ИСТОРИЯ ОДНОГО ЭЛЬФА…
Когда же это было… Лет пятнадцать-двадцать назад. Точно не помню. Да и какая разница для меня, эльфа. Да, я—эльф, самое красивое, умное и великолепное существо на свете. Кстати, могу добавить, что я слишком красивый даже для эльфа. Да. Так вот. Это было около двадцати лет назад, в… О! Это было место! Самое сумасшедшее место во всем мире. Это было на планете Земля. Я так понял, что это было каким-то отражением нашей Арды. Ну, в общем, меня туда занесло случайно. Я опущу некоторые подробности. И приступлю к рассказу своей истории.
Был вечер. Около двенадцати, хотя нет, электронные часы показывали 23.27. Я сидел на кухне—это такое помещение на Земле, где принимают пищу. Мда, у нас кухня—это то, где готовят пищу. Ну, короче. Сидел я на деревянной табуреточке, еще “совковской” (это ее так обозвала та девчонка, которая, так сказать, дала мне приют в своем скромном замке (очень скромном—один этаж, три комнаты, коридор, кладовка, баня (тоже маленькая), туалет)). Сидел я за деревянным, белым, поцарапанным ножом столом, с треснутыми ножками. На столе стояли две чашки с чаем, для меня и моего сородича, даже родственника, еще на столе лежало что-то прозрачное и шелестящее с печеньем внутри. Еще на столе стояла сахарница, с надбитой крышкой и треснутой ручкой. Меня, конечно, немного возмущало то, что я, эльф королевских кровей, должен сидеть в таком бедламе. Среди такого убожеского интерьера, да еще и из не настоящего дерева.
Но высказывать свое неудовольствие особе женского пола (пусть она—человек), да еще такой симпатичной и… э-э-э, короче, я не стал обращать ее внимание на мое неудобство. Я ведь эльф королевских кровей. Я даже ничего не сказал в ответ на ее наглое предложение: чувствуй себя как дома. Ишь, сравнила? Мой дом и свою халабуду. Но этого я ей не сказал, потому, что я эльф королевских кровей. Итак, девушка вышла из кухни. Ну и имечко у нее! Язык сломаешь, пока скажешь. Какие-то четыре буквы. Фе! И это все?! И угораздило же иметь родителей, которые так ее нарекли. Нет, назвать: Эарвенна, или там Галадриэль, или Форнигиль. Так нет же, нате вам—четыре несчастных буквы. А окончание-то какое, кошмар: “ня”. Да-да последние две буквы ее имени—“н” и “я”! Ну не бред, а?
Ну, в общем, она свалила, а я остался со своим любимым родственничком наедине. Настала пора выяснять отношения.
Он сидел, втупившись в чашку, и мешал ложечкой чай. Я в недоумении уставился на него—как он может! Он—эльф королевской крови. Но хотя ему можно простить, он еще малой и тупой. И не понимает своей истинной цели в жизни! А я вот понимаю. Ага, вот он уже и ложечку отложил. О! А теперь он и вспомнил, что, оказывается, у него кровь королевская, и надо проявить уважение к старшему, сидящему с ним (пусть за таким убогим) столом. Да, посмотрел на меня. Ах, какой взгляд! Сама невинность! Я внимательно посмотрел ему в глаза и серьезным тоном сказал:
—Ты хоть понимаешь, что я намного тебя старше?
Ой-ой! Вы посмотрите, а? Оно сейчас заплачет. Нет, оно уже плачет. Хотя, нет. Мне показалось. Ведь мог же, паразит, пустить сентиментальную слезу, для уважения. Королевской же крови в конце концов. Ну, молчит. Пусть молчит. Интересно, долго ли он так промолчит? Конечно же, нет. Я перевел взгляд на холодильник (это такой шкаф, где на Земле хранят продукты). Такой большой, белый… раньше был белым, теперь он серый, от грязи. На холодильнике деревянная, заклеенная синей полоской хлебница, и какой-то черный небольшой предмет, который называется ма… гма…нито… магно… какой-то фон. Да. Не очень здесь чисто, на кухне. Нет, конечно, пол был подметен, но мои красивый зоркие глаза сразу заприметили мусор по углам, и у ножек стола, и пыль возле мебели. Я бы сказал Мане (какое ужасное имя!), что здесь грязно, как в тюрьмах Сарумана, но не сказал, во-первых, потому, что она все равно не заметит своими глазами такой схожести, а во-вторых, я там никогда не был, и в- третьих, я же эльф королевских кро…
О-па! О-па! Сейчас он что-то скажет. О! о! о! Уже рот открыл, сейчас будет что-то.
—Ты старше меня, Халдир, на каких-то двести лет! А что касается твоей королевской крови…
Меня это возмутило. Нет, вы слышали, а? На двести лет! Сейчас я ему устрою та-акие “на двести лет”:
—На двести лет?! Вы слышали, а?—я даже для усиления собственного возмущения повернулся лицом к стенке,—Нет, вы слышали, это?! Двести лет! Ха!—А вот теперь я даже вскочил на ноги (упс, табуреточка загремела)),—так вот, Леголас, мне четыре тысячи восемьсот семьдесят два года с половиной!!! Понял?!
—Ч-что?!
Вау! Вот это лицо! Ну, все. Теперь и он возмутился. О! Встал. И как аккуратно. Сиденье отодвинул. Легко оперся о стол. Какие движения! Ну, хоть прямо на выставку голубых эльфов (у нас на Арде у эльфов такого нет, а вот среди орков и людей есть). Я же продолжал стоять.
Так, 23.32. Запомним. Без пяти двенадцать он закончит возмущаться. Ох уж эти лихолесские эльфы! Их хлебом не корми, дай повозмущаться. Совсем распоясались, особенно эльфы королевских кровей. М-да, у нас, в Лориене, совсем не так. Совсем. Ах да, что он там кричит? Ух, ты, на квенийском. Ну правильно, там ругательств больше. Хотя, если на то пошло, я б ему посоветовал мордорский язык—самый богатый ругательствами язык во всей Вселенной…Упс, я ошибся…вообще-то, местный—это да…тут та-акие ругательства… Надо будет кое-что запомнить…
Да, кстати, я вот вспомнил Лориен. Вспомнил Галадриэль, Селеберна (моего “дорогого” владыку). Теперь я вспомнил маму, Орофина с Рамилом, Эллениэль…
Вспомнил… Вспомнил… Селервен… Не могу не думать о ней. Такой, как она, больше нет. Такая хорошая, добрая, милая, красивая, и… сестра этого психа, который вот сейчас орет на меня… Тю! Чего он так рано закончил, и минуты не прошло? Что, забыл квенийский?
—В чем дело, Леголас?—спросил я на синдарине. Это ему намек, если он забыл Квенья.
—Что?
“Что”! Странно, почему “что”? Почему не “че”, или “чево”, или “чаво”. А, понимаю, в гостях. Ну да, ну да. Хорошее поведение, хорошее воспитание. Куда ж это все девается, когда он приезжает в Лориен?
—Что “что”?
—Что “что “что””?
—Что?!! Что ты плетешь?! И вообще, чего ты остановился?! Слов не хватило, или язык забыл? Так есть еще оркское наречье, гоблинские диалекты, трольские… слова. А еще есть мордорский язык.
—Что?
Видимо, у него с головкой что-то не то. Что ж, придется вдалбливать по кусочкам.
—Чего разчтокался?
—Я?
—Нет, холодильник сзади тебя!
—А, ты у него спрашиваешь, понятно. Тогда я оставлю вас наедине,—он уже хотел было обойти стол и пройти к выходу, как во мне что-то взорвалось и я… нет, я не залепил ему по носу, я просто загородил собой проход и встал на носочки (чтобы выше казаться) и сказал, очень серьезно:
—Не смешно, Леголас.
—Я знаю. Мне тоже.
—Тогда продолжим разговор.
—Нет.
Ишь ты. Струсил. Испугался. Меня-то! Я опустился на полную стопу. Но от двери не отошел.
—Нет, мы продолжим разговор.
—Нет, не продолжим,—он тоже не сдвинулся с места. Думает, что перестоит меня. Ха! Меня! Халдира! Он, видимо, не знает, что мне приходилось днями и ночами стоять у спальни Селеберна. Ну что ж, постоим.
Стояли мы недолго. Минуту. Он отступил.
—Хорошо, Халдир. Но с тобой разговаривать—это слушать и соглашаться с ложью.
—Это почему?
—Потому, что ты врешь. Тебе не может быть пять тысяч лет.
Ага, сам себе врет, а на меня гонит! Придумал—5000 лет. Я же ему ясно по слогам сказал: 4872,5 лет. Вот оно—Лихолесье. Они там уже так заврались друг другу, что теперь врут сами себе. Даже эльфы королевских кровей! Хорошо, что у нас в Лориене не так. Совсем не так.
—Леголас, неужели я настолько старо выгляжу! Аж на пять…
—Эльфы не стареют.
Ага, Леголас начал острить. Ну-ну. Посмотрим, как он дальше будет острить. Я подошел к своему сиденью и поставил его на ножки. И сел. Причем спиной к Леголасу. Это был мой эксперимент: если он сейчас уйдет из кухни—он позорный дезертир, а если он сядет на место—значит, он меня испугался. О! Подходит к столу. Я сделал вид, что не замечаю его, и взял чашку за ручку. Та-ак. Он подошел к табуретке. Но он не сел. Колеблется. Ишь ты! Ну хорошо, я подожду. Я умею ждать. Я же эльф королевский кровей.
—Халдир, если тебе столько, сколько ты сказал, ты должен помнить, как Келебримбор сделал Кольца.
—Ты что? В сосну треснулся?! Меня тогда на свете еще не было!
—Ты же сказал…
—Ты как историю учил, а, принц? Я родился сразу после того, как Келебримбор сделал Кольца. Посчитай. Или ты и считать не умеешь?
Йес! Йес! Йес! Какой я, а?! Как я его, а?! Ха! Я же знаю, что у него были проблемы по датам в истории родного края. Это его слабое место.
Ой! Надеюсь, он не знает, что я не знаю географию Ангмара и Рохана? Надеюсь, нет.
—Да, я плохо знаю даты истории Средиземья. Однако ты не знаешь географию Рохана и Ангмара. Это куда важней.
Вот блин! Он что, мысли читает?! А, я забыл! Чего-чего, а мимику лица он знает отлично. Ладно, теперь буду сидеть с каменным лицом. И чего он заладил: география! география! В гробу я ее видел! Ой, нет, в гробу я, насколько помню, не видел ничего, кроме Чертогов Мандоса и самого Мандоса, разумеется… Бр-р! И вспоминать не хочется… А этот вот, что передо мной сидит, между прочим, тоже в этом виноват! Бросил меня посреди оркских трупов и свалил…Мертвым посчитал! А я потом один-одинешенек топал аж до Лориена… Это нечестно!
—Так, ты мне тут не гони, дорогуша. Какая разница, что важней—география или история? А если ты не веришь, что мне на две тысячи лет больше, чем тебе, то я тебе докажу.
Ха-Ха-Ха! Прямо в яблочко! Теперь я его точно задел. До нутра задел! Не, когда он узнает, кто мой отец, его заденет еще больше, а я уж постараюсь, чтобы оно так и случилось! Да уж. Вот такой вот я нехороший. Хоть и эльф королевских кровей.
Только надо как-то начать. О, знаю.
—Сядь, Леголас.
—Стоп,—он, разумеется, не сел,—по тебе вижу, что ты хочешь поиздеваться надо мной.
Я поднял на него глаза. Вы бы его видели: такая себе статуя, заслоняющая свет, который очерчивает контур тела… Или как-нибудь так. Я не специалист красиво выражаться, конечно, если рядом нет Владыки. Короче, Леголас стоял такой большой и с таким сердито-надутым лицом. Ой! Это было некрасиво! Он так смахивал на Селеберна!! Мое эльфийское драгоценное восприятие не выдержало и:
—Леголас, ради Илуватара, не смотри на меня так! И сядь, я прошу тебя! Прошу, как эльф королевских кровей!
Даже не шелохнулся, гад лихолесский! На психику давит, негодяй! Вон, как смотрит! Нет, я так больше не могу. С ним надо что-то делать. Точно, одно из двух: либо забрать в Лориен и научить манерам лориенского эльфа королевских кровей, либо дать в глаз. Думаю, что второе лучше и быстрей, хотя нет. Я забыл. Я эльф королевских кровей. И мы не бьем других эльфов королевских кровей (пока Владыка не разрешит (или Владычица (в моем случае))). И потом, жалко Манину кухню (какое ужасное имя!). Итак, поскольку эти два варианта отпадали, я оставил свой разум в покое, послав логику подальше, и просто повторил:
—Сядь, Леголас.
—Халдир, тебе не кажется, что ты слишком наглый?
Что!! Нет, это выходит за все рамки! Стоит тут какой-то общипанный кролик лихолесского происхождения королевских кровей и смеет мне крякать, что я наглый!!! Что это я наглый, Я! Такого неуважения я от него не ожидал. Да как он посмел! Ох, как я хочу домой, в Лориен. Хорошо, что у нас, в Лориене, все не так. Совсем не так.
—Сядь, Леголас.
—Ты сильно наглый, Халдир. Если ты думаешь, что умнее меня только потому, что старше на…
—Сядь, Леголас!!!
—Да перестань меня усаживать! Елки-палки. Каждый, каждый хочет меня куда-то усадить!
Видимо, его это… нет, его это точно разозлило. Он даже забыл, что он эльф королевских кровей. Вот уже и руками начал махать. Оййй. Надо его успокоить, а то проломит крышу в холодильнике, и чем мы будем расплачиваться? Э-э-эру, да сколько же можно стучать по холодильнику?
—В доме родном—папочка-король, в Лориене—Селеберн, в Ривенделле на совете—Арагорн, а теперь еще и ты—здесь! О, Элберет, как меня это забодало! И что интересно, они все говорят—“сядь, Леголас”, и причем на синдарине!
Ха-ха-Ха-ха-Ха-ха-Ха!!! Вот теперь мне смешно! Я его достал! Надо подговорить остальных усаживать его на синдарине!
—Вы что, сговорились?!
Ма-а-ама! Моя родная! Ну, зачем же так пугать? Вы когда-нибудь видели лицо… нет, разъяренную рожу общипанного кролика лихолесского происхождения королевских кровей в двух целых, семи десятых сантиметра от своего носа?! Нет? Считайте, что страх и ужас еще вас не посещал. Не вру—ровно две целых семь десятых сантиметра, клянусь Лориеном, ей-богу. Уф! Как я еще тогда не умер или не получил инфаркт? О, Манвэ, падаю тебе в ноги, целую руки, да-да. Я тогда остался жив!
Ну, я немного отвлекся.
Так вот, не помню какими усилиями, но я его отпихнул от себя. Наконец-то отпихнул. И он наконец сел. Ой! А как сел! Табуреточку отодвинул, легко за столик взялся, сел грациозно, ручки сложил у чашечки. Прямо на выставку голубых эльфов. Ага, смотрит. Все по новой, значит. Опять будем смотреть, потом молчать, потом стоять… Хорошо, пусть как хочет, но я первым говорить не стану. А то одолжение мне, видите ли, сделал: сел слушать меня. Типа: “ладно, Халдир, я тебя выслушаю, и тебе это будет дорого стоить”. Сразу видно, откуда он. Это только в Лихолесье такие вот зазнайки. Тьфу на них! Возомнили, блин, себе! Хорошо, что у нас Лориене все не так. Совсем не так.
Ничего я ему не скажу. Пусть теперь хоть на коленях ползает. У меня тоже есть гордость, как и у всех порядочных эльфов королевских кровей.
—Халдир.
Ага! Не высидел. Я же знал. Знал! Но теперь я не скажу. Леголас такой простой. Его предугадать раз плюнуть. Сейчас он начнет просить прощения, потом бахнется на колени, потом начнет реветь как столетний, ползать за мной по всей кухне… нет, тут долго не поползаешь. Особенно с его ростом.
—Халдир, я согласился тебя слушать. Так рассказывай и не тяни время. А падать на колени и ползать за тобой по полу я не буду. Он грязный.
—Грязный! Ишь ты, пол ему грязный! Девушка тут целый час с ведром ползала. Тряпкой вытирала, а он: “грязный”,—у меня так хорошо получалось, я даже для поддержания своего возмущения стал копировать движения местных голубых людей,—ты хам, Леголас.
—Халдир, или ты рассказываешь то, что хотел, или я пошел отсюда,—он опять встал. Но я остался на месте и громко ровно сказал.
—Только через мой труп, верней, через твой.
—Нет, Халдир, через твой.
Ааааа!!!! Он схватил со стола нож! Он собирается меня зарезать! Пригвоздить к стене! Порезать на мелкие кусочки!! Ааааа!!!
Нет, я не паниковал. Я сидел на своей совковской табуретке. Я не шевелился и даже не дрожал. Я знал: Леголас блефует. Он меня не зарежет. А выйти из кухни ему не позволит чувство собственного достоинства. Ведь он лихолесский, а значит… значит, он останется здесь и…
—Леголас! Положи, нож на место! Отойди от меняааа!!!—он приблизился ко мне вплотную, нож так и сверкал металлом, а еще он был в крошках и остатках какой-то еды, в горчице и в масле. Надо было что-то придумать. Надо было спасать себя. Надо было дать ему в глаз. Но я не дал. У меня не поднималась рука! Занемела! Ничего другого не оставалось, как:
—Сяааадь! Леголаааас!
… Как он меня не зарезал?! Как я его не задушил?! Как мы снова очутились за столом, я не помню. Помню, что мы сидели и не могли смотреть друг на друга. Ему, видимо, было стыдно. А мне… Что-то в глаз попало. Да. Это что-то мешало мне смотреть на моего “собеседника”. И поэтому я стал смотреть в другую сторону. Сначала—на умывальник. Белый, верней серый, треснутый, в разноцветных засохших каплях. О, Эру, и почему здесь такой бомжатник (это не мое слово, эльфы королевских кровей такие слова не придумывают, я слышал его от Пина)? Вдруг я услышал голос Леголаса. Такой тихий и… надменный:
—Халдир, кто твой отец?
Вот оно. А ну-ка, который час? 00.00. Мы здесь сидим уже больше получаса, а этот придурок только сейчас задал мне этот вопрос! Вот тормоз! И почему? Почему в Лихолесье все какие-то отсталые?! Как хорошо, что у нас, Лориене, все не так. Совсем не так.
—Кто мой отец?—нет, вот теперь… хотя, хватит. Я же понимаю, понимаю, что просить у меня прощения ему не позволяет гордость. Но ничего, я ему это припомню, потом. А сейчас я ему покажу, что у нас в Лориене, не так как у них,—мой отец—Гил-Гэлад.
Преодолев то, что мешало мне смотреть на Леголаса, я таки глянул на него. Потом на его лицо. Рх, рожа, просящая рукоятку Нарсила, плюс правая чуть приподнятая бровь. Я уже не знал, что мне делать: смеяться, плакать, украсить эту рожу разбитым лихолесским носом или застрелиться из собственного лука. Поэтому я просто спросил:
—Ты мне веришь?
Он не ответил. Только приподнял вторую бровь. У меня вдруг возникло непонятное чувство. Похожее на то, когда хочется сделать то, что я так недавно собирался, причем одновременно (даже застрелиться из собственного лука). И дополнением к этому чувству было великое и тяжелое чувство облома. И я махнул на Леголаса рукой. И хотел было встать, но:
—Как это получилось?
—Что?—спросил я.
—Как так получилось, что Гил-Гэлад—твой отец? А ты его сын.
А, вот к чему он клонит. Тю, мог бы сразу сказать: “Халдир, как ты получился?”.
—Да так и получилось. Моя мамочка переспала с ним. А через девять месяцев я родился.
Леголас еще раз дернул бровями. И задумался. Я решил его не прерывать. Я знал, что он умственно-отсталый. Ну, вот, сейчас пять минут первого. Я решил дать ему полчаса. А потом идти спать. Как вдруг свершилось чудо: этот лихолесец уже что-то надумал.
—Халдир, если ты сын Гил-Гэлада, верней Гил-Гэлад—твой отец… Почему об этом никто не знает?
Не знает?! Ха, этот малой дурачок думает, что если он не знает, так и все вокруг такие же тупые, как и он. Хотя чего я так на него кидаюсь, он же из Лихолесья, он же тамошний принц! А это еще хуже. Он сын—Трандуила!!!
—Об этом, родственничек мой дорогой, знают многие—моя мама, мои братья, Эллениэль, Галадриэль, Трандуил, Кэрдан и Эльронд.
—И это многие?
—Не многие, зато—владыки, почти все.
—Но ты не похож на Гил-Гэлада!
Вот это меня действительно рассмешило. Нет, я сначала подумал, что мне послышалось и поэтому переспросил его. И когда он повторил свой вопрос, я не удержался и забыл про свою королевскую кровь. Заржал. На всю кухню (и как к нам другие не прибежали?), на весь дом, на всю окрестность. Смеялся я долго. У меня потекли слезы, и я понял, что сейчас взорвусь, но загробный эльфийский голос вытащил меня из этого смеха.
—Что смешного?
—Что смешного? То, что ты сказал!
—Я сказал, что ты не похож на Гил-Гэлада,—его лицо оставалось до сих пор каменным с приподнятой правой бровью. Интересно, он долго учился корчить такие рожи?
—Вот именно! Как ты можешь решать, похож я на него или нет, если ты моего отца в глаза не видел!
Ура!!! Я его обломал. Как хорошо уметь вовремя четко подкалывать. Итак, теперь у него будет лицо, как у Гимли, когда я впервые увидел его в Лориене и направил на него стрелу. Но… такого не произошло. У него лицо стало каким-то… непонятным. Скорей всего он расстроился. Жаль, что не обломался. Но теперь, по крайней мере, он понял, что протупил. Ах, как я люблю Лориен и свою королевскую кровь!
—Я имею в виду характер. Эльронд мне рассказывал, каким был Гил-Гэлад. Он не был таким наглым и нахальным, как ты.
—Леголас, а ты нехо в свою харю позорную!!!—крикнул я. Да как он посмел, так меня надуть! Сам, сам же намекнул на внешность моего отца, а теперь перевел стрелку на характер!!! Да еще и назвал меня наглым и нахальным!!! Я б ему тогда голову оторвал. Его лицо, которое опять стало таким, как прежде—серьезно-надуто-идиотско-туповато-… в общем лихолесским, раздражало меня все сильней. Ух, как мне захотелось задушить его, облом сразу исчез. Но чувство благородства, от принадлежности к королевской крови великого полководца Гил-Гэлада меня сдерживало.
—Халдир, я тебя никогда не любил. А теперь еще больше не люблю—ты позоришь светлую память Гил-Гэлада!
Этого я ему простить не мог, несмотря на его лихолесское происхождение с воспитанием и на свою кровь. Я даже забыл, что Леголас брат моей жены и муж моей сестры! Мне было плевать, что мне потом сделают Селервен и Эллениэль. Я не мог так это оставить. Вскочил со скамейки на стол и в полтора шага оказался рядом с этим нахалом…
Мы катались по грязному полу очень долго. Моя красивая прическа превратилась в веник, моя одежда стала похожа на половую тряпку, я несколько раз ударился головой о разные предметы, мой левый сапог слетел с меня. Я тогда получил очень много синяков, ушибов, ран, вывихов, растяжений, а этому Леголасу хоть бы хны! Я так яростно пытался его задушить, а он все не сдыхал! Я даже впервые перешел собственную совесть!! Когда мы закатились под стол, я дал ему в нос!
—Ааа!!!
Это он заорал. Как я ликовал! Ведь нос, это наши слабые с ним места. У нас всегда идут споры о носах! И вот я дал ему в его маленький еле заметный нос! Он еще раз заорал и прикрыл его ладонью. И посмотрел на меня…
И тогда я понял, что перегнул палку. В этих темно-синих глазах пылала ярость (я никогда не спутаю такой взгляд ни с каким другим, мой владыка персонально учил меня не забывать его всю мою сознательную службу у него). А потом он подтвердил это своим подлым ударом ногой прямо в… не буду говорить куда. Как бы мне не хотелось это вспоминать и признавать, но это была правда: Леголас из Лихолесья, Трандуилов сын, этот тупой представитель эльфийской расы ударил меня ногой… и я отлетел, верней, меня отбросило в противоположную сторону. Я проехал по этому грязному полу и врезался в печку, прямо в открытую духовку. Видимо, подлый Леголас во время драки предусмотрительно открыл ее. И я попал головой в духовку. Моментально на мою голову упал противень. Это было больно. А еще я был так зол! Я готов был свить из этого противня тонкие веревки и задушить ими Леголаса. Опять какой–то грохот. На мои ноги упала какая-то посуда. Потом еще грохот, потом такой громкий грохот, у меня аж дыхание перехватило. О, Эру, неужели на меня опять что-то упадет?! Не-ет, только не это. У меня и так все болит! Эру, пожалей меня!!! Я нужен Селеберну живым!!! Но со мной больше ничего не произошло. И я стал быстро выбираться из-под этого всего, пока Леголас не зажег в печи огонь.
Вылез я довольно быстро. Аккуратно закрыл духовку (я не забыл, что я эльф королевских кровей). И стал сгребать с себя миски и битые тарелки, которые на меня упали. Я решил обвести кухню взглядом… кошмар! Только б эта, как ее, Маня, сюда не зашла—загребет. Битая посуда валялась везде, посреди кухни валялась кастрюля, из которой вытекло что-то наподобие мясной подливки, вокруг валялись куски котлет, тут же были и разбитая банка с вареньем, и что-то еще, и чашки с чаем (перевернутые, естественно). Мое внимание сразу же, почти моментально, привлек стол, за которым мы с Леголасом сидели. Потрескавшиеся ножки валялись рядом с кастрюлей, а на месте стола, лежала, опираясь одним краем о стенку и создавая что-то наподобие горки, крышка стола. Леголаса нигде не было. Я знал—он сбежал. Он—дезертир! Позор! Даже я б не убежал! Я бы остался и добил бы его, а он свалил. Они все трусы там в Лихолесье. О, Элберет, как хорошо, что у нас в Лориене все не так. Совсем не так.
И тут… Мама!! Крышка стола сама по себе задвигалась и упала. Я хотел было заорать… верней, просто вскрикнуть, и не хотел, а… Короче, я чуть не вскрикнул от испуга, но у меня отнялся голос. Крышка упала, и… Вот теперь я вскрикнул—из-под обломков поднялся он. Вид его был страшен, как у жены нашего владыки в критических моментах. В каких, я говорить не буду, рискую потерять доверие Селеберна.
—Я ненавижу тебя, Халдир!—крикнул он. Это был ужасный голос, хриплый, как у пьяного роханца, а этот гад еще кровь из носа нарочно по всему лицу размазал! Фе! Терпеть не могу кровь, особенно лихолесскую. Мы сидели напротив друг друга в позах нападения. Леголас крикнул:
—Ты позоришь светлую память Гил-Гэлада!…
—Заткнись…
—Ты позоришь ее своей наглостью!
—Закрой рот!!
—Ты позоришь ее тем, что работаешь на Селеберна!!!
Эти слова заставили меня задуматься. Что-то в них было. Что-то правдоподобное… В самом деле: я, сын Гил-Гэлада, эльф королевской крови, работаю на этого Селеберна! Да он даже не королевских кровей!!! Он и владыкой-то стал, потому что женился на Галадриэль. До сих пор понять не могу, почему она в него втюрилась? Он всего лишь какой-то там родич Тингола! А я вот уже две тыщи пятьсот лет на него пашу как проклятый! И с какой это стати?! Уже не помню… Это все из-за того, что на меня упал противень. Ууу! Гадский Леголас! Нет, не гадский. Если он хоть раз сказал что-то стоящее, значит, для него еще не все потеряно. Но духовку я ему не прощу!
—Эй, ты, Леголас. Ты знаешь, я не стану жаловаться на тебя Трандуилу, если…
—Ха! Можно подумать, что он тебя будет слушать.
—Как сына Гил-Гэлада—будет!
Он молчал. Стыдно стало, или обломался. Ну так или так, а я оказался выше его, как и положено быть. В самом деле, кто он такой? Какой-то там сынок Трандуила и какой-то лихолесской чувихи. А я! Я—сын Гил-Гэлада! Это куда круче. К тому же я—первый слуга Селеберна! Хотя, чего это я морозю?! Это ужасно, что я на него работаю! Это пимпочка права—я позорю светлую память своего отца! Нет, все решено, приеду в Лориен и решу это проблему. Пускай на Селеберна кто-нибудь другой пашет, например, Орофин…
—А Орофин?
… А что? Пускай и он попашет на владыку лет тысяч эдак две.
—А Орофин!?
Что он там спрашивает?
—Что такое?
—А Орофин!!?
Чего он разорался? Блин, называется, вспомнишь г… вот и оно. Нет, Леголас определенно читает мои мысли. Ну ничего, сейчас я ему покажу, сейчас я ему так подумаю! Леголас—урод! Леголас—идиот! Леголас—шпана малолетняя! Леголас…
—А Орофин!!!?
—Да чего ты заладил: Орофин, Орофин!—наверное, не хочет слышать мои мысли,—сдался он тебе три с половиной тыщи лет!
—Кто его отец?
Вот. Оно. Моргот, твою налево, вперехлест через Эдорасскую стену. Ну не хотел, не хотел я, чтоб до этого дошло. Одна только мысль про это мне противна. Фе!
Я решил не отвечать. Я помнил противень. Да, я его не забыл. Пускай Леголас сам додумывается. Нет, пусть он просит у меня прощения! Пусть ползает на коленях! Пусть! Пусть! Пусть!
ААА! Манвэ дорогой, почему он встал?! Почему он встал на ноги?! Почему он идет ко мне? Он хочет сделать со мной что-то плохое! Наверное, он хочет меня убить!
—Леголас! Сядь! Леголас!
АаАаАаАа!!! Он пошел еще быстрей! Он… Я ясно осознал—ОН ХОТЕЛ МЕНЯ УБИТЬ!
Я вскочил на ноги и начал шарить рукой по печке—вдруг там окажется какой-нибудь тесак…
—АААаааааааааааа!!!!!!!!!!!
Этот гад зажег огонь! Я опалил руку! Было очень больно! Я схватил ее другой рукой и боялся на нее посмотреть! Моя нежнокожая, изящная эльфийская ручка была обожжена!
—Халдир, в чем дело?
Во мне проснулся дух тигра! Я со всего маху ударил Леголаса в челюсть! Кажется, больной рукой. Ой, и больно же было, зато Леголас упал, как подкошенный. И, что самое классное, не вставал. Как я люблю, когда он не встает! Я предупреждал его! А он так подло поступил!
Я подковылял (я, кажется, сломал правую ногу) к умывальнику. И открыл воду. И посмотрел на свою ручку. Мама! Он была вся малинового цвета, а серединка ладони—красного, да еще и кровь текла! Ненавижу, когда из меня вытекает священная кровь Гил-Гэлада! Надеюсь, что пока я потерял только мамочкину.
Я аккуратно подставил руку под напор воды и уже хотел завернуть ее полотенцем, как что-то ударило меня по ногам и я упал на пол, причем на котлеты. А головой я ударился об кастрюлю. И тут же на своей шее я почувствовал… нет, я точно ощутил чьи-то грязные, кровавые, тонкие пальцы.
—Леголас, уберись от меня!
Он не послушался—хам! Я ведь почти в два раза его старше. Поэтому мне оставалось только бить ногами, и с пятого раза я куда-то его ударил. Он согнулся пополам и прежде чем отползти в сторону, плюнул в меня… Феее, как это было противно и неприятно, он плюнул в меня своим выбитым зубом, по-моему, это был нижний резец, а может и нет?
Я отполз от него подальше. И стал в панике оглядываться по сторонам. Не смейтесь, в тот момент мне было действительно страшно. Тут он посмотрел на меня… Сколько было в этих глазах злости! Барлог рядом с этими глазами просто сопля. Я начал осторожно шарить вокруг себя:
—Т-ты—убийца!
—Ты тоже!
—Ты—маньяк!
—Ты тоже!
—Ты—садист!
—Ты тоже!
Да его что, переклинило?!
—Ты—отродье Трандуиловское!
—А ты… Ты—Селебернов слуга!
—Зато у меня отец—Калаквенди!
—Ну и что. А у меня—Синдар!
—А мой круче!
—А мой король!
Нашел чем хвастаться! Вот идиот. Я моментально вспомнил кое-что, что слышал в этом мире насчет короля. Я сразу это высказал:
—Король, король! Король унитазов!
Ого, как отпала! Не знал, что челюсть может так отпасть. Интересно, что будет дальше? Кто кого сегодня убьет?
—Халдир, кто отец Орофина?
Тю! Чего это его так колышет? Нет, такой простой: “кто отец Орофина”. Он думает, я ему скажу. После того, как он снял с меня сапог, сломал мне ногу, открыл духовку, уронил противень, спалил руку, кинул на пол, задушил, плюнул в меня своим зубом, он думает, я ему скажу. НЕТ!
—Халдир, кто отец Орофина! И Эллениэль! И Рамила!
Ну, что ж на этот вопрос я ему отвечу. Пусть побольше помучается:
—У них у всех разные отцы.
От злости и следа не осталось. Теперь только облом и страх.
—К-к-к-кто???
—Ха!!!
—Нет, не “Ха”, а кто их отцы!?
—Леголас, ты думаешь, я тебе скажу? Ты сильно ошибаешься. Знай же, что я тебе ничего не скажу. Я тебя ненавижу!!!
Он встал на ноги. И я испугался. Так, я еще не забыл синдарин…
—Ты сам хотел со мной поговорить. Если не хочешь, я пошел отсюда.
—Стоять!
Ого, как гаркнул! Я даже и не знал, что мой высокоблагородный голос, переданный мне в наследство от эльфа королевских кровей, может быть таким грубым. Это все этот Леголас. И как его выродили?! А говорят, мамочка-природа не ошибается. Вот и верь после этого разным слухам…
Но как это ни странно, Леголас мне повиновался и остановился. Фу-у-у, ну и рожа! Вся перекошенная, да еще и кровавая. О, Манвэ! Бедное мое зрительное восприятие!
—Ты наконец скажешь?—он стал в такой нехорошей позе. Ох и плохая поза—“требовательная” называется. И как он посмел от меня что-то требовать?! Он… да он всего лишь какой-то там принцик, а я… Я это—Я! Я—сын Гил-Гэлада, во мне течет его благородная, королевская кровь!!!
—Халдир, кто отец Эллениэль? Говори!
—А шишулю под носюлю?!
—Это у тебя носюля! А у меня…
—Пимпочка! Вот!
—Кто отец моей жены?!
—Сядь!
—Кто ее отец?!
—Сядь!
—Кто он?!!!
—Леголас, я сейчас перейду на Синдарин.
—А я сейчас выйду из кухни, и всем расскажу, чей сын пашет на лориенского Владыку!
Вот гад!
—Это—шантаж!
—Я считаю до трех. Раз…
Пришлось ему сказать, кто отец моей сестры. И вот уже через пять минут мы вдвоем сидели под умывальником (это такое себе корыто, в котором моется посуда, в это корыто вечно бежит вода, верней не совсем вечно, только по вторникам, четвергам, субботам и в одно воскресенье в месяце). Я обматывал полотенцем свою несчастную ручку, а Леголас вытирал кровь со своей поганой наглой рожи. В голове у него, наверное, было что-то вроде мусорника: все смешано, все непонятно, все жутко воняет, и все это не делает мусорнику чести. Иначе говоря, он пытался шевелить извилинами своих деградированных мозгов, я так и слышал этот скрип и скрежет.
—Халдир, это правда?
—Да.
—Не может быть, я—зять самого Глорфиндэйла!
—Ага. Так это еще не все,—я все-таки решил ему рассказать, кто отец Рамила. Ради прикола. Мне было интересно, как он отреагирует (может, не выдержит и сдохнет, надеюсь)
—Что “не все”?
—А то. Рамил знаешь чей сын?
—Нет. Кэрдана, что ли?
Че это он?
—Нет. Ты че, и в самом деле это не знаешь? Весь Лориен знает, кроме самого отца. Ну, доходит?
—Нет.
Ну, тупой! Ну, идиот! Ну, при-ду-рок! Ой, как мне жаль это безмозглое существо! Ну что ж, помогу ему и на сей раз…Я решил сказать это торжественно.
—Отец Рамила—Селеберн!!!
Секунда… вторая… третья… четвертая… пятая… шестая…
Как это утомительно… двадцать девятая… В Лихолесье, наверно все без мозгов! С пустыми бошками все там ходят. Теперь я в этом не сомневаюсь. Как хорошо, то у нас в Лориене все не так, совсем не так.
Сто пятьдесят восьмая… Интересно все-таки, что у него в голове плещется?
—Дурь.
—Что?
—Это—дурь.
—Я не спорю,—да, это он точно сказал. И как угадал!
—Халдир, Селеберн не мог изменить Галадриэль, эльфы любят один раз и навечно.
Ха, и это говорит Трандуилов сын. Нет, ну вы видели, а?
—А разве это была любовь?! Это так—ляпс. Вот и уродилось “чудо”. Ты же видел Рамила. Кретин?
—Н-нет.
—Ну, это по твоим меркам. Знаешь, я б никогда не позволил Селеберну гладить себя по головке.
—А он что, гладил Рамила по головке?
—Гладил. И еще как!
—Как?
—Не скажу. И виноград ему в рот запихивал.
Он пожал плечами. Мы посидели так еще не много, опять он спросил. Я уже понял, что это будет за вопрос.
—Халдир, кто отец Орофина?
—Трандуил,—вдруг ляпнул мой язык.
—Как? Нет, я понял, как именно, процесс можешь не объяснять, но почему?! Как он мог так поступить?! Это же не…—а он говорил и говорил, и говорил. Скажу ему, что это неправда, а то не заткнется, или еще того хуже, забудет, как закрывать рот (с его мусорным баком на шее все возможно).
—Халдир, это правда? Только скажи мне правду, “да” или “нет”?
—Да.
Клянусь Илуватаром… верней нет, клянусь всего-навсего Манвэ… ладно-ладно, клянусь всеми валарами… ну не всеми, и не валарами… а… Владыкой. Да. Владыкой клянусь, ну не хотел я этого, не хотел. И что за черт дернул меня за язык?! Какой кошмар, и как я так буду дальше жить?! Дни мои сочтены. Я—сын Гил-Гэлада! Мало того, что я пашу на Селеберна как проклятый, мало того, что я—шурин-зять Трандуилова сына, мало того, что я—брат Трандуилова сына, так об этом еще и узнает все Средиземье! Даже самый ненормальный ангмарец, даже самый распошленный роханец, даже самый зачуханный хоббит, даже самый пришмаленый орк—все!
Убейте меня!
—Леголас, добей меня!
Чего это он? Ах да, он же—тормоз. Подожду.
—Не буду я тебя добивать, Халдир. Теперь не буду.
—А это еще почему?! Что, крутяком себя возомнил?! Ишь, ты! (как хорошо, что у нас в Лориене все не такие, совсем не такие).
—Я не смею.
—Почему?
—А потому, что мы, лихолессцы, не убиваем своих братьев, зятьев и шуринов. Чего нельзя сказать по отношению к Орфингилу… Этот кого угодно доведет.
Последние слова он, конечно, сказал не мне, а себе. Мда, загнул. “Ми, лихёлсси, своих блатьев не убивяем! У-тю-тю!” Сопля поганая! Да как он даже посмел вякать о том, что он должен по отношению ко мне делать, а что нет?! И какой я ему на фиг брат? Ну ладно там, зять и шурин…
—Какой я тебе, на фиг, брат!? И какой ты мне, на фиг, брат?! Ты! Да ты—всего лишь сын отца сына моей матери. И не больше! Ну и муж дочери моей матери! И все! И чтоб ты знал, ты—самый противный и тупой эльф на свете! Нет, ты не просто тупой, ты… твоя тупость сама затупела! Вот так! Какой позор иметь такое в родственниках?! О жизнь моя—канализация, живу я, как самая последняя выгребная яма!!! Ну почему!? Почему?! Почему?! Нет, не будет того дня, когда я буду счастлив! О, Манвэ, да сделай же со мной что-нибудь ужасное! Убей меня! Ну пожалуйста! Что, жаба задавила?! Или кишка тонка?! Все вы такие, знаю я вас! У-ух гады!
—Халдир, ты еще когда-нибудь скажешь мне спасибо. Поверь,—он встал и вышел из кухни.
Я почему-то знал, что он никому ничего не расскажет. Но это и не значит, что я ему теперь буду чем-то обязан за его молчание.
—Спасибо!? Тебе?! О да! Я скажу тебе спасибо! Только когда ты сдохнешь!!!
В общем, больше описывать я не хочу тот вечер. Не помню точно, что было. Но что бы это ни было, не хочу вспоминать.
Халдир.

Я помню, что он выпивал какую-то алкогольную дрянь, и кажется он выпивал с Леголасом, почему не помню. Лучше бы он выпил самогончика со мной.
Пин.

То, что Хамдир тут накалякал—одна большая неправда. Никакой он не сын Гил-Гелада. Он — сын Гей-Гейнадо. Такого гомосека я еще не видел. Они с Леголасом только и делали, что постоянно целовались. Фе-е-е. Не вру, вот пусть на меня нагадит тот орел.
Мерри.

И нагажу. Чтоб не врал!
Гваихир.

Халдир-дурак! Большой-пребольшой!
Орфингил и Орофин.
Хи-хи!
Я вот кому-то сейчас в рожи позаеду. Еще раз сюда сунетесь! Все!!!
Халдир.