Людей устойчиво ассоциирующих себя с определенной территорией и связывающее свое будущее с ней.

Именно территория, земля, пространство, национализм и самоидентификация в нем первичны для человека, осознающего себя членом какой-то нации.

Национализм сложно с чем-то ассоциировать хотя это уходит корнями в глубинные слои психики; она во многом определяет стереотипы мышления, естественные для данной нации.

Все остальные факторы как культура, язык, образ жизни, политика и т.п. Даже национальность вторичны и без привязки к земле не способны удержать вместе нацию, как активного субъекта истории.

Исключения в этом правиле – такие как цыгане, не имеющие своей земли не являются нациями. Это только национальности, гонимые по Земле ветрами истории и национализм им не присуще.

Осуществляя совместную деятельность и сотрудничая ради общего будущего, люди на своей родине вырабатывают естественные для себя правила сотрудничества. А тот, кто соблюдает их «свой» и не важно даже какой ты национальности.

Критерием гармоничности является то, что пришельцы воспринимают порядки и протоколы сотрудничества аборигенов, воспринимают их этику и отдают ей предпочтение там, где она входит в противоречие с их традициями.

Это требует многолетней и аккуратной до мелочей притирки, и она возможна лишь в длительно-стабильных обществах.

И это возможно защитит русский национализм.

Общим выигрышем является богатство и расцвет этнических и культурных феноменов, способность нации выполнять масштабные проекты и совместно выживать в сложных условиях.

Те пришельцы, которые не потеряли ассоциацию с землей, откуда они ушли, и те, кто не имел ее вовсе, не могут быстро привязаться к новой. Эта новая земля им чужда; они пытаются превратить ее в подобие своей и вступают с ней в скрытую войну.

И это разжигает национализм.

Когда в теле нации образуются много таких инородных тел, то она становится подобна больному. Лечить такого больного можно либо оперативно, что означает национализм, насилие, войну и боль без всякой анестезии, да еще и с непредсказуемыми осложнениями, либо более гуманными терапевтическими методами, требующими времени, терпения и точности.

И тот, и другой варианты ничего не гарантируют «больной» нации ничего. Война соблазнительна тем, что националисты могут решить проблему с какой-то группой пришельцев раз и навсегда. Война на практике, правда, дело труднопредсказуемое, но главный ее недостаток в том, что она ничего позитивного не приносит как национализм.

Кстати национализм и фашизм совершенно разные понятия.

Зато нация, у которой хватает сил довести себя до выздоровления по второму варианту то есть медленно растворить в себе инородности, приобретает бесценный исторический опыт, и приобретает стойкий иммунитет от рецидивов. При этом правда, ее национализм и национальный облик меняется, но в мире меняется все.

Национализм достаточно распространен в государствах Европы, которые нам выставляют в качестве идеала, менее защищены от пришельцев, чем Россия, имеющая куда более богатый опыт межэтнического сотрудничества.

Пришельцы вовсе не чужды побряцать оружием, но и история Европы богата примерами быстрого и кровавого решения национальных вопросов, и эти примеры там все еще воспринимаются как должное и присущее европейской цивилизации как национализм. Принципиальная ошибка некоторых членов нашего общества в том, что они пытаются сопостовить национализм и анархизм. Хотя национализм имеет лишь косвенные признаки анархии. Можно даже утверждать, что в некотором роде анархисты исчезли, а нацисты стали продолжателями их идей.

У наций бывают кризисы

Национальные кризисы следует преодолевать с умом вероятно тогда и «повезет». Преодоление кризиса зависит от количества активно работающего в этом направлении населения, то есть достаточно много людей должны проникнуться некой общей идеей иначе национализм настигнет нас.

Когда нам говорят, что Швеция не имеет «национальной идеи», а шведы неплохо живут, это ничего не значит. Ибо

Швеция не в кризисе, ее настоящее стабильно, а её будущее предсказуемо. Зачем им национализмом страдать?

Кризис – это когда национализм проявился и нация в массовом порядке теряет свое видение будущего, а потеря будущего возбуждает неосознаваемый страх смерти. В такие моменты инородные, не интегрированные включения пришельцев на территории нации выявляют свою конфликтогенность. Пришельцев обычно национализм не касается; видя трудности аборигенов их растерянность и слабость, они полагают для себя возможным взять то, что те не контролируют, а это всегда территория, и ее берут методами скрытой или явной агрессии. Таким образом порождая национализм.

Аборигены, не имея исторического опыта или решимости его использовать, отвечают простецким национализмом, консервируясь подобно пришельцам и воздвигая дополнительные очаги национализма даже там, где это не нужно.

Национализм это защита идеалов прошлого.

Границы националистической парадигмы определяются инстинктивными реакциями на страх: замиранием, бегством или агрессией. Предел национализма это реставрация и консервация чего-то давно прошедшего и принесение в жертву будущего. То есть это нечто не сильно отличающееся от смерти нации, но это уже смерть от самообмана.

При этом предполагается, что сначала мы воспитаем «хороший» народ, а потом с этим народом будем все вместе лихо решать масштабные задачи. Но где взять людей, способных слаженно и честно трудиться в направлении вывода современной России из современного кризиса, если их нет? Потому и кризис, что их нет. Этому нигде не учат, учебников о национализме Вы не найдете, академики молчат. Националистов это волнует в последнюю очередь, они уже увлечены борьбой, им некогда...

Из этого тупика можно выбраться только на волне интереса самих людей – лучше конечно, материального, но в основе своей духовного, оперирующего понятиями достоинства, счастья, совершенства. Если людям будет интересна модель будущего, и если они увидят в нем себя, если они будут знать, что конкретно они могут для него сделать, то они будут иногда что-то делать бесплатно.

Национальный проект это нечто, притягивающее нацию из будущего; это требование искать возможности, созидать и позитивно мыслить. Будучи более масштабной задачей, он содержит национальную самоидентификацию как подзадачу. Тем самым национализм не отрицается, но становится второстепенной задачей, очищается от болезненных «оборонных» включений. Возможно тогда воспрянет русская нация.

Национализм империи. Россия настоящая империя

В этом уникальная особенность России, исключающая лобовое применение к ней иностранного опыта и всяких «общечеловеческих» принципов.

Империй в мире осталось мало, и вряд ли кто может посоветовать, как имперской стране отвечать на Вызовы истории.

Легионы пропагандистов рисуют историю многонациональной России самыми мрачными красками, выставляя за образец совершенно иную историю Европы, на самом деле, просто давным-давно выстроенную на костях народов-неудачников.

Это они сознают негативный образ империй вообще, выпячивая их недостатки и затушевывая их достижения.

Это создает искусственный вакуум и он затягивается национализм в самой простецкой форме «Бей!...» и вот ему-то враги имперской России не спешат вставлять палки в колеса, мотивируя тем, что «это страшно», если национализм русский, и что «это их общечеловеческое право» во всех остальных случаях.

Национализм это то, что рушит империи изнутри, вбивая клинья между сотрудничающими нациями, проводит границы по живому телу страны. «Россия для русских» это подмена понятий, ведущая в исторический тупик.

Россия должна принадлежать всем, кто работает для нее, а русский бездельник или же «западник» пусть будет в ней инородцем.

Национализму всегда помогают те, кто хочет разрушать и те, кто только это и умеет.

Так, Югославия искусственно собранная из нескольких территорий, не смогла за отведенный историей срок их слить воедино и тем самым преодолеть национальные барьеры (кстати, в рамках одной национальности!) – именно из-за преувеличенного политкорректного почтения к национализму, который в итоге оказался только кровавой бессмысленной фигней.

И благостная Европа сделала все, чтобы рассечь страну по границам этих территорий. А то и просто по живому.

При этом сербский национализм был объявлен злой-презлой бякой-закалякой, а все несербские национализмы – святым правом якобы невинно угнетаемых народов. Как и сейчас у нас, только там эту двойную мораль удалось навязать, а здесь нет. Почему? Потому что Югославия была многонациональна, но она не была империй, а сербы не были имперской нацией, считали себя «европейцами».

Имперская же нация не может быть частью чего-то, она сама должна уметь ненасильственно присоединять территории, интегрировать их в себя и объединять вокруг себя другие нации, иначе она становится просто одной из моно-наций и быстро теряет имперскую территорию, а как показывает пример Европы, национальные государства защищены еще слабее, чем многонациональные.

Национализм исключителен в России тем, что нации, ее составляющие, имеют свои титульные территории. Это значит, что человек может самоидентифицировать себя как гражданина, и тем самым включиться в решение ее проблем, и гражданином своей национальной республики, и заниматься украшением своей малой Родины.

Эти две самоидентификации не противоречат друг другу и это есть наивысшее достижение национальной политики царской России и СССР. Пока этот, находящийся на неосознанном уровне эффект, еще работает, национализм слаб.

Но быть непобедимым мало – нужно еще и добиваться успехов, иначе описанный эффект может быть быстро утрачен вместе как национализм.