Предчувствия всегда обманывают, но из-за них боевые приказы начинают звучать как приговоры.

Знать -- это отнюдь не означает разбирать на части или объяснять. Знать -- это принимать то, что видишь. Но для того чтобы видеть, надо прежде всего участвовать. А это суровая школа...

Жить -- значит медленно рождаться. Это было бы чересчур легко -- брать уже готовые души!

Армия теряет боеспособность, когда она превращается в скопище солдат.

Нужно, чтобы то, ради чего умираешь стоило самой смерти.

Завтра мы тоже ничего не скажем. Завтра для свидетелей мы будем побеждёнными. А побеждённые должны молчать. Как зёрна.

Одна за другой гаснут в небе звёзды, но что до этого прохожим?

Как отдаляет нас друг от друга наш внутренний мир! Между мною и этой девушкой стоят её мечты -- как одолеть такую преграду? Что я тогу знать о девушке, которая неспешно возвращается домой, опустив глаза и улыбаясь про себя, поглощённая милыми выдумками и небылицами? Из невысказанных мыслей возлюбленного, их его слов и его молчания она умудрилась создать собственное королевство, и отныне для неё все другие люди -- просто варвары. Я знаю, она замкнулась в своей тайне, в своих привычках, в певучих отголосках воспоминаний, она далека от меня, точно мы живём на разных планетах. Лишь вчера рождённая вулканами, зелёными лужайками или солёной морской волной, она уже почти божество.

Старый чиновник, сосед мой по автобусу, никто никогда не помог тебе спастись бегством, и не твоя в том вина. Ты построил свой тихий мирок, замуровал наглухо все выходы к свету, как делают термиты. Ты свернулся клубком, укрылся в своём обывательском благополучии, в косных привычках, в затхлом провинциальном укладе, ты воздвиг этот убогий оплот и спрятался от ветра, от морского прибоя и звёзд. Ты не желаешь утруждать себя великими задачами, тебе и так немалого труда стоило забыть, что ты -- человек. Нет, ты не житель планеты, несущейся в пространстве, ты не задаёшься вопросами, на которые нет ответа: ты просто-напросто обыватель города Тулузы. Никто вовремя не схватил тебя и не удержал, а теперь уже слишком поздно. Глина, из которой ты слеплен, высохла и затвердела, и уже ничто на свете не сумеет пробудить в тебе уснувшего музыканта, или поэта, или астронома, который, быть может, жил в тебе когда-то.

Игрушечный мир аккуратно собран и сложен в коробку. Дороги, каналы, дома-- всё, чем играет человек. Мир тщательно размеченный и разлинованный: каждому полю -- своя изгородь, каждому парку -- своя стена. Каждой каркассонской лавочнице -- жизненный путь её прабабки. Каждому -- маленькое, от сих до сих счастье. Игрушечная жизнь, аккуратно помещённая под стекло.

Дружба, нежность, любовь так редки, что и теряешь их очень редко.

Пусть оно даже нелепо или несправедливо -- зато образует цельный язык.

И правда, порой простые слова полны могущества, и так нетрудно, кажется, питать огонёк любви...
Вот только жизнь -- это совсем другое.

Вещи всегда были долговечнее меня. Они встречали меня при рождении, шли со мной по жизни, и я была уверена, что они встанут надо мной в смертный час. А теперешние мне предстоит пережить.

Но страшнее всего -- безразличие. Лучше бы в ней проснулась жадность к земным благам и радостям. Лучше бы она волновалась из-за вещей, страдала, плакала из-за них, как голодный ребёнок. Тогда при всей своей нищете, он многое мог бы ей дать. Но он стоял на коленях, неимущий, перед ребёнком, который ничего не хочет.

Предавая себя в чужие руки -- не страдаешь. Даже предавая себя в руки тоски.

- У каждого человека свои звезды. Одним - тем, кто странствует, -они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки. Для ученых они - как задача, которую надо решить. Для моего дельца они - золото. Но для всех этих людей звезды - немые. А у тебя будут совсем особенные звезды...
- Как так?
- Ты посмотришь ночью на небо, а ведь там будет такая звезда, где я живу, где я смеюсь, - и ты услышишь, что все звезды смеются. У тебя будут звезды, которые умеют смеяться!