Только если любишь эту Землю с несгибаемой страстью можно освободиться от печали,-сказал дон Хуан. -Воин всегда весел потому что его любовь неизменна.И его возлюбленная -Земля - обнимает его и осыпает его невообразимыми дарами.Печаль - удел лишь тех, кто ненавидит эту Землю,дающую укрытие всем живым существам.

«Дорз» Лучше Джима Моррисона не скажешь: «Все дети немного не в себе». И под этим он имел в виду то же, что и я. Мы дети, восставшие против банальности того, что люди считают здравым рассудком. Когда Джим на полном серьезе выдал: «Рок-н-ролл мертв» и «Гитлер жив… я спал с ней прошлой ночью», ему тогда было известно то, чего нам сейчас так не хватает. Ты не в силах изменить мир, а если попытаешься, то закончишь его разрушением. Мы слишком привязаны к вещам. В десятом классе мне посоветовали прочесть «Живым никто отсюда не уйдет», биографию Джима Моррисона. Я обязан этой книге всем, чем я сейчас интересуюсь. Благодаря ей я захотел стать писателем, начав со стихов и коротких рассказов. Мы не знаем, о чем в действительности думал Моррисон, но мне нравилось фантазировать на эту тему. Его бессмертные слова, его таинственная жизнь будоражили мое воображение. Moonlight Drive, в особенности вместе с Horse Latitudes, казалось мне пугающим и таинственно-сексуальным, как «Счастливые дни» в интерпретации Теда Банди. Я читал это стихотворение перед своим классом, и тогда оно производило не меньшее впечатление, чем сейчас. Такие выражения, как «mute nostril agony» и «carefully refined and sealed over» всегда вызывали у меня слезы восхищения. Мне кажется, что «Дорз» по-прежнему актуальны, потому что они никогда не были на виду. У них не было басиста. Музыка зачастую не соответствовала словам Моррисона. Все держалось на клавишных. Большинство групп смогут довести концерт до конца, если клавишник сломает палец. Но только не «Дорз». Робби Кригер играл очень странные гитарные партии, если вы сравните его с Джимми Пейджем или Кейтом Ричардсом. Однако все это вместе взятое было чем-то уникальным, что привлекало внимание. Голос Моррисона был живописным маленьким озером, в котором тонуло все. О чем бы он ни пел, это становилось столь же глубоким, каким был он сам. В нем скрывалось нечто такое, что всегда будет притягивать людей. Я привык считать «Дорз» первой панк-группой, даже большей, чем «Студжес» или «Раммонс». Их звучание было совершенно отличным от панк-рока, но Моррисон затмевал любого, когда дело доходило до бунтарства и нежелания играть по чужим правилам. Сегодня многие группы хотят звучать так же, как «Дорз», пропуская их музыку через грандж или неограндж — как бы это ни называли. Но это всего лишь идеи, наклеенные на другие идеи, жалкие копии копий. Если ты хочешь стать таким, каким был Джим Моррисон, то не должен ни в чем на него походить. Для этого нужно найти в мире свою нишу.

«Среди людей, которые никогда не были под кайфом, — писал Мэнсон в автобиографии, — существует стереотип, что любой человек, когда-либо принимавший наркотики, и неважно, какие именно, наркоман. На самом же деле зависимость не имеет прямого отношения к тому, какие наркотики ты принимаешь или как часто ты это делаешь. Есть другие факторы, такие как степень, в которой ты позволяешь им управлять своей жизнью, или твоя способность нормально существовать без них. Я не скрываю, что употребляю наркотики. Но в то же время я не испытываю ничего, кроме глубочайшего презрения к любому, кто зависит от наркотиков. Именно люди, злоупотребляющие наркотиками, создают плохую репутацию тем, кто употребляет их» (The Long Hard Road Out of Hell. P. 132).

People
are
strange
when
you're
a
stranger
Faces
look
ugly
when
you're
alone
Women
seem
wicked
when
you're
unwanted
Streets
are
uneven
when
you're
down
...

Дорогой дневник, ну и денек.. Клянусь я еще никогда не пребывал в такой депрессии, не чувствовал себя таким жалким и одиноким, как-будто я знаю, что где-то должен быть кто-то, всего один человек в этом огромном, ужасном несчастном мире, который может обнять меня, сказать что все будет в порядке. Но сколько мне придется ждать, пока этот человек не появится. У меня такое ощущение, что я погружаюсь все глубже и глубже в зыбучий песок, наблюдая как люди умирают медленной мучительной смертью. Как-будто мы все знаем, где-то в глубине нашей души, что наше поколение станет свидетелем конца всего. Это видно в наших глазах.. Понимаешь, я обречен.. Мне всего восемнадцать. Всего восемнадцать, а я абсолютно обречен.

Тёмный. "Нигде" режиссер Грег Араки.

«Мы – люди, и наша судьба, наше предназначение – учится ради открытия все новых и новых непостижимых миров»