Надежда падёт последней. |
|
|
Маленькие радости души. |
|
|
Первый есть!!! |
|
|
Навеяно страхом перед казнью юрфаковской. |
|
|
Два в одном. |
|
|
Русские не сдаются!!!! |
|
|
Новый год - новый счёт. |
|
|
Письмо в никуда. |
|
|
Дин Кунц " Слёзы дракона" |
|
|
часть 3 |
Эксперимент, чуть было, не отменили из-за резкого ухудшения состояния пришельца. Ему всю ночь было плохо, его била лихорадка. Он шептал бессмысленный бред на непонятных языках. Проведя анализ, они насчитали более тысячи диалектов. Ни один расшифровать не удалось.
К утру пришельцу полегчало. Он плотно позавтракал и довольно бодро поднялся с постели. Несмотря на все кристинины уговоры, он пошёл к Аквариуму, где его и не надеялись увидеть как минимум неделю. Поздоровавшись с Хаосом как с живым, он с готовностью принял устройство состоящее из коробки, обруча с маленькой антенной и счётчиком, вычислявшим какие-то там частоты. Надев прибор, он один вошёл в оранжерею. Сообщались с ним через эфир. То, что Кристина от каждого слова Пришельца вся дрожала, Четлер не заметил. Он был слишком увлечён. Сообщение о припадке Пришельца довело его до бешенства. Профессор решил, что гость передумал им помогать и швырнул в секретаря чашкой из-под кофе. Но, увидев того вполне здорового и бесстрашно входящего в оранжерею, он даже проникся к нему чуточкой уважения.
А сам пришелец, дрожал всеми поджилками, заходя в царство Хаоса. Свежие горящие рубцы в сознании не давали ему покоя. Приказ был вполне очевиден. Возвращаться в Хаос и немедленно. Но зачем - ему не понять. Его пробирала дрожь от одного воспоминания того дикого скрежета. Добравшись до четвёртого этажа, он сел прямо на пол и закрыл глаза, впуская в себя все шумы, окружавшие его. Его закружило и понесло. Это было не безумие, это был восторг, он слышал только ритм, а надо было найти среди этого один единый тон, поймать одну ноту. Сосредоточившись, он стал разделять шумы. Постепенно он смог отчленить шум воды, дождя и других природных явлений, они были самыми слышными и, причём, не было никакой разницы между извержением древней горы или падением капли с такого же древнего сталактита. Потом он смог различить голоса людей и звуки, вызываемые ими: вздох, крик, смех, даже шелест расстёгиваемой одежды. Голоса самые разные не сразу, но расходились. Музыка и ещё что-то тоже отваливалась в сторону, подобно огромному пласту. Пришелец искал что-нибудь интересное и, наконец, отыскал. Он расслабился и настроил ушные раковины.
- Чего-то я не понимаю, это что?- разгневанно. Женщина.
- Это? МММ... Ну, ты просила найти что-нибудь миленькое – растерянно. Мужчина.
- Это?!!! Миленькое! Это грязный паршивый портовый оборванец!
Нет, это не то. Хотя картинка забавная. Он почти воочию увидел, как чумазого мальчонку пытаются сбыть с рук какой-то толстой тётке.
Вот может быть интересно.
Я люблю его. Но что ему с того. Я несчастное создание, он никогда не заметит меня.
Чересчур лично и интимно. Может поискать среди музыки.
Раз в одном лесище
Собралась толпа чертей.
Разожгли они кострище,
Чтобы было пострашней.
Там вино течёт рекою
И чертовки хороши.
Пляшет нечисть и хохочет,
Веселятся от души.*
Пришелец не удержался и стал подпевать весёлой песенки. А потом и дёргать плечами в такт.
Все светила Центра собрались у динамиков и с тревогой прислушались. Сначала, не было слышно нечего. А потом издалека стало доноситься аккорды, и мелодия звучала, набирая силу, а потом запел мужской голос. Запел непонятные слова, но главное их было слышно.
Кристина победоносно вскинула руку. Музыка сменилась другой, ещё более незнакомой. Ученые сообщили в эфир, что они достигли цели. Пришелец не ответил. Кристина перепуганно кинулась к мониторам. Пришелец стоял посреди бесполезной аппаратуры и танцевал. Смех и аплодисменты пробудили вечно сонную лежащую обстановку вокруг Аквариума. Из динамика полетела знакомая многим мелодия.
- Господи, - поражённо прислушался Четлер, - это же из прошлого. Вы можете представить, он слышит песню из времени, когда нас и в планах не было.
- Это успех, профессор! – захлопала одна из молодых сотрудниц.
Кристина стояла и смотрела на забывшего обо всём Пришельца. Она плакала. На какое-то мгновение она осознала, как ошиблась. Ему не плохо здесь. Ему безразлично. Его дом вовсе не там, откуда он пришёл. Его дом Хаос. И рано или поздно он должен будет туда вернуться.
А Пришелец отказался выходить в реальность и праздновать вместе с остальными победу и открытие звуков других миров. Его уговаривали, но тот ни в какую не пожелал уходить. Он посоветовал включить запись и оставить его здесь до вечера. Поколебавшись, учёные так и сделали. Кристина убедила их, что через несколько часов лично вернется и заберёт заигравшегося гостя. Как шумная толпа покинула зал, оставив лишь несколько лаборантов, Пришелец не слышал. Он был поглощён звуками. Интимные беседы, песни, грохот битв, книги, которые он читал вместе с держащими их за множество миров от того места, где он стоял. Это было божественно. Его грызла только одна мысль, там в самом Аквариуме он услышал бы больше. Но попасть туда было возможно лишь ценой одного мира, что будет поглощён Хаосом, если он повредит оболочку. А на такую жертву он был не готов.
Через три часа пришла Кристина и едва ли не угрозами выгнала его из оранжереи. Уходя, он понял, что может слышать и находясь за стенами зоны УХ. Ночью, выбравшись из объятий спящей Кристины, он снова пришёл к стеклянному кубу. Дежурный лаборант спал непробудным сном после бурного празднования.
Сев и прислонившись затылком к стеклу, он утонул в шумах.
Треск – это брёвна в пламени. Ни с чем не спутать звук умирающих поленьев и шорох пепла, разметаемого добрым и уютным огнём камелька. Слышно бурление чего-то, испускающего пар из котелка, потрескивающего при прокаливании над огнём. Совсем неподалёку стук двух сердец, одно постарше и помедленей, другое совсем юное и поскорее спешащее разогнать кровь по венам. Шелест перелистываемых страниц, они хрустят, наверное, старинные, рвутся в пальцах.
- Мастер, а откуда появляются Боги? – звонкий мальчишеский дискант.
- Боги? Хм... Они приходят из непостижимого, мой мальчик. В те места нам с тобой путь заказан. Хотя никто не застрахован от столкновения с неизведанным. Ведь те, кого мы считаем богами, кому мы поклоняемся, духи, чья власть пугает всё живое, когда-то, очевидно, тоже были людьми, как ты и я. – Наставлял грудной голос наставника.
- Людьми. Значит, и я могу стать Богом?
- Богом быть трудно.** Это не тот удел, коего можно желать или не желать. Никто не знает, по какому принципу выбирают тех, кто получит всё. Но, став избранником, любой пожалеет, что длань мироздания коснулась его.
- А разве плохо мочь всё? Вершить судьбы, двигать горы.
- Что бы стать столь способным придётся долго учиться, не просто свершать дела достойные бога, прежде придётся поверить в то, кем ты стал и смириться с судьбой. К тому же Боги несчастные из существ. Люди могут делать то, что не позволено им.
- Что же это, учитель?
- Ошибки. Ты, например, вчера допустил ошибку при приготовлении зелья, и оно взорвалось. Но за это ты получил только-то подзатыльник и триста страниц в наказание. А если Бог допустит ошибку и что-то взорвётся, то это будет стоить ему гораздо-гораздо дороже.
- Его жизни?
- Его жизнь на удивление дешевле, чем ты думаешь. Нет, это будет стоить судьбы целого мира, множества существ, оказавшихся рядом. Может, всё обойдётся, и ранены будут лишь несколько человек. А груз на совести всё равно останется, даже если он научится относиться к остальным с надменностью и холодностью всемогущего.
- Зачем же тогда нужны Боги? Зачем делать людей несчастными, делая их такими?
- О, об этом спроси кого-нибудь посильнее, если встретишь, потому, как мне это не ведомо. Я бы и сам с удовольствием послушал. Но, кстати, уже поздно и кому-то пора в постель.
ТСССССС!
«Я искал, того, кто посильнее, да только не смог найти, ничего. И с каждым днём становясь мудрее, я осознал, что в отчаянье потерял и себя и свою оболочку и уже никогда не стану Богом, разве что духом. Да только меня это не устраивало, я должен был стать Всемогущим, ошибаться и идти по этому тяжёлому пути. Годы шли за веками, века за тысячелетиями, тысячелетия за вечность, но я по-прежнему плавал в Хаосе, страдая от безысходности и одиночества. Пока мимо не проплыл ты. Я стал частью тебя, подарил тебе мудрость и силу, которую ты бы собирал ещё много лет. Теперь же ты уже властен над многими и многим. Но ты должен вернуться туда, откуда ты пришёл. Это один и самый главный закон. «На земле рожденный, должен снова стать землёй»*** - помнишь. Сколь не хотелось бы тебе остаться, оседлая жизнь не твой удел. И ты слишком много им говоришь, они не имеют на это право. Эта женщина, твоя любовь лишь сгубит её, а её мужа ты уже поставил на край, остальные не в счёт, ты не трогал их судьбы. Для них ты просто дивное диво из ниоткуда, но они боятся тебя. А, следовательно, вскоре возненавидят. Требуй от них отпустить тебя. Пусть придумают способ, иначе же не думай об этом мирке, твоя совесть не столь запятнана, что бы начинать жалеть о содеянном. Если ты не уйдешь, существование твоё станет ещё муторнее и бесполезнее, чем есть. Ты понял меня мой, молодой друг?»
- Почему я слышу тебя? – спросил Пришелец, обхватывая руками голову и прижимаясь лбом к подушке.
Кристина лежала у него на спине, её вес ему мешал дышать. Или это только иллюзия, как и голос, шуршащий за перепонками. Вокруг была ночь, и Аквариум приглушённо постанывал в зале внизу.
«Это пройдёт, когда мы полностью сольемся, как компоненты сливаются в один эликсир. Не волнуйся, у меня нет ни гордости, ни стремлений, ни планов. То, что от меня осталось едва ли сможет поработить твой дух. Всё чего я прошу от тебя оболочку, тело, взамен я дам тебе знания, о которых ты мог никогда не узнать, ни из книг, ни от других, ни из собственного опыта. Я, может быть, и не смог стать достойным избранником Хаоса, оказался слишком слаб и совестлив, но ты совсем другое дело. Тебя ждёт великое будущее, если ты не ошибёшься больше, чем уже просчитался, твоё имя, рано или поздно тебе придётся принять новое имя, будут разносить по мирам с трепетом и благоговением».
- Мне не нужна слава, она убивает раньше времени. Да и почему я должен возвращаться туда? Я хочу этого, но что за жизнь в том беспорядке. Мне действительно хорошо с Кристиной, наша совместная жизнь будет лучше, чем бесконечное скитание в океане красок бытия, – его губы двигались в след мыслям.
«О, как ты ошибаешься! Ты не в силах изменить это. Неужели ты думаешь, что Хаос от тебя отступится? Разве тебе не хватило его воззвания?»
- Хаос не живой. Это всего лишь поток. А ты, впрочем, как и тот скрежет, всего лишь плод моего воображения. – Не отступался он.
«Как же быстро ты забыл. Сколько ты здесь, месяц, два? Это она тебя путает, а ты и рад. Да что она может знать. Из сочувствия к её личному горю, ты стал для неё игрушкой, любимой куклой, идолом. Как тебе не совестно преклоняться, слушаться. Вспомни, сначала ты прекрасно понял всю необходимость отстраниться от неё, но не смог, ты слишком мягок. Так знай, чужая судьба злее собственной, и тот, у кого хватит духу впутаться в эту авантюру должен быть осторожным и просчитывать ходы наперёд. А теперь взгляни на себя. Ты как пьяный шатаешься на канате над пропастью, и кажется ты рад».
- Кристина. Я люблю её. Я рад, что она счастлива. – Уже неувереннее ответил он.
«Тогда уходи ради неё же. Хаос уже разгневан. Ты потакаешь их открытию и позволяешь им прикасаться к ЕГО тайнам. Ты слушаешь ЕГО голос и записываешь для них. Надейся, что ОН будет милосерден в своём гневе и простит тебе твою глупость, сославшись на молодость. Как уже простил тебя за промедление. Так что перестань искушать судьбу и кликать катастрофу на чужую голову. Возвращайся, как только сможешь и как сможешь».
Пришелец распахнул глаза и выскочил из постели. Кристина, спросонья нахмурясь, смотрела на него. Он судорожно натянул джинсы и выскочил в коридор. В лифте он, тяжело дыша, в нетерпении поторапливал лифт бесполезными словами. В зале было темно, вокруг Аквариума витала мокрая ночь, бесновалась, но стенок его не трогала, словно опасаясь. Пришелец подошел, прислонился лбом к прохладной поверхности и спросил чуть не плача.
- Это правда?
Хаос внутри заворчал и стукнулся об стену между ними. Вибрация пошла по всему зданию, пробуждая всёх его обитателей.
«Поссссмотри, на меня». Длинный свист прочертил линию в голове.
Пришелец поднял взгляд. Там за едва колышущейся дымкой его собственное отражение смотрело на него с печалью и любовью. Хотя сам он плакал, те глаза были сухи и пусты. Он вздрогнул, когда тот второй поднял руку и провёл по стеклу, оставляя светлый, тянущийся следом след. Пришелец прикоснулся к прижатой ладони, соединяя её со своей. Абсолютно идентична. Двойник дёрнул уголком рта и беспощадно кивнул головой в знак положительного ответа на повисший в воздухе вопрос.
Нет права яблоку упасть,
Пока ещё соками не налито.
Пока одна есть в мире власть
Над плодом дерева, что листьями накрыто.
Пришелец не устоял на ослабших ногах и соскользнул на колени, прижимая кулаки к стенке Аквариума. Слёзы струились по щекам, солёные они затекали между дрожащих губ. И всё встало перед его глазами, так, словно теперь пришло время понять с ясностью всё, от чего он несознательно бежал всё это время. Он потерялся. То, что было прежде, растаяло, как дым в просторах Хаоса. И никогда ни он, ни место, откуда он родом не станут прежними. Покоя нет, только не для него. Его вырвали из собственного бытия во сне, чтобы провести через множество испытаний и сделать
Богом, духом, кем? И зачем? Среди миллионов людей оборвали именно его нормальное существование. И теперь он здесь, не по своей вине, по случайности. Но и тут он ничего не построит, не успеет.
- Почему я? Я не был лучшим, я не был худшим. Почему? Что заставило думать, что я достоин этой участи?
Двойник над ним задумчиво потупился, а когда он посмотрел на него, всего лишь пожал плечами.
« Кто знает, по какому принципу он отбирает людей. Я тоже не был лучшим - посредственность, а вот, поди, ты. После того разговора в каминной, я уже никогда не был дома. Прошло столько часов, прежде чем осознал – мой дом Хаос. Осознай и ты, возвращайся, пока тебя не забрали силой».
Пришелец утирал слёзы и бил кулаками по стене, но та не поддавалась. Образ двойника стал растворяться, подобно рисунку, попавшему под дождь-растворитель. Голос замолчал, осталось только жужжание окружающих его машин и аппаратуры. Сжавшись в комок у подножья куба, он уснул глубоко, но тревожно.
- Я знал!!!
Дикий вопль профессора Четлера заставил вздрогнуть молодого секретаря. Подчиняясь своему неудержимому любопытству, он встал и подкрался к приоткрытой двери.
- Эдвард не кричи. – Раздражённо посоветовала ему Кристина, сидевшая напротив нервно потиравшего лицо Четлера.
- Я должен был догадаться, слепой идиот. А я поверил ему, поверил!!!
Мужчина вскочил и забегал по комнате.
Как такое могло случиться? За его спиной уже давно плели заговор. Два месяца он прожил в блаженном неведенье, и теперь она приходит к нему и просит развод. И ради кого! Ради мальчишки из ниоткуда, у которого нет ни имени, ни денег, ничего у него нет. Ради сошедшего с ума молокососа, который уже с неделю сидит перед аквариумом и отказывается уходить.
- Как ему это удалось, Кристи, любимая? – решив сменить тактику, спросил он, встав перед ней на колени.
Она сидела такая холодная, чужая, такую он её не знал. Отобрав у него свои руки, она сложила их на груди и непреклонно взглянула на него.
- Что удалось, покорить меня? Брось, Эдвард тебе не понять, ты понимаешь только себя и науку. Чувства, эмоции не твой профиль. Мы прожили вместе столько, а ты не разу не приласкал меня. Увлеченный тем, что отбивал и ограждал меня от чужих посягательств. Когда я попросила у тебя ребёнка, ты посмеялся надо мной и купил мне собаку, рациональная замена. Ты не нравился мне ещё в школе, но тогда когда ты валялся в коме, и твоя мать рыдала мне в жилетку и срывала телефон, я сдалась. Но сейчас поняла, что ошиблась. И поэтому я делаю то, что должна была сделать очень давно.
Лицо Четлера потемнело и задрожало.
- Милая, ещё не поздно. Начнём всё сначала, прошу тебя. – Прошептал он, сглатывая и натыкаясь на скалу её души.
- Поздно, Эдвард. И если ты меня и вправду любишь, ты оставишь меня в покое.
Кристина поднялась и, обойдя распростёртого перед ней профессора, направилась прочь. Четлер остался сидеть на ковре и разглядывать свои руки. По законам, его согласия на развод могло и не потребоваться. Удержать её было нечем: нет ни семьи, ни взаимности, ни памяти. Дверь хлопнула, и профессор почувствовал комок, подкативший к горлу. Комок горя и ненависти. Черт с два, он позволит им покинуть Центр.
Кристина шла и ощущала, как идти становится легче и легче. Она помолодела лет на десять. Скоро её ждёт свобода и счастье. Они будут жить у моря, там, где экология это ещё позволяет. У них будут дети, обязательно, Пришелец молод и здоров. Пусть сейчас он немного замкнулся, это пройдет, и они снова будут счастливы, как все те два месяца прежде. Проходившие мимо сотрудники провожали её, кто одобрительными, кто возмущенными шепотками. Но какая ей теперь была разница, что думают окружающие.
Пришелец сидел на прежнем месте, что и вчера и позавчера. Он впал в подобие транса и отказывался контактировать с окружающими. Кристина была уверена, что хорошая новость об её разводе его обрадует.
- Привет, – сказала она, присаживаясь на корточки рядом с ним.
Сухое молчание. Она убрала прядь волос с его лба.
- Знаешь... – начала она было.
- Знаю.
Кристина удивлёно подёрнула головой.
- Откуда?
- Я слышал и могу сказать, зря.
- Прости.
- Я уйду, когда пойму как безопаснее это сделать.
Кристина засмеялась, пытаясь заглушить шум в ушах.
- Я не шучу. Есть закон – всё возвращается туда, откуда пришло.
Женщина отреагировала странно. Она обняла его за шею и стала покрывать его лицо поцелуями, от которых он не пытался ни отбиться, ни скрыться.
- Нет. Нет. Нет. – Словно Тантру повторяла она, прижимаясь теснее. – Ты не можешь уйти. Тебе некуда идти. Да и я? Как же наше светлое будущее?
Пришелец посмотрел на неё с нежность, будто она заигравшийся ребёнок.
- Светлое будущее. Оно существует лишь в твоей маленькой головке. Кристина пойми, я тут чужой. Мой дом там.
Он махнул рукой в сторону куба.
Женщина с ужасом осознала, что он решительно настроен покинуть их. Ей это показалось жутким предательством. Закричав, она врезала ему пощёчину и отскочила в сторону. Лаборанты повскакивали с мест и кое-кто попятился к двери, а кто-то набирал номер службы охраны.
- Ты!!! Как ты смеешь поступать так после того, что между нами было?! Ты не имеешь права!
Пришелец потёр покрасневшую скулу и поднялся на ноги. Ответа не было, за всё время размышлений он так и не изобрёл ответного слова. Такой реакции Кристины он ждал и не мог бы сейчас даже поднять на неё глаз. А что ему ещё делать. Оттолкнуть её, было единственным способом уйти отсюда.
- Я доверилась тебе. А ты так... Неужели ты совсем не любил и не любишь меня?
Она заплакала. Ему так не хотелось видеть её страдания, что он обманул себя опять.
- Люблю, но....
Она снова оказалась у него на груди.
- Тогда останься.
Он погладил её по макушке. Хаос завопил и забился об стены аквариума, свет замигал и потух. С гудением завелись резервные генераторы. Лаборанты запаниковали, приборы отображали необычную активность субстанции в резервуаре.
- Профессор Четлер! – крикнул кто-то из них.
Кристина, отпихнув его, обернулась.
- Что там? – спросила она, протирая глаза.
- Хаос беснуется, такого мощного напора я не помню. Датчики наматывают, как бешеные. Да ещё электричество полетело, резервных генераторов может не хватить надолго. – Отозвалось из сумрака, в кое погрузили зал слабо мерцавшие на резервах лампы.
- Стенки выдержат. Сообщи электрикам, пусть выяснят, что с электричеством. – Кристина отдавала указания сильным опытным голосом.
- А может, его спросим. – Предложил профессор Четлер, привалившись к стенке напротив. Он подошёл так незаметно, что даже пришелец его не учуял.
- Это не я. – Ответил Пришелец, надменно меряя того взглядом.
- Доверять тебе, Пришелец, последнее дело, как оказалось, – усмехнулся профессор, держа руки в карманах.
- Эдвард, не время выяснять отношения. – Строго сказал Кристина, загораживая его снова как при первой встречи.
- Почему же? Самое то.
Пришелец не обращал на их спор внимания, за его спиной стучало и билось море Хаоса. В проскальзывающих очертаниях угадывалась настоящая буря гнева.
- Кристина, – позвал он.
Та даже не обернулась, обмениваясь с мужем очередной порцией оскорблений.
Пришелец окинул взглядом лаборантов, последний покидал зал. В глазах молодого человека было пусто и темно.
« Ухоооооодииииитее»
Нашёптывал Хаос из-за стекла, а сам крепче налегал на преграду. Отвернувшись от глупых спорящих смертных, он услышал дрожание пола под ногами. Всё уже покидают Центр, это очевидно, кто-то по гипнотическому приказу Хаоса кто-то по собственному здравому смыслу. Но хватит ли им времени убежать и есть ли в этом смысл. Шаг за шагом, подойдя вплотную к аквариуму, он обнял его, да стены и вправду тряслись. Хаос желал вернуть себе своё.
- Кристина, профессор, уходите.
- Нет!!!
Не столько истошный крик, сколько инстинкт, заставил его уклониться в сторону. Пуля пробила стекло у самых глаз и ушла в бурую перемешавшуюся массу. Четлер застыл с оружием в руках и его рот нервно подёргивался. Откуда-то сверху раздался голос.
- Внимание, герметичность нарушена. Всему персоналу необходимо покинуть помещение зала. Чрезвычайная герметизация начнётся через три минуты.
Пришелец отошел от куба. По стеклу побежали тонкие трещинки. Стена красок, звуков, всего готовилась упасть на них многометровой волной.
- Кристина, беги!!!
- Но ... – женщина, сражаясь со звериным ужасом, не двигалась с места.
- Беги, пока двери не закрылись, дура! - поддержал его Четлер, с которым он поравнялся в своём отступлении.
Обернувшись, через плечо Пришелец кивнул. Женщина сдалась и, рыдая, исчезла в тёмном проёме. Железная пластина с грохотом упала за её спиной, затем ещё какие-то двери, перегородки, светящиеся решётки. Свет потух окончательно, приборы стали по цепочке взрываться. Пламя шумело совсем рядом, но это не сравнимо было с грохотом волны бытия.
- Почему вы остались? – спросил Пришелец, готовясь вернуться домой.
Мужчина выронил оружие и, улыбнувшись, воззрился на приближающуюся неизвестность. Пришельца удивили его пышные ресницы и оказавшиеся светлыми глаза.
- Я виноват, я и расплачусь. К тому же, я успею увидеть ЭТО.
Пришелец взял его за взмокшую ладонь. Эдвард Четлер вздрогнул, но руки не отнял.
«Бери меня. Я твой».
Стекло лопнуло, огромными кусками полетев в разные стороны.
Такого не бывает. Но шум утихает, и ты поднимаешься ввысь. Там нет времени, нет любви, нет сомнений. Там нет ничего и в тоже время это божественно прекрасно, ибо прекрасно, по мнению богов.
Камень в руке рассыпается, умирает и статуя плывшая рядом. Хаос с любовью подбрасывает тебя на отвердевшую льдину-стекло. И поток уносит в бесконечность. А куда. Куда попало.
Тело живёт само по себе, сознание парит рядом. И чужой размешивающийся голос говорит одно и то же.
«Ты дома. Дома. Дома».
|
Метки: моё творчество |
часть 2 |
Теперь ему никто не мешал. Он мог свободно перемещаться по территории Центра, не боясь быть остановленным. Кристина сказала, что противозаконными исследованиями они не занимаются, поэтому запрещенных для посещения мест тут нет. И он бродил по коридорам, заглядывая в лаборатории, кабинеты, комнаты компьютерных операций. Спускался в подвал на огромную стоянку и к службе безопасности, где с сотен мониторов просматривалось всё здание. Работающие там люди его не прогоняли, а даже, наоборот, беседовали, показывали, разъясняли. Его называли Пришельцем, потому как давать ему имя никто не решался, и он был не против. От нечего делать он часами пялился в окно из фойе или шатался по этажам. Компьютерщики, когда были свободны, сажали его играть. Кристина возила в город. Но там ему не понравилось: шумно, грязно, и плохо пахнет. У него была своя хорошая комната с телевизором, акустической системой, душевой и мягкой кроватью. Для него напокупали одежды и обуви, заполнившей шкаф.
Он жил в Центе в качестве экспериментального животного. От него это скрывали, но никто не знал, что он мог прочитать мысли любого. Таким образом, он узнал, что государство весьма заинтересовано в нём, потому как профессор Четлер предположил, что он их ключ к другим измерениям. На нём не ставили опытов и не брали анализов, лишь потому, что они бы ничего не дали. Все правильно догадались, что характер его отдельных способностей с помощью анализа ДНК не выявишь. К нему относились доброжелательно, но настороженно. Слух о том, что он силой мысли вырубил систему питания, самую передовую в мире всех впечатлила. Для окружающих он был кроликом, одним из тех многих несчастных животных, что сидели в прозрачных ящиках в зверинце. Но чересчур опасным кроликом, к которому нужен был специальный подход и внимание.
Сам Пришелец удивлял Кристину и остальных тем, что не интересовался ни какой год, ни какое число на дворе. Спал он, когда ему хотелось, ел тоже. Профессор считал это следствием слишком долгого пребывания в Хаосе, где время не имеет привычного размера и течения. Иногда слышалось, как Пришелец мурлыкал под нос песенки, слова которых были и знакомы и не знакомы. Как-то один из лаборантов сообщил, что все, что поёт их гость ни что иное, как самый ни наесть фольклор. Такую музыку слушали лет сто пятьдесят назад. Он понял это только тогда, когда узнал в одной из мелодий фугу Баха, а потом повнимательней разобравшись в словах и порывшись в архивах, сделал открытие. Кристина тогда прибежала к Пришельцу радостная.
- Ты не из другого измерения. Ты из прошлого! – сообщила она ему, лежащему на кровати.
- Ну и что. – Равнодушно откликнулся тот.
Кристина была огорчена. Она по-настоящему влюбилась в этого странного юношу.
Её супруг понял это и с каждым днём становился всё мрачнее и нетерпимее к Пришельцу. Конечно, при нём он своего недовольства не показывал. Эдвард Четлер только со слабыми был грозен, а, памятуя о недавней демонстрации силы, держал себя в руках. Но её беспокойство росло вовсе не из-за угроз со стороны мужа. Его она уже давно не любила, так как их брак был односторонним. За него она пошла из жалости, хоть никогда не любила. Детей у них не было, да и, судя по всему, и не предвиделось. Кристине было уже за тридцать, и она бы ни за что не рискнула бы рожать. Потерянная счастливая семья уже не вселяла в её душу страданий, слёзы она выплакала, горе заглушила работой. Уйдя с головой в дело всей жизни, в Хаос, она забыла, что такое испытывать к кому-то нечто большее, чем симпатию. Тем более чувствовать страстное влечение.
Но с появлением Пришельца, с самого первого взгляда её сердце потеплело. Так словно давным-давно кто-то отобрал у неё шанс быть рядом с ним и вот теперь много лет спустя предложил его вновь. Кристина сгорала от любви к этому молодому молчаливому парню. Ради его блага она стала в открытую конфликтовать с мужем, добиваясь для него лучшей доли. Если бы не она, после случая в кабинете профессора его бы опять упрятали в изолятор и превратили бы совсем в зверька для опытов. Но она не отступала, пока не убедила всех в его безвредности. Но, видя, что и это не дало облегчения невидимым мукам Пришельца, она сама потеряла сон и аппетит. Работать долго она не могла, то и дело отлучаясь проведать его.
С каждым днём всё чаще находя его в зверинце, где он дал имена всем животным, она приходила в ужас от его замкнутости. Он ел, спал, разговаривал, иногда даже смеялся, но на его лице ни разу не проскользнуло ни боли, ни отчаянья. Для неё это было знаком, что Пришельцу здесь совсем плохо, и он хочет домой. Оттого она плакала по ночам у себя в кабинете, не желая ехать домой. Она считала себя виноватой в страданиях любимого.
Пришелец знал всё и не пытался её в этом переубедить. Он тоже любил её, но не так, как она. В Кристине он видел в первую очередь верную подругу, сестру, мать, готовую помочь. Для него она была опоров в этой непонятной чужой жизни. И он вовсе не страдал. Ему было спокойно в этих коридорах, рядом с этими людьми. Особенно ему нравилось доставать кроликов из их коробок и гладить их по пушистым шёрсткам. Когда же приходила Кристина, ему хотелось дольше проводить с ней времени и говорить, говорить. Его бесконечно забавляло то выражение, с каким она смотрит на него, и доводило до бешенства то, как она несчастна. Пришелец избегал сталкиваться с профессором, боясь, что свернёт тому шею от ненависти.
Так прошло чуть больше недели, а потом он нашёл Аквариум.
Он находился в самом центре здания. Стеклянный куб высотой двадцать метров, исчезающий наверху в паутине кабелей, и примостившийся в огромном круглом зале, где вдоль стен за разного рода аппаратурой сидел технический персонал. Внутри переливалась и пульсировала такая знакомая палитра. Приложив ухо к толстому стеклу, он услышал мешанину звуков – мелодию Хаоса. Обойдя его по периметру, он обнаружил, что с одной стороны к кубу примыкает четырёхэтажная оранжерея. Очертания цветов и деревьев было видно сквозь его затемненные прозрачные стены. Так вот в какой оранжерее его нашли. Он в восторге стоял перед этим непонятным сосудом, наполненым непостижимым Хаосом.
-Нравится? – спросили за спиной.
- Очень. А что это?
Профессор Четлер подошёл в плотную.
- Аквариум. Теория управляемого Хаоса в действии. В кубе чистый Хаос. Видишь ли, там внутри огромная брешь в материи нашего мира. Если бы мы сделали маленькую, она бы быстро затянулась, поэтому пришлось основательно порвать собственную одёжку. Стены сделаны из специального стекловолокна, достаточно крепкого, чтобы выдержать напор и тяжесть, содержащиеся внутри субстанции. Если нарушить герметичность, то, что там плещется, может уничтожить всё на своём пути. Но у нас есть система защиты, в случае утечки этот зал наглухо закроется, не давая Хаосу растечься дальше сиих стен. То, что ты видишь перед собой - Зона Управляемого Хаоса. Внутрь запускается небольшая доля Хаоса. В оранжерее проводятся опыты по взаимному влиянию хаоса и других предметов, растений, иногда и живых существ и прочее. Там мы тебя и обнаружили. Желаешь взглянуть?
В голосе профессора не было ни злости, ни презрения, сплошная учёная гордость. Пришелец согласно кивнул и последовал вслед за ним к дверям оранжереи. Там Четлер предложил ему надеть серебристые специальные костюмы, похожие на скафандры. Но Пришелец, только подержав один в руках, повесил обратно на крючок. Профессор ошеломлённо уставился на него, не сразу найдя, что ответить такой неосмотрительной храбрости.
- Видишь ли... Хаос имеет весьма пагубное влияние на живые клетки, возможно всё: мутация, необратимые метаморфозы и даже жутковатого рода смерть. – Пояснил он, застёгивая молнию на своём скафандре.
- Помните ли... – спокойно передразнил его юноша. – Я сам пришёл оттуда и кажется, на мне не было ничего.
Четлер пожал плечами.
- Надень хотя бы наушники, чтобы я смог с тобой переговариваться. Да и тех звуков лучше не слышать, несколько наших учёных сошли с ума, слушая их, не говоря уже о тех, кто согласился участвовать в опытах.
Пришелец послушно закрыл уши, облаченными в мягкие накладки динамиками и поправил микрофон, прильнувший к щеке. Профессор, скептически покачав головой, водрузил на себя шлем. Прозрачное стекло позволяло отлично видеть его лицо. Несколько лаборантов открыли перед ними двери в предварительное помещение. Там они должны были самостоятельно пройти в оранжерею и задраить за собой круглый люк входа.
Оказавшись в помещении Зоны УХ, Пришелец задрожал всем телом. Да это было оно, знакомое предвкушение невесомости и потери привычной ориентации в пространстве. Но этого не наступило. Доля Хаоса была действительно мала, чтобы вызвать эффект полного отторжения реальности. Но как бы там ни было. Кожа его покрылась лёгкими мурашками, заспешившими самовольно бродить по телу, стаями живых муравьишек. Сердце стало замедляться, зрение обретало большую чёткость и расширяло палитру доступных оттенков. Волосы приподнялись и зашевелились, начиная жить собственной непостижимой жизнью. Пришелец почувствовал себя в своей тарелке, хотя ему не хватало музыкального сопровождения. Профессор опустил свою эластичную руку ему на плечо. Обернувшись, он увидел, как фигура того вытянулась и стала плоской, но это конечно лишь обман зрения, на самом деле плоть того была в надёжной защите. Они пошли дальше к заветному люку. Четлер провернул ручку, несколько щелчков оповестило об открытии замков, люк выглядел не приподьёмным, но отъехал в сторону с невероятной лёгкость.
Переступив порог вслед за учёным, Пришелец чуть не запрыгал от радости. Его тело стало легче, сердце остановилось совсем, но ему это отнюдь не навредило, наоборот стало даже легче дышать пустотой. Перед ним простиралась завораживающая картина. Вдоль стен выстроены полки и стеллажи с цветочными горшками. Все растения ему были не знакомы и более чем экзотичны, до такой степени их изменил Хаос. Листья были немыслимых цветов, и иной раз покрыты узорами или волдырями с бултыхающейся внутри водой, где плавали мелкие рыбки. Стебли ломанные, вогнутые, раздвоенные. Лепестки кубические, в форме бабочек. Один желто-черный цветок напоминал по форме фигуру человека и, приглядевшись можно было понять, он шевелится, и под шелковистой на вид кожей лепестков с прожилками ходят настоящие мышцы.
Четлер повёл его вдоль этого невероятного сада. Некоторые экземпляры были отвратительны в своём безобразии, иные завораживали красотой и необычностью. Особенно один красный маленький цветочек, одиноко покачивавшийся на тонком стебельке синего цвета, его алые лепестки переливались всеми оттенками цвета и были совершенны по форме и очертанию. Когда Пришелец, проигнорировав предупреждение своего спутника, потрогал его, он потянулся к нему как живой. Его серединка раскрылась, обнажая покачивающиеся светящиеся былинки на золотистых усиках. Они обожгли его пальцы, ставя на них черный отпечаток, который тут же стал растекаться по всей коже. Профессор Четлер перепугался, было, предложил немедленно вернуться, но Пришелец, сделал знак рукой, что не о чем волноваться. Чёрное пятнышко переместилось с пальцев на плечо и потекло дальше под одежду. Пришелец задрал футболку, наблюдая за тем, как смоляная капля ползает по животу. Исследовав почти всё его тело, пятнышко задрожало, принимая форму ужалившего его цветка и застыло над пупком живой татуировкой. Погладив её и убедившись, что не оттирается и не отзывается болью, Пришелец посмотрел на цветок. Тот зачах и прямо на глазах разлагался до тех пор, пока от него не осталась горка подозрительно зеленоватого порошка, который тут же вспыхнув, куда-то улетучился.
- Что это? Тебе больно, что ты чувствуешь? – спрашивал из-за его спины Четлер.
- Всё нормально. Это с ними сделал Хаос? – ответил Пришелец, направляясь дальше к лестнице на второй этаж.
- Да. – Сказал профессор. – Мы вносим их сюда и уже цветущими и в виде пророщеных семян. И разница между тем, как реагирует существо выросшее здесь, и попавшее сюда - и колоссальна и ничтожна мала. Результат воздействия уникален. Только одни не могут потом существовать и гибнут в нашей нормальной среде, а другие при выносе окаменивают.
На втором ярусе оранжереи цветов было меньше, зато стояло много клеток. Пришелец нахмурился, разглядывая сидящих там животных. Они выглядели совсем как живые, но они только выглядели так. Все их жизненные процессы остановились много лет назад. Кролики в клетках застыли друг на друге, как во время игры. Тигр упёрся передними лапами, потягиваясь, мартышки схватившись за прутья. Этот уснувший зоопарк наводил ужас, так что его волосы решительно зашевелились. Присев на корточки рядом с клеткой собаки, он протянул руку сквозь прутья и потрогал надломленное ушко. Оно оказалось твёрдым и хрупким. По телу пошли трещинки, и пёс рассыпался в пыль у него под ладонью.
- Так происходит со всеми живыми существами. – Констатировал Четлер. – Очевидно, такая же участь ждёт и людей.
Пришелец обернулся, смерив профессора насмешливым взглядом.
- Видимо не всех. А вы не пробовали выносить их отсюда?
- Пробовали. – Ответил тот, тоже усмехаясь. – И через какое-то время к ним возвращаются их жизненные способности. Так что...
Пришелец ощутил ликование профессора и собственный стыд. Четлер последовал мимо. А юноша исподлобья осмотрел кучку на полу клетки. Это же просто собака. Но она же ни в чём была не виновата. Ни в том, что стала предметом для экспериментов, ни в том, что он не знал, что может стать убийцей. Ненависть проникла в его пустой рассудок, ненависть к человеку идущему впереди. Хотелось порвать его защитный костюм и подождать пока он замёрзнет, чтобы разбить его. Но Кристина?
Прожигая того взглядом, Пришелец влез на третий этаж. Там находились предметы: часы, тарелки, стаканы, экраны, детские игрушки. Слившиеся воедино и переставшие функционировать, преобразившие свою форму, отбрасывая неестественные тени, некоторые её были лишены. Раскрашенные и обесцвеченные, прозрачные, потерявшие и вес и плотность. В воздухе летала живая деревянная стружка, налетевшая на них со всех сторон, как стайка мух и отпрянувшая тут же почуяв родное создание в Пришельце.
- Царство сюрреализма.- Шепнул он, провожая их взмахом руки.
- Какие мы просвещённые, – хмыкнул Четлер, ловя искривлённую ложку-вилку голубоватого цвета. Та не развалилась в его перчатке, только смялась чуть-чуть, как пластилин. – На неодушевленные вещи Хаос влияет совсем иначе. Твердое - меняет свою кристаллическую решётку. Металл может стать бумагой, ткань - стеклом, камень - губкой. Я уже не говорю о массе. Почему так, до сих пор не могу понять? Не разъяснишь?
Профессор не ждал ответа.
- Наверное, из-за души.
- Что? – мужчина скривился в оскорбленной мине.
- В Хаосе душа становится частью огромного водоворота общей сущности. Закон: всё возвращается туда, откуда пришло. В зависимости от того, сколько души в том или ином объекте и силы влияния. У животных и людей её больше, поэтому они твердеют и рассыпаются. Попадая сюда, они становятся ненужными, как пустая скорлупка. Да и плоть человека так реагирует на Хаос, она затвердевает в качестве защиты. Возвращаясь в реальность, оно вновь становится мягким, потому что связь между сутью и телом сохраняется всегда. Растения - лишь толика живой души, поэтому они матируют наравне с предметами неживыми.
- Голословное предположение, к тому же наивное. – Профессор отшвырнул ложку, та поплыла прочь случайным курсом.
- Не всё можно объяснить научно. Вы двадцать лет работаете с этим. – Пришелец обвёл окружающее взглядом. – И до сих пор не поняли, что ни тесты, ни эксперименты не помогут. Хаос надо изучать на грани невероятного и того, во что есть силы поверить. Это выше вашего сознания и уж точно значительно глубже и шире.
Четлер сощурился и подступил вплотную. Теперь от него исходила злоба. Злоба оттого, что сейчас он был в уязвимом положении. С Пришельцем ничего не случится, а вот он может пострадать при малейшем повреждении скафандра. Убить этого гадёныша из ниоткуда тоже нельзя. Государство строго запретило наносить ему какой-либо вред и ставить над ним опыты. Будь его воля, он бы сгноил его в экспериментальной лаборатории или бы просто вколол снотворного. По его мнению, юноша был бесполезен, потому что был упрям. А ещё его бесило то, что Кристина предпочла ему этого сопляка с замашками бога. И, конечно же, его будоражило то, что тот скрывал.
- Да откуда тебе знать всё это. Ты провел в Хаосе ничтожно мало, насколько это можно судить по степени твоей мутации. И сам посуди, по твоей теории у тебя душа должна отсутствовать напрочь. – Сказал он, задыхаясь и краснея от бессильной ярости.
Пришелец задумчиво прикусил губу.
- Откуда вам знать, сколько я провёл там? – светлая голова кивнула в сторону стены, отделяющей их от Аквариума. – По вашим теориям время в Хаосе не имеет значения и течет, если оно там вообще есть, по-другому. А про душу?
Юноша уставился на плещущуюся мощь за стеклом. Его глаза опустели и приобрели выражение полного отсутствия. Четлер даже отступил, потому что ему на мгновение показалось, что парень повернулся к нему исковерканным лицом и смеётся над ним огромной пастью, полной удлинившихся зубов. Но стоило моргнуть, и прежняя картина спокойно стоящего молодого человека, сменила видение. Однако профессор не был уверен в том, что на самом деле не видел это чудовище без маски невинности и равнодушия. А для него это и вправду было чудовище, которое не известно на что способно. Только пролетающие мимо завихрения Хаоса вызывали лёгкое шипение и помехи в эфире между ними. Вдруг зрачки сами сдвинулись в его сторону. Тёмные пятнышки уставились на него, хотя сам Пришелец не свернул голову ни на йоту.
- Это оно? – вдруг спросил его Пришелец.
Четлер обернулся и понял, на что тот так уставился.
Оно валялось там забытое и ненужное, никто его даже не убрал отсюда. Пришелец оттолкнул его с пути и присел рядом. То, что когда-то было одеялом, свёрнутым в трубу для удобства и из-за жары, всё ещё сохраняло свою текстуру и цветочный узор. Но ткань пододеяльника и шерстяного одеяла слились намертво, приобретя твёрдость пластмассы. Прикоснувшись, нельзя было ощутить ни температуру, ни гладкости поверхности, зато проснулись воспоминания.
- А ты, оказывается, помнишь, на чём сюда прибыл. – Раздался в ушах голос профессора.
- Это был очень старый постельный комплект, много раз штопаный, я помню, в детстве меня раздражали декоративные завязочки, их постоянно приходилось завязывать бантиком. – Ни с того ни с чего поведал Пришелец.
- Лучше бы ты помнил, как тебя звали. – Проворчал Четлер, поднимаясь на следующий этаж.
Пришелец сжал кулак. Этот тип его решительно достал, зачем лишний раз напоминать о том, что и так сложно выкинуть из головы. Вскочив на ноги, он последовал за профессором с надеждой высказать тому всё наболевшее. Но вместо этого наткнулся на стену холодного презрения в глазах мужчины.
- Знаешь, ты вот что, не подкатывай к Кристине. – Четлер почувствовал облегчение, он уже дня два собирался ему это сказать, момента не подворачивалось.
- Не беспокойся, я люблю её как сестру. – Без удивлений ответил Пришелец, отмахиваясь.- И хоть она с тобой несчастлива, я не буду её у тебя отбивать или настраивать от тебя уйти. Хотя будь она посмелее, она давно бы бросила такого как ты.
Профессор сжал зубы. Парень был прав. Он никогда не был мужчиной мечты. Кристина стала его женой только потому, что он тогда едва не умер в аварии из-за неё же. Разозленный её отказом на его предложение, он гнал по встречной, и с размаху вмялся в грузовик. Его вытащили с того света, а она прибежала к нему и согласилась не по любви, а по вине, разъедавшей её нежную детскую душу. И многие говорили ей у него за спиной, а иногда и в открытую: «Кристи, Боже, ты достойна лучшего». И он знал - это так. Он работал, долго и упорно и получил пост в Центре, потом пробрался на самый верх. Став знаменитым и уважаемым, он всё равно слышал, как её продолжали жалеть.
- А чем же я плох? – спросил он с опаской услышать самую не лицеприятную истину.
- Ты трус. Ты не уверен в себе, тебя гложет жадность, а зачастую и зависть. Ты не в состоянии дать ей семью, о которой она так мечтает. Ибо ты не желаешь делить её внимание с кем-нибудь ещё, даже с детьми, которые могли бы у вас быть. То, что ты добился положения в обществе, ничего не значит, если нет тепла и дома, куда можно вернуться. Мне продолжить?
- Не надо. – Глухо отозвался Четлер отворачиваясь. – Возможно, ты и прав, но я люблю её.
Пришелец пожал плечами.
- И это единственное, что тебя оправдывает, Четлер.
Атмосфера стала угнетающе неловкой и тяжёлой, как говорится, доспорились. Пришелец оглядел четвёртый последний этаж так называемой зоны Управляемого Хаоса. Тут стояли сплошные антенны и тарелки, попадались большие шкафы с пишущей лентой под стеклом и мигающими кнопочками. Вибрации Хаоса тут были гораздо сильнее, это он понял потому, что его ногти стали серебристыми.
- А здесь вы что делаете? – спросил он, разряжая обстановку.
- Пытаемся услышать другие миры. Уже десять лет, - отвечая на вопросы о любимом детище, профессор забывал обо всём. – Мы бьёмся над этой задачей, но ничего не получается. Мы перепробовали всё. Мы записывали звуки, плёнки были пусты. Мы пытались вычленять из слышимых шумов одну волну, ничего только бессмыслица. Мы пробовали радиоприёмники, те тоже передавали только тишину. В конце концов, мы пробовали и людей. Надевали им на голову нечто наподобие того, что ты сломал в нашу первую встречу, и оставляли их слушать.
- И они сходили с ума. – Угадал Пришелец, разглядывая чёрную блестящую ленту, наматывающуюся на катушку.
- От того, что они слушали всем становиться дурно, слишком большая нагрузка, слишком много информации.
- Слишком трудно представить, что слышишь, о чём говорит всё бытие.
- Ну да. – Неуверенно согласился Четлер.
Пришелец вдруг выпрямился, и миролюбиво улыбаясь, подошёл к профессору.
- Не стоит расстраиваться. Вы и так добились поразительных результатов. Открыли и укротили Хаос, нашли материалы, не подвергающиеся его влиянию. – По-братски обняв того за плечи, юноша заглянул в глаза. Профессор промолчал. Это ничтожно мало, хоть до сих пор удивляет человечество по масштабности. Но весь центр стоит на одном месте уже двадцать с лишним лет.
- Так я и знал. – Засмеялся парень, отпуская его и начиная спускаться.
- Завтра приготовьте эту вашу штуку. Я попробую для вас, что-нибудь услышать, как тот мультяшный герой из моего детства.
Это Пришелец громко сообщил всем, когда они уже выбрались из оранжереи. Все присутствующие проводили его сочувственным взглядом. Пришелец же уходя, напевал себе под нос:
Мы веселые медузы,
Мы похожи на арбузы...
А выпустивший их лаборант обратился к Четлеру:
- Он там спятил, что ли?
Профессор одарил его надменным взглядом и направился в свой кабинет, смутно надеясь на то, что завтра их дело сдвинется с мёртвой точки. Путь этот Пришелец из ниоткуда не откроет всех карт, но хоть какая-то польза от него будет.
Кристина уже два часа искала его. И столкнувшись с ним в коридоре, облегченно выдохнув, кинулась ему на грудь. Обняв её, он погладил её по волосам.
- Где ты был? Я уже с ног сбилась. – Задыхаясь, расспрашивала она, когда они шли в его комнату.
- Успокойся. Я ходил в оранжерею с Четлером.
В её глазах застыл ужас. Он поспешил успокоить её рассказом и сообщением о том, что завтра будет участвовать в эксперименте со слушанием. Она вроде бы была рада, но её не оставляло беспокойство. Поэтому, стремясь отвлечь её от грустных мыслей, не успели они войти он начал раздеваться. Женщина пораженно смотрела на его обнажённое тело. А он, как ни в чём снял джинсы и стал оглядывать себя.
- Аха, вот она. Смотри!
Он повернулся к ней спиной, где на пояснице слева расцвёл цветок.
- Что это? Когда ты успел? - спросила Кристина, наклоняясь разглядеть поближе.
Стоило ей только протянуть руку, чтобы потрогать чёрный силуэт, как тот сжался и отскочил от любопытных рук. Она вскрикнула и отшатнулась. Пришелец засмеялся. А татуировка, снова став бесформенной кляксой, уползла к нему под боксеры.
- Это... Это... откуда? – возмутилась Кристина, придя в себя.
- Меня ужалил один цветок в оранжерее. Это его вечное клеймо за любопытство.
Женщина подошла совсем близко и обняла его за шею, заставляя посмотреть себе в глаза. Всё её тело горело, оно сознательно прижалось к нему всеми округлостями и впадинами. Глаза её молили ни о любви, ни о жалости, а просто о сочувствии. Под тканью блузки ходила неистраченная любовь. Такие искренние ласковые ладони, скользнули по его телу. Но он перехватил её руку раньше, чем та успела завладеть им.
- Я обещал твоему мужу. – Виновато сказал он.
Кристина отступилась, было, но потом решительно вздёрнула подбородок.
- Ну и что. Я несчастна, разве ты не видишь? Что тебе дороже, я или обещание ему. – Спросила она его горячим шёпотом.
Пришелец отрицательно качал головой. Она вдруг заплакала и сжалась в комок. Её тело мелко дрожало, остывая, разочаровываясь. Подумав, что всё, он отпустил её, а зря. Она обвила его руками, вжалась в него бедрами и вцепилась губами в его рот. Он поддержал её, чтобы она не упала, да и самому бы не свалиться. Но рот его остался на замке.
- Кристина. – Умоляюще, сказал он, чувствуя, как задевает её.
- Пожалуйста, – бессильно попросила она. – Я так несчастна.
Солёная слезинка коснулась кончика его носа. Ему невыносимо было видеть, как она унижается перед ним. И он сдался.
Она была такой маленькой и горячей, отвечающей на любое прикосновение. Изголодавшаяся, она целовалась жарко и ненасытно, цепляясь руками за него. Раздевшись без его помощи, она увлекла его с собой в постель. Ни покоряя, ни унижая, просто делясь с нею страстью, он взял её не из жалости, ни из такой уж необходимости, а как она и просила - из сочувствия. И хоть он сам себе был отвратителен, его волновало только её удовлетворение, хоть, чёрт возьми, он знал, это, вряд ли её успокоит. Рано или поздно, эта метавшаяся под ним женщина поймёт, что он тоже не даст ей того желанного быта и счастья. Она плакала, когда всё кончилось экстазом, и это ударило его ещё больнее. Он понял, допущена не поправимая ошибка.
Но Кристина, взмокшая и довольная, уже лежала у него на груди. А он печально рассматривал скупой на краски потолок.
- Странно. – Полушепотом сказала Кристина, обводя пальцами его соски. – Лет тебе дай бог как мало, а опыта оказывается как у зрелого мужчины.
Он взял её за руку в благодарности, что она дала повод поговорить о чём-нибудь отвлеченном.
- Знаешь. Я сам себе чужой. Столько времени прошло, а я смотрюсь в зеркало и не узнаю в себе себя. Отражение такое чужое. Всё что кажется родным - глаза да цвет волос, иногда нос. А так. Порой в памяти всплывают такие вещи, о которых я и знать не знал никогда. Лица вижу те, которые никогда не встречал, а близких не помню, как ни стараюсь. А во сне толи сам с собой говорю, то ли, правда, с кем-то.
Она нахмурилась и, жалея, погладила его по щеке.
- Мало ли что случилось с тобой в Хаосе?
- В том-то и дело. Там я встретил кое-кого. И этот кто-то растворился во мне. И вот чего я боюсь, уж не разделили ли со мной моё существование? – сказал он.
Женщина радостно обняла его и, уткнувшись ему в плечо, сообщила.
- А какая разница? Ведь теперь всё будет хорошо, не так ли? Я найду способ и уйду от Эдварда. Добьюсь для тебя свободы, и мы уедем. Я знаю даже куда. К моим родителям.
-Кристина. – Не зная как ей сказать, начал Пришелец, пытаясь выбраться из её объятий. В нём проснулась совесть подростка. Он знал, что обманет все её надежды, все чаянья. Это счастье лишь хождение по острому краю, это опасно для обоих. Он обещал. Неуверенность и замкнутость потпихивали его прочь из комнаты, и бежать отсюда, пока не поздно. Но Кристина опять хочет его. Значит уже поздно. Откуда-то издалека слышится её голос.
-Просто не думай ни о чём, любимый. Тебе ведь хорошо со мной? Хорошо?
Хаос далеко внизу в лаборатории обвинительно зашумел. Он слышал его даже здесь. Этот скрежет, смех или предупреждение. Он требовал. Требовал. Требовал.
«Назззззад, сссссейчазззззззжжжже!!!!!»
Но он же не живой. Он не может говорить!
К горлу подступила тошнота. Кристина трясла его за плечи. А он отмахивался, зажимая уши. Скрежет пробирал его до костей.
«Наззззззззад!!!!»
|
Метки: моё творчество |
Начало большой книге о Боге. |
Из ниоткуда в некуда.
(грубо говоря текст по частям часть 1)
Погружение.
Расторжение всяких связей.
Сначала шипение, подобное шипению негодного телевизора, потом тишь, постепенно наполняющаяся звуками. Или нет. Скорее шумами, отдалённо напоминающими то обработанное и доведенное до ума, что мы привыкли слышать в жизни. Теряется всякая форма – твёрдое становится мягким, податливое каменеет. Содержание искажается, растекается абстракцией. Голоса, музыка, свист, шелест; ниже, выше, громче, тише: всё сливается воедино, обретая подобие ритма, мелодичности.
Температура не имеет значение: холод, жара – глупость, здесь ощущения теряют смысл, одновременно обретая новый уровень. Одеяло, скатанное в трубу, становиться единственным, что поддерживает в пространстве. Кровати нет, ни рядом, ни под боком. Спрашивается, была ли она вообще? И есть ли вокруг хоть что-то постоянное, не поддающееся метаморфозе и движению в никуда, без траектории, цели, умысла. В ушах бьющий звук, возможно, капли, возможно, собственное сердце. Внутренние органы меняются местами, без вреда и боли, сердце справа. Собственное тело меняется и подобно полотну, плоскому, волнообразно тянется следом, отвердевшему одеялу-бревну. Дискомфорт, а что такое дискомфорт? Что такое всё? Кто я? Что я?
Ничего не имеет значения. Мимо проплывают предметы, они не знакомы. Искаженность превосходит все возможности разума. Но здесь ум и знания не нужны, они просто спутаются.
Сильнее обняв одеяло-бревно ногами, вскарабкаться на него и лечь на спину. Собственные мышцы кажутся лишними и самостоятельными. Но задача решена, волосы поднимаются, словно наэлектризованные и шевелятся змеями Горгоны вокруг ушей. Теперь открыть глаза. Реснички переплелись и не даются. Но не преставать пытаться. Сделано.
Воистину превосходно! Кто-то пролил разом все краски всех оттенков, цветов, теплот, происхождений. И замешал в завораживающий танец. Там пульсирует красный. Там дергается чёрная линия. Голубой ветерок лентой из крупинок песка проносится у самого кончика носа. Зелёные пятна проявляются и исчезают. Иногда видно очертания пейзажей, домов, дворцов, краешки планет, остывших астероидов, выпрыгивающих китов, толпы причудливых существ, лица незнакомцев, говорящих, улыбающихся – стоит только прикоснуться, и эти картинки дымком растворяются в окружающем беспорядочном движении. Мимо проплыли часы, они словно таяли, а потом опять отвердели такой они были формы, как часы Сальвадора Дали. А кто это? Нет, нереально вспомнить. А что такое реально?
Лучше снова закрыть глаза. Веки опустились шторами. Но даже так видно пульсирующую вокруг прозрачную субстанцию, без воздуха, наполняющую легкие только пустотой, со вкусом, именно вкусом жженого сахара.
Время – бессмыслица, там, где ничего не исчезает и не рождается, там, где не работают законы притяжения и прочая физика. Плыть вечность, лёжа на спине и ощущать, свесившимися конечностями, случайные частицы этого... Чего-то.
Мягкие щупальца рук дотронулись до лица. Это чужое. Это тоже думает, как и он. Кто это? И как он сюда попал? Есть личность. Форма. Хотя тоже атрофирована до невероятного. Оно любопытствует, обыскивает едва уловимыми касаниями. Приветствие – поцелуй. Вкус – горьковато. Руки-шупальца снимают с надёжного бревна-одеяла. Под ногами ничего, но ступни вязнут в окружающей атмосфере. Крепкие объятья не дают упасть. Новый друг обвивается вокруг змеёю. В каком-то другом месте это было бы не возможно. Но здесь тела как патока, переплетаются в причудливом танце под музыку звуков. Волосы тянуться, изучают лицо. От них остаётся влажноватый, приятный след на щеках. А потом два тела становятся единым целым, так будто давно искали друг друга. Одна биология становится частью иной. Боли нет, гены перемешиваются, у нового знакомого не осталось ничего кроме сущности, влагой впитывающейся под кожу. Щупальца-руки растворились в нём самом. Откуда-то под щёку нырнуло его одеяло-бревно.
И снова плыть, но чем дальше, тем ниже. И снова шипение. Тишина. Тьма.
Но теперь вокруг стало холодно и твёрдо.
Его разбудили голоса и тошнотворная тряска.
- Он не потерял форму. С физиологией, на первый взгляд, всё в норме. Значит, он пробыл там недолго.
Это был взволнованный, спешащий женский голос.
- Откуда нам знать! Без полного и досконального обследования ничего утверждать нельзя.
А это был сердитый мужской баритон.
Его везли на больничной каталке, вдоль длинного, казалось бесконечного белого коридора. Он пах стерильностью, словно только что выключили кварцевые лампы.
Но единственное, что хорошо могли разглядеть его глаза это белоснежный потолок с нескончаемыми маленькими яркими лампочками маячками.
В ушах стоял шелест и стук сердца. Голова звенела, желудок, протестующи рвался наружу. Стон сам сорвался с непослушных губ.
- Он приходит в себя.
Каталка наконец-то остановилась, прежде подпрыгнув на порожке, при входе в слишком освещенную комнату. Он не выдержал и, перегнувшись через маленькие металлические борта, дал волю бушующему организму. Когда его стошнило, ему стало гораздо легче. Он позволил голове упасть на хрустящую подушку и осмотреться.
Над ним склонилось пять совершенно незнакомых лиц. Все они были заинтересованы и встревожены, это читалось в их глазах. Все были одеты в белые медицинские халаты. Пришло осознание того, что он, наверное, попал в больницу. Но почему, он вспомнить не мог. Врачи, или кто они были мужского пола, кроме одной не молодой женщины с очень знакомым лицом. То есть, как знакомым, было в чертах нечто, что пробуждало одновременно и радость и боль. Не сознательно он потянулся к этому лицу, желая проверить его на реальность. Оно оказалось тёплым и шелковистым, проминающимся под пальцами.
- Кто ты? – он не поверил в то, что у него есть голос. Но в тоже время тот звучал в этих едких чистых стенах.
- Меня зовут Кристина. – Ответила женщина, нежно погладив его по голове.
- Крис-ти-на… – по слогам повторил он.
- Да, правильно. А ты кто? – лица склонились ниже, выжидательно уперя в него любопытные взоры.
Он открыл, было, рот, но вдруг понял ужасную, непоправимую вещь. Его сердце замерло от страха, а мозг шарил по закромам сознания в бесполезном поиске. И только спустя мучительные секунды он смог признаться в этом кошмарном событии.
- Я не знаю.
Люди переглянулись и их головы разлетелись в разные стороны, как мотыльки. Только Кристина осталась рядом. Но все замедлилось, словно включили медленную перемотку. Он целую вечность поворачивал голову и смотрел, как один из врачей набирает розоватую жидкость в шприц. Фонтанчик брызг долго и лениво оседал на пол, вырвавшись струйкой из иглы. Врач, кадр за кадром, шёл к нему, где его руку держали другие. Здесь была боль, и он зажмурился, чувствуя ладонь Кристины на покрывшемся испариной лбу. Жидкость почти у него на глазах заструилась по венам, веки потянулись вниз. И захлопнулись, опять погружая его во тьму.
Он уснул. Он умер.
Это был тяжёлый сон без снов, без ощущений и звуков извне.
Придя в себя, он увидел те же стерильные стены и крошечные лампочки. Проморгавшись, он смог нормально воспринимать освещение. Сесть было испытанием, но он его преодолел. Голова уже не кружилась, но во рту был неприятный привкус. Он по-прежнему лежал на каталке, только теперь уже в больничной сорочке, хотя точно помнил, что был голым. На запястьях были надеты браслетки с длинным цифирным кодом. Рядом на столике стояла обычная с виду бутылка с водой. Вцепившись в нее, он с трудом открутил крышку. Руки не слушались, дрожали.
Несколько глотков вернули ему возможность нормально думать и здраво рассуждать. Кроме него в комнате никого и ничего не было. Это пугало. Температура была нормальная, неудобства не вызывала. Общее физическое состояние его тоже удовлетворяло, головная боль утихала, а больше ничего нигде не болело. Спустив ноги с каталки, он хотел, было, пройтись, но незаметная до этого дверь бесшумно отъехала в сторону. Трусливо подтянув коленки к подбородку, он уставился на вошедшую.
Женщина приветливо улыбнулась. В её руках был поднос, покрытый полотенцем, от которого исходил запах съестного.
- Добрый вечер. – Сказала она, и дверь за её спиной так же беззвучно задвинулась.
Он только и смог неуверенно кивнуть. Она улыбнулась ещё добродушнее и по-хозяйски подошла. Он попятился от неё и сгруппировался у дальнего угла каталки, наблюдая исподлобья, как она ставила поднос и снимала с него полотенце. Там оказалась тарелка с дымящимся супом, чашка с салатом, что-то горячее, пахнущее мясом и бумажный пакет с торчащей трубочкой. Женщина отошла и, сцепив руки перед собой, ждала.
- Ешь. Не бойся. Ты ведь голодный, да?
Он сглотнул слюну, ароматы будили в нём звериное желание накинуться на еду и начать есть её руками. Но он сдержался и вместо этого, пододвинувшись, схватился за ложку, лежавшую там же. Но вот удержаться от быстрого поглощения не смог. Мгновенно справившись с супом, он притянул к себе горячее. Женщина в белом обрадованно кивнула и присела рядышком. Он не возражал и не боялся более.
Когда он закончил с едой и, откинувшись, облокотился спиной об стену, потягивая сок из трубочки, она заговорила.
- Тебе лучше?
- Да. – Ответил он, снова пугаясь собственного звучания, так словно он никогда не говорил таким голосом.
- Ты помнишь меня?
- Кристина. – Сказал он, разглядывая её миловидное, почти детское личико.
- Молодец. А кто ты? Ты вспомнил?
Горло сжалось. Страх снова обуял его. Он попытался ответить на этот невероятно логичный и простой вопрос. Но безрезультатно.
- Нет. Я не могу. Я не знаю. Я не могу вспомнить. – Затараторил он.
Женщина тут же подалась к нему на встречу. Обняла его, заметавшегося было в испуге. В её объятьях было так спокойно и уютно, что он разом обмяк. Она покачивалась, успокаивая его, словно младенца.
- Где я? – спросил он, прижимаясь к её груди.
- Ты в Научном Центре ИАНЭХ. Это единственный в мире институт по изучению экспериментального хаоса. Находится на государственной аккредитации. Тебе нечего бояться. Тут работают лучшие специалисты и учёные нашего времени. Мы не вредим, мы созидаем. Ты наш гость. – Пояснила Кристина.
- Как я попал сюда?
- Хороший вопрос. Мы этого пока сами не знаем. Ты должен нам в этом помочь. Но известно, ты пришёл из хаоса, нашего экспериментального хаоса. Тебя нашли в оранжерее.
- Что? – не понимая ни слова, переспросил он.
- Ты всё поймёшь попозже. Сейчас, главное запомни, никто тут не желает тебе вреда, только добра, слышишь?
Она взяла его за плечи и заглянула в его глаза. Он кивнул ей.
- Отлично, а теперь ты пойдёшь со мной. Мы порасспросим тебя немного, ты не против?
- Нет. – Честно ответил он и позволил поднять себя с каталки и вывести в коридор.
Там всё было так же, как и при первом его появлении. Невыносимо белые стены и лампочки. И что ещё жутче - ни души. Они прошли по ровному блестящему полу до другой двери, где располагалась несколько душевых кабин. Там Кристины дала несколько чётких инструкций по поводу эксплуатации кранов. На скамейке уже лежала стопка полотенец, тюбик пасты, щётка, шампунь, мыло, губка и одежда, предназначенные для него. Женщина тактично вышла, сказав, что будет ждать снаружи. Он неуверенно открыл шампунь и понюхал, пахло травой.
Отвернув краны, он стянул через голову рубашку и поколебавшись, браслеты. Вода ему понравилась. Он с удовольствием вымылся, не хотелось даже покидать нежные струи, обтекавшие тело. Вытираясь, он наткнулся на запотевшее зеркало на стене. Протерев его ладошкой, он отшатнулся назад. На него смотрел молодой человек лет семнадцати, с потемневшими сырыми волосами, едва достававшими до мочек ушёй. Глаза у отражения были ни то зелёные, ни то серые. Нос чуть вздёрнут. Вполне ничего себе лицо. Тело выглядело здоровым, средней пухлости, высокое, немного сутулое. Отражение ему было не знакомо, но это был он. Однако не может быть, чтобы собственное отражение казалось чужим и новым. Одевшись в привычные джинсы и тёмно-синюю футболку, он осмотрел себя ещё раз. Нет, это решительно ему нравится, но всё равно новинка. Обувка ему тоже была родной. Кроссовки, только ещё более удобные, чем те, что всплывали в его памяти. Всё подошло идеально и сидело с иголочки.
Робко заглянула Кристина и поторопила. Он нашёл среди прочего расчёску и быстро причесал скомканные патлы.
Потом они вышли и опять побрели по, ставшему ненавистным, коридору. В конце, которого обнаружился лифт. Куда они спускались, поднимались, он не знал, просто пялился на мигающие кнопки. А когда металлические двери расступились, был удивлён ещё больше.
Это было просторное фойе, с длинными во всю стену окнами, наполненное народом и их голосами. Терракотовые стены были завешаны электрическими табло с графиками, расписаниями, бегущими строками. У противоположенных стеклянных дверей стояла длинная стойка администратора. Под потолком висела огромная люстра из металлических пластин собранных в некоторое подобие композиции. На полу расстелен ковёр с эмблемой в центре. Мужчины в белых халатах, в простых костюмах и военных формах, женщины в серых юбках и голубоватых униформеных блузах. Они суетились, переговаривались, шли, обсуждая что-то. Такое обилие присутствия его немного испугало и заставило шарахнуться обратно в лифт. Но Кристины настойчиво взяла его за руку и потащила за собой. Люди оглядывались на них, улыбались ему, в них не было угрозы. И он успокоился, даже стал отвечать улыбками на симпатии. Кристина посадила его на диван, стоявший у самого окна.
- Подожди здесь. И не тушуйся. Ты гость, чувствуй себя как дома. – Сказала она уходя. Он проводил её взглядом до стеклянной двери. Только сейчас он заметил, что на ковре был изображён исковерканный куб в жёлтом круге, и стояла аббревиатура ИАНЭХ. Точно такие же эмблемы были нашиты у всех присутствующих на рукавах, грудных карманах.
Вспомнив, что за ним окно, он с ногами залез на диван и, упершись в спинку, посмотрел на мир. И тут его снова поразила чуждость пейзажа. Огромные небоскрёбы тёмными громадами высились над трассами, где оставляли нитки света, бешено несущиеся автомобили. Прямо под ними была не одна, а с десяток дорог, надстроенных одна над другой. В одном месте они, казалось, сплетались в узел света. Звука он не слышал, видимо стекло не пропускало шумов. Внизу горели неоном сотни рекламных вывесок, форсирующих вдоль и поперёк над трассами. Одна пролетела прямо перед окном, перепугав его до смерти. Он, болезненно напрягая память, пытался вспомнить это. И что-то отдалённое всплывало, но это было не то. Совсем не то.
- Знакомая картина?
Голос застиг его врасплох. Он сел ровно и посмотрел на высокого мужчину в очках, которого привела Кристина. Его голос ему уже был знаком, это он спорил с Кристиной, когда они привезли его в ту ужасную комнату, и это он делал ему укол.
-Нет. – Словно это была его огромная вина, сказал он.
- Хм, не удивительно. Идёмте.
Мужчина развернулся на каблуках и зашагал к лифтам. Кристина подняла его и снова просто поволокла за собой.
- Это профессор Четлер. Он тут главный. - Шёпотом сообщила Кристина, перед тем, как они вошли в кабину.
Профессор ему не понравился. Слишком суров, слишком жёсток. Даже лицо у него было словно вытесано из камня, причём грубо, квадратно. Он ни разу не взглянул на него, пока они ехали, просто покачивался на пятках и молчал. Кристина наверно не заметила, что несознательно прикрыла его своим телом от этого человека.
Теперь их доставили прямиком в обширную приемную, где за обыденным письменным столом сидел молодой человек в униформе Центра. Он выглянул из-за тонкого монитора, когда они проходили мимо.
- Принеси нам кофе! – скомандовал профессор, захлопнув за ними дверь.
Его кабинет был заставлен шкафами с книгами, папками, дисками в коробочках.
За его рабочим местом висел внушительных размеров экран, на котором сейчас была эмблема Научного Центра. Плюхнувшись в кресло с высокой спинкой, он указал рукой на два стула, для Кристины и его. Не поднимая головы, он молниеносно набирал какие-то комбинации на компьютере. Экран за его спиной засветился голубым, по нему побежали циферки.
Кристину заставил сесть, а сам отлучились за коробкой в одном из шкафов. Она вернулась и надела на него чёрные металлические браслетки с бегающими по ним светлячками. Голову опоясал такой же обруч. И никаких проводков. На экране появилось несколько цветовых полей: в двух шли диаграммы, в других что-то записывалось и кодировалось.
У него пересохло в горле от всей этой молчаливой процедуры. Пришёл секретарь с тремя чашками кофе. Пытаясь оставаться равнодушным, он не удержался заглянуть на экран и рассмотреть новенького.
- Катись отсюда, Джонатан. – Сурово проворчал профессор, окинув его взглядом.
Молодой человек, обиженно фыркнув, ушёл.
- Итак, мы учёные. – Начал Четлер. – Двадцать лет назад один физик открыл Хаос. Это до конца не изученная среда, которая породила на свет нашу вселенную, жизнь, нас, наши мысли и вообще это то, откуда вышло всё сущее. Вышло оно оттуда, приобретя четкую форму, структурную организацию, одним словом упорядочившись. Чего в Хаосе нет. Сам Хаос, как выяснилось, никуда после этого не пропал. Он находился в иных измерениях и пространствах, то есть, был не более чем субстанцией, протекающей между порожденными им вселенными мирами. Иными словами есть множество миров, как множество комнат, и Хаос их соединяет, как коридор. Понятно?
Он кивнул. Хотя у него было смутное ощущение, что он всегда это знал, просто не помнил, какими словами всё обзывается.
- Отлично. Нам удалось открыть брешь в материи нашего мира и впустить частичку Хаоса, ради эксперемента, создать так называемую зону Управляемого Хаоса. Мы изучали его составляющие, его влияние на живые существа, течение времени в нём и, конечно же, пытались посредством него попасть в другие измерения. Но безрезультатно. Всё это время. И однажды. В зоне управляемого Хаоса мы нашли тебя. Свалившегося туда, в прямом смысле из ниоткуда. Что ты можешь на это ответить?
Глаза профессора засияли и вцепились в него. Но он ничего не мог на это ответить. Он, конечно, всё понял, что попал сюда случайно в результате эксперимента. Но как он попал в Хаос, он не знал.
- Мне нечего Вам сказать, профессор. – Пожал он плечами.
- Эдвард, я же говорила, не дави на него. Он сам не понимает, что с ним случилось. – Подала голос Кристина.
- Хорошо. Пойдём по порядку. Как тебя зовут?
- Не знаю. Не помню.
- Что ты помнишь?
Он окунулся в собственную память. Воспоминания доставались на удивление легко.
- Помню, что лёг спать. Голым, потому что было жарко и дома никого не было.
- Ты пил что-нибудь перед этим.
- Нет. Мне, кажется, нельзя. Я чем-то болею.
- А как насчёт наркотиков или психотропных препаратов?
- Нет. Я никогда не пробовал. И не лечился ничем таким.
- Умственные отклонения у тебя были?
- Не знаю. Нет, наверное.
- Из людей родных или близких помнишь кого?
- Нет. Я знаю, что была семья, друзья, переписка. А имён, лиц не помню.
- Где ты учился?
- В школе. Я её закончил, хорошо. Хотел учиться дальше. На кого не помню. Только помню, что мне это было ни к чему. Я хотел другого.
- Когда родился, помнишь?
- Только то, что мне семнадцать, и то, что родился летом.
Профессор переглянулся с Кристиной.
- Что-нибудь ещё?
- Я помню всё, чему учился. Книги, которые читал. Музыку. Стихи. Иногда всплывают обрывки бесед. Но больше... Провал.
- Простой каркас человеческой памяти. Ты помнишь всё, но без подробностей. Ты словно человек с чистой биографией, интересно.
А вот ему было отнюдь не интересно. Наверное, сейчас он должен бы был быть в панике и всеми силами пытаться вернуться туда, откуда он пришёл. Но, не помня ничего, он и не видел такой нужды. Ему было абсолютно всё равно где жить. Тут или там, откуда он родом. Из того он не помнил почти ничего, а тут у него уже была Кристина.
Она сидела рядом, маленькая и вся округлая, словно милая фарфоровая куколка. Но только в глазах у неё было столько тепла, ума и глубины, что хотелось потрогать их, смотреть в них. Эта женщина была такой близкой, родной. Инстинктивно его тянуло к ней. Где на задниках его сознания вырисовывался инородный образ, он накладывался на профиль Кристины, сидевшей рядом, и был феноменально идентичен. Это пробуждало в нём веру в то, что с ней ему всегда будет хорошо и безопасно, какие бы трудности не поджидали его в новом мире. Женщина почувствовала, что он изучает её взглядом, и повернулась к нему. Она улыбнулась, у неё появились ямочки на щеках. Это было так нежно и трогательно, и он расплылся в улыбке. У неё были шелковистые пальцы, пропускавшие через его существо ток, когда прикасались. И теперь он тоже вздрогнул.
- Не волнуйся, мы постараемся восстановить твою память и вернуть тебя обратно.- Сказала она.
Профессор Четлер почему-то презрительно скривился. Этот мужчина решительно проигрывал на фоне честной и открытой Кристины. На ум ему пришла мысль: «Как она может работать на такого как он?» Словно услышав, о чем он думает, профессор поднял левую руку, нарочно демонстрируя тонкое обручальное кольцо на пальце. Догадка осенила как молния. У Кристины было такое же. Так значит, вот откуда враждебность профессора - он просто ревнует его к жене. Ему захотелось засмеяться, но он не стал.
- Меня особо заботит лишь одна вещь, что ты видел, когда был в Хаосе. Ведь ты видел что-то?
Он собирался поведать обо всё, что приключилось с ним в том странном океане красок, называемом Хаосом. Но самосохранение заставило его задумчиво потупиться. Второе «Я», засевшее глубоко в голове, нашёптывало необходимость не допустить утечки информации. Эти люди не должны знать ни о чём. Ни доводы о том, что они учёные, ни то, что Кристина имеет право знать, не помогли. Рот был на замке, мысли растерлись, не даваясь странному обручу на голове. На одном из полей пошла рябь.
- Я не помню. – Глухо отозвался он.
Профессор непонимающе переводил взгляд с монитора на него и обратно. Кристина была поражена не меньше. Все эти штучки, нацепленные на него, должны были вывести всё, о чём он думает на экран, прочитать даже то, что он не желал бы рассказывать. Но впервые за многие годы они этого не смогли.
- Как ты это делаешь? Ты лжёшь, это очевидно, но как ты это делаешь! – прикрикнул на него профессор, стуча пальцами по клавишам. Рябь прошла, но поле мигало.
- Эдвард, прекрати. Ты видишь, что-то происходит. – Взволнованно сказала Кристина, отпуская его руки. - Нет, не смей отпускать, мне нужна твоя помощь.
- Он просто не хочет отвечать! Что ты видел там?! – настойчиво допрашивал Четлер.
В глазах потемнело от напряжения. Электрические волны зажужжали в ушах, долгий протяжный свист проснулся в правом ухе. Сопротивляться. Нельзя допустить, чтобы они знали. Экран стал путать поля местами, буквы превращались в символы, цифры стирались, диаграммы гасли. Он чувствовал сопротивления эфирного энергетического поля всего здания, гигантское ядро, оплетенное множеством орбит, никто из здешних о нем не знал, только он его видел. Его познания в физике чётко намекали, что эфира никогда не существовало, это была лишь теория. Но он его чувствовал, иная среда легчайшая, но в тоже время насыщенная мощью. Надо порвать одну из орбит или сделать хоть что-нибудь, иначе они вытянут из него образы силой.
Кристина вскочила на ноги. Она спорила с этим Эдвардом. Но тот, покраснев от ярости, продолжал задавать один и тот же вопрос. Потолочные лампы подозрительно стали ослаблять свет. А он только и делал, что искал слабое место в огромных орбиталях. И, наконец, он его нашёл, всеми силами вцепившись в него.
Свет потух во всём здании, вырубились серверы, лифты, отопление, вентеляция. Люди в поразительном по архитектуре здании Научного центра останавливались и непонимающе перекрикивались в темноте. Кристина кричала. Но опасность миновала. И он отпустил вырванный кусок орбитали. Электропитание восстановилось, не успели завестись резервные генераторы. Свет включался с нижних этажей. Компьютеры начали загружаться и восстанавливать файлы. А Кристина стояла ошарашенная и смотрела на него. Профессор сидел, закрыв лицо руками, вид у него был напуганный. И лишь его одного не поразило совершенное им.
- Не спрашивайте меня больше ни о чём. – Приказным тоном ответил он, стаскивая перегоревший обруч и браслеты.
- Как скажешь, пришелец из ниоткуда. – Совсем покорно ответил профессор Четлер.
За их спинами распахнулись двери, и ввалилась толпа народу. Секретарь и служба охраны.
|
Метки: моё творчество |
Хобби. |
|
|
Полный бардак. |
Чего хочу сама не знаю.
Люблю ли, нет ли, что за блаж?
Но ночью слёзы проливаю,
А днём улыбки звонкий страж.
Запуталась в сетях у жизни –
Судьба ловка их ставить нам.
Болит в груди, хоть рви, хоть крикни.
Пройдёт тоска по облакам.
И снегом сбросившись, задушит
В объятьях тонкий злой смешок.
А монстр сна все замки рушит
Законный лакомый кусок.
Да, я проснусь ещё не скоро.
И наступаю на мечту.
Но унесённая в кармане вора,
Остаться тенью предпочту.
|
Метки: мои странности |
Для пробы. |
Астероид.
Последний нам божественный привет,
Как поцелуй предателя у сада.
При свете звёзд парад планет.
Нам послана замёрзшая громада.
Её заданье - поцелуй с Землёй,
Что должен стать последним мигом страсти
И ничего не можем мы с тобой,
Ход дел сменить, увы, не в нашей власти.
Но знаете, как это не смешно,
Мы в космосе лишь на правах аренды.
Не нам решать, что здесь летать должно,
Ведь мы лишь часть космической легенды.
|
Метки: моё творчество |
Насмотрясь на картинку. |
Мудрец.
На фоне полной
Луны лимонной
Сидит задумавшись скелет
На первую уж сотню лет.
Сидит как статуя Родена
На кучке собственного тлена
И философствует о том,
Зачем мы собственно живём?
Что есть такое бытие?
И есть ли люди на луне?
Кто первый? Курица?
Иль яйца?
Где смысл жизни нам найти?
И как до истины дойти?
К чему любовь нас посещает?
Откуда всё проистекает?
И где конец, а где начало?
И как до нас тут всё лежало?
Куда уходим мы потом?
И как нам справиться со злом?
Вот о чём думает мудрец
Свой не заметивший конец.
И нет ответов у него.
Он не надумал ничего.
Но что он выявил конкретно,
Так только то, что думать много для здоровья вредно
|
Метки: моё творчество |
Имею право полюбить! |
Хранящие сердца.
Она устало вошла и привалилась к закрывшейся, с мягким родным «пуф», двери. Осмотрев хорошо знакомую прихожую, она нехотя принялась разуваться. И дело было не в физическом утомлении или истощении от недосыпания и недоедания. Она устала притворяться и плести паутину воздушной иллюзии в углу пыльной мрачной реальности.
Он, несомненно, хороший. Добрый, весёлый. Наверняка он также замечательно воспитан, сколь сам об этом высказался. Но... Это «но» встало комом поперёк горла и едва ли не выжало предательскую слезу. Но те не плачут, кто лишён сердца. Ледники не тают на вершинах славных непокоренных гор. Она сказала, что ей надо подумать. Но размышлять было, в общем-то, не над чем. Ответ был готов ещё за час до их расставания. Но вместо честного, но сурового приговора «Мы, наверное, будем только друзьями» на горе себе она начала вести игру в поддавки. И проиграла, так как совершенно не представляла, что скажет ему потом. Обнадёживала лишь вера в то, что он услышал и понял все туманные расплывчатые разговоры и предупреждения. И теплилась скупая на раскаянье и молитвы просьба к Богу, в которого не верилось: «Господи, лишь бы и вправду был не обидчивым». Хотя чувство эгоизма упрямо волновалось за оставленное впечатление. А честное, чистое и бесконечно добродетельное внутри ставило свечку за здравие милого юноши, не понимавшего в какую трясину завела его симпатия к ней. А в какой капкан совести, нервов и сомнений она сама себя загнала, дав волю женской слабости и тщеславию.
Зеркало отобразило встрёпанную семнадцатилетнюю особу. Кто-то считал её не красивой, кто-то по особенному привлекательной, кто-то говорил, что она очаровательна. Сама же она относилась к себе не иначе как к омерзительной твари, свалившейся сюда оттуда, куда люди в здравом уме и теле не попадают.
Он сказал, что у неё красивые, необычные глаза. Тут с ним не поспоришь. Цвет не разобрать: ни то зелёный, ни то серый. Да вот только слишком много в них, в глазах. Так много, что она всё время прятала их от окружающих, опуская при прохожих и отводя при друзьях. Тяготило её скрытое в них. А именно одиночество, страх, безысходность и море, нет океан, не растраченной и не высказанной любви. Любви, заснувшей в ледниках самой северной, самой ледяной страны. Эти глаза нужно было закрыть сразу после открытия и никогда, никогда не открывать снова. С годами они становились лишь грустней и глубже, как всякая бездонная равнодушная пропасть.
- Я же столько раз предупреждал. – Горестно прокомментировал ОН.
Достаточно было сдвинуть зрение чуть в сторону, чтобы увидеть. ОН вышел из пустоты и собрал свой облик по крупицам из её остывших желаний, потухших идей, теплившихся надежд и звёздочек пылинок.
У НЕГО никогда не было имени. ОН, возможно, где-то был, а возможно ещё и не появился в материальном мире. Может, ЕГО и не было никогда и нигде. ОН с какого-то момента жил в одном с ней сознании и, чересчур расслабившись, сросся с ней в единое целое. Она слышала ЕГО сказки в детстве, когда ОН обещал ей славного рыцаря на белом коне. Потом постепенно сказки сменились убеждениями в счастливом будущем с умным внимательным человеком, едва ли не с королём. А ещё позже ОН говорил о просто подходящем человеке. Когда же её сердце было впервые разбито окончательно, так что бесполезно было склеивать и возвращать его на место, ОН, починив его ласковым шёпотом и посулами, напоминанием о «молодо-зелено», «всё пройдёт, пройдёт и это» и, в конце концов, суровым: «уймись, дура малолетняя, а то уйду» - забрал сердце с собой. А куда?
С тех пор она принадлежала ЕМУ. Не понятно кому. Внешности у НЕГО не было, она её забывала. С голосом то же самое. Конечно, это было ЕГО рук дело, но она не противилась желанию сохранить инкогнито. ОН приходил, когда вздумается без стука и предупреждения, заставая её порой за очень не хорошими делами. Тогда ОН смеялся и помогал, что бы это ни было. А уходил ОН неожиданно, раньше, по крайней мере, теперь она ЕГО всё больше в гневе прогоняла. Ведь жить без сердца никому не по вкусу. В обездоленном местечке в груди заводятся тени и начинают плести паутину.
Сейчас ОН, не услышав ответа и не встретив яростного отпора, продолжил.
- Ты не можешь никого полюбить. Это жестоко, но всё-таки правда. Чувства твои заморожены, до поры до времени, пока не придёт тот, у кого хватит огня растопить снежную шапку на твой душе.
Она разозлилась моментально и, швырнув в НЕГО стянутой через голову блузкой, ушла к себе, не сказав ни слова.
ОН невозмутимо поймал вещь на лету и, направившись за ней, свернул по дороге в ванную. Кинув одежду в короб для белья, ОН осторожно ступил через порог. Она не включила свет и лежала сейчас лицом вниз на кровати. Её плечи подрагивали, будто она плакала. Но ЕМУ было отлично известно, что без сердца плакать нельзя, да и не получится. Присев на её рабочее кресло, ОН молча стал дожидаться завершения показательных выступлений. Прошло, наверное, около получаса, когда измученная бесслёзными рыданиями и всхлипами она перевернулась на спину и уставилась в усыпанный бледными фосфорными звёздами потолок. В углу под отошедшими от сырости обоями закопошилось что-то живое. Судорога отвращения пробежала по её телу.
Словно ощутив это, насекомое затихло или уползло незаметно в темноте под плинтус.
- Верни мне его.
Жалобы в просьбе не было, только печаль.
- А зачем? Чтобы ты сумела убедить себя в каких-то призрачных чувствах, ради утешения самолюбия или для того, чтобы скрасить одиночество. Я слишком хорошо тебя знаю.
Будучи маленькой, ты открывала своё сердце каждому, и каждая твоя безответная любовь, следовавшая одна за другой, была недостойней предыдущей. Став взрослой, ты не поумнела. Слишком быстро созрев, ты грезишь о любви. Раньше об идеальной, теперь хоть о какой-нибудь. Запутавшись и устав жить в одиночестве, ты готова кинуться на мелочь, лишь бы было.
Но ты выше мелочей. Тебя вылепили для одного самого, самого. Поэтому сердце я тебе не отдам. Получишь его, когда придёт тот, кто его достоин.
Она слышала это тысячу раз и услышала вновь. Веки устало сомкнулись, и она чуть-чуть вздремнула. Но неожиданно осенившая её мысль заставила проснуться и снова удариться в слёзы.
- Ты прав. Сердце не поможет. Я просто фригидна, я бесчувственна.
ОН скривился, как от зубной боли. Она же стала биться на постели и тыкать сжатым кулаком в стену. Огромное страшное несчастье распирало её изнутри. У неё опять был припадок. Вскочив с места, ОН моментально оказался рядом и стал сильно колотить её ладонями по щекам, приводя в себя. Она унялась лишь на секунду, её глаза увлажнились, слёзы давались с адскими мучениями и поворотами тупого предмета в груди. Весь ужас заключался в том, что ощущая этот предмет, она не осязала ничего. Боль оставила эту душу, лишив последней надежды. И теперь выжимая из себя влагу, она бледнела на глазах, черты заострялись, как у покойника.
- НЕ смей! – Властно вскрикнул ОН, обрушившись на неё словно лавина.
ОН не целовал её. Для этого у НЕГО не было тела и права. ОН просто собирал губами те редкие слезинки, коим удалось родиться из потемневших, застывших в безумном одиночестве глаз. А она, как и много лет назад уходила, словно песок в часах, по крупице. ОН, конечно, перевернёт её снова, но чем чаще песок пересыпается из одной полости в другую, тем быстрее уходит время и нечто непостижимое, не названое ещё термином, но очень важное для любого человека. И она гибла у НЕГО на глазах. Гибла от одиночества и собственного холода и бесчувственности.
Тогда ЕГО самого захватила ярость. Сколько жизней ОН прожил рядом с ней, порожденный её огромной неудержимой фантазией. Именно ей ОН обязан своим существование, своей возможностью видеть и осязать мир не доступный ЕМУ прежде. Она вырвала ЕГО из мира идей и придала форму, будто заботливый скульптор своим творениям. У НЕГО было лицо того, кого оба они так давно ждут. Просто она этого не осознавала. ОН был воплощением её спутника. И ОН был обязан сохранить её живой до его появления. А это самое сложное. С каждым разом, с каждой новой жизнью она чахла быстрее прежнего. Вот теперь совсем обледенела, потеряв страстную телесную чувствительность. Скоро обледенеют и её эмоции, а там шаг до очередной смерти. И отобранное вовремя сердце не поможет.
Мир был жесток. Потому, что любили сук, шлюх, интриганок, приживалок, пустозвонных дур, раскрашенных уродок, но только не её. Честная, добрая, ласковая, умная, открытая – она никому была не нужна. Бедняжка помешалась от этого, напридумывала себе ужасов. Теряет понемногу гордость и самообладание. И сколько их таких ни девушек, а ходячих сокровищ. И таких втаптывают в грязь, не замечают, плюют им вслед. Гадкие утята, они никогда не вырастают в лебедей, потому что живут в обществе таких моральных уродов и дегенератов, что поневоле опускаются сами. Они начинают думать, что если мужчины не обращают на них внимание, значит надо быть наглой, тупой, одеваться вызывающе и вульгарно, вести себя соответственно. Они теряют понятие морали и стыда, теряют девственность, убежденные в своей правоте с точки зрения сексологии и ненужности девственной плевы. Они гниют изнутри, сочась червями, и не замечают этого, считая это единственно возможным способом существования и взаимоотношений с противоположным полом. А мужчины это всё проглатывают. Ибо юноши не любят умных, ибо сами они не далёки. Они любят красивых и доступных, гуляющих, а не скромных, пугливых, талантливых в учёбе. Мужчины сейчас животные. Они потеряли рыцарские кодексы, забыли джентльменские манеры, одним словом упали ниже некуда. И этот мир катится ко всем чертям собачьим и потихоньку издыхает в агонии, изрыгая в предсмертном хрипе всё более отвратительные поколения.
И такие как она умирают, умирают в одиночестве или в неравном недостойном их высокого предназначения браке. Они перестают искать, сдаются, тлеют душой. А потом пропадают. Не выполнив и десятой доли той миссии, великой миссии настоящей правильной идеальной женщины.
И она бы тоже сдалась. Ещё несколько лет назад ОН буквально спас её от ошибки, спрятав сердце и напугав её до смерти. Но разве знал ОН, что это так повлияет. Теперь она ничего не чувствует. Её целуют, а ей мерзко, ибо ничего не возбудится и не шелохнётся в ней. Её обнимают, а ей тягостно. И она естественно решила, что фригидна. Бедная, бедная, девочка! Кто-то в шутку ли, в наказание ли, обрёк тебя самому лучшему из мужчин, которых и в хорошие времена было мало, а ныне... И теперь обречена ты ждать в снегу и собственных страхах.
- Но он обязательно придёт. Поверь мне ещё раз. Он придёт и отогреет тебя. И ты почувствуешь. И счастью твоему не будет предела. И все остальные подавятся своими пошлостями от зависти. А ты станешь святой и драгоценной в глазах твоего единственного, потому что дождалась, вынесла, вытерпела.
И его поцелуи вновь разведут костёр на снегу и он растает. Он будет твоей второй половинкой пазла, которая встанет на своё место как влитая. И тогда я принесу тебе твоё согретое огненное сердце, и, прогнав прочь угрюмые тени, вложу его на место. И ты будешь любить.
Он научит тебя, он придёт. Он уже в пути. Мы так долго ждали. Потерпи ещё чуть-чуть. Чуть–чуть...
Когда ОН понял, что сам обливается слезами, говоря это ЕГО всколыхнуло. ОН не умел плакать, а теперь открыл, что способен. Она лежала в ЕГО объятьях и, молча, смотрела пустыми глазами в никуда. Потом вдруг пошевелившись и покрепче обняв ЕГО, уложила рядом с собой, прижимаясь всем телом.
- Расскажи мне сказку о любви, как в детстве. Про принцессу из ледяной башни и про огненного принца, растопившего её одним прикосновением. А когда я усну, поплачь за меня, пожалуйста.
ОН не мог отказать. И долго тянулось повествование. А когда сон скрыл её от тревог, страхов, ОН тихо рыдал над ней, с отчаяньем призывая справедливость.
Ему всё чаще становилось холодно во сне. Конечно, он всегда умел согреться, но эти острые снежинки и иней угнетали его. Открыв глаза в постели с очередной бездарной гламурной дрянью, имя коей он даже не успел спросить, так быстро она забралась к нему. Он почувствовал отвращение и резкое желание вышвырнуть её вон. Но вместо этого ушёл сам.
На улице было прохладно и он, ежась и поднимая воротник, пошёл, куда глаза глядят. Полная луна дичало смотрела со своих недостижимых высот. ОНА давно уже плелась за ним, насупившаяся и молчаливая. Её внешность он не помнил. Голос тоже ускользал из памяти. Но ОНА была вне зависимости от его состояния. И сейчас ОНА была в гневе.
- Что опять? – Раздражённо обернулся он.
- Ты зря тратишь свой огонь. – Лаконичен был ответ. – Он предназначен другой.
Он знал это. Но где она. Сколько он уже идёт ей навстречу. И всё без толку.
- А где она, чёрт возьми?
ОНА на мгновение задумалась, словно бы погружаясь в невиданную среду, позволявшую знать всё и про всех, а когда вынырнула оттуда, стала испугана и дрожала от холода. Ответ ЕЁ его ошарашил и напугал.
- Умирает во льдах. – Затравлено прошептала его вечная мыслимая идеальная спутница, укравшая его сердце и хранящая его подальше, чтобы вручить правильной женщине.
Он выпустил выдох сквозь зубы и решительно направился домой. Вышвыривать молодую сучку из своих покоев. И собираться искать свою королеву.
«Только не умирай, дождись, где бы ты не была!» - упорно думалось ему.
Сквозь сон она улыбнулась.
« Дождусь, конечно, даже если умру, появлюсь вновь в новом теле и снова буду ждать.
Но я дождусь. И буду счастлива. Я больше всех имею на это право.».
Продолжение следует…
|
Метки: моё творчество |
С глубоким уважением. |
|
|
