и не занимает этот суетный мир. В старце было явным устранение от вещей мира сего, особенно же от денег. У старца Иосифа он научился силе и действию веры, тому, что отцы называют «верой созерцательной». Благодаря этой вере он пребывал беспопечительным, потому что всё упование возлагал на Божественную благодать, которую ощущал всегда.

Из книги «Блаженный послушник»..

http://www.rusvera.mrezha.ru/592/8.htm

Воспоминания о схиархимандрите Софронии (Сахарове)

11 июля исполнилось 16 лет памяти афонского монаха и духовного писателя о. Софрония (Сахарова), который в 90-е годы значительно повлиял на возрождение православия в России – магнитофонные записи его бесед распространялись повсюду. Несколько лет назад о нём газета уже рассказывала (Живая вода о. Софрония, № 469). Публикация понравилась читателям, и к этой теме мы вернулись позже, напечатав воспоминания о старце, прежде не публиковавшиеся (Уроки старца Софрония, № 494). Они были записаны нашим давним петербургским автором Людмилой ИЛЬЮНИНОЙ, которая готовит сейчас книгу воспоминаний о старце. Предлагаем вашему вниманию ещё одну её публикацию.

Ученик и келейник старца схиигумен Серафим (Барадель)

О молитве архимандрита Софрония

Старец Софроний всегда со слезами молился за Россию. В беседах с братией нашего монастыря он не раз выражал своё беспокойство по поводу утраты духовной традиции в России. Этому вопросу посвящена вся беседа «О цельности духовной жизни». Вот подлинные слова старца: «Разруха, причинённая семидесятилетним безумным гонением против Христа, действительно разорила Церковь. И так как за эти семьдесят лет народ был отрезан от настоящего учения Церкви за истекшие века, то сейчас наблюдается путаница в сознании людей».

Старец сокрушался не только по поводу раскольнических настроений среди православных людей в России, но и по поводу неофитской самоуверенности. Так он вспоминал: «Когда я поступил в монастырь Святого Пантелеимона на Афоне, то там я слышал такие слова, что старые монахи смотрели как на безумного на того, кто, прожив в монастыре менее десяти лет, уже говорил о духовных вещах».

Старец говорил о том, что для того, чтобы поучать кого-то, а тем более смирять кого-то, надо иметь на это право. Сам отец Софроний очень редко обличал даже своих ближайших духовных чад. Он призывал прежде всего с почтением относиться ко всякому человеку. Бояться поранить. Он видел все наши недостатки, но терпел, брал всё на себя – и молился. Молился со слезами за каждого, а не ругал, не командовал. Это было в духе его старца – преподобного Силуана Афонского, который никого не обличал, вспоминая о кротких вразумлениях в юности от своего отца, и говорил: «Вот такого старца хотел бы я иметь».

Один раз я видел, как наш настоятель подошёл к старцу Софронию в алтаре в конце литургии и просил разрешить вопрос о немощи какого-то брата. Старец сказал: «Только молитесь о нём. Господь поможет». Отец Кирилл воспринял дух старца – он не наказывает, не кричит, не приказывает, не унижает человека. Вообще не держит себя как начальник.

Он молится. Иногда годами ждёт, что человек поймёт свои промахи, недостатки, покается и начнёт исправляться. Это очень сложно. Куда легче, когда строгая внешняя дисциплина. Приказал – исполнили. А что на душе у человека?

В Эссекском монастыре по благословению старца обличали только в случае слишком яркого проявления гордости, да и то на проповеди, а не при строгом разбирательстве. Всегда есть опасение смутить человека так, что он отчается.

Здесь, в России, часто оправдывают слишком прямые, грубоватые отношения тем, что «жизнь теперь слишком жёстокая, и мы не должны быть слишком мягкими». А старец Софроний говорил, что во все времена задача христианина одна – стяжать евангельское сердце. Это возможно только через молитву. А если видишь, что человек груб в отношениях с людьми (особенно если он настоятель монастыря или епископ, да и просто православный мирянин), то это настораживает. Ведь настоящая молитва облагораживает человека, умягчает, истончает его сердце. А если он груб, значит, что-то не так в жизни этого человека. Дело не в образовании, не в звании и чинах, а в покаянии. Так учил нас старец Софроний.

Вся жизнь старца Софрония была непрестанным стремлением ко Свету Лица Божия, к «Тому, Кто Есть» (Исх. 3, 22). Подобно Моисею, десятилетиями он взывал к Богу со слезами: «Яви мне Лице Твое!» Вся жизнь его была наполнена молитвой, болезненным исканием пути к нашему Творцу, чтобы вопросить Его: «Для чего Ты создал меня?» Старец Софроний говорил: «Великого Бога нужно просить о великом».

Молитва для старца была всеобъемлющей. Поводом к ней служило всё, что окружало подвижника. Его молитва простиралась к Богу обо всём. Каждое движение, каждое действие он начинал и заканчивал с чувством Божественного присутствия. Сознанием этого освящалось всё. Писал ли он иконы, беседовал ли с людьми или просто гулял – он «совершал святыню во страсе Божием». При беседе со старцем часто возникало ощущение того, что он и тебя слушает, и одновременно предстоит духом пред Богом и прислушивается к сердцу: что откроет ему Святой Дух.

Старец постоянно повторял, что «молитвою всё исцеляется, всё исправляется, всё очищается, всё обновляется», и поэтому для него не существовало безнадёжных ситуаций. Единственным и верным путём к разрешению и преодолению всех проблем он считал такую «безумную», отчаянную молитву, исходящую из нашего бедственного положения. В любых обстоятельствах старец поощрял внутренне «кричать» к Богу с болезненным сердцем:

Господи, Боже Спасителю мой, благосклонно приклони ухо Твое к молению моему; Ты зриши, как греховная смерть поглощает всего меня; молю Тя: исцели сердце мое, исцели ум мой, исцели душу мою, исцели все мое бытие благоволением Твоим, за молитвы отца моего духовнаго. Аминь.

В опыте старца молитва была живым общением с Живым Богом, и как таковая она принимала бесконечно разные формы, соответствующие разным состояниям молящегося. Он говорил: «Всегда начинайте молитву, рассказав Богу о своём положении». Как глубоко личный и интимный акт, молитва не подлежит никаким внешним законам или ограничениям, она должна быть внутренней бытийной необходимостью и должна совершаться в духовной свободе. Поэтому уставная молитва в его глазах имела лишь предварительное, педагогическое значение, несомненно ценное, особенно в начале, для того, чтобы проникнуться правильным молитвенным духом Православной Церкви, однако далеко недостаточное для того, чтобы довести человека до состояния мужа совершенного, в меру полного возраста Христова, для того, чтобы Бог был «вся во всех». «Молитва есть внутренний акт нашего духа. Выражаться он может в самых различных формах. Нередко и даже, может быть, особенно часто в молчании нашем пред Богом. Молчим, потому что Бог ведает всю глубину нашей мысли, все чаяния нашего сердца, а выражать их словами мы не всегда способны. Бог же разумеет тайные движения нашего сердца и отвечает на них... Предстоять пред Богом – вовсе не значит стоять перед иконами, но чувствовать Его в своём глубоком сознании как наполняющего Собою всё. Для этого может быть пригодным всякое положение тела: лежачее, ходячее, сидячее, стоячее и тому подобное» .

Именно поэтому старец не любил давать молитвенных правил. Он до конца доверял каждому человеку, видя в нём самые совершенные, самые высшие потенциальные возможности, и хотел через эту свободу довести каждого до осознания личной ответственности перед Богом. «Чтобы найти верный путь, лучше всего просить об этом Бога в молитве:

Господи, Ты сам научи меня всему. Дай мне радость познания воли Твоей и путей Твоих. Научи меня воистину любить Тебя всем моим существом, как Ты заповедал нам. Устрой мою жизнь так, как Сам Ты в предвечном совете Твоем мыслил о мне... да, даже о мне, ибо Ты никого не забыл и никого не создал на погибель. Я безумно растратил(а) данные Тобою мне силы, но теперь, при конце моей жизни, Ты все Сам исправь, и Сам всему научи меня, но так, чтобы действительно Твоя воля совершилась в жизни моей, разумею я о том или не разумею до времени. Не попусти меня ходить чужими путями, ведущими во тьму, но прежде чем усну смертным сном, дай мне, недостойному(ой), увидеть Свет Твой, о Свете мира.

И своими словами молись всё о том же. Пройдёт некоторое время, и сила слов этих проникнет вовнутрь существа твоего, и тогда потечёт жизнь сама собою именно так, как хочет Господь; а внешне рассуждая, ничего мы не решим».

Для старца молитва, будучи вселенским и всеобъемлющим актом в пространстве и во времени, достигала своей кульминации в совершении Божественной литургии, ради которой всё совершалось и которая являлась средоточием всего дня и источником живой силы для него. Он говорил: «Литургическая молитва с частым причащением – полнота. Правда, для этого необходимо её жить и разуметь. Тогда откроется, что литургия объемлет собою всю жизнь нашу; в ней заключены все планы нашего бытия в его обращённости к Богу. Литургия, если только она живётся всем нашим существом, даёт нам жить её как воистину Божественный акт, вмещающий не только весь этот видимый мир, но и выходящий безмерно за его пределы».

Как литургическое священнодействие, его молитва всецело была обращена ко Христу Спасителю и через Него к Отцу и Духу Святому. Она непрестанно вдохновлялась видением великого дела спасения мира во Христе, обнимая всё бытие – и Божественное и человеческое – в акте жертвенной христоподобной любви. Старец безмерно любил молитвы Пятидесятницы, Богородичные догматики, но особенно анафору литургии Василия Великого, на которую он часто ссылался как на самый совершенный образец того состояния, когда созерцание прелагается в молитвенную форму, которая постоянно питала его собственную молитву.

В молитве, приносимой в подобающем духе, старец видел акт вечной ценности, и поэтому он переживал каждое молитвенное действие как новое событие. Мы можем забыть, что мы молились, и о чём молились, но энергия молитвы пребывает в Боге и совосстанет с нами в день воскресения.

Он также говорил, что «молитва действует медленно и благородно». Её действие может быть моментальным, но оно также может произойти через пять, десять или двадцать лет после того, как помолился человек, ведь ни один молитвенный вздох не пропадает пред Богом. Так он видел, например, во всемирном и любовном почитании в наши дни преп. Серафима Саровского плод его покаянного подвига на камне, доселе тайно действующего в мире. Прежде всего он часто указывал на непрекращающееся действие Гефсиманского моления Господа нашего Иисуса Христа, на его живое и животворящее присутствие в бытии мира с тех пор, как оно было принесено.

Драгоценным и необходимым условием для молитвы и для христианской жизни вообще старец считал вдохновение, к которому он часто возвращался в беседах. Он имел в виду то состояние, когда молящемуся человеку открывается в Духе Святом непостижимый Образ Христа Бога, Который святою красотою Своею и непорочным совершенством Своим пламенно влечёт душу уподобиться Ему.

В молитве, как и в прочих аспектах жизни, принцип подвижника состоял в том, чтобы возвести ум и сердце человека именно к этой последней цели, к тому совершенству, к которому все призваны во Христе и которое выражено, по словам преп. Серафима, в «стяжании Святого Духа». Поэтому критерием того или другого молитвенного делания отец Софроний считал умножение в нас познания путей спасения и смиренного духа Христовой любви. «Когда вы говорите с людьми, не останавливайтесь на маленьких вещах. Надо их поставить перед глубокими вопросами. Так надо лечить людей: показать им вечный свет Слова Христова».

«Весь смысл жизни в том, чтобы ум наш и сердце жили Богом; чтобы Бог стал нашей жизнью. Этого Он только и ищет. Для этого мы и созданы, чтобы жить Его жизнью, и притом во всей её беспредельности... Это слово может нас пугать, когда мы видим наше настоящее жалкое состояние, но это так, и веру эту не надо терять. Одна из наибольших опасностей – снизить и умалить замысел Божий о человеке. Всякое наше страдание, даже неправое, знает Бог. Знает, и сострадает нам. С Ним необходимо установить «личные» отношения; почти «человеческие»... Под этим я разумею внутреннюю, интимную связь с Богом. Ибо к жизни в Нём призван весь человек, то есть не только его высшая способность созерцания – «дух», но и чувства – «душа», и даже тело».

Незадолго до смерти старец часто повторял: «У меня нет больше слов; я всё сказал Богу». И на самом деле, в то время его молитва шла дальше всяких слов, которые, как и всякое человеческое явление, ограниченны, и претворялась в «неизглаголанные воздыхания» сердца, в безмолвное предстояние его духа, пленённого видением Христа, молящегося в Гефсимании и восходящего на Голгофу.

Архимандрит Алипий (Кастальский)

Старец Софроний в России

Имя блаженного старца архимандрита Софрония (Сахарова) стало известно в России после публикации в Париже книги «Старец Силуан» в середине ХХ века. Эта книга нелегальным путём попала в СССР и произвела потрясающее впечатление на верующий народ и особенно на молодёжь, которая в середине 70-х годов потянулась в Церковь. Несмотря на то что распространение духовной литературы было запрещено, книга отца Софрония тайно ксерокопировалась и тысячами экземпляров расходилась в православной среде. Не раз приходилось слышать, как люди, далёкие от Церкви, прочитав книгу «Старец Силуан», меняли свою жизнь и становились ревностными христианами. Среди братии Лавры есть такие, которые под влиянием этой книги оставили мир с его суетой и приняли монашество.

Необыкновенный успех книги был обусловлен тем, что в ней рассказывалось не о древнем святом, а о нашем современнике и соотечественнике, который видел Христа и получил дары Святого Духа. Автору удалось создать достоверный духовный портрет старца Силуана, в прошлом простого, полуграмотного сельского мужика, который путём подвижнической жизни достиг духовного совершенства, приобрёл великие добродетели смирения, духовной мудрости и любви к Богу и ближнему. У читателя не мог не возникнуть вопрос: кто такой отец Софроний? Как ему удалось так глубоко понять незаурядную личность старца Силуана? Откуда у отца Софрония такая свобода в изложении труднейших вопросов богословия и аскетики?

Если «подобное познаётся подобным» и только духовный может непогрешимо рассуждать о духовном, то очевидно, что автор книги был достойным учеником своего учителя и сам находился на высокой ступени духовной жизни. Но этим выводом верующие в СССР и должны были довольствоваться, находясь за «железным занавесом». Вплоть до начала 90-х годов невозможно было и мечтать о какой-либо личной встрече с архимандритом Софронием.

Он несколько раз приезжал в СССР, начиная с 1958 года, но общался с узким кругом лиц, которые собирались для духовных бесед на квартире его сестры Марии. Его уже знали в России как духовного писателя, но он оставался малоизвестным как старец и руководитель духовной жизни. Может быть, это обстоятельство и стало главной причиной того, что книга архимандрита Софрония «Видеть Бога как Он есть», с которой в конце 80-х годов познакомился русский читатель, была принята неоднозначно. Эта духовная автобиография старца была высоко оценена прежде всего монашествующими, так как в ней старец со смирением и огромным доверием к читателю описал свой путь покаяния, очищения и освящения нетварным Божественным светом. В книге раскрываются важнейшие положения православной аскетики, указывается путь преображения человека «из тления в нетление, из временности в бессмертие».

Вместе с тем книга была рассчитана прежде всего на западного читателя и написана другим языком, нежели книга «Старец Силуан». Она гораздо сложнее и рациональнее по стилю и требует от читателя определённой богословской и духовной подготовки. Многим это сочинение старца оказалось, как говорится, «не по зубам». Некоторые монашествующие рассказывали, что в начале иноческого пути приступали к чтению книги «Видеть Бога как Он есть», но, прочитав несколько страниц, закрывали её, она казалась им слишком сложной. Через несколько лет они возвращались к чтению книги и уже не могли оторваться от неё, потому что как бы завеса спадала с их глаз и их потрясала духовная сила этого сочинения.

К сожалению, некоторые читатели в России отнеслись с недоверием к духовным писаниям архимандрита Софрония и обрушились на него с критикой. Его обвиняли в гордости, тщеславии и даже в духовной прелести. Так, профессор А. И. Осипов писал: «У меня нет никаких сомнений, что этот человек находится в глубокой, причём в очень тонкой, духовной прелести. Для меня это стало очевидным после прочтения его книг “Видеть Бога как Он есть” и “О молитве”... Нужно быть в высшей степени осторожными к писаниям тех, кто пока еще не вошёл в сонм бесспорных авторитетов в Церкви. Сегодня наблюдается тенденция к канонизации людей сомнительных. Весь Афон почитает Сахарова как святого. Дух прелести пытаются узаконить подобно тому, как это сделали у себя католики, дойдя до почитания францисков, катарин, терез и так далее». Таким образом, профессор Осипов обвинял не только старца, но и весь Афон в распространении духа прелести. Никаких серьёзных богословских аргументов в пользу своего мнения он не приводит. Ему вторил священник Михаил Ходанов, который пытался доказать, что архимандрит Софроний был заражён духом самомнения и мечтательности, свойственным католическим святым. (Впоследствии в студенческом журнале «Встреча» было показано, что Ходанов искажал текст книги старца и неверно перетолковывал её духовный смысл.) Другой оппонент старца, игумен Игнатий (Душеин), усмотрел якобы догматическую ошибку в названии книги «Видеть Бога как Он есть». Он пишет: «Иоанн Богослов говорит: “Бога не видел никто никогда” (Ин. 1, 18). Увидеть Бога “как Он есть”, т.е. познать Его сущность, невозможно – это догмат Православной Церкви». Автор этой статьи приписал старцу Софронию то, чему он не учил. Старец нигде не писал, что он видел сущность Божию, но что он удостаивался видения Божественного света, Который, по определению святителя Григория Паламы, есть тот же Бог, но не в Своей сущности, а в Своих энергиях. Старец всегда учил монашеской жизни, которая приводит человека к ведению Бога как Он есть, в то время как академическое богословие, не подкреплённое праведной жизнью, само по себе не приводит к истинному богопознанию, и человек остаётся с бесполезным для него багажом знаний.

Как написано у Апостола: «Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» (2-е послание к Тимофею, 3, 12). На архимандрите Софронии сбылись слова прп. Симеона Нового Богослова о том, что если кто «подвизаясь как следует в заповедях Господних, стал смирен в сердце и в мудровании своём, очистился от страстей и всем проповедует дивные милости Божии, как удостоился он увидеть свет Божий и Самого Бога во свете», то появятся восстающие на него, говоря ему: «престань, прельщенне и горделиве! Кто в теперешнее время может сделаться таким, каковы были древние отцы? Кто может видеть Бога?.. Кто может получить благодать Святого Духа в таком обилии, чтоб ради её сподобиться увидеть Отца и Сына? Перестань, чтоб не быть тебе побиту камнями».

Выступления в церковной печати критиков внесли смущение в церковную среду и замедлили распространение книги в России. Так, игумен одного известного монастыря решил, видимо, что книга содержит какую-то страшную ересь, и повелел братии предать её огню на монастырском дворе... Но теперь вся эта полемика ушла в прошлое. В 2006 году Свято-Троицкая Сергиева лавра издала книгу «Видеть Бога как Он есть» 10-тысячным тиражом и никаких новых недоразумений по этому поводу не возникло.

Архимандрит Софроний, великий молитвенник, богослов и духовный писатель, достиг «возраста Христова», когда исчезают какие-либо национальные различия и нет уже «ни скифа, ни иудея, ни эллина». Но тот факт, что, будучи уже в преклонном возрасте и обременённым телесной немощью, он восемь раз посетил Россию, говорит о том, что он любил свою Родину и свой народ. В Свято-Пантелеимоновом монастыре, насельником которого был отец Софроний, в период гонений на веру в России отношение к Русской Патриаршей Церкви было неблагоприятным. В лице некоторых высших иерархов Русской Православной Церкви афониты видели предателей Христа, лицемерно сотрудничавших с советской властью. Старец Софроний, напротив, не скрывал своего расположения к страждущей Русской Церкви и за это подвергся некоторому преследованию. Его вызвали на собрание братии и потребовали отречения от своих убеждений относительно Русской Патриаршей Церкви. Он молча слушал обвинения и молился, прося у Бога вразумления. Настал момент, когда он услышал в сердце: «Теперь говори!» Когда он начал говорить, его простые, но помазанные силою свыше слова были восприняты всеми как истина, не подлежащая дальнейшему обсуждению. После этого случая отношение к Русской Церкви в монастыре смягчилось.

В годы Второй мировой войны старец часто целые ночи молился за все народы, вовлечённые в кровавую бойню. Но даже в это время молитва с глубоким плачем за гонимых в России занимала среди его молитв особое место. Старец говорил: «Церковь в России – это Церковь во аде».

Когда отец Софроний уехал с Афона во Францию, то вошёл в клир Экзарха Русской Церкви. Здесь он также подвергался подозрениям и притеснениям за принадлежность к страждущей Патриаршей Церкви в России. В результате он вынужден был оставить Свято-Сергиевский институт в Париже. Но он твёрдо стоял на своей позиции и никогда не прерывал духовной связи с Русской Православной Церковью.

Известно, что в 1958 году архимандрит Софроний, впервые приехав в Россию, хотел поступить в братство Свято-Троицкой Сергиевой лавры и просил об этом на приёме Святейшего Патриарха Алексия I. Патриарх обещал дать ответ на следующий день. На другой день Патриарх ответил: «Отец Софроний, я не всё могу». В то время советские органы безопасности грубо вмешивались в жизнь Церкви и российских монастырей. В связи с начавшимися хрущёвскими гонениями на Церковь власти, конечно, не хотели появления в Лавре отца Софрония, ставшего уже известным на Западе благодаря книге «Старец Силуан».

После развала коммунистического режима в Россию хлынул целый поток самозваных «миссионеров» из США, Европы и Азии, которые пытались расколоть единство Русской Православной Церкви, духовно поработить русский народ, оторвать его от корней родного православия, увлечь его в сети новомодных псевдохристианских учений. В это трудное время в конце своей жизни старец Софроний призывал чад Русской Церкви неколебимо держаться её спасительного омофора. Один из русских духовников поделился со старцем Софронием своими сомнениями, вызванными некоторыми негативными явлениями в жизни Русской Церкви. Старец в ответ написал:

«Умоляю вашу Святыню послушать мой голос, грешного человека: держитесь всеми силами только Патриаршей Церкви. Держитесь даже до “исповедничества” (чтобы не сказать “мученичества”, то есть даже до смерти). Спасение только в Ней. Все другие движения, как бы они ни были благочестивы по внешнему их явлению, – западня вражия. Через них придёт только раскол, ненависть, гибель общая.

Пишу Вам сие с великим сознанием моей ответственности пред Богом и Церковью, искуплённой драгоценной Кровию Воплощённого Сына Божия.

Какими бы ни были неизбежные недостатки – Она и только Она найдёт свой верный путь. Так говорил в своё время Иоанн Златоуст; так говорил преподобный Серафим Саровский. Так мыслят все подлинно боящиеся погрешить подвижники всех родов».

Старец говорил, что Дух Божий извещает его об истинности его слов относительно Русской Церкви и её Богоданного Патриарха. «Русская Церковь пережила исключительное истощание в страданиях за имя Христово. И этот факт приводит к тому, что теперь перед Русской Церковью ставится вопрос о совершенстве, исходя из извечного закона духовного: “Полнота истощания предваряет полноту совершенства”».

Эта любовь старца к православному русскому народу и Русской Православной Церкви, конечно, не может остаться безответной. Многие монашествующие и миряне призывают имя старца Софрония в своих молитвах и надеются на скорую его канонизацию. В России уже имеются опыты написания икон отца Софрония в надежде на будущее его всецерковное прославление.

http://www.rusvera.mrezha.ru/593/5.htm

«Чем выше стоит подвижник на духовной лестнице, тем труднее писать о нём…»

Оптинские отцы смиренные. Хранят оптинские монашеские традиции. Похвалить монаха – то же самое, что бегущему подножку поставить. Пока живы, все подвизаются, а о святости человека судим мы уже после его смерти. Хорошее высказывание по этому поводу прочитала у святых отцов: «Перед самым сбором урожая град может уничтожить виноград, и праведник перед смертью [может] согрешить. Поэтому не спеши ни к кому [приступать] с похвалами». Читаю и представляю крупные и ароматные, налитые соком грозди винограда. Но ведь может пройти град или снег выпасть…

Наверное, поэтому из уст в уста передаётся оптинская байка. Спросили старца, отца Илия: «Батюшка, правда, что все оптинские отцы – прозорливцы и чудотворцы?» На что старец с улыбкой ответил: «Не знаю насчёт прозорливцев, а чуднотворцы точно все».

Значит ли эта шутка, что перевелись старцы в монастырях? Слава Богу, не перевелись! Утешает Господь людей своих, но чудеса эти прикровенные, даются по нужде. Рассказывает мне в очереди на исповедь жительница Козельска, Елена, как недавно в этой очереди стояла её соседка. Приехала к игумену N со своим горем – сын пропал. Выслушав рыдающую мать, ушёл он в алтарь, долго молился, а вернувшись, сказал: «Не плачь, через пару дней вернётся». И действительно, на второй день сын явился.

На послушании в гостинице раба Божия Надежда рассказывала мне о том же батюшке, как уговаривал он остаться в монастыре одну уже не очень молодую женщину. Не слушала она уговоры, и батюшка сказал: «Что ты там, в миру, будешь делать, настрадаешься, да ещё и с ребёночком». Про ребёночка было совсем непонятно, но понятно стало, когда женщину соблазнил и бросил с ребёнком заезжий молодец, и она действительно много страдала.

Признанный старец Оптиной пустыни – отец Илий (Ноздрин). Когда человек ещё подвизается, о его подвигах и духовном росте лучше не говорить. Но отец Илий – всероссийски известный старец, о его прозорливости все знают. Поэтому чада его и просто паломники делятся своими переживаниями и опытом встреч со старцем открыто – светильник под спудом не прячут…

Первую историю про оптинского старца Илия рассказала мне на совместном послушании в братской трапезной Оптиной пустыни паломница Ольга: «Хотела я спросить у старца, есть ли воля Божия на моё монашество, но никак не получалось побеседовать с ним. И вот стою после службы, вдруг народ задвигался, хлынул за вышедшим старцем. Кто-то вопрос хочет задать, кто-то попросить молитв, кто-то просто благословиться желает. Ну, думаю, не подойти мне к старцу.

И вдруг народ выталкивает меня прямо в спину к батюшке. Недолго думая, громко спрашиваю: “Батюшка, отец Илий! Буду ли я монахиней?” И батюшка, не оглядываясь, отвечает: “Да, ты будешь монахиней. Обязательно будешь монахиней!” И уходит, сопровождаемый народом. А я остаюсь и чувствую, как охватывает меня недоверие, а за ним уныние. Старец даже не взглянул на меня. С таким же успехом я могла спросить, буду ли я космонавтом.

В унынии плетусь к братской трапезной. Стою и плачу. Рядом ещё паломники стоят. Кто-то своего духовного отца ждёт. Кто-то старца дожидается. Стою без всякой надежды. И вдруг появляется отец Илий. Сразу тянутся к нему руки с записками, народ вопросы наперебой задаёт. Но батюшка подходит прямо ко мне. Внимательно смотрит на меня и спрашивает: “Ну что, ты уже выбрала себе монастырь, где хочешь жить?”»

На этом месте глаза рассказчицы увлажняются – утешил батюшка! Хоть и не взглянул при вопросе, но духовным зрением он видит многое. Гостиничная Елена делится со мной: «Как права пословица: Что имеем – не храним, потерявши – плачем! Вот был наш оптинский старец отец Илий рядышком – мы это не ценили в полной мере. Подойдёшь иногда, благословишься. А иногда смотришь – как много людей батюшку окружило – и мимо пройдёшь, думаешь: надо поберечь старца, не досаждать лишний раз. А сейчас вот уехал он подальше – духовник у самого Патриарха, так как же ждёшь его приезда! Как солнышка красного!»

Только поскорбели мы, что нечасто теперь старец в Оптиной бывает, – он и приехал. И благословились, и записочки отдали. Поднимаюсь по лестнице паломнической гостиницы, а схиигумен Илий мне навстречу спускается. На лестнице ещё две сёстры стоят – как и я, от радости чуть не прыгают.

Благословил нас батюшка, поговорил немножко с каждой, а в руках у него книги духовные – как раз три. Он одной сестре подарил, другой, я следующая. А я стою и думаю: «Есть у меня уже такая книжечка-то. Мне её вчера только архидьякон отец Илиодор подарил». Посмотрел на меня отец Илий внимательно, улыбнулся… и не дал мне книгу. А снизу уже новая паломница поднимается. Ей и подарил.

Вот ведь, думаю, батюшка всё видит! Как же мне хочется о нём побольше узнать! Вот бы ещё кто-нибудь рассказал о нём!

На следующий день еду я по делам в Калугу, возвращаюсь поздно, на автобус опаздываю. Звоню своему духовному отцу и объясняю, что припозднилась. Отвечает он мне, что в Калуге как раз оптинская машина. Сейчас назад, в монастырь, поедет, меня и захватят.

И вот я сижу рядом с водителем Сергеем, молодым ещё парнишкой. Несмотря на молодость, он уже несколько лет в монастыре работает, сейчас прораб на одной из многочисленных монастырских строек. И оказывается, что он чадо отца Илия.

– Брат, расскажи мне хоть немножко про старца! – прошу я.

Он соглашается. И рассказывает мне о своих встречах со старцем.

Сначала Серёжа не всегда к старцу за благословением обращался. Вот сдал на права, начал машину водить – без благословения. «Что, – думает он, – старца по мелочам беспокоить, мало ли у него забот! Не будешь обо всём сообщать – вот, дескать, водителем заделался!»

А отец Илий приехал из Греции и всем иконочки дарит. И всем – разные. Посмотрит на человека – переберёт иконочки и достанет какую-то одну. Сергею благословил иконочку святого Николая Чудотворца. Отошёл Серёжа в сторону, а сам ропщет: «Есть у меня дома Николай Угодник! Лучше бы батюшка какую-то другую икону подарил!» Переворачивает иконочку, а на обратной стороне – молитва водителя!

А рядом стоит мужчина в годах, видно, что в Оптиной впервые. Держит в руках иконочку Целителя Пантелеимона и спрашивает у Сергея: «Я недавно только в храм ходить начал. Вы не знаете, что это за иконочка?» А Серёжа спрашивает: «А у вас, простите, здоровье хорошее?» «Да что вы! Я серьёзно болен. Болезнь меня и в церковь привела, если честно». Объяснил Сергей ему, что к святому целителю Пантелеимону обращаются в болезнях.

И вот что интересно: пока Сергей подаренную батюшкой иконочку в машине хранил, ни разу его ГАИ не останавливала. А потом решил унести икону домой, чтобы на солнышке не выцветала. Только унёс – на четыре месяца права отобрали за нарушение. Как так нарушил, и сам не понял. Теперь только с иконочкой – батюшкиным благословением – и ездит.

После этого случая стал он все серьёзные решения принимать только с благословения старца – своего духовного отца. Хотел купить старый «КамАЗ». Деньги долго копил, в долги влез. Нашёл и «КамАЗ» подходящий. Проверил – хорошая ещё машина! Пошёл к старцу благословиться. А старец не благословляет – без объяснений. Ну, что делать, послушался Сергей, не стал покупать. Хоть и расстроился. А выходит, что расстроился-то он зря. Были, оказывается, какие-то незаметные, но серьёзные неполадки в машине. И через неделю сломался «КамАЗ», по выражению Серёжи, «в хлам».

А как-то приехал Сергей к духовному отцу, а он ему и говорит: «Ну что, путешественник мой, путешествуешь?» «Да нет, – отвечает Сергей, – из монастыря никуда». Старец только улыбнулся. Возвращается Серёжа в Оптину, а его тут же отправляют в Воронеж, к Тихону Задонскому, Воронежскому чудотворцу. Вот только недавно вернулся. И в Калугу поехал. Тут мы с ним и встретились.

– Расскажи ещё что-нибудь, – прошу я.

Сергей думает недолго:

– Ну, вот жениться я собирался несколько лет назад. Невеста моя объявила, что хочет учиться поступать. Поедет, дескать, документы отвозить. Деньги заплатить нужно. Ну, я с деньгами помог ей. Проводил. Жду. А я только ещё начинал у батюшки на стройке работать. Нужно было песок ехать нагружать. И подобрались мы так, что все ребята здоровые, рослые, а я самый молодой, меньше всех ростом и худее.

И вот благословляет отец Илий, чтобы меня отправили песок этот грузить. Я ещё в душе возроптал: ну, думаю, нашёл батюшка, кого выбрать! Но поехал, конечно. И вот еду – и вижу девушку свою с другим. Было у нас объяснение, после чего мы расстались. О чём я сейчас нисколько не жалею. Она за этого, другого, замуж вышла, ребёнка ждёт. А я вот в монастыре работаю. Может, совсем сюда переберусь. А ведь жениться хотел…

Ну, скоро приедем уже. Видишь, как незаметно за разговором дорогу скоротали? Что тебе ещё рассказать – напоследок?

Вот, представляешь, недавний случай: работаю на стройке, бетономешалка грохочет вовсю. Приезжает отец Илий. Батюшка никогда на машине в ворота не въезжает.

– А почему не въезжает?

– Ну как? Он смиренный очень. Не хочет как начальник. Всегда из машины выйдет, сам ворота начинает открывать. Поздоровается со всеми, поклонится всем. Вот и в этот раз выходит из машины, подходит к воротам. Я одну створку тяжёлых железных ворот открываю, а он вторую начал открывать. А потом благословил меня и спрашивает: «Слышишь, как по кресту стучат – тук-тук?»

Я отвечаю: «Какое там стучат, батюшка, по какому кресту! Я ваш голос-то с трудом слышу!» Он улыбнулся и пошёл. И что ты думаешь? Через пять минут иду по строительному делу к отцу Иоанну, который тут недалеко, метрах в двадцати. А он крест из меди отбивает себе в келью. И стучит – тук-тук. Как это можно было услышать на таком расстоянии, под грохот бетономешалки – ума не приложу. Ну, да у старца ведь другой слух, не такой, как у нас с тобой. Понимаешь?

…Вернулась я в Оптину и на следующий день, после послушания, захожу в книжную лавку. Смотрю: книга интересная – архимандрита Рафаила Карелина, «На пути из времени в вечность». Купила я эту книгу, прихожу в келью, открываю её на первой попавшейся странице и читаю: «Чем выше стоит подвижник на духовной лестнице, тем труднее писать о нём… Потому что духовное видит душевное, а душевное не видит духовного. Только лишь через какие-то просветы человек может соприкоснуться с внутренним миром подвижника как с откровением благодати…»

Да, только через какие-то просветы…

Ольга РОЖНЕВА
http://rusvera.mrezha.ru/596/3.htm

...Вечером позвонила Наталья Чернавская, мой друг, окаменевшая от горя. Всё сжалось внутри. Один вопрос: «Кто?» «Отца Павла убили», – сказала она. Они знали друг друга много лет. Наташа помогала ему в детском приюте, созданном батюшкой.

Приют давно уничтожен, отняты были храм при Областной психоневрологической больнице и приход в Писковичах, где отец Павел прослужил 20 лет, и так далее. Была ещё и клевета в адрес отца Павла. О гонениях на него со стороны псковского архиерея Евсевия хорошо известно.

Полная беззащитность русского духовенства перед гневом начальствующих лиц была постоянной болью батюшки, и переживал он далеко не о себе самом. Пострадавших в историях, похожей на его, много больше, чем кажется. Не говоря о прихожанах, которые переживают шок, развращаются те священники, которых вынуждают давать ложные показания против собратьев по служению, «правильно» голосовать. Бог им судья, почти у каждого многодетная семья, и любой может оказаться следующей жертвой. Никакие враги Церкви не способны причинить столько вреда, сколько наносится нами, её членами, допускающими подобное...

Отец Павел быть молчаливой жертвой отказался и... победил. Церковный суд под председательством митрополита Краснодарского Исидора разоблачил ложь в адрес батюшки, настоятельно рекомендовав «митрополиту Псковскому и Великолукскому Евсевию и протоиерею П. А. Адельгейму, следуя духу евангельской любви, лично встретиться для взаимного прощения и примирения». Святейший Патриарх это решение утвердил.

Отец Павел родился в семье, где иметь характер, честь было нормой. Его дед по отцу – русский немец Павел Бернардович Адельгейм – был расстрелян по ложному обвинению в 37-м. Дед по матери – полковник царской армии Никанор Григорьевич Пылаев – пропал без вести во время Гражданской войны. После ареста матери будущий священник прошёл через детдома, был послушником Киевской лавры, затем поступил на учёбу в Киевскую духовную академию. Оттуда его изгнал нынешний киевский лжепатриарх Филарет Денисенко. Несмотря на плохую репутацию молодого христианина в глазах князя мира сего, нашёлся мужественный епископ – легендарный владыка Ермоген (Голубев), который рукоположил отца Павла. После этого батюшка закончил Московскую духовную академию. В 1969-м его арестовали и отправили в заключение на три года за распространение перепечатанной на машинке духовной литературы, «клевету против советской власти» и так далее, то есть, говоря на языке Церкви, он стал исповедником. Во время волнений в колонии потерял ногу, вышел из лагеря инвалидом.

И снова служил литургию, и снова спасал души людей. Власти отступились, так как поняли: сломать этого человека невозможно...

Его гибель некоторые сейчас спешат назвать исполнением «профессионального долга», говорят, что он «погиб не за исповедование Христа, не за веру». Другие недоумевают: зачем взялся спасать сумасшедшего?.. За несколько дней до трагедии в дом батюшки постучался московский кинооператор, выпускник ВГИКа Сергей Пчелинцев, попросив о помощи. Было заметно, что он не вполне здоров, более того, вслед за будущим убийцей приехал его отец, пытавшийся отправить сына на лечение. Но тот на коленях умолял оставить его рядом с батюшкой.

Отец Павел чистил на кухне кабачки, а убийца читал Евангелие. Эта сцена запечатлелась в памяти матушки Веры Адельгейм, ещё не знавшей, что она видит мужа живым в последний раз. Через несколько минут раздался предсмертный крик старого священника. Убийца выбежал на улицу и, увидев полицейских, начал наносить себе раны ножом, с криком, что убить священника ему велел сатана. Говорят, был талантливым человеком, но несколько лет назад съездил в Индию, в штат Гоа, и с тех пор его было не узнать. Поясню, штат Гоа – прибежище хиппи, дьяволопоклонников и прочих искателей «свободы» со всего мира. Там они под психоделическую музыку, галлюциногенные препараты и наркотики «расширяют» сознание. Возможно, Пчелинцев стал одним из таких «освобождённых».

Разумеется, отец Павел мог не пустить этого человека на порог и уж тем более не мнил, что способен вылечить несчастного без медицинской помощи. Едва ли есть хоть один священник, который не сталкивался с подобным. К ним идут и идут люди, больные и пьяные, которые находятся в пограничном состоянии, которые то молятся, то вдруг звереют. Быть батюшкой – большой риск. Но хорошо известно, что все эти потерянные и болящие нуждаются не только в лекарстве для тела. И тут каждый решает сам: или помочь, рискуя жизнью, или отказать.

Когда сталкиваешься с людьми, подобными отцу Павлу, нередко возникает ощущение дискомфорта. В глубине души мы в христианстве ищем, прежде всего, «тихое мирное житие» и другие удобства. Сталкиваясь поэтому с необходимостью совершить поступок, предпочитаем увильнуть, умело придумывая оправдания. Но находятся те, кто так не считает. На их крови стоит Церковь, они, жертвуя собой, не дают закрыться вратам в Царствие Небесное.

Отец Павел Адельгейм, сам много страдавший, оттолкнуть своего убийцу не смог. Это профессиональный долг любого христианина – быть готовым сораспяться Христу за други своя. Тех, кто исполняет этот долг до конца, Церковь именует мучениками.

Владимир ГРИГОРЯН
http://www.rusvera.mrezha.ru/689/3.htm