Часы на башне стрелками крутятся,
час, другой – скоро птицы вылетят на свободу петь.
Через тысячу лет, когда я выйду на улицу,
улица будет как Будапешт.
А ты и рада, ты и рада-радехонька:
хлопаешь ладонями, встречаешь то ли меня, то ли город.
Как дела твои, ласточка, девочка, плохонько?
Когда и куда отходит твой поезд скорый?
На станции назначения
ждет нас предназначение,
заманчивый, как зов бездны, его призыв,
нет смысла не в отречении,
имеешь ли ты значение,
если тебя перевести буквально на мой язык?
Научит тебя старый старик сну,
спокойствию, степенности, страху, силе и
как улыбаться, чтобы встречать весну,
как полагается девушкам и белым лилиям.
Научит тебя, как
подниматься, когда входит король,
не запинаться, произнося заклинательный приговор,
и играя роль, ты не будешь помнить про боль,
и играя роль, ты будешь помнить, что ты – вор;
ты украла часы на башне, ты украла все мои улицы,
ты украла слух бога, которому все в церквях молятся,
чудо, которое всем чудится,
шило, которое всем колется.
Ты украла сны мои, а также сны короля и сам Будапешт.
Грешен ворон на башне, грешен монах и я грешен.
Ты – это наша брешь,
поэтому тише, девочка, тише ласточка,
вот тебе белые лилии – на, поешь.

Jul. 21st