Невозможность поэзии - это попросту авторское переживание, с одной стороны, того, что он, автор, не является владельцем дара - он не может манипулировать тем, что получается. Любое "олимпийство" здесь - признак владения техникой дела, обманывающее владельца или помогающее ему обмануть всех и скрыть свою истинную беспомощность. С другой стороны, невозможность поэзии - с её стороны - это негарантированность, зыбкость, это минутная беседа тюремного сидельца с пришедшим с воли другом - каждый из них пойдёт после свидания к своему, и куда пойдёт узник, ему до боли ясно, а вот куда пойдёт его минутный посетитель, не ведомо - куда угодно, воля. Отсюда бесспорная мысль о поэте как служителе неведомого.
Это символическая область, но, как писал А.Н.Уайтхед в "Символизм, его смысл и воздействие" (1927), "отношение человека к символизму представляет собой неустойчивую смесь тяготения и отвращения. Практический интеллект, теоретическое желание проникнуть в первичный факт и иронические критические порывы составляют основные мотивы отвращения от символизма. Практические люди желают фактов, а не символов. Ясный теоретический интеллект с благородным энтузиазмом, обращённым к точной истине, любой ценой и рискуя всем устраняет символы, как будто они - просто фантазии, скрывая и извращая то внутреннее убежище элементарной истины, на которое разум претендует как на своё собственное".
Не буду пускаться в критику приведённой односторонности. Честно доведённая до своего предела, ставшая крайностью, эта точка зрения, наоборот, только ещё раз покажет нам, что, в сущности, поэтическая практика остаётся скрытой от дневного разума, что всегда раздражало убеждённых носителей этого разума. Это ярость Калибана, смотрящего на себя в зеркало. Освальд Шпенглер же (спасибо далекому другу, напомнил) говорит, и говорит спокойно, словно то самое зеркало, в котором чудовище увидело себя впервые: "Простые понятия суть всегда труднейшие. Их простота состоит в том, что бесконечно многое из того, чего нельзя высказывать, ничуть не нуждается в том, чтобы быть высказанным, поскольку для людей этого круга оно интуитивно застраховано, а для посторонних, разумеется, по той же причине совершенно недоступно".
Быть может, тот, кто приходит к узнику в тюрьму перекинуться парой слов, делает это вовсе не для того, чтобы его речь была предана публичности и была записана - он приходит только лишь затем, чтобы поддержать сидящего в тюрьме.
И вообще - занятия невозможным, то есть поэзией, требуют максимального напряжения и в то же время эта ситуация органична для человека. Из трудных искусственных ситуаций человек чаще всего возвращается к прежнему, практически не изменив своей жизни. Поэтические усилия меняют всё. Либо они ложны. Так что по качеству человека всё равно всё видно.
https://nandzed.livejournal.com/9647346.html
