...лестница в глубине её вела из тёмного холода вверх, к свету и светлому уюту...

...какое-то дерзкое умение жить...

...вообще в этот день жизнь снова была безнадёжно безвкусна, сам день чем-то походил на понедельник, хотя была суббота, от него пахло понедельником, который втрое длиннее и втрое скучнее других дней...

...снова и снова падать с небес в обыденность...

...чувство полуразочарования-полуоблегчения...

...я всегда был небрежен, торопился и ничего по-настоящему не доводил до конца...

...пролети сейчас над лугом и сядь у моих ног редчайшая бабочка, это ничего не значило бы, не обрадовало бы, не взволновало, не утешило...

...везде остатки других дней...

...перед нами, детьми, они все в чём-то неискренни и лживы...

...судьба не забывала меня, она гналась за мной...

...все мои порывы вылились в ту спасительную, желанную, освобождающую ярость, в жестокую радость оттого, что у меня нашёлся враг, который на сей раз был не во мне самом...

...не было в их вкусе полноты, не было блеска, с этим приходилось мириться...

...при чтении строфа была чем-то целым, имела смысл, состояла из фраз. А при пении она состояла из одних слов, фраз не получалось. Смысла не было, но зато слова, отдельные, растянутые напевом слова обретали какую-то странно могучую, независимую жизнь, часто даже отдельные слоги, сами по себе совершенно бессмысленные, обретали при пении какую-то самостоятельность и законченность...

...но и дети, как ни превосходят они взрослых умом, одиноки и беспомощны перед судьбой...

...как ужасно могут не понимать, мучить, терзать друг друга два родных, полных взаимной доброжелательности человека...

...это было нелепо, это было безумно, хоть смейся, хоть плачь...

...я лёг в постель в полной уверенности, что он меня целиком и полностью простил - полнее, чем я его...