БАЛЬМОНТ: Знакомый и незнакомый "серебряный" маг

Коментируя Бальмонта, я невольно то и дела касался событий его биографии: равной по сумасбродству, богатству на события и авантюры не сыскать верно не то что у наших поэтов - в целом мире творцов прекрасного. Пожалуй, только Челлини может с ним в этом соперничать. Я уже писал здесь о его магической любви к Луне, а позже здесь о его колдовской любви к воде. Луна и вода навечно связаны тогкой магической нитью и он это знал. Когда он явился из своих феерических странствий... Я, впрочем выставлю тут его невероятную биографию, над которой в счастливом изнурении сил начал работать по старым записям перед самой смертью и не забрасываю сей работы после воскрешения, новой смерти и нового воскрешения вместе с Ним прямо под пасхальные колокола, до сего дня. А пока послушаем, что писали о нём Великие из Великой троицы "серебряных". Слово Брюсову.
"В течение десятилетия Бальмонт нераздельно царил над русской поэзией. Другие поэты или покорно следовали за ним, или, с большими усилиями, отстаивали свою самостоятельность от его подавляющего влияния". Так писал в 1906 году Валерий Брюсов, хлёстко и точно определив хронологические рамки апогея творчества Бальмонта вехами от 1895 до 1905 года. А так отозвался о нём и его Творчестве киммерийский маг здесь, а позже, до своего "разочарования" и волшебник потаённых смыслов здесь. Далее, в отличие от Брюсова, Блока, Андрея Белого Бальмонт писал в уже привычном для него, освоенном круге мотивов, мыслей и образов. "С каким миропониманием Бальмонт начал писать, с таким он и остался поныне". Это тоже Брюсов в одной из своих статей, полагая, что в 1911-1912 годах Бальмонт уже закончился. Ха! Жизнь показала, что великий Бальмонт, слава Богу, неисчерпаем: стоит назвать лишь книгу "Ясень" и "Сонеты солнца, меда и луны", которые я тут слегка коментировал и обязательно продолжу.
Из русских писателей, современников Бальмонта, наверное, только Бунин может в какой-то мере соперничать с ним в масштабности путешествий. Бальмонт пропустил только дебри Африки и Гималаи. Начало его путешествиям положила поездка в 1892 году в Скандинавию. В 1896 году вместе с Е. А. Андреевой он уже во Франции, потом - Западная Европа. Еще в 1897 году, из Парижа, он был приглашен в Англию, в Оксфорд, где прочёл блестящий цикл лекций о русской поэзии. А в январе 1912 года он пересек океан и в кругосветке завертелись Полинезия и Цейлон, Новая Зеландия и Мадагаскар, Австралия и Индия. Это при том, что до этого он побывал в США и Мексике. Вот письмо профессору Ф. Д. Батюшкову: "Я видел моря и океаны... и снова, сидя у окна в моем парижском домике, среди своих книг и цветов, я говорю: "Я рад, что я родился русским, и никем иным быть бы я не хотел. Люблю Россию. Ничего для меня нет прекраснее и священнее ее. Верю в нее - и жду". И этот мотив будет звучать у него целую жизнь! "Сердце здесь сжимается", "много слез в нашей красоте",- пишет он в 1915 году, попав после своих странствий на Оку, я тут писал об этом, в русские луга и поля, где "рожь в человеческий рост и выше". "Я люблю Россию и русских, - восторженно заявляет он в одной тогдашней статье. - О, мы, русские, не ценим себя! Мы не знаем, как мы снисходительны, терпеливы и деликатны. Я верю в Россию, я верю в самое светлое ее будущее". "Русские" стихи Бальмонта особой щемящей нотой входят в многоголосье его книг. Тут и весенняя "Зарождающаяся жизнь", и "Ковыль", и "Скифы", и историческое сказанье "В глухие дни". Щемящая и баюкающая русскую душу "Безглагольность" во все времена - визитная карточка его поэзии, его и мною любимое чудо. Вот оно.

БЕЗГЛАГОЛЬНОСТЬ

Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали.

Приди на рассвете на склон косогора,-
Над зябкой рекою дымится прохлада,
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо.

Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далёко-далёко.
Во всем утомленье - глухое, немое.

Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада,-
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо.

Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.

Вот, вот же за что я так безмерно люблю этого баловня салонов тех времён. Огромное сердце его сумело вместить весь спектр любви, от яростной или трепетно-нежной любви к женщине, до вот этой пронзительной сыновьей любви к Руси. Как часто Русь одаривает тебя такой вот благодатью любви, которой дышит каждая былинка, листик, дуновение ветерка и ты наедине с ней вдруг обнимешь берёзку и задохнёшься такой невыплаканной любовью и нежностью, так задрожат вдруг предательски губы, помутнеет и расплывётся перспектива и ты поймёшь, что плачешь, плачешь...Чистый как новорожденный, долго ещё будешь ты щекой прижиматься к берёзке, судорожно всхлипывая и улыбаясь сквозь слёзы. Чистые ключи Руси и русской души...
А что же Бальмонт, разбудивший лучшее моей души? Уже кумир салонов, однажды тишком, в неясном даже себе безумном порыве удравший вместе с лесопромышленником Дигановым на Ловозеро в Гиперборею. А далее на яхте в шторм к Мотке и Сейдозеру. Об этом именно извиве его судьбы писал я выше. На той самой яхте, что крепко побил у Кириллова острова в августе 1918 года Рерих, так неудачно пытавшийся проникнуть отсюда в Шамбалу.
Но я - снова о Бальмонте, о котором не раз ещё напишу здесь: совершенно другим явился он гулевому Питеру после Лапландии и эти его полутона и мерцания среди строф появились именно тогда: я сразу узнал их! Чистые ключи Гипербореи...

Нострадамус: Умру и не воскресну, опять конец света!

Задолбали нас с Нострадамусом! Умер...Воскрес? Сейчас проверим...
Я тут говорил не раз: без России ничего не получится. Нострадамуса привлекал, придётся ещё раз.
Больше других стран Нострадамуса всегда интересовала Россия, что лишний раз подчёркивает: перед нами действительно Посвящённый в высшие тайны Мира. Достаточно вглядеться в следующий катрен:

Sur le milieu du grand monde la rose
Pour nouueaux faicts sang public espandu

"В центре великого мира – Россия,
Для новых деяний кровь публично пролита" ц.V,к.96

Знакомый с нумерологией и каббалой сразу найдёт тут указание на 91-й год. А еврейские умники, "знатоки" пророка из Солона, плетут о розенкрейцерах, переводя rose как роза, а крест – по умолчанию. Но вот вся фраза на старофранцузском: Sur le milieu du grand monde la rose. И где тут роза, которая вообще через дзету тогда писалась?!

А вот приглядеться, что будет у нас в 2012 году, да кто в правителях кремлёвских окажется - совсем не лишне. Что будет, я тут рассказал, а чтобы не страшно было, позитиву здесь добавил. Осталось понять, кто у нас в "конце времени" в правителях ходить будет? Вышло совсем просто.

Dans peu dira faulse brute fragile
De bas en hault esleue' promptement
Puis en istant dtsloyale end labile
Qui de Veronne aura gouuernement

Центурия 1, катрен 12

Гвоздь по шляпку в середину 2012 года - редкая симметрия. Но о чём тут?

Время болезненно лживого правителя настанет,
Взлетевшего быстро из низов наверх
И тут же вероломство
Властителя Вероны

Это прямо чистый подстрочник, ничего и добавлять не надо, разве что Шекспира напомнить:

Две равно уважаемых семьи
В Вероне, где встречают нас событья
Ведут междоусобные бои
И не хотят унять кровопролитья.

"Ромэо и Джульета"

Кто тут Капулетти, а кто Монтекки, и ребёнок разберётся. А тёмное для России закончится только смертью (возможно, политической) нашего дуплета и с 2012 года мир может перейти на новый календарь.
Как я уже не раз тут указывал, без решения всех проблем в России остальным, особенно США, и пробовать не стоит, а коли попробуют вякнуть, вот наш ответ.

Аз есте: ВЫШЕНЬ в роли ишака Буридана


Вот уж действительно нарочил: хотел начать с Египта одну очень интересную тему и заглянул на минутку полюбоваться Нефертити. А там меня вместе с её красотой такие темки поджидают, ой-ой! Отвлёкся я было на Вавилон...и снова на эти же темки сносит, только они уже обросли новыми фактами и заставляют порой сердце учащённо биться. Я решил от красавицы далеко не отходить и начал про нашу и египетскую беды по имени "перестройка",...спотык! Потому что сразу как у Гойи в "Капричос": "Сон разума рождает чудовищ".
Был такой математик Буридан с христоматийными задачками выборов-переборов: три короля, семь невест. Но наибольшую славу принесла ему простенькая задачка про ишака, стоящего на равном расстоянии от двух равных охапок сена. По Буридану в идеале бедное животное, не справившись с выбором, должно подохнуть. Задача на самом деле имеет множество прикладных применений, но меня они сейчас мало волнуют. Я сам сейчас напоминаю того ишака и не знаю, за какой из вкусных снопов ухватиться: египетская перестройка или социализм хеттов? А может рукотворная цивилизация? Или богоборчество, которое задел я уже чуток рикошетом в теме "Город тысячи языков" с продолжением и намёком на временное окончание.
Я бы недолго размышлял, но все эти темы связывает лезущий из всех щелей один народец. И последние 15 минут я только и думаю, как бы его обойти? А никак, придётся с ним вместе, от него цивилизация столько лет отвязаться не может, куда уж мне...
Да, наделали дел атланты...

29 августа - Спас ореховый и холщёвый: с Праздником, друзья!

Исторические корни.
Как и первые два Спаса - медовый и яблочный - первохристианы позаимствовали у Рода. Такова традиция: авторитет молодой веры в среде прозелитов подкреплять более древней Традицией. Но русы и славяне не было прозелитами: все притопы и прихлопы иудо-христианская религия (не путать с верой) позаимствовала из арийских Вед. Я писал об это м по поводу праздников Купалы здесь и Перуна и Перуна здесь. А об истинных корнях Спаса я здесь. писал.
Вот как трактует Церковь третий Спас, даже не представляя корней этого святого слова и, ничтоже сусмняшеся, получая его сокращением от Спаситель. А нерукотворным его, якобы сделало то, что образ Христа был запечатлён для царя Эдессы (Месопотамия) Авгаря V Уккамы после того, как посланный им художник не сумел изобразить Христа: Христос умыл лицо, отёр его платом (убрусом), на котором остался отпечаток, и вручил его художнику. Согласно преданию, Мандилион стал первой в истории иконой. Перенесе́ние из Еде́ссы в Константино́поль Нерукотво́рного О́браза Го́спода нашего Иису́са Христа́, также Третий Спас (греч. Μνήμη της εξ Εδέσσης ανακομιδής του αγίου Μανδηλίου του Κυρίου ημών Ιησού Χριστού, обычно греч. Ανακομιδή του αγίου Μανδηλίου) — православный праздник, совершаемый Церковью 29 августа (16 августа по старому стилю) в честь Нерукотворного образа Христа Спасителя.

"Не рыдай мне мати во гробе": Западный вариант.
Западный вариант легенды возник по разным источникам от XIII до XV в., вероятнее всего, в среде францисканских монахов. Согласно нему, благочестивая еврейка Вероника, сопровождавшая Христа в Его крестном пути на Голгофу, подала Ему льняной платок, чтобы Христос мог отереть с лица кровь и пот. Лик Иисуса запечатлелся на платке. Реликвия, именуемая «плат Вероники» хранится в соборе св. Петра в Риме. Предположительно, имя Вероники при упоминании Нерукотворного образа возникло как искажение лат. vera icon (истинный образ). В западной иконографии отличительная особенность изображений «Плат Вероники» — терновый венец на голове Спасителя. Ну как тут католикам не связать Нерукотворный образ Спасителя с другой известной христианской реликвией - Туринской плащаницей?! Связали и весьма нагло! Плащаница, якобы, представляет собой ростовое изображение Христа на холсте. Выставляемый в Эдессе и Константинополе плат с изображением лика Спасителя, согласно теориям, мог быть плащаницей, сложенной несколько раз, т.е, оригинальная икона могла быть не утеряна во времена крестовых походов, а вывезена в Европу и обретена в Турине. Один из изводов Нерукотворного Образа, «Спас Нерукотворный — Не рыдай Мене, Мати» (Христос во гробе) "исследователями" возводится к плащанице, как к историческому прототипу.

Русо-славянская традиция.
У русов и славян 3-й Спас назывался "ореховым" или "полотняным". У умницы Даля в толковании календаря земледельца, составленного по народным приметам и наблюдениям, можно найти совершенно оригинальный взгляд, с которым нельзя не согласиться: «Зимняя опока на деревьях обещает, как говорят, хороший урожай на хлеб; урожай на орехи обещает обильную жатву хлеба на грядущий год, по крайней мере, замечено, что сильный урожай на орехи и на хлеб никогда не бывает вместе; что кроме того никогда не бывает большого урожая на орехи два года сряду; стало быть, при обилии в орехах, их на следующий год не будет, а вероятно, будет урожай на хлеб.» Возвращаясь к названию третьего Спаса, называемого «хлебным» или «орешным», народ отмечал его как день благодарения Господу за хлеб насущный на каждый день, что и слышится в народных пословицах и поговорках: «Третий Спас хлеба припас», «Хорошо, если Спас — на полотне, а хлебушко в гумне!».

Притча: Любовь и красота души


Согласитесь, что если убрать романтические занятия для мужчины, явившиеся в последние несколько десятилетий на космических тропах или в кабине сверхзвукового самолёта, путешественник по праву держит пальму первенства. Но и в иерархии покорителей мира силой духа и широтой души нет равных моряку. Не спешите уходить, о! всё знающие о море: даже среди просоленых морских бродяг и беглецов из родовых замков никто не мог творить таких чудес, как истинно морской волк Принц. Кличка осталась от побега после бурных разборов за огромное наследство, преемником которого он внезапно стал после трагически погибших родителей, родни нескольких монарших семей Европы. Он хотел, чтобы ВСЁ было отдано на школы, больницы и детские приюты, на поддержку нуждающихся музыкантов, художников и поэтов, на экспедиции в дальние страны и на учёных, о чём-то шепчущихся с пробирками и звёздами. А его едва не спрятали в дом призрения. На свой первый корабль он попал случайно, если это слово вообще применимо к таким, как Принц: у капитана разыгралась подагра и он противоречил всем, в том числе и старпому, не желавшему и на дух слышать о юном беглеце-аристократе на корабле. Получив от товарищей издевательскую кличку, он прошёл достойно школу, о которой вы можете прочесть в сотнях книг. И избавил себя от всего наносного, а вот кличка осталась. Потому что леопарды лизали ему руки, а птицы садились на плечо, чтобы попить с губ. И вот он - перед вами: худощавый и ощутимо сильный морской бродяга с пшеничными волосами, расчёсанными и свободно разбросанными по плечам, аккуратной бородкой, обрамляющей породистое чуть скуластое лицо и огромными, широко расставленными потрясающнй синевы глазами ребёнка, проглядывающими сквозь суровый взор стоящего на вахте у штурвала морского волка.
Суровая жизнь затронула его лишь снаружи, что выразилось в точной стремирельности движений, валкой в меру походке и рельефному, вылепленному работой и природой торсу, чуть массивному для общей конституции Принца. Хорош, хорош был он с своей тонкой и гибкой талией, широким разворотом плеч, на которых не среди бугров трапеций а на пропорционально вылепленной шее гордо покоилась в волнах пшеничных волос голова мечтателя. Покоряя необъятные пространства океанов и морей, он мало интересовался производимым впечатлением, особенно на женский пол. Нет, он был здоров и он был настоящий мужчина, но бестолковый и однообразный ритуал ухаживания, который он наблюдал у товарищей и в который они не раз пытались втянуть его, Принц отвергал мягко но непреклонно. Ром и невинная, но неприятная для него ложь подобных отношений, были неприемлемы для его летящей души, а кроме того мешали полной мерой пить неповторимый воздух океана, разговативать со звёздами и мечтать. Дало в том, что с некоторых пор почти в каждом месте, куда они заходили, его ждало письмо от женщины, которую он никогда не видел. Её звали Мария и он иногда оставлял для неё несколько строк на местной почте. Теперь, разгуливая под звёздами, он часто с ней разговаривал, повествуя об очередном шторме или подробностях посещения очередной жемчужины тропиков или скалистых и сильно изрезанных берегов Русского Севера, который он любил особой, неизъяснимой любовью. Море не держало его, оно предлагало свою любовь и он отвечал с благодарностью тем же. Пока не понял, читая письма Марии и всё подробнее отвечая ей, что уже не может представить свою жизнь без её милых и простеньких писем, где между строк проглядывала такая же, как у него летящая душа. Любовь странная, таинственная субстанция, приходящая внезапным праздником души, которого ты, вроде и не ждал вовсе. Мария и Принц через тысячи миль полюбили друг друга, сами не осознавая того.
Принц был человек поступка, и сразу отправился на местный рынок. Он и ранее передавал подарки, экзотические безделицы, добытые или сделанные собственноручно, но сейчас... Прекрасная шаль взяла всё его внимание и соотнеся с ней всё, что знал и думал о светлой девушке на другом краю океана, так трепетно преданой неведомому морскому бродяге, он решил, что шаль не испортит ожидаемой встречи. Следующий поступок был прощанием с морем,товарищами и списанием на берег в портовом городишке, где проживала Мария. По шали он узнат её: так приписал он в конце последнего ответа на её письмо и назначил встречу.
А хрупкая застенчивая девушка с пепельными волосами и в простеньком не праздничном ситцевом платьичке, правда сшитом собственноручно со всей фантазией её грёз и потому прелестном, получив долгожданное письмо, в отчаянии подошла к зеркалу. Её не звали на танец в праздничную карусель, рассыпающуюся на бойкие пары, а она любила танцевать. Её вообще не воспринимали за женщину и обе стороны влюблённых без страха выбирали Марию в поверенные: не отобьёт и не проболтается. Вот что выплеснули в зеркало выразительные серые глаза и тотчес наполнились слезами: её никак нельзя полюбить, она невольно обманула замечательного человека. И вдруг её охватил настоящий ужас: он может остаться из жалости и тогда они оба будут несчастны. Она накинула на плечи шаль, женское, проказливое взяло верх и она крутнулась разок перед зеркалом. Как же хороша она была в эти минуты и о! чудо, именно такой видел её мысленно Принц, уже шагающий широко и чуть вразвалку к той окраине, которую его сердце нашло бы и в тропическую ночь. Принц вдруг задумался: он никогда не видел фото Марии. Какова она?
А она запыхавшись прибежала к старшей, замужней и некрасивой сестре, которую постоянные роды и тяжёлый труд по дому превратили почти в старуху. И всё рассказала ей, и попросила надеть шаль, и сходить вместо неё. И он увидит и уйдёт...и слава Богу,... она потом напишет ему. Всё это она выпалила в отчаянии, но решительно...Фу-х! И потащила ошалевшую сестру к почте - назначенному месту встречи. А сама спряталась за колодцем.
И вот Принц вышел на площадь к почте. Там ждала его женшина в морщинах, с красными руками, в его шали и жалко улыбалась. Любой ушёл бы, но не Принц. Он подсвиснул какую-то пичугу и та села ему на плечо, пока он набирал в рот воды из фляги. Пичуга попила с губ, а женщина улыбнулась несмело. Он вспомнил все подарки Марии и письма, носки связанные к рождеству и рассказ про здешние звёзды, те, что не видны в южном полушарии. Он подошёл, наклонился к натруженной руке и поцеловал её. Его сердце молчало, но это был Принц, которому львы давали пожать лапу. Он многого не знал в этом мире, но твёрдо верил, что любящая женщина всегда прекрасна. Надо только разглядеть эту красоту и этому ему предстоит учиться.
- Я сильный, ты больше не будешь работать.
Глаза его лучились добротой,...а может то были слёзы по не сбывшейся мечте. Но это был Принц!
- Пойдём, - он взял её, совершенно убитую происходящим, за руку. И вдруг его сердце гулко стукнуло. Её жалкий взгляд сначала ему в глаза, а потом за спину, всё объяснил влюблённому вещему сердцу. Она, Мария, стоит за его спиной. Он обернулся и увидел её, виновато опущенные руки, теребящие волан на платьичке, слёзы в глазах, и...надежду, робкую надежду. Ещё огромную любовь. Она была прекрасна в свете этой любви.
ЛЮБОВЬ ВСЕГДА ПРЕКРАСНА И ВСЕХ ДЕЛАЕТ ПРЕКРАСНЫМИ: НЕ БОЙТЕСЬ ОШИБИТЬСЯ.

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"..."ГОЛУБИНАЯ КНИГА"

ГЛУБИНАЯ КНИГА

Восходила от Востока туча сильная, гремучая,
Туча грозная, великая, как жизнь людская - длинная,
Выпадала вместе с громом Книга Праотцев могучая,
Книга-Исповедь Глубинная,
Тучей брошенная к нам,
Растянулась, распростерлась по равнинам, по горам.
Долин_ы_ та Книга будет - описать ее нельзя,
Поперечина - померяй, истомит тебя стезя,
Буквы, строки - чащи леса, расцвеченные кусты,
Эта Книга - из глубинной беспричинной высоты.
К этой Книге ко божественной,
В день великий, в час торжественный,
Соходились сорок мудрых и царей,
Сорок мудрых, и несчетность разномыслящих людей.
Царь Всеслав до этой Книги доступается,
С ним ведун-певец подходит Светловзор,
Перед ними эта книга разгибается,
И глубинное писанье рассвечается,
Но не полно означается узор.
Велика та Книга - взять так не поднять ее,
А хотя бы и поднять - так не сдержать ее,
А ходить по ней - не выходить картинную,
А читать ее - прочесть ли тьму глубинную.
Но ведун подходит к Книге, Светловзор,
И подходит царь Всеслав, всепобедительный,
Дух у них, как и у всех, в телесный скрыт цветной убор,
Но другим всем не в пример горит в них
свет нездешний, длительный.
Царь Славянский вопрошает, отвечает Светловзор.
"Отчего у нас зачался белый вольный свет,
Но доселе, в долги годы, в людях света нет?
Отчего у нас горит Солнце красное?
Месяц светел серебрит Небо ясное?
Отчего сияют ночью звезды дружные,
А при звездах все ж глубоки ночи темные?
Зори утренни, вечерние - жемчужные?
Дробен дождик, ветры буйные - бездомные?
Отчего у нас ум - разум, помышления?
Мир - народ, как Море, сумрачный всегда?
Отчего всей нашей жизни есть кружение?
Наши кости, наше тело, кровь-руда?"

И ведун со взором светлым тяжело дышал,
Перед Книгою Глубинной он ответ царю держал.
"Белый свет у нас зачался от хотенья Божества,
От великого всемирного Воления.
Люди ж темны оттого, что воля света в них мертва,
Не хотят в душе расслышать вечность пения.
Солнце красное - от Божьего пресветлого лица,
Месяц светел - от Божественной серебряной мечты,
Звезды частые - от риз его, что блещут без конца,
Ночи темные - от Божьих дум, от Божьей темноты.
Зори утренни, вечерние - от Божьих жгучих глаз,
Дробен дождик - от великих, от повторных слез его,
Буйны ветры оттого, что есть у Бога вещий час,
Неизбежный час великого скитанья для него.
Разум наш и помышленья - от высоких облаков,
Мир-народ - от тени Бога, светотень живет всегда,
Нет конца и нет начала - оттого наш круг веков,
Камень, Море - наши кости, наше тело, кровь-руда".

И Всеслав, желаньем властвовать и знать всегда томим,
Светловзора вопрошал еще, была беседа длинная.
Книгу Бездны, в чьи листы мы каждый день и час глядим,
Он сполна хотел прочесть, забыл, что Бездна -
внепричинная,
И на вечность, на одну из многих вечностей, пред ним
Заперлась, хотя и светит, Книга-Исповедь Глубинная.

Константин БАЛЬМОНТ

Кто только не брался на Руси пересказывать, трактовать, переводить и даже выдавать за апокриф, как масон Лихачёв, великий славянский эпос-Традицию "Голубиная книга". Я тут давал блистательную версию Заболоцкого: он, как и Бальмонт был славянистом и переводчиком от Бога: его "Слово о полку Игореве" не смог превзойти никто, да это и невозможно. Бальмонт затаил свои самоцветные славянские откровения в фольклоре, заговорах и переводах в сборнике "Жар-птица" с подзаголовком "Свирель славянина". Лето 1906 года он посвятил блужданиям среди родных просторов, пока салоны сходили с ума в догадках, куда опять подевался их кумир, находящийся тогда в зените русской и европейской славы, снисканной непревзойдённым до сих пор сборником о любви "Будем как солнце" и феерическими переводами западных поэтов на добрую сотню языков. Тогда, а позже в Гиперборее, раз и навсегда постигнув истинное величие Руси-России и её народа, её истинных истоков, он в благоговении припал к ним и до конца жизни черпал из них и щедро делился с нами. Нет, прошу поверить мне, на Руси другого такого поэта, сумевшего глубже него заглянуть к самым глубоким корням нашей великой самобытности первого Рода Земли - альвов-ариев. Мне не всё пока дозволено тут сказать, но я верю и жду: скоро. Для того выживаю и живу, борюсь и люблю...

Притча: Себя в себе услышь, как колокол судьбы





Из старинных легенд Гипербореи остро кольнула в сердце одна. Потому, что я ЭТО уже слушал с царевнами и Наставником здесь Именно в Гиперборее и, возможно, на том самом острове. Легенда гласит, что то был один из 12-ти островов Сил, Воль, Могуществ, окружавших сакральную гору Меру. На этом острове построили храм с тысячью колоколов. Колокола, большие и малые, были украшены лучшими мастерами арийского мира. В сильную непогоду, когда дул ураганный ветер, звон всех колоколов сливался в единую симфонию и приводил в восторг сердце каждого человека.
Прошли тысячелетия, камушек с Ориона, "подарочек" атлантов, разнёс всё вокруг и остров погрузился в океан. С ним под воду ушли и колокола. Древняя легенда гласит, что колокола продолжали непрестанно звонить: при желании их мог слышать каждый.
Воодушевлённый легендой, один юноша отправился за тысячу миль послушать этот звон. Днями он сидел на берегу, всматриваясь в сторону утонувшего острова, и напряжённо вслушивался. Но он слышал только шум соснового бора на берегу и прибоя. Юноша всяк старался не обращать на них никакого внимания, но казалось, этот шум заполнил весь мир.
Всякий раз, когда его охватывало уныние, он ходил слушать деревенских мудрецов. Никто не знает, когда они появились тут и никто не помнит, чтобы с ними что-то случалалось. Они с благоговением вещали таинственную легенду, делили с рыбаками их простую, но здоровую пищу, давали бесценные советы, чувствуя особым слухом мудрости природу, а блестящие глазёнки детворы, окружавшей костёр во время их рассказов подтверждали: да, звон есть и многие из них его слышали. В сердце юноши после таких сценок вновь вспыхивала надежда, чтобы… Он не слышал,...не слышал!
А когда юноша решил отказаться от своей затеи, появилась она. Дочка рыбака была красива той особой северной красотой, с широко поставленными глазами, голубыми как спокойное море, гордой посадкой шеи как бы стремительно несущей и эту голову в белокурых, крупными волнами, волосах, и этот мечтательный взгляд, который мог быть и пронзительным. Таким взглядом коротко глянула она и на юношу, но другим были заняты его мысли и она лишь спрятала необидную усмешку в уголках пухлых по детски губ.
Возможно, ему и не суждено было услышать музыку колоколов. Возможно, это была лишь красивая легенда. В этот последний день он отправился на берег, чтобы попрощаться с океаном, и увидел её. В мокром от брызг простеньком платье, не скрывавшем ни волнующе-крутой линии бедра, ни высокой девичьей груди с острыми сосками. Точно ундина из пучины явилась она и ворожила, томила прекрасными своими глазищами, пока юноша не растворился в этой безбрежной синеве глаз, воды и неба. Пальцем тонкой ручки она плавно, но повелительно указала сесть на песок прямо у полосы прибоя, сама опустилась рядом и голова юноши пошла кругом от запаха цветов, моря от мокрого платья и чистого девичьего тела под ним. Тут только он заметил венок на её голове за мгновение перед тем, как всё вокруг исчезло. Звуки моря так поглотили его, что юноша уже почти не осознавал себя: он слился с внезапной глубокой тишиной моря.
И вдруг в этой тишине он услышал колокольный звон! Нежный звон маленького колокола, а за ним ещё один, и ещё, и ещё, пока музыка тысячи колоколов не слилась в единую гармонию, а сердце юноши не затрепетало в восторженном экстазе.
Он очнулся на берегу один уже под звёздами. Ундины не было и только следы на песке да духмяный венок рядом пели в восторженном гимне души - это был не сон. Оставим его мечтать и, возможно...Нет, пусть сам, только сам. Ти-и-ше...
МИР ЖДЁТ ТЕБЯ: СУМЕЙ СЛИТЬСЯ С НИМ ИЛИ НАЙДИ УНДИНУ, КОТОРАЯ ПОМОЖЕТ ТЕБЕ ОБРЕСТИ В НЁМ ВАШУ МУЗЫКУ.

Арийское: Славяно-гиперборейские байки об Атлантиде

Не выдержав серьёзного испытания ввиду слабой подготовленности аудитории, эта тема не только не попала в рассылку, но мало кому "понравилась". Это урок: адский труд десятилетий - ещё не гарантия того, что его примут и поймут не на уровне "развлекухи, а серьёзной попытки вернуть нам нашу историю. Я это делал в теме о Святославе, в Гиперборейских блужданиях по Зодиакальным эпохам: надо начинать тему "Атлантида-Египет-Гиперборея" с нуля.
Этот баян (не путать с Бояном - древнерусским гимнопевцем) мы вынуждены рассмотреть, прежде чем перейти к собственно Атлантиде и атлантам: он самый молодой и модный. Правда термин сей изрядно хромает - всё равно что Олегово-Путинская Русь. Поляки с болгарами ведь тоже славяне, но даже разница между ними и не намекает на огромную пропасть между гипербореями и их весьма невнятными потомками славянами. Сходные с греческими источниками славяно-гиперборейские предания об Атланте-Святогоре, Маре, Горгоне, Пленке-Плейоне и подобные мы можем, конечно, сравнивать с преданиями не только египетскими, но и славяно-ведическими (греки эти предания и именовали гиперборейскими). Это славянские сказы, например, о Вечерницах, в которых трудно не узнать Гесперид-Атлантид. Как известно от греков, дочерей Атланта именуют по-гречески именно Атлантидами. В ряде легенд о той земле (в том числе в славянских преданиях) утверждается, что в той Атлантиде правили женщины, там изначально был матриархат. Патриархат был в земле Атланта (Святогора), который был отцом Атлантид, а правил в другой Атлантиде - Святых горах.
Но арийские гимны о Вечерницах-Атлантидах относятся к Русскому Северу, к Поморью. В этих гимнах, механически перенятых славянами в виде легенд, Вечерницы - правительницы (или волшебницы-волховницы), обитающие близ берега Белого моря. Вполне узнаваемые как лебединые Девы или Валькирии древней Гипербореи. Но именно там, в седых Ловозёрских тундрах находится сердце необъятной когда-то Гипербореи, откуда ушли ЕЁ сыны, самоназвавшиеся позже атлантами, о чём я писал здесь.
А вот у "славян" эта Восточная Атлантида, в отличие от иных «Восточных Атлантид», была только связана торговыми и культурными связями с "изначальной" Атлантидой в Атлантическом океане, разумеется, до ее гибели. Хотя греки прямо говорили, что Атлант жил в Гиперборее (подробно на этом мы ещё остановимся). Путаницу вносил "всемирный потоп", потому что земли Крайнего Севера также подвергались затоплению. Весь шельф Северного Ледовитого океана ушел под воду на памяти людей после последнего оледенения, и это время совпадает со временем гибели "платоновской" Атлантиды. Путаница эта царит до сих пор и у вполне уважаемых мною авторов.
Но, конечно, эта северная земля не могла быть и не была Атлантидой. Это Гиперборея-Арктида - земля, также ушедшая под воду, согласно тайной Традиции. Которой я обязательно коснусь позже в пределах, мне дозволенных. А пока покончим с росказнями элинского розлива, ничего общего с Атлантидой, землёй младшего братства сынов Гипербореи, не имеющими. Можно снова вспомнить Платона в ироническом ключе, хотя когда Платон подходит к Египетским источникам, я становлюсь серьёзным. Правда из Египта, в отличие от Пифагора, его выперли не солоно хлебавши, но что-то он разузнал из источников одного из предков его - Солона (не солоно-Солона: интересная игра слов), главного из семи солонских мудрецов. Если это ещё будет интересно.