--А любовь…все живет…-- задумчиво напевала она, даже не осознавая, что издает звуки. За окном бесилась погода. Ее не было видно, потому что январь, -- только слышно. Одуревшие измученные бесцельным полетом, съеженные снежинки с мягким стуком врезались в стекло и беспомощно сыпались вниз, друг на дружку, уже скопив приличный сугробик на ее карнизе. «А любовь…»--ухватилась за щеколду на раме окна, -- «…все живет…» -- хорошенечко дернула ее на себя, -- «…в моем сердЦЕ!» -- с последним слогом оторвала обледенелую створку от собственно рамы.
Волна снежинок с новой тупой безысходностью ломанулась внутрь и влепилась в шторы, взметнув их и угаснув.
«Дай-ка я покурю…»-- хулиганисто прищурилась она и опустилась локтями в сугробик колючего снега, наметенного на жестяном карнизе, жалобно хрипнувшем, начиная размораживаться.
«Даже если все, что ты ни делаешь, получается с твоей точки зрения как-то не так, но ты все равно продолжаешь жить и получаешь от этого удовольствие, -- значит, ты извращенец.»
Но на самом же деле это не так! Уметь просто жить так же важно, как уметь развести в лесу костер, справиться с микроволновкой и рассчитаться по кредитке!
В кармашке приглушенно, давясь вельветовыми бороздками, сыто заурчал мобильник.
«Алло!!!... Кстати, да! Ты обещалось быть!»