Я собрала все необходимые вещи и переехала домой. Что-то, внутри меня, делало все возможное для того, чтобы мне захотелось позвонить  Степе. Когда желания дошли до предела, я набрала его номер. На другом конце провода Степа очень правдоподобно радовался и звал в гости. Я была молода и свободна, о Степе я ничего такого не знала. Я шла долго и под дождем, по мостам и в легком платье, на запах и вибрации. Степа встретил меня на блаконе с обедом и комплиментами. Ни обстановка, ни Степа меня нисколько не смущали, но что-то было не так. Мои врачи были далеко, я не могла просить у них совета. Именно эта мысль натолкнула меня на правильный ответ. Мои врачи. Их нет. Я дома. Как это было странно! Уловив сотрясение воздуха от моих ресниц, Степа все понял и признался мне. В моменты наших редких встреч и звонков он был под воздействием секретных препаратов, эффект от которых прекрасно сочетался с симптомами моей болезни. Вместе мы бежали по одеялу из эйфории, падали  вглубокие ямы оргазмического забвения. Я сидела у Степы на балконе, обедала и слушала комплименты. Все это было странно, и мы смеялись. На мне было легкое платье. Степа любит на мне легкие платья. Степа любит меня в легких платьях. И попросил его не снимать.

Был солнечный летний день. Я лежала на кровати и слушала нейтральную музыку, когда в палату заглянули мои врачи и сказали мне одну приятную вещь. Я отбросила плеер в сторону и с идиотской озабоченной улыбкой стала собирать свои вещи. Я еду в отпуск! Ура! Я еду в отпуск! Я выеду наконец-то за территорию больницы. В лес! И буду жить там неделю в деревянном домике! Мои врачи глядели на меня с любовью и беспокойством. Давно они не видели меня такой, хотя в последнее время я стремительно шла на поправку. Все благодаря Патрику и теплым ливневым дождям. На выходе из больницы я крикнула всем "ПОКААА" и побежала на вокзал, где меня уже ждал поезд, который помчал меня в лес, в деревянный домик!

Там меня встретил Костя. Мы с ним давно знакомы, но наша последняя встреча была крайне неприятной, поэтому наше общение последние годы и общением нельзя было назвать. Но это было так давно, что я уже все забыла. И Костя, кажется, тоже... Костя был и веселым и мерзким одновременно. Это первый человек, которого я знаю именно с таким сочетанием характеристик. Веселый и мерзкий. Бывало с ним очень весело, смешно. И такие люди для меня всегда были притягательны. Но во взгляде Кости я видела детский страх в сочетании со слюной маньяка, которая вытекает из его похотливого рта. Мне было не по себе от такого взгляда. И с Костей я постоянно была готовой к тому, чтобы ударить его по лицу обеими руками и убежать в случае чего. И вот я  с одной стороны рада видеть Костю, а с другой  - мне страшно и мерзко рядом с ним. Особенно страшно, когда он протягивал ко мне свои ручонки, пытаясь наладить контакт со мной.

На природе я чувствовала себя прекрасно. Никакие осложнения после болезни не проявлялись, чего боялись мои врачи. Я выглядела свежей и счастливой. Хотя иногда я по привычке по-долгу сидела на своей кровати в деревянном домике и о чем-нибудь думала. Или же вообще спала. да, я много спала: сказывался больничный режим.

И в один прекрасный день, хоть он был и моим последним днем в отпуске, господин Случай подошел ко мне и сказал: "Смотри, это Макс, познакомься". Макс подошел и тут же придумал мне новое имя и отныне стал называть меня только так. Что-то произошло между нам так молча и незаметно, что мне трудно объяснить, как вдруг мы очутились вместе и совсем одни.  Макс был очень нежным и внимательным. Кончики его пальцев проникали ко мне в голову, раскручивая ее изнутри. Мне хотелось прижаться к Максу еще сильнее, чтобы войти в него и вымокнуть в его внутренностях. Во мне было столько нежности, что мне казалось, что Макс мой родной сын, которого я могу любить не только как родственника. И это казалось настолько взаимным, что по приезду домой я обнаружила синяки на своем сердце, которое все еще продолжало бешено колотиться. Я вся была пропитана Максом насквозь. Я даже не помню, вернее не знаю, какой он, этот Макс, потому что мои глаза все время были закрыты от наслаждения рядом с ним. 

Мои врачи недоумевали, что же со мной произошло. Они списывали это на побочные эффекты после одного из лекарств, которое я принимала: яркие вспышки беспричинной радости. Но позже они поняли, что это что-то другое. А я продолжала улыбаться и думать, что наконец-то я могу выписаться из больницы и пойти домой, где начну все заново.

Бывали дни, когда ко мне никто не заходил. Я лежала одна в своей палате и рассматривала трещинки на потолке, думая о том, что лучше бы он обвалился и избавил меня от этих мучений. Я не понимала, кто я и для чего. Хотя будучи здоровой, я тоже часто задавала себе эти вопросы. Эти вопросы. Это они подрывают мой иммунитет, делают меня более уязвимой.  я часто смотрела в окно и видела сотни людей, разных людей. Некоторые из них просто проходили мимо, они не знали, что находится в этом здании, они просто проходили мимо, мне нравилось за ними наблюдать, некоторые знали о моем диагнозе, но нарочно отводили взгляд, не хотели со мной видеться. А еще среди тех людей были такие, кто садился напротив моих окон и смотрел, как я там, но ни разу не порывался зайти ко мне, поговорить со мной, даже если очень хотел. Мне становилось грустно, я отворачивалась и засыпала. даже мои врачи порой целыми днями сидели в своем кабинете, не обращая на меня никакого внимания. Изредка лишь заглядывали, проверить пульс и давление

Однажды в моей палате раздался телефонный звонок. Это был Степа. Захлебываясь слюной, он сообщил, что скоро приедет, мол, жди. Через некоторое время позвонил снова и сказал, что уже выезжает, что совсем скоро мы увидимся, и он даже приготовил для меня небольшой подарок. Я бы не сказала, что мы со Степой очень близки, но между нами явно существует какая-то особая связь. По крайней мере, меня к нему всегда тянуло, и бывало даже такое, что я по нему очень скучала, когда он мне подолгу не звонил. Степа обладал очень сильной сексуальной энергетикой, самой сильной сексуальной энергетикой, какую я чувствоала за последние годы. Иногда я даже думала, что он пользуется духами с феромонами, и эта мысль меня так веселила, что я верила во всю естественность сексуальности Степы еще больше. И вот Степа приезжает, что меня очень радует, но смущает моих врачей.Конечно же, они не могут запретить мне видеться с тем или иным человеком, тем более учитывая мое состояние, но предостерегают, как бы не обострились мои прошлые болезни, от которых я и так не до конца вылечилась. Степа подарил мне красивоговорящее зеркало. Вообще-то у меня уже есть такое, и купила я его по совету самого Степы, но я вежливо промолчала. Мои врачи подозрительно косились на все это дело, хоть я им и пообщела, что не буду творить глупостей. Кое-как они выпустили меня из стен больницы, и мы со Степой остались одни. Сначала общение было слегка напряженным, но в течение нашего совместного пребывания вместе мы пьянели все больше ибольше. В итоге в меня шарахнула молния, и я лишилась рассудка, практически ничего и не вспомню даже... На следующий день я сама позвонила Степе, но никто не брал трубку. Я очень плохо себя чувствовала, а мои врачи только качали головой и приговаривали: "А мы тебя предупреждали". 

Следующим был Патрик.  Моя мама говорила моим врачам, что мы поженимся, они переглядывались и кивали головой. Патрик был из далекой страны за океаном. К тому же Патрик был чокнутым, самым безнадежно чокнутым, которого я когда-либо знала. Он мог думать о восьми разных ситуациях одновременно, соединяя их, переставляя местами, отрезая концовки. Один ногтевой корень решил прогуляться со своей ослихой в сиреневом платье в бананчик, забрался заячий полк на дерево, а там и обрезные фонарики вскрикнули. Я очень любила истории Патрика. Несколько раз я приходила в сознание и могла с ним говорить. Это были счастливые минуты, которые даже складывались в часы. Мои врачи не могли нарадоваться за меня и нашу будущую семью. Кажется лишь я и, наверное, сам Патрик понимали всю невозможность этого мероприятия. Он предлагал моим врачам перевести меня за пределы страны и продолжить лечение там, где солнечные кнопочки взмывают вверх, побуждая карандаши к умилению. Но мои врачи не были уверены в надежности заграничной больницы.Патрик был еще и эгоистом. Он любил покинуть мою палату и смотреть через стекло, как я медленно умираю без его присутствия. Но в целом, Патрик был заботливым. Иногда он сам мерил мне давление и температуру, ставил мне уколы. Зато в периоды обострения требовал за это плату. Он хотел, чтобы я любила его еще больше. Я не могла любить его больше, также как не могла любить его меньше. Мои врачи предупреждали Патрика, что мне сейчас противопоказаны перенапряжения, в любви в том числе. Но Патрика было не переубедить, он психовал, хватал меня за волосы, бил об тумбочку, выдирал мне ноги из суставов, а потом сводил все к шутке и нервно хихикал. Мои врачи начинали волноваться, хотя с появлением Патрика мое состояние заметно улучшилось. Я стала чаще приходить в себя, я могла говорить и даже смеяться. Но Патрику пора было возвращаться за океан. На прощание он чуть было не утопил меня в тазе с водой, в котором мои врачи мыли мне ноги. Но когда я снова приду в себя, я буду скучать по нашим разговорам.

конец второй чати

Предисловие: это почти как too drunk to fuck, только немножко по-другому.

Веня. Веня приходил ко мне каждый день. Он хотел бы приходить и чаще, но устройство времени и мои врачи не позволяли ему этого делать. К тому же Веня был извращенцем, самым  страшным извращенцем, которого я когда-либо знала! По-началу, меня это заводило. Когда он смотрел на меня, в его голове рождались самые отвратительные картинки...что-то вроде маленького пушистого котенка, который примурлыкивает, поедая почти разложившийся труп антилопы, при этом сзади его трахает сумасшедший уродливый карлик, и все счастливы! От таких фантазий даже у меня дергались пальцы.  Иногда Веня все-таки срывался: наваливался на меня всем своим весом, внутренними органами щупая мои слегка от'етые бока, его слюни по вискам стекали мне прямо в уши. Но моим врачам часто вовремя удавалось ворваться в палату и прекратить это безобразие. Веня в буквальном смысле топил меня в своем уродстве. Хотя внешне он был достаточно хорош собой: высокий, темноволосый, темноглазый, выразительные черты лица, большие руки. Единственное, что его выдавало, это кожаные хлопья на лице, словно чешуя, и тикающая бомба внутри. Два месяца Веня приходил к мне каждый день. Дарил цветы, колбасу приносил, говорил, что любит меня. Действительно, Веня любил меня всем телом! Сердца у него не было, потому что родился он будуче уже извращенцем. И мозга у Вени тоже не было. Хотя на счет этого, как мне потом об'яснили мои врачи, я ошиблась, мозг у него просто еще не вырос. Душа же его вечно шлялась где попало, никак не могла найти себе место, поэтому Веня любил меня всем телом! Со временем мои врачи заметили, что визиты Вени стали пагубно отражаться на моем здоровье, его извращенные фантазии стали замедлять мое сердцебиение, делая его едва уловимым. Тогда мои врачи решили сказать Вене, что меня уже не спасти, мне уже ничем нельзя помочь, и лучше ему не тратить на меня время. Под гипнозом Веня вышел из моей палаты, куда его не пускали  после. Для этого на какое-то время даже понадобилась дополнительная охрана. Веня был  настойчив, даже назойлив. Он плакал под дверью, умолял дать ему возможность повидаться со мной, он кричал, срывался, грубил, говорил, что я была слишком хладнокровна и неблагодарна... Глупый, он так и не понял, что все это время я была в отключке.

конец первой части