http://www.svoboda.org/content/arti
– Часть комментаторов связывают гонения на вас с обидой патриарха Кирилла, который мог связать ваши заявление о "голубом лобби" в РПЦ со священнослужителями из своего окружения. Вы верите в такую версию?
– Насколько я знаю, это версию озвучил человек, который представляет себя как приближенного к патриарху человека, это агрессивный публицист Кирилл Фролов. Я с его версией согласиться не могу, потому что знаю патриарха Кирилла как умнейшего человека, который, кроме того, еще и серьезный политик, умеющий на много ходов вперед просчитывать свои действия. Патриарху Кириллу я прекрасно известен – мой характер, склад души и прочее. Трудно представить себе, что можно вот так со мной поступить и заставить меня тем самым забыть о той теме, о которой в декабре все говорили. Когда меня увольняют из Академии с формулировкой "За деятельность в блогосфере", понятно, что вся блогосфера тут же бросается и читает эти самые сообщения, которые были сочтены неуместными. То есть происходит невероятное усиление аудитории. Это легко просчитать.
Если верить Кириллу Фролову, именно патриарх Кирилл принял крайне истеричное, мстящее решение, совершенно неумное и непродуманное, с огромными последствиям для всей церкви. Я более высокого мнения о моем патриархе, поэтому я полагаю, что такое решение принято под давлением на Академию извне. Я полагаю, это результат действий некоего корпоративного "голубого лобби".
– У этих людей есть имена и фамилии?
– Ну, конечно, есть. Но пока еще бессмысленно их называть.
– Вы ожидали такой резкой реакции со стороны объединенных в это "корпоративное лобби" людей, когда решались на оглашение деликатных сведений о скандале в Казанской духовной семинарии? Вы же опытный человек, искусный в понимании сути разных течений внутри РПЦ.
– Я сказал уже в своей публикации в блоге, что ошибся. Я полагал: тот факт, что Патриархия послала в Казанскую семинарию комиссию, что комиссия приняла жалобы семинаристов, не заткнула им рот; то, что по итогам работы комиссии проректор, который домогался до семинаристов, все-таки был уволен, я истолковал как внимание Патриархии к этой проблеме и желание что-то сделать для ее разрешения. Поэтому моя задача была – оказать медийную поддержку действиям комиссии Максима Козлова, проверявшей Казанскую семинарию. Но, кажется, я преувеличил готовность Патриархии идти в этом направлении.
– Насколько опасно это "голубое лобби" для Русской православной церкви?
– Это весьма влиятельная группа людей, некоторые из них занимают серьезные посты, в том числе в Синоде. Самое печальное, что они могут оказывать влияние на кадровую политику церкви, и они заполняют кадровые вакансии себе подобными. Печально то, что человек такого склада оказывается в закрытой системе, где нет ясных критериев карьерной оценки. У нас нет критериев оценки успешности священника, поэтому господствует вкусовщина. Когда у главы корпорации, скажем, или у главы епархии такой вот сексуальный вкус, то неформальные симпатии епископа сказываются на подборе подчиненных, ну, а дальше метастазы расширяются.
– У вас есть единомышленники среди ваших коллег, священников Русской православной церкви?
– Я получаю очень много писем и звонков поддержки, от священников прежде всего, даже от епископов. И это меня как раз очень поддерживает. Я знаю, что я озвучил мнение, скажем так, морального большинства.
– Это моральное большинство способно сформировать, скажу так, какое-то обновленческое движение внутри Русской православной церкви для борьбы с ее проблемами?
– Скорее, этого не нужно делать. Потому что само упоминание обновленцев затормозит ход перемен, это будет использовано как полемический аргумент. Поэтому здесь такого слово не стоит употреблять. А вообще это проблема не только церкви, но нашей национальной истории – у нас разрушены механизмы общественной самоорганизации, общественной самозащиты.
– Как вы относитесь к заявлениям актера и временно запрещенного в служении священника Ивана Охлобыстина о необходимости вернуть наказание за однополые сексуальные отношения в Уголовный кодекс?
– Мне кажется, это не очень умное требование. Требуя слишком многого, можно не добиться необходимого и вполне доступного. Я думаю, что те истории, о которых я говорю, вряд ли имеют продолжение в рамках Уголовного кодекса, даже если бы там была какая-то такая статья. Но есть церковные каноны, которые никто не отменял. Церковь в своих собственных правилах прописала, каким должен быть священник или епископ.
– Ваша фигура оказалась в перекрестье общественных дискуссий о роле Русской православной церкви в обществе, которая активизируется уже несколько лет. В целом как бы вы определили ситуацию, в которой сейчас находится церковь?
– Даже та история, о которой приходится сейчас говорить, показывает: у церкви есть более серьезные проблемы, чем, скажем, ее пресловутое сращивание с государством. В церкви полно своих собственных внутренних проблем, и очень хотелось бы, чтобы эти проблемы были наконец замечены. Я очень хотел бы, чтобы патриарх Кирилл возглавил движение за очищение самой церкви и тем самым приобрел бы искреннюю общенародную любовь.
– Ваше устранение из Духовной академии – это только первый удар ваших противников? Вы остаетесь священником, занимаете многочисленные должности в церковных и светско-церковных организациях – это все теперь под угрозой?
– Все что угодно может быть. Я не исключаю даже того, что меня будут подводить к лишению сана, например. Я не первый год в церкви, поэтому понимаю, как много здесь может зависеть от неправовых способов принятия решений. Плюс к этому и право наше составлено так, что подчиненный никогда не сможет доказать своей правоты. Например, мне уже угрожают судом в связи с тем, что я упомянул имя одного белорусского епископа в этом скандале. Уже мне напоминают правило: что если кто-то досадит епископу, будет отлучен от церкви. В церковном законе есть такая формулировка, но они понимают ее совершенно по-базарному: досадить – значит, сказать что-то неприятное. Поэтому не надо зарекаться ни от чего.
– В начале нашего интервью вы сказали, что совершили ошибку, и я так понял, что это тактическая ошибка. Тем не менее в целом вы жалеете о том, что вынесли сор из избы?
– Да, в общем, не жалею. Я считаю, что это получилось, если говорить церковным языком,
промыслительно. То есть какая-то воля Божья в этом все-таки сказалась.
