Что толку повторять: "О времена, о нравы"?
Куда ни плюнь - все в "сказку" попадешь,
Где только сказочники постоянно правы,
И повезет, если обратно путь найдешь.

Когда не нужен тем, кому ты доверяешь,
А тем, кому ты нужен, уж доверья нет,
То будь готов, если кого-то проверяешь,
Что станут так же проверять тебя в ответ.

А может прав, кто сам себе не доверяет,
И вечно мучает его один вопрос,
Как будто самого себя он проверяет,
Прав ли, устраивает сам себе допрос.

Прав может тот, кто может без сомнений
Все бросить, что так в жизни он ценил,
Не проливая слезы, опустившись на колени,
По тем, кого он раньше думал, что любил.

А, может прав, кто, как стоял на камне,
Стоять так будет из последних сил,
Не думая: "Начать сначала уж пора мне,
А может до сих пор я вовсе и не жил?"

Куда ни плюнь, ты попадешь в себя же,
А бросишь камень - бумерангом прилетит,
И треснет по лбу, не заметишь даже,
Что ты своим же недоверием убит.

(C)MAXSOUND2007

Свобода, для кого-то - сучка, притаится,
Как уличная девка за углом,
И, одного заставит лишь всю жизнь томиться,
Другому треснет по лбу топором.
Что ж делать тем, кто видит - ей не чужда святость?
Мы в разных все материях живем.
Нам остается поразмыслить, что за пакость,
Чего мы от нее на самом деле ждем...8-D
(C)MAXSOUND2007

 4комнаты

Еще одна потеря. «Был», как тяжко это слово!

Из тех, кто многих радостью всю жизнь дарил,

Пусть что-то нам казалось не совсем уж ново.

Но путь другой к вершине кто-нибудь открыл?

 

 

Все видели, как жадность шоу-бизнесменов,

Таланту редко так давала доступы в эфир,

Когда хотел ты познакомить с музыкой Уйгуров,

Чтоб знали все, что за талантливые люди населяют мир.

 

 

И только лишь сейчас, когда надежды даже попрощаться не осталось,

В далёком, незнакомом нам краю последний в этом мире твой приют,

И остается нам, внимая сокрушаться лишь, что виделись такую малость.

Талантливые люди в сердце всех, кто помнит, понимает их и слушает, живут.

 

В причинах, следствиях пусть разберутся профессионалы,

А наше дело верить, что теперь в саду прекрасном он поет,

Случилось все так рано, тридцать семь – ведь это очень мало,

Но песнями своими он, как прежде, радость нам дает.

 

 

Не омрачит, когда мы свету голоса его внимаем,

Ни журналистов хор нестройный или милицейский протокол.

Мы помним, любим, слушаем его, надеемся и знаем,

Что для талантов и на небесах, как на земле, накроют лучший стол.

 

 

За все, что ты успел и не успел в недолгой жизни в мире столь жестоком,

За то, что, несмотря на все самим собой остался в жизни ты, Мурат,

От всех не заболевших «звездною болезнью» на своём Олимпе одиноком,

От всех, кто так любил с тобой общаться, я сказать тебе «спасибо» был бы рад.

 

(R)2007 MAXSOUND

Заявление.
Я, такой-то..., такого-то..., какого-то..., оказавшись под утро в Южном Бутово с рваным патрубком, через который постепенно вытекал антифриз, получил помошь от милейших парней с девушкой, кои, вопреки моим протестам, будучи настолько выпимши, что желаючи оказать мне всяческое содействие в установке имеющегося у меня в наличии запасного патрубка, от подсвечивания мобильниками в поиках места прорыва и вплоть до применения грубой мужской силы для установки оного прорвали и запасной настолько, что я приехал домой израсходовав весь имевшийся в наличии антифриз, обращаюсь ко всем с нижайшей просьбой не помогать мне ремонтировать мой старый трактор, а прекрасных дам - пользоваться моей помощью в установке запаски взамен рваного колеса после жесткого наезда на бордюр, а не вызывать своих знакомых хачиков, кои все равно приезжают, когда я за них все уже сделал, чтобы доставить новенькую иномарку дам в сервис, когда в этом нет никакой нужды, а надо просто заехать в шиномонтаж и починить или заменить свою рваную покрышку!
Число, подпись.

Блин, я, конечно, всех вас афигенно поздравляю,
И вам желаю то, что сами вы желаете себе,
Беда, если хорошего вы не хотите,
Но я надеюсь, что не все в беде.

Но даже те, кто может и хотел бы жить со всеми в мире
Не оторвут прекрасных ягодиц от кресла своего,
Чтоб хоть яичницу поджарить дорогому другу
Хотя и безработные не так давно.

Друзья мои, отдельные вам поздравленья,
Я вас люблю, ценю и, бля буду, готов
Подать с утра вам чаю и варенья
За сим желаю, дорогие, сладких снов.

Эх, не везет мне в жизни на длинноволосых,
Любить длинноволосых, я считаю, - не порок,
Но, если они думают, что из-за них повесятся или возьмут суму и посох?
Тогда зачем они стригутся или выставляют за порог?

Мне в детстве за косички нравилось их дергать
И слушать визг, приятный уху даже и тогда,
Когда еще я не умел заставить их стонать и плакать,
Что слишком долго в жизни нету страсти и огня.

Когда-то стригли локоны прекрасные в знак горя,
А у кого их нет - и горевать-то ни к чему,
Им проще голову мыть иль купать их в море,
Не сдует их, когда стоят не морщась на ветру.

Проникшись глубочайшим сознанием собственной значимости, неповторимости, даже, говоря без излишней скромности, гениальности, о чем не раз указывали настойчивые поклонники безмерного таланта и трудолюбия и, нисколько не боясь разочаровать некоторых представителей вечно сомневающихся и, пытающихся изображать из себя беспристрастных ценителей высоко одухотворенного искусства и, терпеливо протирающих тряпочкой и сдувающих пыль, а также посыпающих нафталином, перед тем как сложить в сундук забвения, освобождая пространство для того, чтобы заняться поисками еще более древних и порой справедливо забытых Богом и людьми шедевров и их творцов, дабы открыть всему миру тайну их существования среди серой, заплесневелой и затхлой массы никчемных, но тем не менее востребованных ныне второсортных профанаций ремесленников, образованных на столько, чтобы иметь возможность поразить бизнесменов от меценатства богатством терминологии и изобретательности в описании глобальных проектов охмурения, доведенной до полноты безумия потоком изливающегося во все их органы чувств, если таковые еще способны что-либо воспринимать, со страниц, экранов и из динамиков, продукции тех самых меценатов от бизнеса, кои являются не чем иным, как бородавками, язвами и прыщами на теле членов, оставшихся верными своей стезе, но мутировавших и, благодаря присущей им мимикрии, с упоениением и восторгом взирающих на процессы, кои они, будучи не в силах предотвратить, способны увековечить в своих бессмертных творениях для потомков в назидание поколениям последователей истинной приверженности отвержения даже малейших попыток опорочить сию идею, пред непреклонно исповедающими еЯ.

Послушайте, любезнейший! Ведь Вас здесь не стояло.
Зачем расталкивать стоящих в очереди нагло так плечом,
Или тянуть по хамски на себя со всей своей-то дури одеяло?
Так от иных недолго получить по репе топором.

Отдать Вам должное, Вы научились без ошибки свой таран направить,
На тех, кто посмеявшись лишь в сторонку отойдет,
И будет ждать спокойно, чтоб с победой Вас поздравить,
Коль нет надежды, что проныра что-нибудь поймет.

Наивный! Думает, что очередь за колбасой или вареньем из малины.
И, хоть средь ожидающих никто не держит строгий пост,
Порядкового номера никто не знает , ибо сделан он из глины
И каждый ожидает превращенья в прах и очереди на погост.

Одних притягивает тьма, других же - свет.
А у кого желанья самоутвердиться нет?
У жалости есть и другое наименованье,
Когда жалеют делом, называют - состраданье.
Но можно посмотреть с другой на это стороны,
Зависит от того, насколько мы перед собой честны.
А если сам - ничтожество физичеки или морально,
Найди еще ничтожнее себя и упивайся инфернально.

На свете много способов добиться Своего,
Зависит от того, что от него нам надо,
Ведь можно самоутвердиться на костях его,
И, как ударом по лбу, ляпнуть свою "правду".

А если оказался крепок, выдержав удар,
Ходить вокруг и с тылу камешком бросаясь,
Смотреть, как понемногу гаснет тот пожар,
Порой со стороны раздуть его пытаясь.

И хорошо, если удары не проходят зря,
Мы иногда из них уроки извлекаем,
Ведь правда-то у каждого своя,
Лишь истина одна, но мы ее не знаем.

Чтоб рисовать лазурный берег
И солнца луч и краски дня,
Придется поседеть без денег,
В подвале темном грусть тая.

Чтоб несравненной, грациозной и прекрасной
Не только стих или поэмы посвящать,
Придется, чтоб любовь не оставалась безответной
Бумаги тонну, превратив в макулатуру, исписать.


Недолго будет интересно
С таким досуг свой проводить.
Чтоб девушка была всегда прелестна,
Не каждому под силу столько водки пить.(%

[Oct. 2nd, 2006|08:03 am]

Никому ничего не пишу, хоть сказать очень многое надо.
Ни за что все обиды прощу, хоть не ждет меня после награда.
Не имею особых заслуг, потому и не будет парада.
Снять одежду с нее не хочу, даже если б была она рада.
Мне б хватило на всю мою жизнь, чтобы пела надрывно гитара,
Но за это совсем не хочу, чтоб заставили ползать, как гада,
Петь за гроши галимый шансон достающим лопатник у бара,
Мне профессий других на всю жизнь хватит. Это не просто бравада.

Если, сбив с ног, армейским сапогом и со всей дури дали в рыло,
Все остальное в этой жизни нам покажется так мило,
Что и не надо тратить деньги на стационар иль рюмку коньяка,
И отдыхает пред методикой такой даже больница Маршака!

Ни в коей мере не желая показаться назойливыми, спешим выразить Вам наше нижайшее почтение, глубочайшее сожаление и, более того - отчаяние, столь долгим безмолвием на фоне призывного гласа иерихонских труб, уж многократно призывавших многострадальные народы к единению против превратностей изменчивой фортуны к грядущей славе и почитанию поколений благодарных потомков среди унижения и позора грязных последователей нечистых на руку представителей сект и кланов, опозоривших себя и весь род свой до седьмого колена отвержением ея.
С огромным сожалением вынуждены констатировать полное неприятие непротивления выказываемого стороной, взывающей к пониманию и согласию между народами, столь долгое время находившимися в изгнании и положившими живот свой к пущему преуспеянию в делах милосердия и преумножению и без того неисчерпаемого кладезя премудрости, равно как и к преодолению так свойственных переменчивой натуре естественных слабостей и пороков отнюдь не портящих, а даже придающих некоторый недвусмысленный романтизм деяниям, положившим начало грядущего объединения мыслей и идей на почве позднейшего осмысления, а также обобщения опыта предшествовавших сему историческому моменту катаклизмов, приведших прежде враждебно настроенные стороны к полнейшему и нерушимому пониманию и согласию на основе познания непреложных истин, кои не пребудут, но все более становятся признаны образованнейшими умами поколений, ищущих признания их неоспоримых заслуг перед потомками избранных апологетов сей идеи, исповедающих ея.
Из всего вышеизложенного нижайше просим не делать скоропалительных выводов о состоянии ума потерпевшего от несправедливых наветов неумолимых преследователей, устлавших путь изможденного житейскими невзгодами, но не потерявшего веру в скорейшее оправдание перед поколениями верных последователей постулатов, ставших понятными всем ищущим приятия их бесспорного превосходства над серой и опустошенной субстанцией безпочвенно именуемой элитарной прослойкой между аристократами духа и плебеями мысли.
Если же текст сего образчика эпистолярного жанра, к великому сожалению автора, окажется трудноусваиваемым в силу неукоснительного исполнения своих обязанностей перед обществом в течение долгого периода времени, предлагается не тратить драгоценных часов на бесполезное осмысление и попытки подобрать печатные знаки, могущие пролить свет взаимопонимания и единения идей, требующих неукоснительного соблюдения свода непреложных постулатов, чрезмерно обременяющих безполезно пытающихся следовать им.
С искреннейшим уважением заслуг перед исповедающими почтение перед печатным словом, в отличие от презирающих трудноосмысляемые иероглифы и предпочитающих естественный способ передачи идей и их последствий для запутавшихся в хитросплетениях своих премудростей, нижайше откланявшись, пребываем в бескрайнем восхищении.
Ваш Людвиг.

Кружилась голова и звезды перед взором улетали
Туда, где нет, да никогда и не было других миров,
И кровью украшая снег, иллюзии куда-то исчезали,
Что можно вовсе жить без страха и оков.

Собаки кровь на раненом лице залижут,
Что сострадания гораздо более людей полны,
Кружащуюся голову же мысли о предательстве покинут,
Когда проснется снова чувство собственной вины.

И неужели не понятно, что не ради пьяных объяснений,
И не за тем надел свой черный кожаный наряд,
Чтоб в пацифизме его не осталось никаких сомнений,
И, чтоб испачкаться в крови его бритоголовый был бы рад.

Кто ж виноват, если кого-нибудь расстроит, а кого-то позабавит
О стоимости нашей жизни и здоровья незатейливый рассказ?
Пытающимся руки на себя накладывать быть может настроение исправит,
Ведь то не лучший способ не позволить руки наложить другим на нас.

На то он и дневник, чтоб помнить, что, когда случилось, даты,
Чтоб пожалели? Так себя жалейте, я ж себе на память напишу,
Не верю я в случайность той или иной потери и утраты,
Периодичности есть объянение, и я его когда-нибудь найду.

У каждого есть в этой жизни свой предел,
Везет тому, кто во время дорогу поменяет
Иль кто-то вдруг подскажет новую тропу,
Чтоб повернуть, оставшись не у дел,
А это заблудившимся освободиться помогает,
Чтобы опять вести свою бесплодную борьбу.

А может вовсе нам предаться созерцанью
И перестать вопросом вечным голову ломать,
Не попытаться воплотить способностей своих,
А время провести, предавшись самолюбованью,
В восторге от себя все время растерять,
Кому ж нужны, не обращать внимания на них?

Счастливчик тот, кто на вопрос нашел ответ,
Не слишком ли мы заняты собою,
Иль как освободиться от забот своих не знаем?
Нам говорят: "Незаменимых в жизни нет."
Неправда. Есть одна, а может двое,
Но мы до времени того не понимаем.