Фотографии MC_WiZe : Портреты

Как малые дети, словно зыбко стоящие на ногах детеныши млекопитающих, мы, рожденные из густо взбитых облаков информации, питаемся чужими мыслями, ткем полотно мира - афганские платки, славящиеся прихотливой причудой узора.Не попал в карту, не сошлась масть. Или это из другой оперы, мои условные обозначения не обусловили их масштабов.Карты. Большие и малые. Планы военных действий и схемы зеленых парков. Картография – наука общения. Черно-белая клетка 3 на 4 – засекреченный объект. Глаза и улыбка. И еще прядка пышно цветущего каштана, для маскировки очей, очевидного. И невероятного… «Дорогая передача…» Э-эх. Око. Окоп. Ров с мутной водой и направленные колкостями вверх прутья сарказма на дне, или озера питающие Древо Мира?!

Ха

Поворот ключа. Замок напряженно щелкнул -  как будто оборвалось сердце. Я шепотом прошел в комнату. Она спит. «Черт, какая липкая ночь» - подумал я. «Черт, какой сильный дождь» - подсказали мне вымокшие носки. Аккуратно снимаю с себя пальто, туфли, угрызения совести. Изнеможенный, тихонько сажусь на край кровати, чтобы ненароком не влезть в сон жены. Забавно, не думал, но отчаяние – это не остановившиеся часы, и даже не неутолимый голод под сердцем. Это всего лишь погасший бенгальский огонек в руках ребенка в первой минуте Нового года. Но меня это не касается. Я хочу спать. Или умереть?! Не имеет значения. У меня на губах привкус фиалки, а в грудном кармане рубашки тайна. Она мешает дышать.

Я постоял еще минуту над спящей в моей кровати женщиной. Почему мне кажется, что я ее совсем не знаю? Наверное, оттого, что во сне она проживает еще по одной жизни. А я либо не сплю, тщась немного пожить в хитросплетениях судеб и букв, скольжу взглядом по страницам разговорчивых, и не очень книг, представляя, как неутомимо вращается счетчик электричества мне в угоду, или, ложась в кровать, умираю на десять, в худшем случае, часов, туго привязывая свое тело, как корабль причинно-следственными связями, чтобы ненароком не попасть в шторм, бороздя вязкий эфир сновидений.

Я покинул спальню, оставив ускользающую нежность на ее щеке. Солнце окончательно взошло, так, что для того, чтобы узреть его нужно задирать голову. Я всегда восхищался диалогом человека и светила. Я хотел быть Солнцем. Идеальным ярким эллипсом в мире неровных, покореженных геометрических фигур. Двумя буквами, что породили Землю с ее неугомонными обитателями. РА. Солнцем, для кого-то. Но побоялся сгореть и, потом, я не так горд. Яркое, жаркое солнце…

 Чайник стал закипать, все надрывнее напевая свою угрюмую мантру. Тут я понял, что не я один бодрствую. Из спальни доносились какие-то звуки. Она плакала. На улице пошел дождь. Навзрыд. 

Я принес две кружки зеленого чая. «Я пью кофе по утрам, ты же знаешь» - сквозь слезы сказала она. «Да, да, дорогая, я помню. Ты любишь море, а я горы. Но от чего мне так смертельно не захотелось пить чай в одиночестве? Сейчас, или через сотню лет, не важно, я потеряю ее. Не допить уж эту чашку. Нам» - подумалось мне.

- Прощай.

- Что ты говоришь такое?!

- Ничего, «ПРО ЧАЙ»…

Я отошел к окну, улыбаться сквозь горечь (может все вздор, и просто я сделал чересчур крепкую заварку?!) на серебряное полотно дождя, старательно заштриховывающего солнце.

Почему она всегда плачет? У нее грустные глаза. Я хочу еще чаю.

  Малодушные суки - заебали!

  Пошлость и глупость цветут вокруг буйным цветом. Кажется, эта гадость прорастает и в меня. Пойду, выпью, что ли крысиный яд.

  Болеутоляющее...

 Боль меняет свой вкус и цвет, с годами, каждым днем, примеряя все оттенки. И твой тоже. Приправь твое бешеное однообразие тоской.

 Плевать!

 Это становится почти моим жизненным кредо.

 На все плевать...

 Когда-нибудь я научусь играть в эту игру лучше...

 

Давай поиграем. Ты подумаешь о чем-нибудь, а я скажу. Только ты представь что-то хорошее. Что бы там обязательно были клубы пушистых облаков, выдуваемые чьим-то глубоким дыханием.

 

Не плачь…

 

            Если ты подумаешь о вечерней меланхолии утомленного дня, что всплакнув длинными, в ливне, громкими слезами, что в тоске своей стучал в твои окна, но ты не отворила, успокоившись на еще влажные акварели заката, то я, подобно английским аристократам, начну беседу о погоде, а заодно и о политике, одним словом о вещах жалких и не стоящий внимания твоих любопытных глазок.

 

            Так-то лучше. Так мы допишем эту повесть?! Сколько я ни жег листы нашей с тобой книги, я так и не смог уничтожить роман. Тут лишь пролог, да и ты, конечно, по своей упрямой привычке, заглянула в последнюю строчку саги, написанной разноцветными красками, наверное «Медовыми», как в детстве, что пахнут неугомонными пчелами.

 

            Мне кажется, я уже видел этот фильм, только с дремучими субтитрами, то ли во сне, то ли когда забыл, что я живу в настоящей Москве и личности не так художественны, как в по сумасшедшему цветастой ленте, имя режиссера которого я запамятовал.

 

            Ладно, ведь ты совсем меня не слушаешь. Ты уже побрела по млечному пути, проложенному иллюзией сна. Я опять говорю сам с собой. Что ж, может это моя судьба… Я и не заметил…

 

 

Это день недельной давности. И в Москве все-таки настало лето. По крайней мере, именно тогда я решил основательно, что стрелки часов на летнее время мы перевели не зря. Я и мой друг катались на скейтах. Скрип подвески и стремительное звучание неутомимых колес, которые, когда проезжаешь по брусчатки очень ловко имитировали звук поезда, набирающего разгон, и только-только ощутившего свободу, не слышавший уже клонированный голос, которому принадлежит фраза "Поезд № такой-то отправляется с такого-то пути". Гонимые жарой, подстегиваемые немилосердными лучами торжествующего солнца, мы достигли некого известного всем, кроме меня, конечно, парка, расположенного неподалеку от кольцевой станции метро. В зеленый парк был цивильный вход - лестница, по бокам огороженная двухметровыми стенками.

 

  Увидев парапет, мой друг не смог уже пройти мимо. Мы оба знали, что он ему не по зубам, но мы дантистов не боялись и решили, что он совершит прыжок. Примечательно, что совсем рядом с нами стояла машина скорой помощи, на что я сказал, в шутку: "О, Скорая! Можно попросить их развернуться и тебе будет сподручней прыгать сразу туда, в машину". Что же, улыбнувшись он залез на парапет и сделал первую попытку. Я взмыленный от быстрой езды на скейте, утомленный несколько жарой, сидел без футболки на противоположном парапете и наблюдал за этим невероятным, по своей глупости действом. Полет и падение. Третья попытка. Он лежит. Я подхожу и слышу фразу, произнесенную абсолютно невозмутимым тоном. "Я сломал ногу, чувак". И действительно, ступня сместилась и сквозь носок можно было видеть увечье. Никакого болевого шока. Я принес ему сигарет и две бутылки воды. Позвонил в 03. Так вот покатались.

 

  Что это, Рок? Скорее Hard Core). Но, можно верить или не верить в знаки, но факт остается фактом - машина Скорой помощи стояла и она пригодилась (ко времени трагедии, если можно так сказать, она уже уехала). Теперь я ухаживаю за ним, как матерая сиделка). Друг, все же. У него сегодня День рождения, а гипс, этот испанский сапожок, не помешает каверзному возрасту стукнуть ему в темя. 19 лет. Возраст? Скажите нет. Но время, по своей сущности беспощадно. "И Будущие каждый раз убивает надежду на лучшее становясь настоящим".

 

  Есть Лето, есть Солнце, есть доска. Я поехал...

 

  От моих слов не почернеет бумага, и мир не содрогнется. Пусть. Но кровью выбеленные слова, словно горькое зерно среди центнеров плевел, прорастут в душу чуждых людей звонким, вибрирующим эхом сотен близких разочарований, срываясь проклятьям нечестивца, что посмел бросить самой жизни «К черту!»

 

  Любить и ненавидеть – это в сущности одно и тоже. Горе глупцам, которые за чтением Ницше, просматривая бородатые академ комментарии к Бытию, позабыли вкус кипящей крови. Я был бы безмолвен, если бы моя мысль не облачалась в рясу высоких звуковых частот, затеявая чахорду смыслов, каждый раз, когда я вижу сны абсурда, где всему виной не зеленый дурман, не таблетки, нет, а слово Господне, создавшее, по роковой ошибке, Человека. И повести этой век. Я – человек. Увы. А ты?!

 

  Ты лишь предполагаешь... А я верю. Но трещина в стенах Храма только смеется, все шире расползаясь в улыбке. Принести в жертву Все, как водится?! Но это лишь акт, всего лишь процесс. А результат – изящное надгробие, что давит мне на грудь?! Нет, не хочу. Все не так. Я просто проспал остановку, мне теперь до конечной. Все равно. Все ровно. Спи… Пусть тебе приснится плюшевый медведь, большой и добрый, как горы, дремлющие, все же безметежно, во взрезанных реактивными самолетами облаках. Но рыком звериным разбудит к полудню, потому как я слышу запах крови.

 

  Или то рев двигателя, который ненасытно изничтожает топливо, отрыжкой своей посылая пламенный привет Грин Пису. Это Боинг идет на посадку. Ты спускаешься с небес на землю, что неизбежно, даже в самом сладком сне, ведь будильник продолжает свое вековечное бдение, охрипшими от морозного эфира стрелками гонит обратно твою осиротевшую с полуночи и до пробуждения душу - полотно сизого шелка, парус, обнимающий ветер, в запропавшее в густоте комнатной ночи и табачного кумара тело, распластанное, утонувшее в простынях, напряженно застывшее, будто прислушывающиеся к чему-то вдали. Вот и сейчас ты спускаешься по трапу с желтым чемоданом в руке, и вслед за тобой, еле поспевая за не потерявшей уверенности стремительной походкой великолепной Гермины, скачут горцующие постукиванния острых каблуков, которые нанизывают наивные львиные сердца, и разносят со звонким смехом бессмертных стекла влюбленных глаз.

 

  Я ухожу. Пусть не горячит тебя ни ром, ни мой поцелуй во сне, не агония в глазах, что взывают к тебе из зеркала. И память, ерзающая ночами у сердца – уймись! Я не вернусь. Поставь на своем плеере рандом. Есть еще люди на планете...

 

  Шекспир - ты не прав. Это не игра. И даже не по-детски безумно серьезные Классики. Рано утром, я видел, каток, сипя и надрываясь, заровнял все начертанные мною клетки, а голубой мелок, который я отыскал между бесконечных страниц умных книг, съел голодный серый кролик . Я больше не играю. Я делаю ставку. Кто же попадет в нарисованный Рай?!

 

  Мои слова теряются в изгибах ушей. Тут лишь кладбище окурков напоминает мне о существовании времени. Ущипните меня кто-нибудь! Или мертвые равнодушны к боли?! Я не знаю. Порой мне кажется, что я - это только свое собственное представление...

 

  Затянувшись сигаретой, я увидел болезненное пламя. Следуй за мной.

 

 

 

Все, что вы видете - это лишь иллюзия. Наслаждайся фильмом, чувак!